Но к нацистам в это время хлынули и другие бывшие противники. К ним переметнулся Торглер, руководитель коммунистической фракции рейхстага и второе лицо в партии после Тельмана. Сменили ориентацию видные деятели компартии Фрей, Карван. А уж рядовые коммунисты и боевики "Рот фронта" начали перетекать под знамена со свастикой целыми отрядами! Почему бы и нет? Как красные, так и коричневые были "за революцию", "против капиталистов". Те и другие привыкли маршировать, орать, участвовать в потасовках – а за это угостят пивом с сосисками, заплатят пару марок. Теперь коммунистам шествия и митинги запретили, пива и денег не давали. А у нацистов можно было получить те же радости! Причем форма у СА была даже красивее, чем у ротфронтовцев. В одном лишь Берлине таких перекрещенцев насчитывалось 300 тысяч, немцы прозвали их "бифштексами" – коричневыми снаружи и красными внутри.
Гитлер приветствовал подобное явление. Он говорил: "Между нами и большевиками больше сходства, чем различий. Прежде всего – истинный революционный настрой, который еще жив в России, свободный от происков всякой пархатой социал-демократии. Я всегда принимал во внимание это обстоятельство и отдал распоряжение, чтобы бывших коммунистов беспрепятственно принимали в нашу партию. Национал-социалисты никогда не выходят из мелкобуржуазных социал-демократов и профсоюзных деятелей, но превосходно выходят из коммунистов" [96, 105].
Что же касается прочих германских партий и массовых организаций, порадовавшихся разгону коммунистов, то и они вдруг стали узнавать, что в Германии они – лишние. В мае были ликвидированы профсоюзы – их заменили "Трудовым фронтом" под руководством доктора Лея. Вроде бы новая структура была похожей на профсоюзы – но военизированной, подчиненной строгой дисциплине и подконтрольной нацистской партии. А затем развернулась повальная ликвидация остальных партий! Социал-демократов обвинили во всех грехах и бедах, постигших Германию, с позором разогнали. Они уже видели, что случилось с коммунистами, и противиться не посмели. Да и не могли противиться. За 13 лет правления они совершенно допекли страну, защитников у них не было.
Народная партия и Католическая партия центра вовремя смекнули, к чему клонится дело, предпочли "самораспуститься". Что ж, их похвалили. Оставили их представителей на административных постах, которые они занимали, а желающих поверстали в нацисты. Но некоторые вчерашние союзники проявили недовольство. Организация ветеранов войны "Стальной шлем" возмутилась, почему нацисты присвоили себе исключительное положение? Ответ был не слишком вежливым, но предельно доходчивым. "Стальной шлем" разогнали. А 7 июля был опубликован закон: "Национал-социалистская немецкая рабочая партия является в Германии единственной политической партией. Лицо, оказывающее поддержку какой-либо иной политической организации или пытающееся создать какую-либо новую политическую партию, наказывается каторжными работами на срок до 3 лет или тюремным заключением от 6 месяцев до 3 лет, если иное наказание не предусмотрено в текстах других законоположений".
Началось и слияние партийной системы с государственной. Германия делилась на 32 области – гау, во главе с гауляйтерами, гау – на районы-крайсы во главе с крайсляйтерами, районы – на группы (ортсгруппен), группа – на ячейки (целлен), ячейка – на блоки. Налаживалась всеобщая система контроля за населением. 22 июня была издана инструкция Геринга для государственных чиновников, а 30 июня для рабочих и служащих, в которых предписывалось следить за высказываниями друг друга и сообщать в соответствующие инстанции о критике властей.
А Гитлер не скрывал, что в методиках построения нового государства он тоже перенимает опыт большевиков. Он говорил Раушнингу: "Я многому научился у марксистов. И я признаю это без колебаний. Но я не учился их занудному обществоведению, историческому материализму и всякой там "предельной полезности". Я учился их методам. Я всерьез взглянул на то, за что робко ухватились их мелочные секретарские душонки. И в этом вся суть национал-социализма. Присмотритесь-ка повнимательнее. Рабочие, спортивные союзы, заводские ячейки, массовые шествия, пропагандистские листовки, составленные в доступной для масс форме – все эти новые средства политической борьбы в основном берут свое начало у марксистов. Мне достаточно было взять эти средства и усовершенствовать их, и мы получили то, что нам надо…" [105].
Социалистические лозунги в нацистских программах формально не были отменены. Но реализовывать их Гитлер не собирался. В начале июля в Бад-Рейхенгалле он провел совещание высших чинов СА и СС, где объявил, что "национальная революция" закончена, и пора заняться "мирной работой". А прежние партийные установки фюрер стал трактовать иначе, разъяснял их: "Мой социализм – это не марксизм. Мой социализм – это не классовая борьба, а Порядок…". Или: "Зачем нам социализировать банки и фабрики? Мы социализируем людей" [96].
Но шуметь о победах можно было сколько угодно, можно было громить коммунистов, устраивать ревущие глотками факельные шествия штурмовиков, швырять обывателям радужные обещания – а на самом-то деле состояние Германии оставалось плачевным. Кризис никуда не делся, безработица тоже. Экономку крепко захомутали иностранцы. Внешние долги Германии составляли 19 млрд. марок, а вместе с зарубежными вложениями в немецкую промышленность – 23,3 млрд. Каждый год Германия должна была выплачивать только по процентам 1 млрд.! Как тут выползешь из пропасти?
Но президентом рейхсбанка был назначен финансовый советник Гитлера Ялмар Шахт. В мае 1933 г. он отправился в США. Встретился с Рузвельтом и с его приближенными, с американскими министрами, тузами Уолл-стрит. Произносил на приемах речи, убеждал заокеанских деятелей, что "нет в мире более демократического правительства, чем правительство Гитлера" [101]. Кстати, это могло показаться довольно смешным – в Германии как раз доламывалась многопартийная система, а по "диким" тюрьмам и концлагерям штурмовики мордовали недовольных. Но… американские правители и банкиры с какой-то стати "поверили" Шахту, выделили дополнительные займы!
В июне Шахт прибыл на международную экономическую конференцию в Лондоне. Встретился с директором Английского банка Норманом и от британцев тоже получил заем, почти миллиард фунтов! Шахта после этого назвали "финансовым чародеем". Да и было от чего! Он творил подлинные чудеса! Абсолютно невероятные чудеса! Добился сокращения, а потом вообще прекращения платежей по старым долгам! Уж такого не бывало никогда и нигде! Западные банкиры над долгами тряслись крайне болезненно. (Долги царского правительства не забывали сто лет! Их многократно оплатили русские солдаты своей кровью – и в Первую, и во Вторую мировую войну! Нет, кровь в счет не шла. Помнили – должны им русские!) А нацистской Германии сразу же, не пойми с какой стати, простили миллиарды!
Зато отношения немцев с СССР стали быстро и ощутимо портиться. Уже 2 марта 1933 г. Гитлер заявил: "Я ставлю себе срок в 6–8 лет, чтобы совершенно уничтожить марксизм. Тогда армия будет способна вести активную внешнюю политику, и цель экспансии немецкого народа будет достигнута вооруженной рукой. Этой целью будет, вероятно, Восток". Правда, сразу же после этих высказываний фюрер счел нужным смягчить тон. В интервью газете "Ангриф" он выразил убеждение: "Ничто не нарушит дружественных отношений, существующих между обеими странами, если только СССР не будет навязывать коммунистических идей германским гражданам или вести коммунистическую пропаганду в Германии".
Налаженное сотрудничество вроде бы продолжалось. В СССР приезжали делегации германских военных. Говорились высокопарные речи. На приеме у германского посла Тухачевский указывал: "Вы и мы, Германия и СССР, можем диктовать свои условия всему миру, если мы будем вместе". А германский военный министр фон Бломберг заявлял: "Несмотря на все события последних месяцев, рейхсвер по-прежнему, так же как и германское правительство, стоит за политическое и военное сотрудничество с СССР". В июне 1933 г. германский генштаб провел военно-штабную игру. По ее исходным данным предполагалось, что между Берлином и Москвой заключен тайный союз. СССР начинает войну против Польши. Франция, не знающая о существовании союза, вмешивается на стороне поляков. Но Германия неожиданно для Запада объявляет всеобщую мобилизацию, перечеркивает Версальский договор. Франция и ее союзница Чехословакия оказываются в замешательстве, не могут помочь Польше, и русские громят ее.
В самой нацистской партии тоже хватало сторонников сближения с СССР. Военный союз против Польши считали само собой разумеющимся. А гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох (будущий палач Украины) шел еще дальше – он разработал проект, чтобы Германия и СССР объединились в "транснациональное трудовое государство". Карты такой союзной державы с детальными расчетами всех выгод и проектами внутреннего устройства демонстрировались в его кабинете, представлялись в Берлин. Эти проекты очень многим представлялись выигрышными.
Что ж, Гитлер был неглупым человеком. Он прекрасно осознавал, какие выгоды может дать союз с русскими, но… не сейчас! Сейчас этот союз был бесполезен, даже вреден для его планов. Слабенькая Германия стала бы в нем младшим партнером, играла бы лишь вспомогательную роль. Фюрер говорил приближенным: "Что до меня, то я, очевидно, не стану уклоняться от союза с Россией. Этот союз – главный козырь, который я приберегу до конца игры. Возможно, это будет самая решающая игра в моей жизни. Но нельзя начинать ее преждевременно, и ни в коем случае нельзя позволять всяким писакам болтать на эту тему. Однако если я достигну своих целей на Западе – я круто изменю свой курс и нападу на Россию. Никто не сможет удержать меня от этого. Что за святая простота – полагать, что мы будем двигаться все прямо и прямо, никуда не сворачивая!" [105]
Да, еще в 1933 г. фюрер однозначно говорил о последовательности своих ударов – на Запад, а потом на Восток. По сути, это было повторением старого плана Шлиффена. Но план Гитлера, в отличие от Шлиффена и Мольтке, основывался не на сомнительных расчетах сроков мобилизации и пропускной способности железных дорог, а на более надежных средствах – дипломатических. Но и против западных держав ополчаться было преждевременно. Сперва требовалось добиться отмены ограничений Версаля, реорганизовать промышленность, создать и вооружить большую армию. А для этого было необходимо попустительство Запада! В целом же, Гитлер наметил сложные и неоднозначные маневры. Сначала нужно было убедить Европу, что Германия нацеливается против русских, потом совершить резкий поворот к Советскому Союзу – а потом еще один. Но подобные головокружительные кульбиты фюрера не смущали. На них-то и предстояло урвать главный выигрыш.
C Советским Союзом преднамеренно спровоцировали ссору. Геринг, Розенберг, Гугенберг, Шахт представили в Лондоне меморандум об "опасности большевизма". Доказывали, что спасти Европу от этой угрозы может лишь Германия, если позволить ей вооружиться. При этом нацистские делегаты завели переговоры и о голоде, о восстаниях в СССР. Доказывали западным партнерам, что надо быть готовыми и воспользоваться удобным моментом. Об этих переговорах узнала и доложила советская разведка: "Особый проект предусматривает раздел русского рынка. По мнению германских кругов, следует ожидать скорого изменения политического положения в России и, соответственно этому, желательно заблаговременно разделить эту громадную область сбыта". Данный доклад был представлен в Политбюро, Сталину, и улучшению отношений никак не способствовал.
Но антисоветские настроения стали накручиваться не только в тайных переговорах, а открыто, в германской прессе. В довершение всего был разыгран Лейпцигский процесс над "поджигателями рейхстага". Процесс откровенно сфальсифицированный, высосанный из пальца. Но обвинения-то нацеливались даже не в адрес разгромленной германской компартии, а в адрес Коминтерна, камень кидался в московский огород! Подтасовки были слишком грубыми, процесс завершился полным провалом. Тем не менее, он сыграл свою роль! Даже ложью и подтасовками нацисты расписывались перед всем миром: они – враги коммунистов! Пускай все это видят!
На такие выходки Сталин ответил адекватно. Военное сотрудничество было резко свернуто. Когда немцы пригласили в гости очередную советскую делегацию, командование Красной армии отказалось. А относительно набора немецких офицеров в советские училища и академии был дан ответ об "отсутствии возможности". Было принято постановление ЦК "О прекращении деятельности всех предприятий, организованных рейхсвером в СССР", и три совместных учебно-испытательных центра, химический, танковый и авиационный, закрылись. Точнее, превратились в чисто советские [41].
В противовес Германии нарком иностранных дел Литвинов принялся наводить мосты с англичанами и французами. С осени 1933 г. в Советском Союзе стали появляться уже не немецкие, а французские делегации, и тот же Тухачевский произносил на банкетах цветистые тосты о боевой дружбе и союзе. А Польше и Румынии советское правительство предложило заключить пакты о ненападении. Поляки согласились с радостью – они не на шутку опасались что СССР и Германия в самом деле заключат военный союз. Разведка у них тоже имелась, доносила о планах Тухачевского, о немецких штабных играх. Теперь нежелательный альянс рушился, как тут было не радоваться?
Однако нацисты от совершенного ими поворота получали больше выгод, чем убытков. В августе 1933 г. на прием к Гитлеру прибыла первая делегация крупных дельцов США: глава фирмы "Интернешнл телефон энд телеграф корпорейшн" Состенес Бенн и уполномоченный этой компании в Германии Генри Манн. Фирма уже вела дела с немцами, совместно с "Сименс-Шуккерт" основала свои филиалы "Лоренц" и "Стандарт электрик". Протокол встречи исчез. Но известно, что по рекомендации Гитлера мистер Бенн ввел в правление своих германских филиалов приближенного банкира фюрера, фон Шредера. Известно и то, что концерн "Стандарт электрик" в скором времени получил выгодные военные заказы, а "Лоренц" приобрел 28 % акций заводов "Фокке-Вульф", которые вскоре начнут штамповать боевые самолеты [7]…
Ну а услуги советских военных академий и училищ, совместные учебные центры и прочие выгоды сотрудничества с СССР были теперь Гитлеру не нужны. Он рассчитывал в ближайшее время иметь уже собственные училища, академии, полигоны. В октябре 1933 г., как раз в разгар Лейпцигского процесса, Германия вышла из Лиги Наций. Как бы показала, что отныне решения международного органа для немцев не обязательны. А сразу после этого в Германии было создано министерство авиации – пока еще гражданской, но уже можно было начать разработки для воссоздания военной. Западные державы смолчали. Никаких признаков недовольства не высказали.
А вот усилия Советского Союза, вроде бы оправданные, миролюбивые, стали вдруг буксовать! В 1934 г. правительство Сталина сделало то, от чего отказался Гитлер – вошло в Лигу Наций. Вошло специально, чтобы объединить усилия с западными державами, добиться взаимопонимания и конструировать в Европе систему коллективной безопасности. Но куда там! Англичане и французы вежливо раскланивались, отделывались общими фразами, а сами… настраивали Польшу сближаться с Германией! В итоге состоялась очень доброжелательная встреча Гитлера с Пилсудским, и между ними был подписан пакт о ненападении. Для Советского Союза он стал пощечиной! Англия и Франция явно показывали, в какую сторону они хотят подтолкнуть Гитлера.
Кстати, Польша была вообще на седьмом небе! Полагала, что в международных интригах она выиграла больше всех. Приобрела двух новых "союзников", могла выбирать между ними и использовать друг против друга! Но когда приближенные поинтересовались у Гитлера, намеревается ли он теперь объединиться с поляками и напасть на русских, фюрер брезгливо отмахнулся: "Советская Россия – это очень трудно. Вряд ли я смогу с нее начать… Все договоры с Польшей имеют лишь временную ценность. Я вовсе не собираюсь добиваться взаимопонимания с поляками. Мне нет нужды делить власть с кем бы то ни было… В любой момент я могу найти общий язык с Советской Россией. Я могу разделить Польшу в любое удобное для меня время и любым способом…".
Знала ли американская "закулиса" о сокровенных планах Гитлера? Да, знала. Ведь эта закулиса имела своих доверенных эмиссаров в самом ближайшем окружении фюрера. Но его идеи в полной мере устраивали финансовых олигархов. В США начиналось установление "нового мирового порядка". А Европу прошерстить и расчистить для американского "порядка" предстояло Гитлеру. Для этого ему и помогли прийти к власти. Нет, сам фюрер ни в коем случае не стал бы работать на США! Он был выше этого. Был уверен, что способен всех перехитрить, а западных партнеров использует, не более того. Но заказывали музыку те, кто платил деньги, и они-то знали, кто кого использует…
13. "Ночь длинных ножей"
Казалось, что немцы проснулись от какой-то спячки и спешат нарядиться на праздник. То есть напялить на себя форму. Простонародье массами записывалось в СА – там были шумные сборища в пивных, чувство "братства", крики о революции. Интеллектуалы и аристократы предпочитали СС – им импонировала элегантная черная форма, дух "рыцарского ордена", мистические увлечения, да и нравы эсэсовцев выглядели менее грубыми, чем у штурмовиков.
Впрочем, Гиммлер и его воинство после прихода к власти оказались обиженными. Их обскакали более расторопные товарищи, расхватали ведущие посты. Основной центр партийной жизни переместился из Баварии в Берлин. Штатгальтером, то бишь правителем Баварии, подсуетился стать генерал фон Эпп, бывший глава штурмовиков. А Гиммлеру досталась более чем скромная должность начальника баварской полиции. Но ведь ему подчинялись отряды СС, они насчитывали уже 52 тыс. человек! Лидеры штурмовиков тоже схлынули в Берлин, фон Эпп инициативой не отличался. Гиммлер же принялся усиленно набирать эсэсовцев в полицейские структуры [39].
Политическую полицию он выделил в отдельное ведомство, передал под начало Гейдриха. Таким образом, СС становились реальной карательной силой. А партийная разведка СД получила базу и опору в государственных структурах. Точно так же, как Геринг, Гиммлер не стеснялся привлекать вчерашних врагов – заместителем к Гейдриху взяли бывшего шефа политической полиции Баварии Мюллера, профессионала высочайшего класса. Был организован и собственный концлагерь в Дахау. Первый концлагерь СС. Но Гиммлер, в отличие от штурмовиков, испросил на это разрешения у Гитлера. Лагерь не считался "диким", вошел в ведение полицейских органов.
А чтобы не потеряться, не быть отброшенным на обочину, Гиммлер вспомнил о первоначальном назначении своих отрядов – личной охраны Гитлера. Это была важнейшая привилегия: постоянно сохранять доступ к вождю, оставаться близким к нему человеком. Рейхсфюрер СС сформировал особую роту "Ляйбштандарте Адольф Гитлер". Персонально отобрал в нее 102 бойца – самых рослых, видных. Таких, чтобы выглядели настоящими "белокурыми бестиями". Рота понравилась Гитлеру. Воины в черных мундирах встали на посты в резиденции канцлера. Это было первое подразделение СС, получившее официальное право носить оружие.