Образ белой женщины предполагает и несколько иные трактовки. В поверьях ряда губерний России он связывается со стихией воды. Белая баба в рассказах вологодских крестьян напоминает русалку: "В каменистых реках она иногда выходит из воды, садится на камень и расчесывает себе волосы". Женщина в белом появляется у проруби: "…Мы только подошли - стоит женщина! Вся в белом, как снегурка. Все у нее горит около головы так. У этой проруби конской стоит и грозит пальцем: "Вы знаете, что в двенадцать часов на прорубь ходить нельзя?" Хоть у соседки ковшик воды попроси, а не ходи" (В. Сиб.).
В повествовании из Костромской губернии белая женщина - покойник-колдун, "речной дружок" полупомешанной девушки: "…уж мы спать полегли, слышу я, стучится кто-то в окно, встала, глянула, <…> да так и обмерла со страху: стоит у окна Аксинья, вся, как есть, мокрая, и уж чего-чего нет у ей в подоле: и раки, и лягушки, и трава какая-то водяная… <…> Взбудила я помаленьку мужика своего, рассказала ему, в чем дело, - ён палку узял, а я - иконочку, родительское благословение, и пошли мы с ним вон из хаты, поглядеть, что будет. Только мы к углу подходим, женщина, вся в белом, метнулась было к нам, да, верно, благословение-то мое помешало - назад, да и пропала за углом. Только ента пропала, откель не возьмись Аксинья вывернулась, зубищами ляскает, глянула на нас и говорит: "Графенушка, пусти меня заночевать, дуже я замерзла". А я говорю: "Зачем ты ко мне пойдешь? Ведь твоя хата вон, рядом". А она как захохочет, да пустилась бежать вниз, туда, к речке, да причитать: "Марья! Марья!" - Это она энтого-то, дружка-то своего звала… да энтого, речного-то… ну, ведь это ён женщиной-то белой обернулся, да за углом ее поджидал…"
Белая девка может появиться и в лесу, выгоняя оттуда пришедших драть лыки крестьян: "Давай, говорю, Лавруш, подерем етта лык! Он отошел эдак в сторонку от меня, срубил березу, дерет сибе лыка, я тоже. Вдруг как закричит во все горло! Еле-еле пришел в себя и говорит: "Пришла, говорит, ко мне девка, высокая, белая, косы распущены, да как схватит меня рукой за галстук (шарф) и галстук сорвала". Я посмотрел, а у ево на шее пятно большущее багровое… "Ну, говорю, Лавруш, побежим скорие домой, это леший с нами шутит, щобы чево худова не сделал, видно, березняк-ать - это ево"" (Волог.).
В окрестностях Семипалатинска рассказывали, что в одном из курганов у Иртыша скрыт, по преданию, клад: "Иногда по ночам над эти курганом появляется белая женщина на белом коне. Кладом никто из людей не воспользовался".
Женщинами в белом нередко представляли болезни: "Есть люди, утверждающие, будто видели, как в полночь в избу входила женщина в белой одежде и, пройдя по избе, неизвестно куда исчезала; или же останавливалась перед кем-либо из семейства и пристально, долго на него глядела. На другой день этот человек заболевал" (Ворон.) <Селиванов, 1886>.
Очевидно, что полисемантичный (как и весь круг "мерещущихся" и одновременно принимающих женское обличье персонажей - см. МАРА, РУСАЛКА) образ белой женщины все же наиболее устойчиво соотнесен с предзнаменованиями судьбы - неудачи, болезни, смерти.
Предвестником несчастья в поверьях русских крестьян может быть и мужчина в белом. На Терском берегу Белого моря записан рассказ о появлении в лесу высокого мужчины в белом, с лентой через плечо. Он предсказывает встреченному в лесу крестьянину близкую войну и гибель.
В крестьянских рассказах конца XX в. белая женщина чаще все же не преследует человека и даже не вступает в разговор, а плачет или причитает, либо просто стоит неподвижно, как некий явленный знак грядущей беды (иногда подобным образом описывается появление Богородицы, также вещающей бедствия, перемены).
БЕЛАЯ ЗМЕЯ- старшая над змеями; змея - хранительница кладов.
Белая змея - "всем змеям змея, живет, окруженная множеством змей". В Архангельской губернии верили: убивший такую змею получает возможность видеть клады и сокровища.
БЕЛУН - добрый домовой.
По сообщению В. Даля, белун - белобородый, в белом саване и с белым посохом является с просьбой утереть ему нос и за это сыплет носом деньги <Даль, 1880>.
БЕЛЫЙ ВОЛК, БЕЛЫЙ ЦАРИК - волк, наделенный особой магической силой; царь над волками; леший, принимающий вид волка; лесной "хозяин", царь; оборотень.
"Гляжу - волчиные стада, а с ними белый волк" (Смол.).
Волк в поверьях - лесной властитель, "хозяин" зверей. Белый цвет выделяет такого волка как высшее, наделенное сверхъестественными способностями существо: это "старший" волк или лесной царь, "хозяин", оборотень. В повествовании из Смоленской губернии белый царик (белый волк) водит волчьи стаи: "Тэй белый царик, кали тронить чилавека, то и уси на яго; а ня тронить, то ни водин ни тронить". В рассказе, записанном на Русском Севере, белым волком становится парень-оборотень.
Промысловики Сибири наделяли сверхъестественными свойствами черных и белых волков, так называемых "князьков" <Зеленин, 1936>, "являвшихся исключением на фоне преобладающей серой масти. Крестьянин, убивший такого волка, старался никому не говорить об этом. Некоторые тайком сохраняли у себя шкуры таких волков - князьков или выродков, так как считалось, что это приносит счастье (человек, хранящий шкуру, становится как бы совладельцем магической силы, которой обладал волк)" <Громыко, 1975>.
БЕЛЫЙ ДЕДУШКА - дух обитающий в лесу; леший.
В верованиях крестьян Олонецкой губернии белый дедушка - добрый, праведный лесной дух. Это "седовласый мужчина высокого роста, с головы до ног закутанный в белые одежды". Он "делает только добро и помогает людям. К нему чувствуют особое благоговение и страх, редко произносят его имя".
В быличке Новгородской губернии леший - "высокий старик в белой одежде" - не столь доброжелателен и милостив. Отыскивающая пропавших телят колдунья рассказывает о нем так: "…по сторонам его стояли два мальчика одинакового роста и в белой, как снег, одежде. Он грубо спросил меня: "Что тебе нужно?" Я испугалась и хотела бежать, но бежать было некуда: вокруг меня стоял тын… Я упала подле него. Сама не помню, как ночью вернулась в деревню…" "После свидания одного теленка нашли в поле живым, а другого мертвым: леший убил его за то, что колдунья, вызывая дедушку, срезала вершину дерева правой рукой, а не левой. Белые мальчики и были терявшиеся телята" (Новг., Белоз.) <АМЭ>.
Белый цвет одежд, волос, шерсти, традиционно приписываемый лешему в разных районах России, характеризует его как существо, обладающее особыми силами, принадлежащее к иному миру (скорее всего к миру покойников-предков).
С образом духа, "хозяина леса в белом", вероятно, связан и образ предсказателя в белом, появляющегося в быличках. Можно предположить, что образ "властителя в белом" возник на перекрестье образов, характерных для поверий, заговоров, легенд. Так, в заговорах упоминается "белый муж", или "белый царь", нередко ассоциируемый со святым Егорием: "Едет святой Егорий, сам бел, конь бел, шапка бела и рукавицы белы" (Арх.); "Помолись истинному Христу, Белому царю Егорью Храброму" (Костр.). Как и леший, святой Егорий - "хозяин" леса, зверей, "волчий пастырь". Многозначный белый цвет характеризует сверхъестественных существ не только как "иных, потусторонних", но и как "истинных, всесильных".
О лешем - "старике в белом" - рассказывают повсеместно. Свидетельства о лешем как об исключительно добром белом дедушке немногочисленны и нуждаются в уточнении, изучении. Обычно леший двойствен, он может быть и добрым, и злым.
БЕРЕГИНИ, БЕРЕГЫНИ - мифические существа, которые упоминаются в древнерусских историко-литературных памятниках.
Вера в берегинь ("живущих на берегу"? "оберегающих"?) была, по-видимому, достаточно распространена в Древней Руси. Об этом неоднократно (и конечно, с осуждением) говорится в различных сочинениях отцов церкви: "Одна из вставок в "Слове о том, како первое погани кланялись идолам" приписывает восточным славянам веру в берегынь. В слове, носящем сходное заглавие, но обозначенном именем Иоанна Златоуста, говорится: и начата жрети… упирем и берегыням… - и далее: и рекам, и источникам, и берегыням" <Кагаров, 1913>. Е. В. Аничков считал "требы упырям и берегиням" "ядром древнерусских верований" <Аничков, 1914>. Судить о том, что представляли собой берегини, по достаточно отрывочным свидетельствам трудно. Часть исследователей видит в них "предшественниц" русалок или отождествляет их с русалками. Действительно, берегини определенно связаны с водой; им, по-видимому, подвластны и некоторые существенные стороны жизни людей. Поэтому предположение о связи берегинь и русалок небезосновательно (см. РУСАЛКИ).
Одна из наиболее оригинальных трактовок образа берегини принадлежит Д. К. Зеленину: "Поскольку русалки часто появляются на берегах рек, постольку название берегинь было бы к ним приложимо. Но в народных говорах название это неизвестно. Судя же по контексту речи, под "берегинями" в слове (т. е. в двух древнерусских поучениях, известных по рукописям XIV–XV вв. - М. В.) разумеются скорее не русалки, а весьма близкие к русалкам сестры-лихорадки. "Оупирем и берегыням, их же нарицают тридевять сестриниц" (Слово св. Иоанна Златоустого). "И берегеням, их же нарицают семь сестрениц" (Слово св. Григория). В числе семи и тридцати сестер представляются русскому народу весьма близкие по всему к русалкам лихорадки, коим приносят жертвы в реку" <Зеленин, 1916>.
Согласно народным верованиям, вода - традиционное местообитание не только лихорадок, но и многих болезней. Поэтому, следуя логике Д. К. Зеленина, можно допустить, что связанные с водной стихией берегини были не столько "непосредственными прообразами" сестер-лихорадок, сколько наделялись властью над болезнями (возможно, были и персонификациями болезней).
БЕС - нечистый дух, демон; черт.
БЕСИХА, БЕСОВКА - нечистый дух в облике женщины; ведьма, колдунья.
"Ходят слушать на перекрестки дорог; чертят около себя сковородником круг три раза со словами: "Черти чертите, бесы бесите, нам весть принесите"" (Новг., Белозер.); "Солдат был не робкого десятка - не только согласился лечь спать в этом доме, а обещал барину совсем выгнать бесов и дом очистить" (Влад.); "Ну, потом послал хозяин Захара к своему приятелю волку-бесу просить скрипку из букового лесу" (Тамб.); "Что ты дудишь? Точно бесенок!"(Вятск.); "Беден бес, а богат Бог милостью" (Курск.); "Старого черта да подпер бес"; "Силен бес: и горами качает, и людьми, что вениками, трясет"; "Радостен бес, что отпущен инок в лес"; "Беден бес, что у него Бога нет"; "Навели на беса, как бес на болото"; "Все бесы в воду, да и пузырья вверх"; "Инна напиться - бесу предаться"; "От беса крестом, а от свиньи пестом" <Даль, 1880>; "Кой бес вомчал, тот и вымчит"; "Шутил бы черт с бесом, а водяной с лешим" <Даль, 1984>.
Бесами в народных поверьях могут именоваться различные представители нечистой силы - это их родовое, обобщающее название. Однако чаще всего бесы - черти.
Как и черт, бес темного, черного или синего цвета, он мохнат, имеет хвост, рожки, когти на руках и ногах (иногда - петушиные шпоры), копытца, иногда крылья и т. п., т. е. "представляет фантастическое животное со всеми отправлениями" <Рязановский, 1915>. У беса "нос крюком ноги крючьями" (Вятск.). Более ранний, по мнению ряда исследователей, облик беса-черта - женоподобный юноша с густыми, всклокоченными, как бы приподнятыми над головой ("шишом") волосами, с крыльями и хвостиком.
Бес может быть хром, крив ("об едином глазе"). Он особо склонен к оборотничеству, "ходит в личинах", превращается в жабу, мышь, пса, кота, волка, медведя, льва, змея (на картинах Страшного Суда "ангелы света извергают в ад духов тьмы, превратившихся в козлов, свиней и других животных").
Бес появляется в облике иноземцев (эфиопа - "черного мурина (мюрина)", поляка, литовца), разбойника, воина и даже монаха, "войска в белом" и самого Иисуса Христа. В иконографии, впитавшей представления народа и, в свою очередь, влиявшей на них, облик беса нередко объединяет черты человека и животного. "Довольно обычно изображение в виде "псиголовца" (кинокефала) - человека в цветном скоморошьем или польском жупане и сафьяновых сапогах, но с собачьей головой на плечах, покрытой длинной кудластой шерстью, с собачьими ушами и красным высунутым собачьим языком. Еще обычнее изображение беса в виде "мюрина" - человекообразной фигурки черного, темного или грязно-зеленого цвета, мохнатой, с длинными всклокоченными как бы женскими волосами, с длинным высунутым языком, как у запыхавшейся собаки, с длинными когтями на руках и ногах, <…> с зубчатыми крыльями за плечами, как у летучей мыши, и маленьким хвостиком, как у поросенка. Позднее, не ранее XVII в., на голове появились рожки. В руках иногда сжат железный крюк или какое-нибудь другое подобное орудие, а на животе изображается другое лицо. Это не столько "мюрин", сколько классический фавн или сатир" <Рязановский, 1915>.
В "Повести о Савве Грудцыне" бесы - крылатые юноши с синими, багряными, черными лицами.
Бесы, одетые наподобие скоморохов, могут перемещаться шумной толпой, приплясывая и играя на музыкальных инструментах. В Киево-Печорском Патерике Сатана, явившись святому Исаакию в образе Христа, приказывает бесам "ударять в сопели, бубны и гусли", подыгрывая пляшущему Исаакию. В этом заимствованном, по замечанию Ф. Рязановского, сюжете "подробность о музыке и пляске в келии Исаакия - чисто русская прибавка" <Рязановский, 1915>.
Среди бесов есть и существа женского пола, бесихи, и юркие малыши-бесенята, характеризуемые в общем сходно с чертовками и чертенятами (см. ЧЕРТ); кроме того, бесихой, бесовкой могли именовать и водяниху, лешачиху, а также ведьму, колдунью.
Этимология слова "бес" (старославянское Бѣсъ) не вполне ясна. Бес возводится и к индоевропейскому bhoi-dho-s - "вызывающий страх, ужас", и к санскритскому б’ас (bhas) - "светить", и к санскритскому же bes - "бурно, стремительно двигаться". В славянской Библии слову "бес" равнозначно слово "демон".
Представления о вездесущих, легко изменяющих облик духах есть в поверьях многих народов. Демон - это и неясного обличья "налетающая" на человека злая сила, и насылающее беды существо, "приравниваемое к судьбе" <Лосев, 1982(1)>. Изредка вмешательство демона-беса в человеческую жизнь может быть благодетельным. Демонами назывались и низшие божества, посредники между богами и людьми.
Ф. Рязановский справедливо подчеркивает, что библейский бес восходит к Библии не столько логически, сколько "творческо-психологически". Образ всепроникающего, двойственного в своих проявлениях духа, демона, беса, который становится в Священном Писании врагом Христа, "старше" христианства и получил своеобразную окраску в воззрениях народа: "Бесы - духи. Священное Писание часто называет их духами, которые костей и плоти не имеют. Но представления о злых духах еще в первохристианстве приняли грубо-материальные черты. "Каждый дух крылат, а также ангелы и демоны", - говорит Тертуллиан, который самое существо Божие и человеческую душу представлял материальной. Демоны произошли от смешения сынов Божьих с сынами человеческими, почему они не могут не быть существами материальными. Материализм в представлении демонов поддерживался в первохристианстве отождествлением их с языческими богами… <…> В древнерусской литературе бесы рисуются в чувственных чертах" <Рязановский, 1915>.
Демонов, бесов в народе почитали падшими ангелами (что соответствует каноническим церковным воззрениям), однако также "представляли в чувственном обличье". В Олонецкой губернии, например, считали, что бесы имеют тело более тяжелое, чем добрые ангелы, хотя тоже невидимы людям.
Бесами в древнерусских Поучениях и Словах называли и языческих богов, и изображавших их идолов. В летописи на вопрос: "То каци суть бози ваши?" - кудесник из Чуди отвечает: "Суть же образом черни, крилаты, хвосты имуще".
В сказании "О бесе, творящем мечты пред человеки, живущему во граде на Каме-реке" (по рукописи XVIII в.) описывается Бесовское городище - "еще старых Болгар мольбище жертвенное", куда "схождахуся люди мнози со всея земли Казанския, варвары и черемиса, мужи и жены, жруще (принося жертвы. - М. В.) бесу и о полезных вопрошающе". Ставшее в Сказании "бесом" древнее языческое божество исцеляет от недугов, пророчествует, требует жертв; "будучи прогнан Христовою силою" (при завоевании русскими Казанского царства), бес улетает огненным змеем на запад <Кудрявцев, 1898>.
Ф. Буслаев обращает особое внимание на то, что, по давним поверьям, обиталищем беса (как "переосмысленного" духа, божества дохристианской веры) может быть старое дуплистое дерево. Поговорка "Из пустого дупла либо сыч, либо сова, либо сам Сатана" не противоречит свидетельству в Житии князя Константина Муромского: ""…дуплинам древяным ветви убрусцем обвешивающе, и сим поклоняющеся". Наша пословица окончательно объясняется одним польским поверьем, будто бы Дьявол, превратившись в сову, обыкновенно сидит на старой дуплистой вербе и оттуда вещует, кому умереть. Поэтому мужики опасаются срубать старые вербы, боясь тем раздражить самого беса" <Буслаев, 1861> (здесь прослеживается сохраняющееся вплоть до начала XX в. двойственное отношение крестьян к опасному, но могущественному "бесу").
Бесы ассоциируются иногда с язычниками-первонасельниками, "смиренными крестом" (Сев.).