Первым выступил заместитель директора Вячеслав Иванович Гургенов. Он встал и сказал прекрасные слова о Примакове. Они были хорошо знакомы, Гургенов ездил вместе с Примаковым в Ирак во время первой войны в Персидском заливе. Тогдашний первый заместитель начальника разведки Вадим Алексеевич Кирпиченко, ныне тоже уже покойный, произнес большую и аргументированную речь в пользу Примакова. Кирпиченко знал Примакова еще по институту востоковедения, где они вместе учились.
Потом точно так же говорили и другие. Выступило примерно двенадцать-пятнадцать человек. Все единодушно поддержали Примакова. Борис Николаевич, уловив настроения, охотно присоединился к общему хору.
– Да, и у меня такое же отношение к Евгению Максимовичу… Мне советовали… его заменить, но я не буду этого делать. Он меня никогда не подводил… Даже в те тяжкие времена… времена опалы он был одним из немногих людей, кто мог мне руку протянуть, поздороваться, улыбнуться и поговорить… Я такие вещи не забываю, – многозначительно заключил президент.
Борис Ельцин прямо там же, на глазах всего руководства разведки подписал заранее, разумеется, заготовленный указ № 316 о назначении Примакова. Была тогда у Ельцина такая манера – вот я сейчас на ваших глазах подписываю указ. Он поздравил Примакова и встал. Все понимали, что в президентской папке были и другие проекты указа… Провожая президента, Евгений Максимович сказал:
– Вы сняли огромный груз с моих плеч, назначив меня через такую процедуру.
Примаков умеет быть очень сдержанным, поэтому никакого напряжения – "сейчас моя судьба решается" – или, напротив, ликования – "смотри-ка: все говорят, что я самый достойный" – он не выразил. Но это был один из приятнейших дней в его жизни, потому что впервые была у него возможность посмотреть, как к нему относятся люди в разведке. А ведь он сделал в разведке только первые шаги. Он себя еще ничем особо не показал. Путь к полному признанию был долгим. Евгений Примаков остался в разведке и проработал там еще четыре года – до назначения министром иностранных дел.
Кабинет № 2131
Конечно, и до появления в Ясенево Евгений Примаков имел некоторое представление о работе разведки, но достаточно смутное. Что представляет собой разведывательная служба в реальности, он узнал только после того, как появился в Ясенево в роли хозяина. Он обосновался в кабинете № 2131 на третьем этаже здания внешней разведки, который до него занимали только трое – Федор Константинович Мортин, Владимир Александрович Крючков и Леонид Владимирович Шебаршин.
На знакомство с хозяйством у него ушел не один день. Ему показывали обширную территорию, водили по длинным коридорам, раскладывали перед ним толстенные папки бумаг, и ему постепенно открывалась картина жизни необыкновенного и никогда не засыпающего организма.
Разведка работает круглосуточно, эта работа не терпит перерывов. Двадцать четыре часа в сутки в Ясенево нескончаемым потоком поступает информация со всего мира. Ее черпают не только из радиоперехвата и шифровок собственных агентов – они дают лишь самые ценные, самые секретные данные. Главный массив информации поступает от телевидения, радио, газет (а теперь и интернета).
Офицеры-аналитики, согнувшись над своими письменными столами, обрабатывают все поступающие сведения, пытаются разобраться в происходящем и постоянно обновляют оценки ситуации в том или ином регионе. Примаков мог попросить справку практически на любую тему и получить ее немедленно. Эффективность этой гигантской машины производит впечатление.
Советская разведка действовала как сверхмощный пылесос: вместе с действительно важной информацией она вбирала и кучу никому не нужной шелухи. Скажем, даже в Зимбабве или Сьерра-Леоне крали какие-то военные документы, вербовали местных чиновников. Но стоило ли тратить на это деньги и силы?
Главный вопрос, поставленный перед Примаковым, звучал так: а что именно нужно? В какой именно информации нуждается государство?
Евгений Максимович представлял себе, что должна давать разведка. И на что не следует растрачивать силы и средства. Разведку интересует только то, что имеет значение для России. Теперь ему предстояло убедить в своей правоте своих новых подчиненных.
Разведка переехала в отдельный комплекс зданий в Ясенево на юго-западе Москвы летом 1972 года, когда начальником первого главного управления был генерал-лейтенант Федор Константинович Мортин. Это сделали из соображений конспирации, чтобы иностранные разведчики, наблюдавшие за Лубянкой, не могли фиксировать сотрудников разведки. Мортин приказал в целях конспирации повесить на караульной будке табличку "Научный центр исследований". Название прижилось.
В разведывательном городке Ясенево перед главным зданием устроена гигантская парковка – для служебных автомобилей и для машин сотрудников Службы внешней разведки. Тех, кого не возят на служебном лимузине и кто не обзавелся собственным авто, доставляют на работу на специальных автобусах. Каждое утро с понедельника по пятницу в разных концах города стоят неприметные автобусы. Они ждут своих пассажиров – всегда одних и тех же.
А вот если опоздал на автобус, тогда плохо. Можно, конечно, примчаться на такси, но тогда от первой проходной придется долго идти пешком. Вечером автобусы развозят сотрудников по домам. Рабочий день заканчивается в шесть часов. Если немного задержался, то не беда – автобусы отходят по расписанию каждые полчаса.
Засиживаться после шести часов по собственной инициативе не принято. Приехать в выходной поработать можно только по специальному разрешению. И нужно внятно объяснить, зачем тебе понадобилось являться на службу в неурочное время. Желание побыть в кабинете в одиночестве вызовет скорее подозрения: не агент ли ты иностранной разведки? И не собираешься ли в одиночестве фотографировать секретные документы российской разведки? Были такие персонажи.
Другое дело, если задерживается начальник. Тогда некоторому числу офицеров – в зависимости от его темперамента – придется остаться, чтобы ему помочь.
При входе в разведгородок надо показать именную карточку-пропуск с фотографией. Карточка снабжена несколькими степенями защиты от подделки. Охранник берет пропуск в руки, очень внимательно рассматривает ее, придирчиво сравнивает фотографию с оригиналом. Внутри комплекса проход везде свободный. Нет дополнительного поста охраны и у кабинета директора. Но его секретари-офицеры, никогда не покидающие приемной, гарантируют безопасность и самого директора, и находящихся в его кабинете секретных документов. Впрочем, за всю историю отечественной разведки физическая опасность ее начальнику не грозила.
Только в шифровальных подразделениях непробиваемые двери всегда закрыты; чтобы войти, надо знать код допуска. Но в эти комнаты чужие и не ходят. Им там просто нечего делать.
И в переходе, ведущем к поликлинике (в Ясенево своя медицина), есть охрана. Чтобы наведаться к врачу и вернуться на работу, тоже надо показать пропуск. Это сделано для того, чтобы врачи, сотрудники поликлиники не могли войти в основное здание разведки. В Ясенево есть и своя парикмахерская, и кинозал. В советские времена показывали хорошие иностранные фильмы, и еще не все ходили смотреть, домой торопились…
Утро в разведке начинается самым тривиальным образом – с чтения газет и знакомства с новостями. Вместе с газетами разносят и внутренние информационные сводки – они предназначены не только для начальства. В сводках перечислены важнейшие события в мире, оценена оперативная обстановка. Коллеги из Федеральной службы безопасности присылают свои информационные бюллетени, вполне откровенные, но ничего такого особенного, экстраординарного в них нет.
Потом начинается собственно работа – приносят шифротелеграммы из резидентур.
Самое важное – это сообщения о встречах с агентами. До распада Советского Союза еще более важными, чем даже встречи с агентами, считались операции по передаче денег руководителям зарубежных компартий. Тогда разыгрывались целые спектакли.
Приходила телеграмма от резидента: "первый" (руководитель компартии) или "соратник" (то есть второй секретарь) на встрече при соблюдении мер предосторожности сказал, что выпуск партийной газеты будет иметь большое значение для успеха на выборах. Полагаем целесообразным поддержать просьбу "первого" о выдаче друзьям энной суммы на выпуск газеты… Ни имя "первого", ни страна, ни название партийной газеты во внутренних документах разведки никогда не указывались. А в ЦК докладную писали открытым текстом. То есть секретили только от себя самих.
За каждую шифротелеграмму офицер расписывается. На бегунке, который приложен к телеграмме, отражено все движение документа. Всегда можно выяснить, кто и когда этот документ читал, где он находится в данный момент и у кого именно. Нужную бумагу находят мгновенно. Архивы в разведке чудесные, и обращаться к ним приходится постоянно.
Скажем, в одной из стран резидентура вышла на интересного американца, открывается перспектива вербовочного подхода, и резидентура просит посмотреть, не проходил ли он по учетам разведки. Одного из молодых офицеров посылают в архив. Раньше это были толстенные папки и фолианты, которые выдавали под расписку. Выносить их из архива запрещено, надо читать на месте. Теперь архив компьютеризирован.
Знакомство с архивом всегда полезно. Офицеры разведки рассказывают:
– Иногда поручение проверить чью-то фамилию кажется нелепым – ну каким образом его фамилия могла попасть в наши досье? Начинаешь смотреть – вот по этому делу проходил и по этому, значит, что-то можно о нем узнать. И составить рекомендации резидентуре, как к нему подойти.
Или выходит наш человек в Вашингтоне на американца, который, как выясняется из архивных дел, несколько лет назад случайно разговаривал с российским оперативным работником в третьей стране, жаловался тогда на плохое зрение и что на дорогостоящую операцию он себе вряд ли заработает. Уже интересно: резидентуре дается поручение выяснить его материальное положение, состояние здоровья – вылечил глаза или нет, нужны ему контактные линзы? Или, может быть, операция поможет? Не исключена и такая идея – пригласить к нам сделать операцию за счет разведки…
Впрочем, нашелся человек, который сумел утащить из архива разведки суперсекретную информацию. Служба внутренней безопасности первого главного управления никогда не обращала внимания на майора Митрохина. Какую опасность мог представлять человек, который давно не занимался оперативной работой, а долгие годы работал в архиве и дослужился всего лишь до майора?
Выпускник историко-архивного института, Василий Никитич Митрохин после войны работал в милиции, затем в военной прокуратуре, оттуда его перевели в министерство госбезопасности. Причем его взяли в разведку, которой в ту пору занимался Комитет информации при Совете министров СССР. Он работал на Ближнем Востоке, ездил в короткие командировки в другие страны. В последний раз его послали с оперативным заданием в Австралию вместе с нашими спортсменами, которые участвовали в мельбурнской Олимпиаде. Видимо, во время командировки что-то произошло, потому что Митрохина убрали с оперативной работы и перевели в архив, лишив перспективы роста.
Василий Никитич был аккуратным и исполнительным служакой – радость кадровиков. Каждое утро он загодя приезжал на работу, получал в архиве очередное секретное дело и прилежно сидел над ним до вечера. Самое интересное он выписывал на стандартный листок бумаги. Некоторые документы первого главного управления Комитета государственной безопасности СССР копировал дословно.
Личные и оперативные дела агентуры – высший секрет разведки. Сотрудник разведки может получить для работы только то дело, которым он непосредственно занимается. Но для служащих архива возиться со старыми папками – это просто часть их служебных обязанностей. Исписанные за день листочки майор перед уходом домой прятал в носках или в трусах. Никто и никогда его не остановил и не проверил. Он приносил копии секретных документов домой и вечерами перепечатывал их на машинке.
В пятницу вечером перепечатанное отвозил на дачу и прятал там под матрасом. Потом перекладывал в герметичную посуду и зарывал в саду. Так продолжалось десять лет, с 1972-го по 1982 год. В 1984 году Василий Никитич Митрохин вышел по возрасту на пенсию и стал ждать. На что он надеялся в советские времена, непонятно. Но когда Советский Союз распался, наступил момент, когда он решился выйти из подполья. Он выкопал один из драгоценных горшков, взял билет до Риги, ставшей столицей независимой Латвийской республики, и там предложил свои сокровища американскому посольству. Американцы отнеслись к отставному майору недоверчиво; их не интересовали старые дела и пенсионеры. В начале девяностых желающих перебраться в Соединенные Штаты было слишком много, а средства ЦРУ по приему перебежчиков ограничены.
Тогда майор 9 апреля 1992 года посетил британское посольство.
Менее избалованные англичане, ознакомившись с содержимым золотого горшка, оценили его предложение. Молодого сотрудника британской контрразведки командировали в Москву. Он выкопал в саду Митрохина оставленные им материалы. Получилось шесть чемоданов. 7 ноября 1992 года Митрохина вместе с семьей доставили в Лондон. Отставной майор получил британский паспорт, новое имя и вместе с британским историком Кристофером Эндрю написал книги, основанные на скопированных им документах.
Рассказал он многое, но все это носит чисто исторический характер. Он назвал имена уже очень пожилых людей, которые когда-то давно работали на советскую разведку. Одного из них посадили – бывшего сотрудника Агентства национальной безопасности Соединенных Штатов Роберта Липку. Он получил восемнадцать лет тюрьмы. Отставной майор Василий Митрохин умер в Англии в 2004 году…
Нравы в Ясенево вполне демократичные. Все называют друг друга по имени-отчеству, стараются быть любезными. Если входит начальник, офицер, старший по званию, полагается встать. Если заходит равный по званию, можно остаться на месте.
Попасть на прием к директору Службы внешней разведки очень трудно. Многие разведчики, прослужив всю жизнь и дослужившись, скажем, до полковника, ни разу не были в кабинете своего высшего руководителя. Но при желании каждый сотрудник разведки мог ежедневно увидеть Примакова в столовой.
В Ясенево столовая огромная, светлая, с красивыми шторами. Обедать и начальство, и подчиненные идут вместе. Со знакомыми – вне зависимости от звания – Примаков здоровался за руку. В столовой два зала – для начальства и для всех остальных. Разница состоит в том, что начальству еду приносит официантка.
Кормят в Ясенево сравнительно дешево, но не очень вкусно. Причина простая: тяжело найти хороший обслуживающий персонал, поваров. Все-таки далеко от города, не каждый захочет ездить каждый день. Строгий пропускной режим тоже не очень нравится. Женщине надо в свободную минутку выскочить и по магазинам пробежаться, а тут и выходить нельзя, и идти некуда (вокруг никаких магазинов). И воровать в Ясенево трудно.
Обеденный перерыв с двенадцати до трех, но военной дисциплины нет – обедай, когда хочешь. Самые толковые сначала идут в бассейн, плавают, потом обедают. А еще есть буфеты на разных этажах. Да и на рабочем месте можно чаю с булочкой выпить – не возбраняется. Только, как во всяком казенном учреждении, по коридорам бродят скучающие пожарные, так что чайники приходится прятать. Зато в Ясенево, как в чисто мужском заведении, в примаковские времена можно было курить в комнатах. Разговоры о работе в столовой или в коридоре исключены. Говорят о футболе, погоде и зарплате.
Конечно, с одной стороны, в Службе внешней разведки собралось больше генералов, чем было когда-то во всем КГБ. А с другой – генеральские зарплаты в девяностые тоже были небольшими. Разведчиков спасали загранкомандировки.
Ветераны разведки, которые успели поработать еще на Лубянке, говорят, что в Ясенево атмосфера спокойная, доброжелательная, в коридорах люди здороваются друг с другом. А на Лубянке, когда разведка там находилась, было строго. Люди ходили чопорные, сумрачные, подозрительные, не разговаривали друг с другом. Там, правда, помимо разведчиков сидели и второй главк (контрразведчики), и военные особисты, и пограничники, так что шансов встретить в коридоре знакомого там было мало.
Как вообще можно познакомиться со сотрудником другого подразделения? Только если советуешься по рабочему вопросу, которым занимаешься. Вечера знакомств в разведке не устраиваются, а людей там работает много – даже после тех сокращений, которые произвел Примаков в первый год работы.
Когда Примакова назначили в Ясенево, министром иностранных дел СССР еще был Борис Дмитриевич Панкин, бывший посол в Чехословакии. Он единственный во всем дипломатическом корпусе во время августовского путча открыто выступил против ГКЧП. Горбачев вызвал его из Праги и назначил министром.
Борис Панкин рассказал в 1991 году, какое колоссальное количество разведчиков укрылось под посольскими крышами. По словам Панкина, не меньше половины дипломатов в загранпредставительствах были в реальности офицерами разведки. Он потребовал сократить число сотрудников разведки, которые пользуются дипломатическим прикрытием, вернуть на эти места профессиональных дипломатов, которые принесут стране больше пользы.
Проблемы со спецслужбами у самого Панкина возникли еще в то время, когда он поехал послом в Швецию. Такого количества сотрудников спецслужб под разными крышами он еще не видел и оказался к этому не готов. До посольской службы он был журналистом, много лет проработал в "Комсомольской правде", стал главным редактором, потом несколько лет руководил Всесоюзным агентством по авторским правам. Секретарь ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов объяснил Панкину, что это будет своего рода министерство иностранных дел в области культуры – развитие контактов с творческой интеллигенцией всего мира и продвижение за рубеж советских авторов.
В редакционных коллективах чекистов не было (только разведчики на должностях зарубежных корреспондентов). В ВААП секретным постановлением правительства девять должностей из четырехсот пятидесяти были переданы КГБ. А в посольстве тут чуть ли не каждый второй или из КГБ, или из ГРУ.
– Самым сложным в посольской жизни, – рассказывал Панкин, – было ладить с этими людьми. Они свято верили в то, что все остальные дипломаты, да и посольство в целом существуют только для того, чтобы их прикрывать. Я однажды не выдержал и спросил резидента: "Вы что, думаете, посольство существует, чтобы служить вам крышей?". Он на меня посмотрел, как на идиота: а ты что, по-другому думаешь?
Борис Дмитриевич Панкин невзлюбил чекистов, называл вербовочную деятельность "работорговлей":
– Людей вербовали, насилуя их дух, волю, шантажировали, подлавливая на чем-то, коверкали их жизнь, жизнь их семей и близких… Ну чем их деятельность отличается от преступлений мафиози или банальных воровских шаек?
Почему сотрудники резидентуры так раздражали посла Панкина?
– Они хотели командовать послом, – говорил мне Панкин уже после своей отставки. – Следили за мной. Им ничего не стоило скомпрометировать посольство. Против этого я боролся…