Изучение в английских университетах древних языков, истории, античной философии, Отцов Церкви и Библии прекрасно уживалось с "новым мышлением", согласно которому все должно подлежать проверке. "Механическая философия, корпускуляризм и новая биология требовали, чтобы теории и гипотезы проверялись и доказывались экспериментально, прежде чем предлагать их (какими бы предварительными они ни выставлялись) в качестве "неоспоримых фактов"" [92] . Если какие-то идеи Аристотеля и перипатетиков не выдерживали такого испытания на диспутах, а эксперименты показывали новые стороны Божьего мира, это означало, с точки зрения англиканских богословов, не крушение религии и морали, но лишь вполне объяснимую неадекватность древних, еще языческих, представлений об устройстве мироздания.
"Экспериментальная философия" охотно искала предшественников: например, кто-то утверждал, что первым атомистом был Моисей, а Гук считал Овидия наследником величайших греческих и египетских философов древности [93] . В Англии, в отличие, допустим, от Франции, новой науке и экспериментальной философии не приходилось преодолевать институциональные барьеры: естествознание хотя прямо и не поддерживали, но не запрещали. В 1675 г., прибыв во Францию, Локк, к своему удивлению, обнаружил, что в этой стране "новая философия запрещена в университетах, школах и академиях" [94] .
Несмотря на ревнивое отношение декана Джона Фелла к деятельности Лондонского королевского общества, в котором он видел конкурента, стоявшая за этой деятельностью философия не вызывала ни у Фелла, ни у других оксфордских богословов никакого отторжения, не представляя, по их мнению, угрозы для церкви и религии. Это отношение весьма ценилось и представителями самой "экспериментальной философии". Более того, такие видные члены Лондонского королевского общества, как Джон Уилкинс и Томас Спрат (оба были избраны в 1663 г.), вскоре стали епископами. В своей "Истории Лондонского королевского общества" Спрат писал, что экспериментальное изучение природы, творений и путей Создателя является формой религиозного поклонения, которая практиковалась, еще до грехопадения, Адамом в раю в качестве единственной и изначальной религии, не предполагавшей искупления [95] . Примерно тех же взглядов придерживался и Бойль, говоривший о "философском почитании Бога" и об экспериментальных философах и "натуральных историках" как принадлежащих к новому типу духовенства – "жрецам природы" ("priests of nature"). В этом контексте стоит упомянуть и о книге Уилкинса "О принципах и обязанностях натуральной религии" (1675) [96] .
Не пойдя на компромисс с диссентерами в известном Акте о единообразии 1662 г., англиканская церковь тем не менее согласилась не только на терпимые, толерантные отношения, но и на тесный союз с натурфилософами, такими, например, как Исаак Ньютон. Условием сотрудничества стал отказ естествоиспытателей от публичных споров с церковью по политически острым и раскалывающим общество вопросам, в частности касающимся теологии и экклезиологии, в обмен на молчаливую поддержку и невмешательство в научные и медицинские исследования. При этом состав Лондонского королевского общества был свидетельством не конформизма этого института, а, скорее, его плюралистичности. Членами общества являлись не только англикане, но и нонконформисты, например Уильям Пенн (с 1681 г.), и даже католики, например Кенелм Дигби (с 1663 г.). (В свое время Дигби был придворным Карла I, а затем дипломатом на службе у Кромвеля.)
"Научная деятельность в этот период… вдохновлялась не какой-то одной религиозной позицией, но рядом религиозных или светских стимулов, которые объединяли людей в достижении общих целей, главным образом определявшихся внутренней динамикой научной инициативы" [97] . Несмотря на декларируемую аполитичную позицию, такой видный член научного сообщества, как Джон Уилкинс, принимал активное участие, вместе с Джоном Тиллотсоном (членом Лондонского королевского общества с 1672 г.), Эдвардом Стиллингфлитом и Томасом Барлоу, в попытке продвижения в 1667–1668 гг. билля о "включении", в то время как другой член Лондонского королевского общества (с 1663 г.) – епископ Солсберийский Сет Уорд выступил решительно против этого предложения. В 1670 г. Уилкинс выступил также против Акта о тайных собраниях, чем вызвал недовольство Карла II. Можно вспомнить и о деятельности члена Лондонского королевского общества первого графа Шефтсбери. Среди членов Лондонского королевского общества были равно и тори, и виги. И поэтому декларирование "аполитичности" было скорее попыткой "найти общее кредо, которое могло бы пользоваться как минимум молчаливой поддержкой людей, занимающих самые разные позиции, чтобы обезоружить критиков и привлечь сторонников" [98] .
Политика "невмешательства" культивировалась и в период междуцарствия. Весьма влиятельной фигурой в Оксфорде того времени был глава Уодем-колледжа Уилкинс, в 1655 г. женившийся на сестре Кромвеля – Робине. Уилкинс стал политическим патроном всей линии "экспериментальной философии" в Оксфорде 1650-х гг., в его круг входили Роберт Бойль, Сет Уорд, Джон Уоллис, Кристофер Рен и Уильям Петти. При поддержке Уилкинса в Оксфорде периода междуцарствия царило позиционирование науки как занятия, которое "выше" любых политических баталий.
Но это касалось лишь внутриуниверситетской политики, что же до государственных дел, то Уилкинс и его друзья настаивали на преобразовании протектората в кромвелевскую монархию. В 1659–1660 гг., когда маятник качнулся в сторону, противоположную режиму Ричарда Кромвеля (до этого в качестве канцлера Оксфордского университета пользовавшегося безусловной поддержкой со стороны круга Уилкинса), группа "аполитичных" натурфилософов немедленно перешла на сторону Карла Стюарта.
Не участвовать в политике было невозможно: приходилось помнить о более важных целях, связанных с реформой образования, науки и других сфер общественной жизни. В этом и состояла суть "аполитичности".
В конце 1660-х гг. Уилкинс стал епископом Честерским. Важно также отметить, что Уилкинс был одним из основателей Лондонского королевского общества, а также входил в научный клуб, известный как "группа 1645", в котором принимали участие также математик Джон Уоллис (член Лондонского королевского общества с 1663 г.) и переводчик и кромвелевский дипломат Теодор Хаак, один из ближайших соратников Самюела Гартлиба и тоже член Лондонского королевского общества (с 1663 г.).
Политику "аполитичности" (т. е. балансирования на грани конформизма и неучастия) пытался проводить и Гартлиб, который "кочевал" на протяжении 1640–1650 гг. от Карла I к парламентариям – Джону Пиму, лорду Бруку и Натаниелю Ричу, затем к республиканцам и Оливеру Кромвелю. Как и Шефтсбери, Гартлиб возлагал большие надежды на Ричарда Кромвеля, а затем столкнулся с враждебным отношением к себе нового реставрационного режима, хотя готов был сотрудничать и с роялистами.
Характерна история изобретений Иоганна Куфлера, прежде всего его смертоносной торпеды, которую Гартлиб предлагал купить Оливеру Кромвелю. Сознавая не вполне христианский характер военных изобретений, агент Гартлиба в Нидерландах, бывший пастор и адепт Якоба Бёме Иоганн Мориан оправдывал усилия по их продвижению соображениями, которые можно было бы сегодня назвать концепцией сдерживания: мощное оружие необходимо сторонам не для нападения, а для устрашения потенциального противника, который, зная о разрушительной мощи этого оружия, не смеет нарушить мир [99] .
Можно также вспомнить о начале карьеры Бенджамина Уорсли: во время гражданской войны он выступил с предложением организовать для нужд парламентской армии производство селитры (нитрата калия), необходимого элемента в изготовлении пороха [100] . Для этой цели Уорсли – следуя идеям Гартлиба – предлагал организовать работные дома (в том числе детские), в которых можно было бы соединить интересы частных инвесторов и "общественное благо".
Говоря об аполитичности, следует помнить, что в то же время Гартлиб в течение долгого времени (с середины 1640-х и по 1660 г.) фактически находился на содержании правительства, которое ежегодно выделяло значительные суммы, покрывавшие его расходы по обширной переписке и сбору полезной для государства информации, касающейся состояния науки, образования, промышленности и сельского хозяйства на континенте [101] . Не менее конформистской выглядит карьера Бенджамина Уорсли, который состоял на службе сначала у Страффорда, затем у Долгого парламента, потом у "Охвостья", Бербонского парламента, протектората, возрожденного "Охвостья", военного режима и, наконец, Карла II.
* * *
В конце 1650-х – начале 1660-х гг. Локк продвигался по ступеням академической карьеры, получив в 1658 г. звание магистра искусств, а далее назначения на более высокие посты – лектора-ассистента (praelector) по греческому языку и риторике, цензора по моральной философии. Знаком особого отношения стало назначение Локка в мае 1661 г. на должность наставника (tutor), означавшее пусть и небольшое, но повышение жалованья. В обязанности наставника входило не только чтение лекций, он должен был также осуществлять контроль над младшими студентами и общаться с их родителями. Некоторые воспитанники Локка (всего их насчитывают до 140) впоследствии стали известными людьми – членами парламента, учеными и представителями церкви, с которыми он поддерживал близкие отношения и благодаря которым довольно рано получил репутацию весьма влиятельного человека.
Итак, согласно правилам колледжа Крайст-Чёрч, по достижении определенного возраста "студент" должен был пройти посвящение в духовный сан и, если в университете не имелось подходящей должности, покинуть его стены, обычно получив приход либо мирскую должность. В середине 1660-х гг. Локк вплотную подошел к этому рубежу. В 1662 г. он был уже предпоследним в списке philosophi первой подгруппы, а к 1664 г. переместился на девятое место во второй, и это означало, что до перехода в theologi оставалось, не считая четырех факультативных, всего несколько позиций. Неизбежное близилось. Локк начал 1665 год уже в списках theologi, а потому обязан был либо пройти посвящение в духовный сан и спустя какое-то время покинуть стены колледжа, либо, защитив диссертацию на звание бакалавра медицины, попытаться занять место "факультативного студента".
Локку совсем не хотелось покидать Оксфорд, который стал его домом. Все его интересы были направлены на ученые занятия – и не только на теологию, главный предмет в колледже Крайст-Чёрч, но и на медицину и химию. В архиве Локка сохранился список из 350 книг, которые он прочитал за период с 1658 г. по март 1667 г. На первом месте в списке стояла медицина (46,6 %), на втором натурфилософия (16,4 %), на третьем теология (15,4 %). В Оксфорде Локк изучал Юстина Мученика, Тертуллиана, Иринея, Климента Александрийского и Оригена. Среди англиканских теологов, которых он читал в это время, – Генри Хаммонд, Питер Хейлин, Джон Пирсон, Роберт Сандерсон и Ричард Гукер. Политика и право (2 %) и экономика (0,3 %) находились в это время на периферии его интересов [102] .
В середине 1660-х гг. его интерес к медицине привел к занятиям ятрохимией (т. е. медицинской химией). Начиная с 1652 г. в записных книжках Локка появляются рецепты разнообразных лекарств, например помогающих при образовании камней в почках, коликах, лихорадочном ознобе, кори, подагре, чахотке, свищах, раке, зубной боли, насморке, ангине и т. д. Эти рецепты он записывал со слов своих друзей-медиков или на лекциях известных врачей, таких как Ралф Батхерст (член Лондонского королевского общества с 1663 г.).
Познакомившись в мае 1660 г. с Робертом Бойлем, который переехал в Оксфорд в 1655 г., Локк, возможно, участвовал в работе его лаборатории, во всяком случае изготавливал химические соединения по рецептам Бойля и имел доступ к его библиотеке. Локк прочитал вышедший в 1660 г. труд Бойля "Новые медико-механические эксперименты касательно упругости воздуха и его следствии" [103] , а затем и другие его работы: "Некоторые физиологические опыты", "О стиле Священного Писания" и "О пользе экспериментальной натуральной философии", "Химик-скептик, или Химико-физические сомнения и парадоксы", "Происхождение форм и качеств согласно корпускулярной философии" [104] . Особый интерес Локк проявлял к процессам дыхания и кровообращения.
Помимо этих произведений, он прочел труды Рене Декарта: "Первоначала философии" (1644), "Рассуждение о методе" (1637), "Диоптрику" (1637), "Метеоры" (1637), "Метафизические размышления" (1641), делая выписки, касавшиеся физических вопросов. Среди других прочитанных книг – "Syntagma philosophicum" (1658) Гассенди, изложение Спинозой "Первоначал философии" Декарта ("Principia philosophiae cartesianae", 1663), "Тщета догматизирования" Джозефа Гланвила (1661) [105] , "Экспериментальная философия" Генри Пауэра (1664) [106] , "Микрография" Роберта Гука (1665) [107] . Локк внимательно изучал также все выпуски "Philosophical Transactions" Лондонского королевского общества.
Локк посещал лекции и семинары известных химиков и медиков, таких как протеже Бойля и Гартлиба Петер Шталь (весной 1663 г.) и Томас Уиллис (в 1664 г.), участвовал в анатомировании трупов животных и людей, предположительно и в анатомических исследованиях мозга, проводившихся Уиллисом. К тому же времени относится его набросок на темы физиологии под названием "Respirationis usus" – вероятно, план диспутации на соискание степени бакалавра медицины.
Локк изучал труд Яна Баптиста ван Гельмонта "Ortus medicinae" (1648,1652; английское издание под названием "Oriatrike, or Physick Refined", 1662) [108] , который содержал виталистическую концепцию "ферментов" и первоначальной "воды", порождающей все существующее из "семян" с помощью спиритуального жизненного принципа "archeus", и критику гуморальной теории Галена с точки зрения "химической" школы Парацельса и неопарацельсианцев [109] . Локк читал также труды учеников Я.Б. ван Гельмонта в Германии и Нидерландах [110] . По мнению многих историков науки, в 1650-х гг. Я.Б. ван Гельмонт оказал влияние и на Бойля (отмечается, например, что поначалу Бойль трактовал корпускулы как "семенные принципы"), хотя позднее их взгляды стали относить к диаметрально противоположным направлениям – "корпускуляризма" ("механицизма") и "витализма" ("органицизма"). Не может быть никаких сомнений, что именно Бойль приобщил Локка к ятрохимии.
В Оксфорде 1660-х гг. Бойль и Гук при помощи пневматического насоса, изобретенного в 1650 г. Отто фон Герике, демонстрировали связь физических свойств воздуха с дыханием и кровообращением. В это время Бойль уже скептически оценивал теорию трансмутации воздуха и его частиц в "витальные духи", развитую как в традиции Галена, так и в традиции Парацельса. Процессы дыхания и кровообращения активно обсуждались в это время в Оксфорде, в том числе Томасом Уиллисом, труд которого (пример "корпускулярного гельмонтианства" [111] ) "Две медико-философские дискуссии" [112] о брожении крови и роли азотосернистых частиц воздуха Локк законспектировал вскоре после его выхода в свет, т. е. еще до чтения работ ван Гельмонта. С Ричардом Лоуэром [113] , ассистентом Уиллиса, таким же, как и Локк, преподавателем колледжа Крайст-Чёрч, Локк проводил в 1664 г. эксперименты на животных, демонстрировавшие роль воздуха в изменении цвета крови в ходе ее циркуляции.
Локк был знаком также и с идеями Уильяма Гарвея, прежде всего благодаря труду Джорджа Энта "Апология кровообращения" [114] , в котором доказывалась необходимость воздуха для питания "витального пламени" в работе сердца, однако главная задача его исследований того времени – примирение двух различных традиций объяснения болезней, поиск via media между Галеном и Парацельсом. Возможно, он находился в это время под влиянием трудов немецкого врача и химика Даниела Сеннерта. Это видно, в частности, из его работы "Morbus", датируемой сентябрем 1666 – апрелем 1667 г., где он делит весь мир на "семенную" и "несеменную" части по критерию применимости двух теорий, условно говоря, объясняющих две области мироздания – органической и неорганической природы. Делая это, он не ссылается ни на корпускулярную теорию Декарта – Бойля, ни даже на "пластический принцип", с помощью которого Бойль пытался объяснить происхождение жизни из "механически построенной машины" природы, но обращается прежде всего к витальному принципу Я. Б. ван Гельмонта [115] . В огромном массиве сохранившихся в записных книжках Локка и других неопубликованных материалах записей нет ни одной (!), посвященной законам движения или механического воздействия тел [116] .
В отличие от Декарта и Бойля, предлагавших объяснение болезни как проникновения в организм частиц неподходящей формы через "фильтр", или "сито", ван Гельмонт считал причиной болезней чуждые "археи", существа, вторгающиеся в тело и вступающие в конфликт с "archei insitae", т. е. с существами, внутренне присущими каждому данному организму и контролирующими его работу через ферменты ("fermenta"). С помощью алкагеста и некоторых других лекарственных препаратов, например производных от винного камня, считал Я.Б. ван Гельмонт, врач может воздействовать на тело пациента и изолировать нездоровые агенты, обеспечивая гармоничное сотрудничество внедряемых агентов с присущим каждому человеку индивидуальным "archeus’oM". Выделение в организме особых болезнетворных агентов шло вразрез с нозологией Галена, объяснявшего болезни дисбалансом в организме аристотелевских первичных качеств тепла, холода, влажности и сухости. В "Morbus" Локк предлагает в качестве дополнительного объяснения болезней "смешение неподходящих ингредиентов", например различных солей, что можно счесть неким подобием галенической теории. По этой причине историки медицины часто называют концепцию Локка эклектической.