*
Белькур.
Молодая женщина охраняет послеобеденный сон мужа, не позволяя детям шуметь. Две комнаты. Она стелет на пол в столовой одеяло и бесшумно забавляет детей, чтобы дать мужчине поспать. Жарко, и она оставляет дверь на лестницу открытой. Временами ее одолевает дремота, и, проходя мимо, можно увидеть, как она лежит, а вокруг тихо играют дети, поглядывая на ее легонько вздымающуюся грудь.
*
Белькур.
Уволен. Не решается ей сказать. Говорит. - Ну что ж, будем по вечерам пить кофе. День на день не приходится.
Он смотрит на нее. Он часто читал истории о том, как женщина "мужественно переносит бедность". Она не улыбнулась. И снова ушла на кухню. Мужественно? Нет, смиренно.
*
Бывший боксер потерял сына. "Что мы значим на земле? А все суетимся, суетимся".
*
Белькур.
История Р. "Я знал одну даму… она была, так сказать, моя любовница… Я заметил, что дело тут нечисто: история с лотерейными билетами (Ты купила мне лотерейный билет?). История с костюмом и с сестрой. История с браслетами и "Уликой".
Трачу 1300 франков. А ей все мало. "Почему бы тебе не работать полдня? Ты бы избавила меня от всех этих мелочей. Я купил тебе костюм, я даю тебе по 20 франков в день, я плачу за комнату, а ты распиваешь кофе с подружками. Подаешь им и кофе и сахар. А деньги тебе даю я. Я тебе делал только добро, а ты мне платишь злом".
Просит совета. Он по-прежнему "не прочь спать с ней". Он хочет послать ей такое письмо, чтоб она "знала свое место" и чтоб она "пожалела о том, что было".
Напр.: "Ты думаешь только о своих забавах, и все дела". А дальше: "Я-то думал, что…" и т. д.
"Ты не видишь, что все завидуют твоему счастью".
"Я ее поколачивал, но, так сказать, легонько. Она кричала, я закрывал ставни".
То же самое и с подружкой.
Он хочет, чтобы она сдалась. Он трагичен в своем стремлении унизить обманщицу. Он поведет ее в гостиницу и вызовет "полицию нравов".
История с друзьями и пивом. "Вы говорите, что вы по этой части". "Они сказали, что, если я захочу, они ее запишут как проститутку".
История с пальто. История со спичками.
"Ты поймешь, как тебе было хорошо со мной".
Эта женщина - арабка.
*
Тема: мир смерти. Трагическое произведение - удавшееся произведение.
… - Но, судя по вашему тону, эта жизнь вам не по душе, Мерсо.
- Она мне не по душе, потому что скоро я лишусь ее - вернее, она мне слишком по душе, поэтому я чувствую весь ужас предстоящей утраты.
- Не понимаю.
- Не хотите понять.
- Быть может. Патрису пора уходить.
- Но, Патрис, а как же любовь?
Он оборачивается, лицо его искажено отчаянием.
- Любовь существует, - говорит Патрис, - но ведь она принадлежит этому миру.
*
Богадельня для стариков (старик идет полем напрямик). Похороны. Солнце расплавляет гудрон на дороге - ноги вязнут и оставляют черные вмятины. Открывается сходство между этой черной грязью и клеенчатой шляпой кучера. И вся эта чернота, липкая чернота расплавленного гудрона, тусклая чернота одежды, блестящая чернота катафалка - солнце, запах кожи и лошадиного навоза, лака, ладана. Усталость. А тот идет напрямик через поля.
Он идет на похороны, потому что покойница была единственным близким ему человеком. В богадельне им говорили, как детям: "Жених и невеста". И он смеялся. Ему было приятно.
*
Персонажи.
A) Этьен, "физический" персонаж; его внимание к собственному телу:
1) арбуз
2) болезнь (колики)
3) естественные потребности - хорошо - тепло и т. д.
4) он смеется от радости, когда ест что-то вкусное.
Б) Мари К. Ее родственник, и их совместная жизнь, "он платит за жилье".
B) Мари Эс. Детство, роль в семье. Ее непорочность, о которой все толкуют. Святой Франциск Ассизский. Страдание и унижение.
Г) Госпожа Лека. Ср. выше.
Д) Марсель, шофер - и старуха из кафе.
*
Чувства, которые мы испытываем, не преображают нас, но подсказывают нам мысль о преображении. Так любовь не избавляет нас от эгоизма, но заставляет нас его осознать и напоминает нам о далекой родине, где этому эгоизму нет места.
*
Вернуться к работе над Плотином.
Тема: ум у Плотина.
1) Ум - понятие неоднозначное.
Интересно рассмотреть его положение в истории в тот момент, когда ему предстоит либо приспособиться, либо погибнуть.
Ср. Диплом.
Это тот же самый ум, но и не совсем тот же.
Ибо есть два ума:
один этический, другой эстетический.
Тщательно изучить: плотиновский образ как силлогизм этого эстетического ума.
Образ подобен притче: это попытка выразить непостижимость чувства в очевидной непостижимости конкретного.
Как во всех описательных науках (статистика, которая коллекционирует факты), главная проблема в метеорологии есть проблема практическая: проблема замены недостающих наблюдений. Поэтому при восполнении пробела всегда прибегают к понятию среднего арифметического, для чего необходимо обобщение и осмысление опыта, разумное содержание которого как раз и нуждается в выявлении.
*
Белькур. Торговец, спекулирующий сахаром, кончает с собой в туалете.
*
Немецкая семья в 14-м году. Четыре месяца передышки. Потом за отцом приходят. Концлагерь. Четыре года нет вестей. Жизнь в течение этих четырех лет. Он возвращается в 19-м году. У него туберкулез. Через несколько месяцев он умирает.
Дочки в школе.
*
Художник и произведение искусства. Подлинное произведение искусства сдержанно. Существует некоторое соотношение между опытом художника в целом, его мыслью + его жизнью (в каком-то смысле его системой - исключая все, что это слово подразумевает систематического) - и произведением, которое отражает этот опыт. Это соотношение неверно, когда в произведении искусства воплощается весь жизненный опыт автора в некотором литературном обрамлении. Это соотношение верно, когда произведение искусства есть часть, отсеченная от опыта, алмазная грань, вбирающая в себя весь внутренний блеск без остатка. В первом случае произведение громоздко и литературно. Во втором - жизнеспособно, ибо за ним угадывается богатейший опыт.
Проблема заключается в том, чтобы приобрести житейскую мудрость (вернее, жизненный опыт), которая глубже мудрости писательской. В конечном счете великий художник прежде всего тот, кто постиг великое искусство жизни (при условии, что в понятие жизни входит и ее осмысление - и, более того, едва уловимое соотношение между опытом и его осознанием).
*
Чистая любовь - мертвая любовь, если понимать под любовью любовную жизнь, создание определенного жизненного уклада, - в такой жизни чистая любовь превращается в постоянную отсылку к чему-то иному, о чем и нужно условиться.
*
Мысль всегда впереди. Она видит слишком далеко, дальше, чем тело, не выходящее за рамки настоящего.
Лишить человека надежды - значит свести мысль к телу. А телу суждено сгнить.
*
Лежа, он смущенно улыбнулся, и глаза его сверкнули. Она почувствовала, как вся ее любовь подступила к горлу, а на глаза навернулись слезы. Она впилась в его губы и омочила своими слезами его лицо. Ее слезы текли ему в рот, и он пил из этих соленых губ всю горечь их любви.
*
Черствое сердце творца.
*
"Если бы я хотя бы умела читать! Ведь вечерами, при свете я не могу вязать. Поэтому я лежу и жду. Долго, часа два лежу вот так. Ах! Была бы со мной внучка, я бы с ней разговаривала. Но я слишком стара. Может, от меня плохо пахнет. Внучка никогда ко мне не приходит. Вот так и живу совсем одна".
*
2-я ч.
Сегодня умерла мама. Или, может, вчера, не знаю. Получил телеграмму из дома призрения: "Мать скончалась. Похороны завтра. Искренне соболезнуем". Не поймешь. Возможно, вчера…
Как говорил привратник: "На равнине жарко. Стараются похоронить побыстрее. Особенно здесь". Он рассказал, что сам он родом из Парижа и с трудом привык. Потому что в Париже покойника хоронят через два, а то и через три дня. А здесь нет времени, не успеешь свыкнуться с мыслью, что человек умер, как уже надо поспешать за дрогами".
Вот процессия и торопилась что есть сил. Только солнце заходило со сволочной быстротой. Верно заметила сиделка, которую отрядили на похороны: "Медленно идти опасно, может случиться солнечный удар. А если заторопишься, бросает в пот, и тогда в церкви можно простыть". Она была права. Положение безвыходное.
Служащий похоронного бюро что-то мне сказал, но я не расслышал.
Одной рукой он приподнял шляпу, а другой вытирал лысину носовым платком. Я спросил его: "Что-что?" Он повторил, показывая на небо: "Ну и шпарит". "Да", - сказал я. Немного погодя он спросил: "Вы покойнице кто - сын?" Я опять сказал: "Да". - "Старая она была?" - "В общем, да", - сказал я, потому что не знал точно, сколько ей было лет. Тогда он замолчал.
*
Декабрь 38-го г.
Для "Калигулы": анахронизм - самое неудачное, что можно придумать для театра. Поэтому Калигула не произносит в пьесе ту единственную разумную фразу, какую мог бы произнести: "Стал мыслить лишь один - и мир весь опустел".
*
Калигула: "Мне нужно, чтобы все вокруг молчали. Мне нужно, чтобы замолчали люди и чтобы затихли ужасные сердечные смуты".
*
15 декабря.
Каторга. Ср. репортаж.
*
На митинге. Старый железнодорожник, опрятный, гладко выбритый, с перекинутым через руку плащом, тщательно сложенным клетчатой подкладкой вверх, в начищенных башмаках, спрашивает, "не здесь ли состоится собрание", и говорит, как он волнуется, когда думает о судьбе рабочих.
*
В больнице. Больной туберкулезом; врач сказал, что через пять дней он умрет. Он решает выиграть время и перерезает себе горло бритвой. Он не может ждать пять дней, это очевидно.
"Не пишите об этом в ваших газетах, - говорит санитар журналисту. - Он и так настрадался".
*
Он любит здесь, на земле, а она любит его с уверенностью, что они соединятся в вечности. Их любовь нельзя мерить одной меркой.
*
Смерть и творчество. На пороге смерти он просит почитать ему вслух его последнее произведение. Это не совсем то, что он хотел сказать. Он просит сжечь его. И умирает без утешения - что-то оборвалось у него в груди, словно лопнула струна.
*
Воскресенье.
Ветер бушевал в горах и мешал нам идти вперед, не давал говорить, свистел в ушах. Весь лес снизу доверху извивается. От горы к горе над долинами летят красные листья папоротника. И эта прекрасная птица, рыжая как апельсин.
*
История солдата Иностранного легиона, который убивает свою любовницу в служебной комнате. Потом берет тело за волосы и тащит его в зал, а оттуда на улицу, где его и арестовывают. Хозяин кафе-ресторана взял его в долю, но запретил ему приводить любовницу. А она возьми да и приди. Он велел ей убираться. Она не захотела. Поэтому он ее убил.
*
Пара в поезде. Оба некрасивы. Она льнет к нему, хохочет, кокетничает, завлекает его. Он хмурится, он смущен: все видят, что его любит женщина, которой он стыдится.
*
Светское общество или два старых журналиста, которые бранятся в комиссариате, на радость полицейским. Старческая ярость двух мужчин, не имеющих сил для драки, выливается в сплошной поток ругани: "Дерьмо - Рогач - Мудак - Скотина - Сутенер".
- Я человек чистый!
- Ты себя со мной не равняй!
- Ни за что! Ведь ты последний мудак.
- Заткнись, не то я тебе так двину по роже - от тебя мокрое место останется!
- На такого силача, как ты, я кладу с прибором! Потому что я человек чистый.
*
Испания. Член партии. Хочет пойти добровольцем в армию. При опросе выясняется, что причина - семейные неприятности. Его не берут.
*
В жизни всякого человека мало великих чувств и много мелких. Если совершаешь выбор - две жизни и две литературы.
*
Но на самом деле это два чудовища.
*
Удовольствие, которое приносит общение мужчины с мужчиной. То самое, мимолетное, которое испытываешь, когда даешь прикурить или просишь об этом, - сообщничество, масонское братство курильщиков.
*
П. заявляет, что может предложить "миниатюру с изображением беременной девы в рамке из ключиц тореадора".
*
Плакат на казарме: "Алкоголь усыпляет человека и будит зверя" - чтобы люди знали, почему они любят выпить.
*
"Земля была бы великолепной клеткой для животных, чуждых всего человеческого".
*
Среди самых чистых моих радостей многие связаны с Жанной. Она частенько говорила мне: "Глупыш". Это было ее выражение, она произносила его со смехом, но как раз в эти минуты она любила меня сильнее всего. Оба мы из бедных семей. Она жила через несколько улиц, в центре. Ни она, ни я никогда не покидали родного квартала, где прошла вся наша жизнь. И у нее и у меня дома было одинаково тоскливо и гадко. Наша встреча была попыткой от всего этого освободиться. Но, когда теперь, через столько лет, я вспоминаю ее лицо усталого ребенка, я понимаю, что нам не удавалось освободиться от этого убогого существования и что наша любовь доставляла нам радость, какую не купишь ни за какие деньги, именно потому, что мы любили друг друга среди этого мрака.
Наверно, я очень страдал, когда она ушла. И все же я не устраивал сцен. Потому что никогда не чувствовал себя победителем. Мне и сейчас кажется более естественным сожалеть об упущенном. И хотя я не заблуждаюсь на собственный счет, я всегда считал, что Жанна больше принадлежит мне в такой день, как сегодня, чем когда она вставала на цыпочки, чтобы дотянуться до моей шеи и обвить ее руками. Я уже не помню, как я с ней познакомился. Но помню, что повадился ходить к ней. И что ее отец и мать посмеивались, глядя на нас. Ее отец был железнодорожником, в свободные часы он обычно сидел в уголке и задумчиво смотрел в окно, положив на колени свои огромные лапищи. Мать с утра до ночи хлопотала по хозяйству. Жанна ей помогала, но делала это так легко и весело, что, глядя на нее, я забывал, что она работает. Она была среднего роста, но рядом со мной казалась маленькой. Когда я видел, как она, такая тоненькая, такая легкая, переходит улицу перед грузовиками, сердце у меня сжималось. Теперь я понимаю, что ума у нее, конечно, было немного. Но в то время я не задавался подобными вопросами. Она умела так неподражаемо разыгрывать обиду, что восхищала меня до слез. А это неуловимое движение, каким она оборачивалась ко мне и бросалась в мои объятия, если я умолял ее простить меня, - даже теперь, через столько лет, оно не может оставить равнодушным мое сердце, ставшее бесчувственным к стольким вещам. Я уже не помню, желал ли я ее. Я помню, что все перемешалось. Помню, что все мои переживания разрешались нежностью. Если я и желал ее, то забыл об этом в первый же раз, когда в коридоре она подставила мне губы в благодарность за крошечную брошку, которую я ей подарил. Со своими зачесанными назад волосами, зубастым ртом неправильной формы и часто кривящимися губками, ясными глазами и прямым носиком, она предстала мне в этот вечер ребенком, которому я подарил жизнь для ласк этого мира. Я надолго сохранил это чувство; Жанна поддерживала его, неизменно называя меня "старшим другом".
У нас были свои радости. Когда мы решили пожениться, мне было двадцать два года, ей - восемнадцать. Больше всего радовала нас и настраивала на серьезный лад узаконенность нашей любви. Жанна пришла к нам в дом, мама поцеловала ее и назвала: "Моя девочка" - все это приводило нас в щенячий восторг, которого мы и не думали скрывать. Но воспоминание о Жанне связано для меня с ощущением, которое я до сих пор не могу объяснить. Я каждый раз испытываю его, когда мне грустно и я иду по улице и вдруг встречаю трогательное женское личико, а потом вижу красиво украшенную витрину - тут у меня перед глазами встает лицо Жанны, живое, знакомое до боли, и она оборачивается ко мне со словами: "До чего ж красиво!" Это бывало в праздники. Магазины в нашем квартале ярко светились огнями. Мы останавливались перед витринами кондитерских. Шоколадные человечки, гирлянды из серебряной и золотой фольги, снежные хлопья из ваты, позолоченные тарелки и пирожные всех цветов радуги - все восхищало нас. Мне было немного стыдно. Но я не мог сдержать радости, переполнявшей меня и блестевшей в глазах Жанны.