VII
"Крокодил" был напечатан впервые в журнальчике "Для детей", во всех его двенадцати номерах за 1917 год. Журнальная публикация сказки перекинулась мостом из старого мира в новый: началась при самодержавном строе, продолжилась между Февралем и Октябрем и завершилась уже при советской власти. Журнальчик "Для детей", похоже, ради "Крокодила" и был создан: 1917 год остался единственным годом его издания.
К концу 1916 года у Чуковского были готовы первая часть сказки и, надо полагать, какие-то - более и менее близкие к завершению - фрагменты второй. Альманах издательства "Парус", для которого предназначалась сказка, был уже скомплектован, но вышел только в 1918 году и под другим названием: "Елка" вместо "Радуги". "Крокодил" в этот альманах не попал. Надеяться на выход второго альманаха при неизданном первом было бы безрассудно. Чуковский пошел к детям и стал читать им сказку.
Он прибег к проверочной "устной публикации". В "Крокодиле" были реализованы представления Чуковского о читательской психологии малых детей - кому же, как не им, детям, принадлежало предпочтительное право высказаться по этому поводу. Высказаться по-своему - внимательной тишиной, смехом, аплодисментами и блеском глаз. По-своему высказалась и взрослая буржуазная публика: "Когда я в 1917 году пошел по детским клубам читать своего "Крокодила", - мне объявили бойкот!" - писал Чуковский А. Н. Толстому несколько лет спустя.
Во второй половине 1916 года Чуковский предложил свою сказку респектабельному издательству Девриена, которое, помимо прочего, выпускало "подарочные" издания для детей - роскошные тома с золотым обрезом и в тисненых переплетах. Редактор был возмущен: "Это книжка для уличных мальчишек!" - заявил он, возвращая рукопись.
Издательство Девриена выпустило немало прекрасных научных изданий по разным отраслям знания, но уличных мальчишек оно не обслуживало. Редактор безошибочно почувствовал несовместимость "Крокодила" с теми книжками, которые выпускались издательством для "отвратительно прелестных", по выражению Горького, детей.
В конце 1914 - начале 1915 года Чуковский писал, что ему, автору нашумевших статей о детской литературе, давно уже предлагали возглавить журнал для детей: "Мне "Нива" предложила 1000 рублей в месяц, чтобы я редактировал "Детскую Ниву". И. Д. Сытин звал меня в редакторы какого-то журнала - тоже с порядочной мздой, - но я все отверг и все отринул ради этого блаженства: сидеть в Библиотеке и, чихая от пыли, восстанавливать по зернышку загадочный образ моего героя" - Н. А. Некрасова. То было время первого радостного приобщения Чуковского к некрасовским рукописям из архива А. Ф. Кони, и, увлеченный своей работой, критик ушел в нее с головой. А теперь у него на руках было новое детище - сказка для детей, вся пропитанная некрасовскими образами и ритмами и взывавшая о публикации. Чуковский, вспомнив былые предложения, обратился к товариществу "А. Ф. Маркс", издателю "Нивы", и вскоре стал редактором ежемесячного приложения к "Ниве" - журнальчика "Для детей".
В короткий срок Чуковскому удалось собрать вокруг журнала значительные литературные силы. За год своего существования журнал "Для детей" напечатал стихи С. Городецкого, Н. Венгрова, Саши Черного, М. Моравской, М. Пожаровой, Д. Семеновского, С. Дубновой, Д’Актиля. Прозу журналу дали А. Куприн, А. Ремизов, А. Грин, Тэффи. Множество сказок разных народов в своих пересказах, переводах, переделках поместил (большей частью анонимно) сам редактор. Журнал был украшен превосходными рисунками С. Чехонина, К. Богуславской, А. Радакова, Мисс, В. Сварога. Но центральной вещью журнала, его "гвоздем программы", его "романом с продолжением" был "Крокодил", публикуемый из номера в номер с чудесными рисунками Ре-Ми.
Сочиненный Чуковским героикомический животный эпос в стихах и впрямь близок к роману. Точнее, к роману-фельетону, то есть к роману, специально рассчитанному на публикацию частями, порциями, главами в периодической печати, предпочтительно - в газете. Роман-фельетон строится таким образом, что каждая его часть имеет внутренне завершенный характер, приближаясь к новелле, но при этом возбуждает интерес к следующей части и тем самым к повествованию в целом. На такие части был искусно разделен "Крокодил" в журнальной публикации. Места, отделяющие одну часть от другой, легко ощущаются и в книжном тексте - они фиксированы, как фиксирует актер завершенный жест. Сказка сближается с романом и своим объемом, и сложностью характеристик персонажей, и переключениями повествования с одного персонажа на другой, и пространственными переносами, и широтой охвата действительности, и своей нешуточной проблематикой. Чуковский не зря писал впоследствии о "Крокодиле" как о романе:
"…Мне кажется, что в качестве самой длинной изо всех моих эпопей он для ребенка будет иметь свою особую привлекательность, которой не имеют ни "Муха-цокотуха", ни "Путаница". Длина в этом деле тоже немаловажное качество. Если, скажем, "Мойдодыр" - повесть, то "Крокодил" - роман, и пусть шестилетние дети наряду с повестями - услаждаются чтением романа!"
Рекламируя свое новое приложение, "Нива" обещала в конце 1916 года, что журнал "Для детей" будет надежно огражден от злобы дня, что на его страницы "не проникнут наши нынешние заботы и тяготы", что ни один сквознячок не прорвется с улицы в тепличную атмосферу детской комнаты. Реклама "Нивы" не подтвердилась самым блистательным образом - для такого вывода достаточно одного лишь факта: на страницах журнала был напечатан "Крокодил". Сказка Чуковского - основная вещь издания - вызывающе повела журнал вразрез с рекламной программой "Нивы" и опровергла охранительные обещания редакции.
"Журнал ее (сказку. - М. П.) печатал с неудовольствием. Ругательства, которые получались, не поощряли редакцию, и после третьего номера мы решили это дело прикрыть, но количество требований со стороны детей было грандиозно…" - вспоминал Чуковский.
Между тем место первой публикации "Крокодила" долго давало повод для нападок правоверной советской критики на сказку - как же, приложение к буржуазно-монархической "Ниве", верноподданнейшей "Ниве"! "Недавно, - жаловался Чуковский в 1955 году, - в одной брошюре было напечатано черным по белому, будто "Крокодил" - реакционная сказка, так как она печаталась в приложении к консервативному журналу "Нива". Автор этой брошюры предпочел позабыть, что в качестве приложений к "Ниве" печатались и Салтыков-Щедрин, и Глеб Успенский, и Гаршин, и Короленко, и Чехов, и Горький".
В наброске ответа автору "одной брошюры" Чуковский повторил этот довод и развил его: "Журнал "Для детей" - приложение к "Ниве", то есть нечто такое же экстерриториальное по отношению к журналу, как и сочинения Горького. И Горький, и Короленко не брезговали дать "Ниве" свои сочинения, а Лев Толстой печатал в ней свое "Воскресение", Чехов - "Мою жизнь", беспощадную сатиру на звериный уклад старого быта". Затем (вспомнив, должно быть, что "Крокодил", по определению Горького, - сказка наподобие "Конька-Горбунка", только из современного быта) Чуковский добавил: ""Конек-Горбунок" был напечатан в реакц(ионном) журнале "Библиотека для чтения"".
Работа над сказкой растянулась, и это пошло на пользу "Крокодилу": вместо момента возникновения замысла в сказке отразилось время ее создания - ряд последовательных и связанных друг с другом исторических моментов. Третью часть сказки, вместившую в себя призыв к миру и мечту о "золотом веке", Чуковский сочинял летом 1917 года. 1 мая он занес в дневник: "Дела по горло: нужно кончать сказку, писать "Крокодила", а я сижу - и хоть бы слово…" Несколько позже он сообщал из Куоккалы в Петроград сотруднику журнала "Для детей" А. Е. Розинеру: "Посылаю Вам начало третьей части "Крокодила", который усиленно пишется. Я трачу на "Крокодила" целые дни, а иногда в результате две строчки…"
В том же письме есть такое место: "Ре-Ми жалуется, что у него нет звериных фотографий, трудно рисовать. Нет ли у Вас слонов, тигров и т. д.?" Значит, уже тогда, в пору журнальной публикации "Крокодила", автор работал вместе с художником - добывал для него звериные "типажи", например.
Художник Ре-Ми - "замечательный карикатурист - с милым, нелепым, курносым лицом" - был давнишним знакомым Чуковского, как и большинство группировавшихся вокруг "Сатирикона" талантливых рисовальщиков, поэтов, фельетонистов. Один из них, художник и стихотворец А. Радаков, оставил выразительную характеристику Ре-Ми:
"Художник Ре-Ми - типичный художник-сатирик. "Обидный художник", как называл его худ(ожественный) критик А. Бенуа. В нем совершенно отсутствует добродушный юмор… Вместо добродушия в его рисунках злость и ядовитая насмешка. Его мироощущение, в противоположность юмористическому, было чисто сатирическое. Он не щадил своих героев. Он был прокурор… Он очень тонко чувствовал мещанство, убожество людей, мещанскую обстановку, мещанский тип. Наблюдательность у него была развита очень сильно. Даже вещи у него были характерны и имели свое лицо. Положительные типы, так же, как и положительная героика, ему не удавались…"
В этих строчках А. Радаков менее всего имел в виду рисунки Ре-Ми к "Крокодилу", но говорил словно о них. Лучше всего удались художнику те образы, которые провоцировали сатирическое осмеяние, - толпа обывателей на Невском, оголтелые гимназистики, тупые лавочники и приказчики, дикие базарные торговки, балда-городовой. Образы, требующие патетики (Ваня Васильчиков) или лирики (девочка Лялечка), были захлестнуты сатириконской волной и незаконно окарикатурены: "К сожалению, рисунки Ре-Ми, при всех своих огромных достоинствах, несколько исказили тенденцию моей поэмы. Они изобразили в комическом виде то, к чему в стихах я отношусь с пиететом".
Не отказываясь от критики, Чуковский и позднее настаивал на издании "Крокодила" с этими рисунками: "Между тем рисунки Ре-Ми к этой сказке очень хороши…" - все же рисунки Ре-Ми были порождены той же эпохой, что и "Крокодил", и воплощали именно ее. Профессор А. А. Сидоров в обзоре русской графики первых лет революции заметил: "Поразительные по остроте и чисто литературной забавности рисунки дал известный "сатириконец" Н. Ремизов к "Крокодилу", подчинив своему стилю даже такого мастера, как Ю. Анненков…". Со временем, когда изображенный художником быт ушел в прошлое, рисунки приобрели ценность исторического свидетельства. На рисунках Ре-Ми к "Крокодилу" хорошо просматриваются и легко узнаются черты блоковского Петербурга - крендель булочной, фонарь, аптека. Рисунки точно локализовали в исторической эпохе "старую-престарую сказку", как стал называть Чуковский своего "Крокодила" в позднейших изданиях.
Журнальная публикация принесла сказке первоначальную славу и породила спрос. Чуковский вновь пошел читать "Крокодила" в детские аудитории. У детей "Крокодил" неизменно вызывал неслыханный восторг, у взрослых - брюзгливое негодование. Взрослые, между прочим, считали, что негоже серьезному литератору становиться детским писателем. "Мне долго советовали, - вспоминал Чуковский, - чтобы я своей фамилии не ставил, чтобы оставался критиком. Когда моего сына в школе спросили: "Это твой папа "Крокодильчиков" сочиняет?", - он сказал: "Нет", потому что это было стыдно, это было очень несолидное занятие…"
В феврале петроградские газеты напечатали объявление о том, что в Театре-студии перед началом детских спектаклей выступает Корней Иванович Чуковский со своей поэмой для детей "Крокодил". Немного спустя на улицах Петрограда появились афиши:
В воскресение 7-го и 14-го апреля (1919 года)
в зале Тенишевского училища (Моховая, 33)
забавное утро для
МАЛЕНЬКИХ
Деревенские сказки прочтет В. К. Устругова,
Артистка Госуд. Театров
писатель К. И. Чуковский прочтет свою поэму для малюток
"КРОКОДИЛ"
Тем временем издательство Петросовета выпустило "Крокодила" отдельной книгой. "…Я явился в Смольный, и мне вдруг сказали, что "мы издаем вашего "Крокодила" миллионным тиражом"", - вспоминал Чуковский. "Миллионного тиража", конечно, не было: эта цифра характеризует не реальные возможности издательства, а его отношение к книге. В ту эпоху любые самые утопические предприятия казались осуществимыми, и Чуковскому вполне могли сказать о "миллионном тираже". Среди прочего издательство предприняло выпуск серии "Утопические романы", в которой вышли в свет "Утопия" Т. Мора и "Город солнца" Т. Кампанеллы. И хотя "Крокодил" Чуковского не имел к этой серии ни малейшего касательства, но заметим, как естественно становится в ряд со знаменитыми утопиями сказка, заканчивающаяся картиной утопического "золотого века". Петросовет напечатал пятьдесят тысяч экземпляров сказки - для тех суровых, бесхлебных и безбумажных лет тираж огромный - и одно время (по неоднократно повторенному воспоминанию Чуковского) раздавал "Крокодила" бесплатно.
Сохранился прелюбопытный документ - макет первого отдельного издания "Крокодила", представляющий собой расклейку рисунков Ре-Ми, заимствованных из журнальной публикации. Макет красноречиво свидетельствует о совместной работе писателя и художника над будущей книгой: чуть ли не каждый лист макета испещрен надписями Чуковского. Чуковский корректировал распределение материала по листам, композиционное соотнесение текста и рисунков на листе, симметричное или асимметричное построение листа и разворота, размер рисунков, плотность набора, ширину поля и так далее.
На макете титульного листа между словами, образующими название сказки, Чуковский вписал: "Звери, посреди них Ваня, все смеются. У Вани лицо не карикатурное". Значит, уже тогда, при подготовке первого отдельного издания "Крокодила", автор не был удовлетворен сатирической трактовкой героического образа в рисунках Ре-Ми.
К двадцать седьмому листу макета относятся такие замечания Чуковского: "Верблюд не ждет, а бежит. Посуда - не только тарелки. Верблюд гораздо ниже! Это клише должно занимать 2/3 страницы и может быть не квадратным, а захватывать весь верх - как показано карандашом. А змеи пойдут в правый угол. Пусть Н. Вл. (Ре-Ми. - М. П.) скомбинирует обе картинки, как ему покажется лучше".
А на листе двадцать пятом, перечислив по пунктам необходимые изменения, Чуковский подвел итог: "Главное в том, чтобы пририсовать две-три фигуры так, чтобы получилось кольцо танцующих, хоровод, см. схему слева".
На схеме слева, к которой отсылает эта надпись, Чуковский набросал композицию рисунка, как он ее себе представлял (звери несутся в танце вокруг елки, кольцом замыкая хоровод), и добавил: "Вообще, побольше вихря". Предложенная Чуковским "вихревая" композиция - прообраз тех омывающих текст "вихревых" рисунков, которыми нынешние художники передают, например, бегство и возвращение вещей в "Мойдодыре" или "Федорином горе". Несомненно, что "вихревая" композиция наиболее точно воплощает средствами графики бурную динамику "Крокодила", его "глагольность", стремительное чередование эпизодов. "Побольше вихря" стало основным принципом построения сказок Чуковского и рисунков к ним.