В баню, где нет оберегающих икон и где мылись, парились, снимая охранительный нательный крест, входили с оглядкой, прося разрешения у банного хозяина, иногда приговаривая: "Крещеный на полок, некрещеный с полка". Забайкальские крестьяне просили: "Господин хозяин, пусти в баню помыться, попариться". Вымывшись, не благословив, не перекрестив, оставляли на полке ведро и веник для банного, благодарили его: "Спасибо те, байнушко, на парной байночке" (Арх.); "Оставайтесь, баинка-парушка, мойтесь, хозяин и хозяюшка!" (Волог.). Приглашали: "Хозяин с хозяюшкой, с малыми детушками, гостите с нам в гости!" (Мурм.). Иногда обращались и к самой бане: "Тебе, баня, на стоянье, а нам на доброе здоровье!" Нарушение этих правил влекло за собой появление "страшного" банника, который мог защекотать, задушить, запарить и даже затащить на каменку, содрать с неугодного ему человека кожу, повесив ее сушиться на печку.
Губящий людей банник может обернуться родственником, знакомым: к припозднившемуся в бане мужчине является соседка и начинает "поддавать" (лить воду на каменку), отчего становится невыносимо жарко. Незадачливый посетитель бани едва не задыхается и насилу изгоняет "соседку-банника" руганью (Новг.). В другом рассказе начала XX в. такие же "знакомые и родственники" (и даже в сопровождении красноармейца) запаривают и забивают за полок старушку (Костр.).
Козни банников могут быть и совершенно немотивированными, но всегда опасны, злы: банник, прикинувшись проезжим барином, просит истопить баню и "запаривает" жену крестьянина (Новг.). В баню, где на полке прячется крестьянин, "входят как два человека и тащат солдата. И начали с солдата кожу снимать и бросили ее на крестьянина. Тот лежит ни жив ни мертв и читает молитву: "Да воскреснет Бог". А они услышали и ему в ответ: "Да растреснет лоб". Он читает дальше: "Да расточатся враги Его". А они: "Да раскачается осина". И так до половины отчитывался. Прочитал он всю молитву, лежит - и кожа на нем. Банники пропали. Утром проснулся, глядь - а на нем лежит рогожа" (Новг.).
"Всякое несчастье, случившееся с человеком в бане, приписывают проделкам банника - "хозяина" бани" (Забайк.).
Образ коварного, обитающего у печки-каменки банника, пожалуй, ближе всего к персонификации жара, морока, душащего человека, жгущего его, к персонификации подстерегающих в бане опасностей.
Однако банник иногда проявляет себя не только как дух бани, но и как дух-охранитель людей - хозяев бани. Он защищает их от "чужих" банников, "чужой" нечисти. "К одному крестьянину приходит вечером захожий человек и просит: "Укрой меня в ночи, пусти ночевать". - "Да места-то нету, вишь, теснота-то какая! Не хошь ли в баню, сегодня топили?" - "Ну вот и спасибо". - "Ступай с Богом". На другое утро этот мужик и рассказывает: "Лег это я на полок и заснул. Вдруг входит в баню такой мужчина, ровно как подовинник, и говорит: "Эй, хозяин! На беседу звал, а сам ночлежников пускаешь, я вот его задушу!" Вдруг поднимается половица и выходит хозяин, говоря: "Я его пустил, так я и защищаю, не тронь его". И начали они бороться. Долго боролись, а все не могут друг друга побороть. Вдруг хозяин (банник) и кричит мне: "Сними крест да хлещи его!" Поднявшись как-то, я послушался и начал хлестать, и вдруг оба пропали"" (Новг., Белозер.).
Существенная для крестьянского рода, семьи охранительная роль банного хозяина (менее ярко, но прослеживающаяся в поверьях и рассказах о нем) связана с двойственным восприятием самой бани: "Бани совершенно считаются нечистыми зданиями. Но ходить в баню мыться должен всякий. Кто не моется в них, тот не считается добрым человеком. В бане не бывает икон и не делается крестов. С крестом и поясом не ходят в баню…" (Арх.) <Ефименко, 1877>. Традиционно в крестьянском обиходе баня - место нечистое, опасное (здесь сказываются и некоторая отдаленность ее от дома, отсутствие икон и т. п.). В то же время "переходное", очищающее пространство бани необходимо: в ней смывается не только грязь, но и болезни, грехи, происходит своеобразное возрождение человека к новой, чистой жизни.
В житии Юлиании Лазаревской (начало XVII в.) повествуется между прочим о том, что в земле Муромской "был на людей сильный мор. <…> Блаженная же (т. е. Юлиания), тайно от свекра и свекрови, зараженных многих своими руками в бани обмывая исцеляла. <…> Изображения бань с парящимися в них людьми не редки в миниатюрах наших Синодиков XVI и XVII вв." <Высоцкий, 1911>. И в ХIХ в. лечение "болезней горячечных, простудных, сыпных горячек, воспалительных очень просто: главную роль играет баня, печь и теплое содержание" (Арх.) <Ефименко, 1877>.
Баня обязательно топилась не только еженедельно, но и перед праздниками, и по случаю самых значительных событий крестьянской жизни - при родах, для невесты накануне свадьбы.
Со времен Древней Руси баню топили и для предков-покойников, умерших родственников, приглашая их помыться и попариться перед большими праздниками (особенно в Чистый четверг Страстной недели). Мылись в бане и перед началом сева, "надеясь, что и семена, и поле будут чистыми" (Забайк.).
Наконец, по мнению ряда ученых, баня - один из самых древних дошедших до нас прообразов крестьянских жилищ, жилищ наших предков, где обитали и продолжают обитать, по поверьям XIX–XX вв., разнообразные божества и наделенные сверхъестественными способностями существа явно не христианской природы - банный хозяин, проклятые и даже русалки. Они не только моются в бане, но и вообще пребывают в ней - например, собираются там на посиделки (проклятые на посиделках в бане плетут лапти) (Новг.).
Очевидно также, что и сама баня, и ее обитатели исконно были и опасны, и необходимы одновременно. Во многих районах России популярен рассказ о явлении в бане проклятой девушки, на которой затем женится парень, решившийся ночью взять с банной каменки камень или сунуть руку в печную трубу (Новг., Влад., В. Сиб.): "Он, кавалер-парень, в одно прекрасное время на святках пошел мимо бани и хотел спросить судьбы. Сунул руку в трубу, а его там схватили…" (Костр.); "Дядя Костя ходил в баню гадать ночью. Показалось им, что сидит женщина на полке, и она ему заговорила… Платок ему подала: "Возьми меня замуж, я твоя невеста"" (Мурм.) (этот сюжет, навеянный распространенным обычаем святочного гадания, возможно, соотносим и с какими-то более давними предбрачными обрядами, обычаями).
В бане нередко происходило "посвящение в колдуны" (см. КОЛДУН).
Баня - одно из самых подходящих мест для поддержания сношений колдующих с чертом (шишком): "А колдун, раз он сумел колдовать, так он показывал сыну шишка. Зачем сын сказал, что нет никого, ни беса, ни шишков, никого нету. Вот колдун и стал говорить: "Я грешный человек, Бога не могу показать (Бога кто может показать), а грешка я покажу, шишка… Я вперед уйду в байню, а ты после за мной приди". Ну, малец справился, попосля его и пошел. Баню открыл… А шишок сидит с отцом на скамейке! Вот малец назад, и белье забыл, и убег домой. И пока в армию не взяли, в баню свою не ходил мыться" (Новг.).
По поверьям Олонецкой губернии, у банного хозяина хранится шапка-невидимка, которую можно получить раз в год. Для этого необходимо пойти в Пасхальную ночь в баню, положить нательный крест и нож в левый сапог, сесть лицом к стене и все проклясть. Тогда из-под полка должен появиться старик с шапкой-невидимкой. Вологодские крестьяне полагали, что, добывая шапку-невидимку, нужно прийти в баню во время Христовской заутрени "и найти там банника (обыкновенно в это время спящего), снять с него шапку и бежать с нею, как можно скорее, в церковь. Если успеешь добежать до церкви, прежде чем банник проснется, то будешь обладать шапкой-невидимкой, иначе банник догонит и убьет". В Печорском крае верили, что получивший такую шапку мог стать колдуном после Вознесения.
Согласно верованиям крестьян, есть у банника и "беспереводный" целковый. Чтобы получить его, нужно спеленать черную кошку и в полночь бросить ее в баню с приговором: "На тебе ребенка, дай мне беспереводный целковый!" - затем быстро выбежать и крестом очертить себя три раза (Ворон.).
Баня - обычное место гаданий. "Иногда в бане оставляли на ночь гребень и просили: "Суженый-ряженый, скажи мне сущую правду, какие волосы у моего жениха". Если назавтра на гребне оказывались мягкие русые волосы, то считали, что и жених будет русый, с хорошим характером. Некоторые смелые девушки ставили в бане зеркало и настойчиво просили: "Суженый-ряженый, приходи, приходи, в зеркало погляди". Если появилось чье-либо изображение, не оглядывайся, а то задушит" (Забайк.) <Болонев, 1978>. Чтобы увидеть суженую или суженого, садились в бане перед каменкой и глядели в зеркало (Енис.).
"Севернорусские девушки берут землю из-под девяти столбов забора, бросают ее на каменку и приговаривают: "Байничек, девятиугольничек! Скажи, за кем мне быть замужем?" <…>…отправляются в полночь в баню, завернув подол на голову, обнажают ягодицы, пятясь, входят в баню и приговаривают: "Мужик богатый, ударь по ж… рукой мохнатой!" Если к телу прикоснется волосатая рука, жених будет богатым, если безволосая и жесткая, он будет бедным и лютым, если мягкая, у него будет мягкий характер" <Зеленин, 1991>.
Во время Святок, при огне, девицы приходят в баню, "снимают пояс, крест, распускают косы и расстегивают все пуговицы, ставят одну в середину, а вокруг ее водят черту и поочередно смотрят в зеркало со словами: "Придите сорок чертей с чертенятами, из-под пеньев, из-под кореньев и из других мест". Черти должны "показать" суженого или показаться в его облике. Если при этом покажется, что в зеркале выходит черт по пояс, то надо "расчерчиваться" (это опасно); если же черт является в полный рост, то девушкам грозит гибель" (Костр.). В Сургутском крае на Святки баню топили для нечистого, который приходил париться; затем он либо благодарил ожидавшую у дверей девушку, просил подать ему чистое белье (к замужеству), либо требовал подать гроб (к смерти). Все такие гадания считались очень опасными, поскольку вызываемый нечистый, по поверьям, нередко покидал магический круг, которым его очерчивали, и губил гадающих.
Из Владимирской губернии сообщали, что "долго болеющего и помирающего и дурно ведшего себя человека переносят в баню, крышу которой несколько приподнимают осиновыми клиньями, с тем чтобы черт забрался в образовавшуюся щель и поскорее покончил с больным, забрал бы его душу с собою в ад".
По мнению крестьян ряда районов России, баня - наиболее подходящее место для кликуш, подвергшихся неизлечимой порче. Они "особенно беснуются на Рождество и Пасху", и тогда "родственники не пускают их в церковь, а к этому времени топят баню, и порченные лежат там все праздники; в нечистом банном месте им лучше" <Краинский, 1900>.
Баня с ее всеведущими обитателями и в XX в. остается одним из самых удобных мест для гаданий, а в рассказах крестьян, в быличках - местом для обучения колдовству, искусству игры на музыкальных инструментах (см. ШИШОК), даже для сватовства, - и все это с участием банника-черта, "хозяина" бани, каменки, очага, возможно, некогда - и "хозяина" крестьянского жилища, от которого зависела судьба семьи, человека. В последней ипостаси (менее прослеживаемой в XIX―XX вв.) банник ближе к наделенным универсальной властью языческим божествам (некоторые исследователи сопоставляют его с древнерусским Волосом), к божествам очага, покровителям семьи.
Не случайно поэтому в русских поверьях есть не столь опасное и даже доброжелательное по отношению к людям существо, обитающее в бане, - банная бабушка, матушка. Кстати, по распространенным представлениям, банник поселяется в бане после того, как в ней появляется на свет ребенок, что опять-таки связывает банника с судьбами семьи и ее новорожденных. "Если в какой байне не бывало рожениц, то нет в ней и байного" (Новг.).
Однако коварный банник и здесь оборачивается своей опасной, наиболее ярко проявляющейся в поверьях XIX–XX вв. стороной: банник может погубить родильницу, если ее оставить в бане одну, или украсть младенца, заменив его своим ребенком. Дети банника обычно уродливы и плохо растут.
В восточносибирской быличке банник, недовольный местом, на котором построена баня, насылает болезнь на дочку хозяев бани: "В это время в их доме остановился старик проезжий. У него-то и спросил отец, почему девочка болеет. Тот посмотрел и сказал сходить в двенадцать часов на кладбище, накрыть стол белой скатертью и поставить на него две рюмки и бутылку водки. Причем рюмки должны быть не граненые, не с рисунком, а простые, светлые.
Все так и сделал отец. Стоит и ждет. Вдруг слышит: водка наливается. Он повернулся, а никого не видит. Смотрит, а рюмка уже пустая, и вдруг кто-то говорит:
- Баня у тебя не на месте.
Послушался отец и стал разбирать баню. А девочка помаленьку стала выздоравливать. <…>
Видно, правду говорил он, что баннику место не понравилось".
Чтобы задобрить банного хозяина, в некоторых районах России под полком новой бани в Чистый четверг Страстной недели закапывали задушенную черную курицу, а затем уходили, пятясь задом и кланяясь. Когда топили новую баню, сверху на каменку бросали соль (Волог.) или оставляли в бане хлеб-соль, "чтобы банник не стращал моющихся и удалял из бани угар" (Влад.).
БАРАНЕЦ - фантастическое растение-животное.
По сообщению М. Забылина, русские, жившие в Поволжье, уверяли иностранцев, что баранец растет в низовьях Волги: он "приносит плод, похожий на ягненка; стебель его идет через пупок и возвышается на три пяди; ноги мотаются, рогов нет, передняя часть как у рака, а задняя как совершенное мясо. Он живет не сходя с места до тех пор, пока имеет вокруг себя пищу. Показывали меховые шапки и уверяли, что это шапки из меха баранца" <Забылин, 1880>.
"В средние века и даже в XVIII в. хлопчатник (скрывающийся под именем баранца. - М. В.) был неизвестен в Европе, - дополняет Н. Верзилин. - В то время имели распространение только сказочные представления о дереве-баране, дающем растительную шерсть. Эти представления основывались на сбивчивых, неточных рассказах путешественников, прибывших из таинственных восточных стран. <…> В 1681 году была издана книга о путешествии Струйса, в которой имеется такое описание: "На западном берегу Волги есть большая сухая пустыня, называемая степь. В этой степи находится странного рода плод, называемый "баромец" или "баранч" (от слова "баран", что значит по-русски "ягненок"), так как по форме и внешнему виду он очень напоминает овцу и имеет голову, ноги и хвост. Его кожа покрыта пухом очень белым и нежным, как шелк. Он растет на низком стебле, около двух с половиной футов высотою, иногда и выше… Голова его свешивается вниз, так, как будто он пасется и щиплет траву; когда же трава увядает, - он гибнет… Верно лишь то, что ничего с такою алчностью не жаждут волки, как это растение"" <Верзилин, 1954>.
БАТАМАН, БАТАМАН, БАТАМАНКА, БАТАМАНКО, БАТАМАНКО, БАТАМАНУШКО, БАТАМУШКА, БАТАМУШКО, БАТАНУШКА, БАТАНУШКО - домовой, "коневой хозяин"; дворовой, "приглядывающий" за скотиной.
"Батанушки семейные, имеют жен" (Сев. Дв.); "Чтобы задобрить батамушку, связал ему из белой шерсти рукавицы, обе на левую руку" (Волог.); "У кого батанушко не полюбит скота, то не откормить" (Волог.).
Батанушка сходен в своих характеристиках с домовым, а более - с дворовым, который обитает в крестьянском дворе и связан со скотом (в первую очередь - с лошадьми) (см. ДОМОВОЙ, ДВОРОВОЙ).
БЕЛАЯ (БАБА, ДЕВКА, ЖЕНЩИНА) - явление смерти в образе женщины, девушки; покойница; предвестница несчастья; водяной дух; видение, призрак, угрожающий жизни человека.
"Белая женщина в белом саване является тому из семьи, кто скоро умрет" (Ворон.); "После бани помрочило - бела, высока показалась. Я воскресну молитву зачитала, и все исчезло" (Мурм.); "Стоит белый человек - простыня вот так накинута" (Новг.).
"Предвестник в белом" (в белых одеждах, белом балахоне, чаще всего очень высокий) - один из самых популярных персонажей поверий в XIX и XX вв. В рассказе начала XX в. из Архангельской губернии явление женщины в белом на повети предшествует кончине девушки. В современном повествовании одетая в белое женщина выходит на дорогу и предсказывает будущее: "Слух пустил кто-то… Будто один шофер ехал, вдруг машина резко остановилась, он видит: женщина идет. Одета во все белое. Подошла и просит его купить белого материала с полметра.
- А как купишь, сюда же приезжай. Потом рассчитаемся.
Он съездил, купил. <…> А как проезжать стал то место, машина опять остановилась. Спрашивает его:
- Купил? - Он отдал материал. - Что хочешь теперь проси, все исполню.
Он перетрусил, не знает, что спросить. Потом сказал первое, что пришло в голову:
- Война будет?
Она отвечает:
- Войны не будет" (В. Сиб.).
Высокая фигура, "накрывшаяся всем белым", является отцу и дочери по дороге на ярмарку: "Стоит женщина… и все голосом читает. Высо-о-кая - высо-о-кая эта баба! Так голосом она и плакала. А потом через два года и папка номер. Вот мама все говорила, что это Смерть ему пришла" (Новг.).
Образ высокой белой женщины, по-видимому, объединяет персонификации смерти и судьбы в облике белой колеблющейся фигуры, схожей с покойником в смертном одеянии. Умерший, по поверьям, может прийти за живыми и "увести", погубить их - он несет с собой смерть, воплощает ее.
Белый цвет в одном из своих основных значений - цвет смерти, небытия, он характеризует обитателей иного мира. Традиционна и персонификация "смерти-судьбы" в облике женщины: она дарует жизнь - и может ее отнять (сходное значение иногда приобретает образ женщины в черном или красном одеянии).
В поверьях XIX–XX вв. фигура в белом именуется и не вполне определенно ("бела", "высока") и прямо называется смертью и, например, в современных рассказах Новгородской области трактуется как "обернувшийся простыней покойник".