"Предпасхальное" угощение для домового готовили и несколько иначе: в Великий четверг "стряпают четыре пресные булочки, бросают их в печь наотмашь, стоя спиной к печке. Когда испекутся, - три хлебца (они величиной с куричье яичко) надо скормить лошадям, а четвертый хлебец положить под матку во дворе со словами: "На тебе, хозяин, хлеб-соль. Корми моева скота. Я ево кормлю днем, а ты корми ево ночью"" (так же пекли четыре булочки, чтобы скормить коровам) (Енис.) <Макаренко, 1913>.
Домового "закармливали" перед Великим постом, угощали на каждое заговенье и разговенье, на Рождество (Сиб.). На заговины, "перед тем как садится за стол ужинать хозяин с хозяйкою идут на двор, становятся у ворот и говорят: "Царь домовой, царица домовица, с малыми детками, милости просим с нами заговлять". При этом, не крестясь, кланяются до земли на все четыре стороны и возвращаются в хату ужинать. Поужинав, оставляют на столе кушанье и посуду… для того, чтобы домовому с домовихой было чем заговеть" (Смол.). В Забайкалье, оставляя еду на столе, приглашали вечером: "Господин хозяин, приходи заговлять. Вот тебе хлеб-соль, Божья милость, приходи, кушай!.."
Чествовали домового и дворового хозяина и в день первого выгона скота в поле. Новгородцы, например, при первом выходе коров в поле "торкали вербочки" на седьмом венце двора, "чтобы не превысить и не принизить домового".
Были и особые праздники домового. Один из них - 7 февраля, день Ефрема Сирина, "именины домового", когда домового "закармливали", оставляли ему еду (кашу на загнетке) с просьбой беречь скот. 12 апреля, в день Иоанна Лествичника, домовой праздновал наступление весны. По словам крестьян, в этот день он бесился, сбрасывал шкуру, подкатывался хозяевам под ноги и т. п. Крестьяне Новгородской губернии считали, что домовой бесится и перед Петровым днем.
В Тобольской губернии говорили, что "в ноябре с домовым как с родным: или задабривай или выгоняй"; в некоторых районах России домового "ублажали" в Михайлов день. 1 ноября (в день Кузьмы и Демьяна) домового "помелом гнали и помелом метили, чтоб не разорял двор и не губил животных" <Ермолов, 1901>.
Лик домового, обращенный не столько к животным, сколько к людям (домовой вещает судьбу обитателей дома), очеловечен, но сохраняет "звериные черты". Часто в поверьях домовой - человек, но обросший шерстью, мохнатый; седой старик, покрытый шерстью (Забайк.); он седой как лунь и весь покрыт волосами (Волог.). На Вологодчине считали, что "вид домового бывает весьма разнообразный. Во многих местах толкуют, что он не имеет своего вида, а является в том или другом образе, какой ему вздумается принять: в образе человека, покрытого шерстью (чаще всего), черной кошки, собаки. Вообще же видеть его удается лишь в редких случаях" <Иваницкий, 1890>.
Домовой - плотный мужичок в смуром кафтане (по праздникам - в синем, с алым поясом), космат, весь оброс мягким пушком <Даль, 1880>; домовой мохнат (Тульск.); ходит в свитке, подпоясанный, все тело его в белой шерсти (Орл.);домовой мохнат, "как саксачий тулуп" (Урал); он - старик с длинной всклокоченной бородой, с маленькими, чуть заметными рожками, с подогнутым незаметно хвостом (Волог.).
С представлениями о мохнатости домового связаны и понятия о достатке дома, его хозяев. Если домовой мохнат, хозяин богат; давящий во сне мохнатый домовой "наваливается к богатству", "голый" - к бедности.
Многообразие обличий домового связывается иногда с тем, что домовым духом может как будто бы стать существо, случайно или намеренно погубленное в пределах дома во время его строительства. В этих, правда, не очень распространенных поверьях XIX–XX вв. можно видеть и отголоски представлений о необходимости "строительной жертвы", и некоторых др. (ср. сохраняющуюся до начала XX в. веру в то, что первому вошедшему в дом суждено умереть). Бытовали представления, согласно которым любое существо, измеренное мастером-строителем (мерка зарывается под одним из углов будущего дома), умирает, обращаясь в домового, но сохраняя прежние отличительные черты, привычки - например, мяукая и царапаясь, если была измерена кошка, и т. п. <М. З., 1857> (жители Архангельской губернии верили: "чтобы закласть дом на чью-либо голову", плотнику нужно только поставить кверху комлем то дерево, которое считали в основании дома главным).
Домовой-человек (старик или человек среднего роста и возраста, плотного сложения, реже - очень высокий или, напротив, крошечный) в доме обитает чаще всего в подпечье, в подполье (в голбце - см. ГОЛБЕЧНИК). Другие традиционные места его обитания - углы, чердак, порог. "Часто его видят, в серой рубахе, седенького, спускающегося на пол с полатей или "бруса"" (Забайк.).
Домовой "пользуется положением, равным хозяину дома" (Олон.), откуда и такие его имена, как "большак избной", "хозяйнушко мохнатый" (Олон.); "большачок" (Волог.); "домоведушко" (Симб.); "сам" (Яросл.). Жена домового - домаха, доманушка, домовичка. Иногда семья домового появляется и в избе: "Мужик раз лежит себе ночью. Видит вдруг - вошла баба с зыбкою. Повесила зыбку, а сама у печки греться стала: "Аа-а-а! - говорит. - Холодно!" А сама зыбку качает. Испугался мужик, взял да и зажег спичку. Она сейчас в дверь и зыбку с собой взяла. Потушил мужик огонь - лежит. Взошел сам-то дворовой - говорит: "Жалко тебе избы стало, что ли? Не пустил бабу обогреться!" Он муж ее был, знать" (Олон.).
По некоторым поверьям, домовой любит посещать тоскующих жен, вдов. Он женится и на проклятых, "отсуленных" ему недобрым словом девушках, которые, как и другие проклятые матерью дети, исчезают, но могут продолжать невидимо жить в подполье, у домового (см. ПОДПОЛЬНИК, ПОДПОЛЬНИЦА).
Домовой, пребывающий в основном у печи (за печью, в подпечье, в голбце), часто появляется и на печи, и даже в самой печи (Волог.); чтобы увидеть домового, нужно влезть в печку (Олон.). "Если хозяин уходит из дому, то для того, чтобы вместе с ним не ушел домовой, печь загораживают ухватом или заслоняют заслонкой" (Влад.) <Зеленин, 1991>. "Зимою в избе на ночь для тепла открывают у печки заслон и на место его, посреди устья, ставят вертикально лучинку, примечая от старых людей, что печку недолжно оставлять открытою без пристановки к ней лучины, чтобы домовой не пошутил" (Арх.). Печь - не связывая это с поверьями о домовом - старались закрыть и при первом выгоне скота в поле (Сиб.), и при начале сева, при отъезде хозяина из дома "в далекие места" и т. п. (Моск., Волог.).
Русская печь - излюбленное место пребывания домового: он даже "сбрасывает старух с печи, если они постоянно занимают печку. Так рассказывала одна бобылка. Она была больная и не слезала с печи. Домовой ее толкал, только она все время упирается: "Не пущу родимый, самой некуда". Ну, взял ее да и сбросил - сам на печку полез" (Моск.).
На печи домовой располагается в определенном направлении - вытягиваясь вдоль нее (Курск.). Отметим, что в некоторых районах России крестьянам полагалось спать поперек печки, чтобы не досаждать ее традиционному обитателю - домовому: "Грелся раз мужик на печке, а лежал-то вдоль печки. Вдруг кто-то приходит в избу, да и идет прямо на печку. [Домовой] стал на лежанку-то да и видит, что мужик лежит вдоль печи; а уж ему-то пройти и нельзя…"(Новг.).
Домовой представлялся и живущим на печи: "Домовой прежде жил в избе, лежал рядом с хозяином. Для этого пристраивалась (и теперь существует) казенка вдоль печи - место нечистое, куда нельзя класть ни хлеба, ни креста" (Тамб.).
По поверьям ряда районов России, на печи (под печью) могли появляться и покойники. Покойник, как и домовой, появляется на печи в определенном положении, со-положении с печью, вдоль нее - он как бы "выступает" из самой печи, затем "растворяясь" в ней: "Я лежу на печи, головой вот туда. Слышу - дышит кто-то около меня… Я одной рукой пощупала: там кошка. А другой вот так стала щупать: ой, кто-то холодный-холодный мне попался! Я взяла от головы до самых ног ощупала: женщина. <…> Там женщина умирала, на этой печи. А может быть, мне она и привиделась?" (Новг.).
В подобных сюжетах, поверьях представления о печи как о своеобразном живом существе сливаются с представлениями о "выступающих" из нее (или появляющихся из-под нее) умерших родственниках, предках-покровителях, которые могли ассоциироваться и с домовым, его семьей. Местопребывание всех этих существ в доме искони связывалось с подпечьем, запечьем, печью, очагом. В. Я. Пропп полагал, что, когда оседлость становится постоянной, создается культ предков. "Культ предка встречается, перекрещивается с культом огня, и в сознании людей очаг становится местом пребывания умершего предка" <Пропп, 1976>.
Возможно, такие представления объясняют обычай "прощания молодца с родом-племенем" - при проводах на службу нужно было открыть заслонку у печи и сказать: "Прости Христа-ради" - и повторить то же самое, открыв "западню" в голбец (чтобы не тосковать о доме) (Перм.).
В ряде губерний России голбец (голубец), с которым устойчиво связан домовой, - это и пристройка, чуланчик у печи, и нижний этаж избы, наполовину помещающийся в земле; но это и надгробный памятник, в частности, деревянный обруб из бревен, сделанный по длине могилы, иногда покрытый плоской или двускатной кровлей (см. ГОЛБЕЧНИК). Отмечены и случаи захоронения в подполье дома (правда, единичные). Так, по сообщению из Заволжья, "бывали тоже семьи, которые делали из подполья изб своих, называемого голубцем и служащего вместо домашнего подвала, домашнее кладбище целого семейства" <Толстой, 1857>.
Связь домового с культом огня, очага в русских поверьях обнаруживается в основном лишь в устойчивом его пребывании под печью, за печью, на печи или на чердаке, возле трубы. Домовой - покойник, предок выступает в верованиях крестьян очень рельефно. Об этом свидетельствует не только его традиционное обличье (например, белизна его шерсти, одежды - белый цвет отличает обитателей иного мира), но его положение "хозяина" (часто - "деда"), старшего над всеми жившими и живущими в доме (ср. также совет: "если домовой не любит" - пойти на кладбище и положить что-нибудь на могилки, лучше - на могилки родственников (Том.) <Бардина, 1992>).
Однако домовой, пожалуй, не столько "хозяин" дома (его хозяйские функции проявляются главным образом по отношению к скоту и, заметим, весьма двойственно), сколько вещун, "хозяин" человеческой судьбы.
Прежде всего обращает внимание то, что домовой, в многочисленных рассказах, становится причиной или предвестником неудобств, бед. Он шалит, вредит в избе (топает, кричит, кидает кирпичи, разбрасывает посуду и т. п.) или беспричинно выживает хозяев из дому (в таком случае лучше уйти - Том.);домовой "любит посвоевольничать" (Орл.). "Если по ночам что-нибудь постукивает на чердаке, то думают, что в доме завозилась нежить. Это же означает, что домовой выгоняет жильца из дому, что уж нет больше жиры. Когда появится в доме много крыс и мышей - квартирант не уживается долго в нем. Это тоже означает, что напущенная домовым тварь выживает жильцов" (Арх., Мурм.) <Ефименко, 1877>.
По достаточно распространенным поверьям, домовой может красть детей и разносить болезни, т. е. опять-таки быть источником, воплощением несчастья. Калужские крестьяне полагали даже, что домовые воруют у них платье и домашнюю утварь, и, ложась спать, "ограждали крестным знамением свое достояние" <Ляметри, 1862>.
Домовой невидимо расхаживает по избе и нечаянно попавший на его "дорогу" человек может тяжело заболеть, умереть (Яросл.); "худой след на дому бывает" (где "домовой прошел") - этот след "не видно спроста", "ступил на него да изругался - добру не бывать" (Олон.). "…Неизбежно случится кашель у того, кто пройдет босиком по полу, по следам домового, имеющего привычку всю ночь бегать по хате и играть со своими детьми"; домовой может "надышать больному прямо в рот", и "отсюда является сильный кашель при чахотке и оттого же иногда заболевает горло" (Орл.). "Если заболевание произошло ночью, то это, несомненно, указывает, что в данном случае подшутил дворовый хозяин, домовой" <Попов, 1903> (точно так же домовой-дворовой вызывает заболевание скотины, "сталкивая ее со своих путей" (Яросл.).
Повсеместно в России следствием "душения домового" считали ночные кошмары (см. ГНЕТОК, НАВНОЙ) (чтобы избежать их, рекомендовалось не спать на спине, у порога, поперек пола, не перекрестившись на ночь).
Обычно невидимый, а только слышимый или осязаемый, домовой стонет и плачет перед бедой, "наваливается" на человека к переменам (причем уже неотвратимым), а появляется, становится видим - к несчастью.
Появляется домовой-судьба не только в облике старшего в доме (часто тождественном облику реального хозяина дома), но и в обличье недавно умерших обитателей избы или тех домочадцев, которым предстоит опасно заболеть, умереть.
Домовой в отсутствие хозяина носит его одежду, кажется редко и к несчастью (Вятск.); домовой имеет вид хозяина дома, является к несчастью (Яросл.); домового часто видят перед смертью (он очень похож на хозяина дома) (Влад.). "Раз баба приходит на двор и видит человека: сидит в углу на корточках, в красной рубахе, борода черная, - совершенно такой, как хозяин дома" (особенно часто является домовой перед смертью кого-либо из членов семьи (Волог.). Перед смертью хозяина домовой садится на его место и работает его работу <Даль, 1880(1)>; увидеть домового в образе еще живого человека - к смерти этого человека, "самое явление это, говорят, с того света" (Яросл.). Домовой - предок рода, обреченный в батраки живущим в доме и каждый раз принимающий облик последнего умершего в семье (Тамб.).
Очевидно, что домовой-вещун не только самый первый покойник в доме, в роде (родоначальник, предок), не только двойник хозяина дома, но и двойник любого из живущих в нем. Двойник-судьба, он становится зримым перед бедой.
Подобное сочетание старшего и последнего покойников (в одном или двоящихся образах) характерно для верований многих народов. "Раздвоение" патронов дома отмечено, например, Л. Я. Штернбергом у гольдов, где старший покойник воплощает "душу счастья дома", прочие же покровители дома сменяются по очередной смерти живущих в нем людей <Штернберг, 1936>.
Также распространены и представления о двойниках-охранителях, спутниках человека, становящихся видимыми перед несчастьями; "появление этих спутников на земле, одновременно с рождением человека, есть некоторым образом тоже рождение" <Потебня, 1914>.
Понятия о домовом как о рождающемся (или появляющемся) вместе с человеком духе-спутнике (правда, достаточно смутно) прослеживаются в некоторых поверьях XIX―XX вв.: крестьяне Никольского уезда Вологодской губернии дают матери новорожденного ломоть ржаного посоленного хлеба - "с этим ломтем предварительно спускаются в подполье, обходят все углы и, призывая домового, говорят: "Суседушко, батюшко, иди-ко-ся за мной"" <Попов, 1903>; "При рождении Бог посылает человеку ангела для защиты, черта для искушения и домового для ведения хозяйства" (Ворон.) <Ав-ский, 1861>.
Домовой-двойник, возможно, и дух-охранитель, и жизненная сила, и душа, "хозяин" человека: в поверьях русских крестьян душа "телесна", почти в точности повторяет людское обличье (см. ПОКОЙНИКИ). Это соответствует общим для разных народов представлениям о душе не только как о достаточно самостоятельной субстанции, но и как об обладающем независимым бытием "хозяине", двойнике человека. Человек живет потому, что в нем живет особый дух, его двойник. У примитивных народов душа (двойник) так и называется - "хозяин" <Штернберг, 1936>. Этот "хозяин" может не только обитать внутри человека, но и передвигаться отдельно, вне его, и даже обладать независимым бытием, ср.: "Кто спит с застегнутым воротом рубашки, успит свою душу" <Даль, 1984>. При глубоком обмороке "больного, вместо подачи помощи, наряжают в чистую одежду и кладут на лавку, как покойника. "Не знай, - говорят крестьяне, - вернется его душенька с того света в свое тело или нет; она ведь по раю да по аду ходит, так тело и одежда должны быть чистыми, чтобы душа не побрезговала войти назад, когда из своего странствия вернется"" (Пенз.) <Попов, 1903>.
То, что домовой-двойник - своеобразная "внешняя" душа человека в повторяющем его обличье, подтверждается и сходством домового с тенью, с отражением в зеркале. В ряде районов России домовой пастень, стень - это и призрак, тень, и двойник человека, видимый в зеркале при гадании "Тень-отражение" - один из традиционных обликов души в верованиях многих народов.
В великорусских поверьях "отражение-двойник" нередко наделяется самостоятельным бытием: оно может временно покинуть живого человека и явиться к гадающим; может "жить" после смерти, ср.: "Если покойник отразился в зеркале, то он долго в доме жить будет" <Федянович, 1984>. Подчеркнем, что понятия народа о душе не тождественны каноническим христианским. Они сохраняют (естественно, в трансформировавшейся на протяжении столетий форме) дохристианские представления о душе как о сложном сочетании "прижизненных и посмертных состояний человека" (душа, неразрывно связанная с телом, и душа "свободная", которая способна перейти к новорожденному; душа-двойник и душа-птица; душа-дуновение, дыхание; тень и т. п.). Персонификацией некоторых из этих состояний (или "душ" - привычный нам термин "душа" в данном случае очень условен) может быть домовой.
Итак, домовой - предок, покойник, двойник - не столько рачительный "хозяин" дома, сколько "душа-хозяин" человека, "хозяин" судеб живущих в доме людей, судеб дома.