- Не рвите вы сердце, - советовал ему Ренне, - поберегите себя.
- На фронте люди не думают об этом, - отвечал Грабин.
ЗИС-30 полностью оправдала надежды ее создателей. Даже Елян, обычно сдержанный, похвалил пушку:
- Очень хороша! Артиллеристы будут нас благодарить.
- Если она дойдет до них, - уточнил Грабин.
- Дойдет! - уверенно заявил Елян, тряхнув густой шевелюрой. - От такой самоходки никто не откажется.
Так же думал и Василий Гаврилович. Но их убежденность не была подтверждена документами. Новую пушку следовало испытать на полигоне заказчика, заручиться правительственным постановлением о принятии ее на вооружение. На все это требовалось немало времени.
- Надо звонить маршалу Кулику. Пусть они сами посмотрят, оценят, - предложил Грабин.
Амо Сергеевич согласился, но после некоторых раздумий попросил:
- Звоните, Василий Гаврилович, сами. Вам удобнее. Вы конструктор, создали новую систему и пробивайте ей дорогу…
В тот же день Грабин связался с Москвой. Рассказал, что уже несколько месяцев на заводе под брезентом стоит готовая дивизионная пушка, превосходящая по своим качествам Ф-22 УСВ.
- Понятно, - ответил маршал, - еще что?
Василий Гаврилович коротко изложил тактико-технические данные самоходки, доложил о результатах заводских испытаний.
- Хорошо, - согласился Кулик, - привозите обе пушки, мы их посмотрим.
- Куда везти? На полигон?
- Нет, в Москву, в Наркомат обороны. Я хочу пригласить Вознесенского и Малышева. Поторопитесь. Двадцать второго июля будем смотреть.
Железная дорога в те дни не позволяла быстро доставить орудия. С востока сплошным потоком шли войска, с запада двигались люди, составы с эвакуируемым оборудованием.
Решили, что до Москвы ЗИС-30 пойдет своим ходом, а ЗИС-3 - на прицепе за грузовиком. Сформировали расчеты, старшим назначили Ивана Андреевича Горшкова. Перед отправкой устроили что-то вроде экзамена. Расчеты демонстрировали материальную часть, переводили орудия из походного в боевое положение, имитировали ведение огня. Все было отлажено, каждый механизм действовал безотказно.
- Такие пушки хоть кому понравятся, - улыбался Елян. - Хорошее мы сделали дело.
Вслед за группой Горшкова выехал Грабин. Москва встретила его настороженной тишиной. Не было обычного городского шума. Вместо пестрой толпы по улицам двигались военные подразделения. Окна домов были многократно перекрещены бумажными лентами. По крышам расхаживали пожарные и дружинники.
Орудия поставили во дворе Наркомата обороны. Организовали охрану, обеспечили часовых песком и огнетушителями. Только после этого Грабин поехал в Наркомат вооружения. Он собирался коротко доложить о том, как налаживается выпуск старых и новых орудий, но Д. Ф. Устинова интересовало множество проблем, которые волновали конструкторов и производственников. Разговор затянулся. В кабинет наркома один за другим вызывались начальники отделов и управлений, от которых зависело обеспечение завода необходимыми станками и материалами. Распоряжения Дмитрий Федорович отдавал коротко, четко и ясно, взвешивая каждое слово. "А ведь он моложе меня, - подумал Грабин, - ему и тридцати трех еще нет".
Окна в кабинете были зашторены. Но даже сквозь темную материю стали вдруг видны огневые всполохи, громкий голос начал методично повторять: "Воздушная тревога! Воздушная тревога!" Нарком торопливо поднялся, приказал: "Всем в бомбоубежище!" Но сам присоединился к группе сотрудников наркомата, одетых в защитную форму. Пожилой генерал, спустившийся вместе с Грабиным в подвал здания, пояснил: "Устинов сам руководит командой противовоздушной обороны, вместе со всеми ведет борьбу с "зажигалками"…"
Нескольким вражеским самолетам удалось прорваться к Москве. В разных районах города почти одновременно раздались взрывы бомб, земля отозвалась дрожью, со стен бомбоубежища посыпался песок. "Не попали бы во двор, столько труда пропадет даром", - подумал Василий Гаврилович.
Неспокойно он чувствовал себя и в гостинице, куда прибыл уже около полуночи. Даже забывшись тревожным сном, видел развороченные взрывами пушки. Поднялся с рассветом и сразу же заторопился в Наркомат. Никаких следов ночной бомбежки нигде не было видно. Во дворе уже хлопотали расчеты, расчехляя орудия, очищая их от пыли и грязи. Горшков начал рассказывать о том, как во время тревоги вся заводская бригада была около пушек и вела борьбу с "зажигалками". Но Грабин слушал рассеянно, только машинально поддакивал собеседнику. Его волновал предстоящий смотр.
В назначенное время во дворе Наркомата появился маршал Г. И. Кулик. Вместе с ним были кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б) Н. А. Вознесенский и заместитель Председателя Совнаркома СССР В. А. Малышев. Все они сразу подошли к ЗИС-3. Грабин доложил тактико-технические характеристики пушки, сравнил их с данными Ф-22 УСВ. Затем расчет продемонстрировал действия при подготовке ЗИС-3 к стрельбе, при заряжании, во время прицеливания. Никаких задержек не было, показ проходил гладко. "Надо будет поощрить Горшкова", - подумал Василий Гаврилович.
Затем осматривали ЗИС-30. Грабин особо подчеркнул, что создание такой самоходной пушки не требует ни особых затрат, ни значительных переделок. Николай Алексеевич Вознесенский уточнил ее примерную стоимость, спросил, сколько времени потребуется для постановки на "Комсомолец" ЗИС-2. Ответ удовлетворил его. Маршал заставил механика-водителя запустить двигатель и развернуть установку. Бывший танкист В. С. Петров выполнил команду четко и даже лихо.
Осмотр был закончен. Маршал Кулик остановился напротив Грабина:
- Пройдемте ко мне, обсудим…
Василий Гаврилович ликовал. Он не сомневался, что орудия будут приняты. Решил про себя: "Надо сразу позвонить на завод, обрадовать Еляна".
В кабинете маршал попросил Грабина еще раз доложить тактико-технические данные осмотренных пушек. Он ничего не записывал, слушал вроде бы рассеянно, думая о чем-то своем, а когда доклад был закончен, медленно расставляя слова, спросил:
- У завода есть план выпуска дивизионной пушки, уже принятой на вооружение?
- Есть, - ответил Грабин.
- А вы хотите сорвать его? Поезжайте на завод и давайте больше тех орудий, производство которых уже налажено.
- А как же быть с нашими новыми орудиями? - растерянно выдавил Грабин.
- Делайте то, что заказано нами и утверждено правительством.
Дрожащими руками Василий Гаврилович собрал со стола бумаги, молча повернулся и пошел по ковровой дорожке к выходу. Спиной он чувствовал, как на нем скрестились взгляды, почему-то ждал, что Кулик вдруг рассмеется и назовет все происшедшее шуткой. Но никто не окликнул и не остановил его.
Горшков, увидев бледного Грабина, всполошился:
- Что с вами, Василий Гаврилович? На вас лица нет. Как с пушками?
- Потом, Иван Андреевич, после, - устало проговорил Грабин. - А сейчас постарайтесь лучше подготовиться в обратный путь, доставьте орудия в целости. Я очень прошу…
В дороге не спалось. Поезд шел медленно, часто останавливался, пропуская к фронту воинские эшелоны. Грабин нервничал, пытаясь разобраться в сложном положении, в которое попал и он сам, и конструкторское бюро, и весь завод. Пушки не приняты, но они и не забракованы. Во время осмотра и совещания не было предъявлено ни единой претензии. В чем же тогда дело? Может быть, маршал решил, что завод снизит выпуск орудий? Не поверил Грабину, который настойчиво подчеркивал обратное? Или не уверен, что артиллеристы сумеют быстро, в боевой обстановке освоить новое оружие? Но ведь расчеты убедительно показали, как легко и просто обращаться с этими орудиями.
Как ни стремился Василий Гаврилович понять, что произошло в Москве, чем вызван недружелюбный и резкий тон, каким разговаривал с ним маршал, ни разум, ни сердце не находили объяснений. Начинал думать, что делать дальше, и опять не видел выхода. Согласиться, чтобы хорошие, нужные фронту орудия стояли под брезентом, было невозможно. Настаивать на их выпуске - значит поставить под удар и себя, и Еляна. В тяжелых раздумьях он только под утро забылся тревожным сном.
Амо Сергеевич встретил его улыбкой:
- Ну, рассказывайте по порядку.
- С подробностями?
- Конечно, с подробностями.
Елян был уверен, что вопрос решен положительно и готовился торжествовать. В глазах сверкали задорные огоньки, руками он в нетерпении теребил непокорные темные волосы. И Грабин на какой-то миг даже заколебался, стоит ли портить директору настроение. Оно и без того редко бывает хорошим. Но вопрос был слишком серьезным, а дело не требовало отлагательства. И Василий Гаврилович по порядку пересказал все, что услышал и увидел в Москве. Когда он слово в слово повторил заключение маршала, Елян сначала изумился, а потом буквально взорвался, начал ругать то свою доверчивость, то недальновидность тех, кто не захотел решить вопрос по-государственному и по-партийному. Грабин подождал, когда директор успокоится, а потом спросил в упор:
- Что будем делать, Амо Сергеевич?
- А как бы решили вы, Василий Гаврилович? - вопросом на вопрос ответил Елян.
- Я бы параллельно начал выпускать обе новые пушки.
- Но их никто не возьмет у нас.
- Они сами пробьют себе дорогу. Так ведь уже было с танковой пушкой.
- Хорошо, - с неожиданной решимостью согласился Елян. - Будем ставить ЗИС-три на поток. С самоходкой дело сложное. Тягачи мы пока не делаем.
- И тягачи выбьем, - обрадовался Грабин. - Я пойду соберу свой штаб, надо уплотнять график работ…
Самая главная задача
С первых дней войны лозунг "Больше пушек фронту!" стал девизом всех рабочих и всех отделов завода. Каждый вечер директор докладывал, сколько орудий выпущено. И хотя цифра эта росла, Москва торопила. Формировались новые артиллерийские части, их надо было вооружать. Стало уже правилом, когда орудия из заводских ворот сразу же направлялись в действующую армию, где их с нетерпением ждали бойцы.
Москва не только торопила, она и помогала. Вскоре после разговора Еляна с Ворошиловым на завод прибыл большой строительный отряд. Несколько тысяч человек начали возводить новый корпус, в котором предполагалось разместить два цеха для производства нормалей и противооткатных устройств. Елян приказал поставить прямо на строительной площадке будку, где он порой оставался на ночь.
Прошел месяц, и хотя цехи были недостроены, станки, установленные на фундаменты, уже начали работать. Из-за нехватки противооткатных устройств готовые пушки скапливались на заводском дворе. Елян, измученный бессонницей, с воспаленными глазами, встречал и провожал Грабина одной просьбой:
- Надо думать, Василий Гаврилович.
И Василий Гаврилович целиком отдавался заботам об увеличении количества и качества выпускаемых орудий. Он хорошо понимал, почему Амо Сергеевич в первую очередь обращается к нему. Ведь от его отдела в немалой степени зависели и успехи, и просчеты всего завода. Нередко одна незначительная ошибка могла затормозить дело и, наоборот, удачное решение повышало производительность труда сотен людей.
Однажды теплым осенним днем Грабин решительно вошел в кабинет директора и развернул перед Еляном несколько листов плотной бумаги.
- Что это? - удивился Амо Сергеевич. Обычно главный конструктор не знакомил директора с чертежами.
- Это план модернизации, которую необходимо провести на заводе.
- Сейчас? В такое время?
- Именно сейчас. От нас, Амо Сергеевич, требуют в несколько раз повысить выпуск продукции. Многое мы можем сделать за счет улучшения организации работ. Сыграет роль энтузиазм людей. Но и то, и другое имеет пределы.
- А вы, конечно, отыскали неисчерпаемые резервы?
- Вот именно, неисчерпаемые. - Грабин не уловил иронии в словах Еляна. - Смотрите сюда. Сейчас у нас в производстве находится пять артиллерийских систем. Каждая имеет свой затвор. Мы подумали и решили создать новый затвор, который подойдет ко всем выпускаемым на заводе орудиям. Вот он. - Василий Гаврилович развернул перед директором еще один лист ватмана. - Затвор проще в изготовлении, легче, надежнее.
Елян долго и внимательно рассматривал чертежи, запустив руку в черноту шевелюры. Наконец перевел взгляд на Грабина.
- Удивительно. Почему же сразу мы не додумались до этого?
- Наверное, по той же причине, по которой человек не сразу изобрел автомобиль и самолет.
- Отлично. Надо быстрее изготовить и испытать новый затвор.
- Но это не все, Амо Сергеевич. - Василий Гаврилович, отложив в сторону чертеж, просмотренный директором, аккуратно разложил на столе новый. - По такому же принципу необходимо провести модернизацию других узлов пушек, сделать их проще, технологичнее. Это даст нам экономию и металла, и рабочих рук.
- И сколько же деталей нужно модернизировать?
- Около семидесяти процентов.
Елян так и сел в кресло. У них была одна задача, но разная мера ответственности. Грабин имел дело с чертежами, которые при неудачном решении можно и отложить в долгий ящик и даже сжечь. Директор завода допускать ошибок не мог. Он руководил людьми, отвечал за выпуск каждого изделия. И хотя ему, опытному специалисту, была хорошо понятна выгода, которую несли предложения главного конструктора, он не мог сразу решиться на модернизацию. Как ни обоснованна, как ни продуманна она, трудно надеяться, что намеченное пройдет необходимые инстанции без сучка без задоринки. Переделка каждой детали потребует дополнительных затрат. Потом начнется доводка улучшенных деталей. Все это может повлиять на выпуск продукции, а в условиях военного времени такой просчет может дорого обойтись всем, кто в нем повинен.
А Грабин уже развернул очередной чертеж:
- Модернизируя детали, мы заботимся о том, чтобы их можно было использовать для крупносерийного поточного производства и для конвейерной сборки.
- Но для этого придется менять технологию производства.
- Обязательно!
- И как вы мыслите это сделать?
- Наши конструкторы вносят ряд предложений. - Василий Гаврилович развернул следующий лист. - Вот станок "Бютаст". Если использовать его станину на всю длину, на нем можно одновременно обрабатывать две детали, производить нарезку каналов не одного, а двух стволов сразу. Это увеличит производительность почти в два раза, освободит около сорока квадратных метров площади и четырех рабочих.
- Заманчиво. Очень заманчиво.
- Мы подсчитали, что можно увеличить выпуск орудий к маю сорок второго года в десять, а дальше - в двадцать раз.
- Но можем ли мы начинать такую работу без одобрения Наркомата? И не только Наркомата. О выпуске пушек ежедневно докладывают лично Сталину. Решим, Василий Гаврилович, так: все ваши предложения надо обсудить в отделах, получить одобрение партийных органов, а уже после этого будем докладывать в Москву. Если действовать необдуманно, можно загубить хорошую идею…
Разговор был окончен, Грабин собрался уходить, но Елян остановил его:
- Я прошу, Василий Гаврилович, оставить мне на пару дней все ваши чертежи. Хочу подробнее ознакомиться с ними.
Из кабинета директора вышел с облегчением, будто свалил с плеч тяжелый груз. Было уже поздно. Затемненный город спал. Только заводские корпуса жили обычными трудовыми заботами. Тяжело ухали прессы, пересвистывались маневровые паровозы, гудели станки. Решил, не заходя в КБ, отправиться домой.
Но не успел поужинать, как раздался телефонный звонок. Грабин снял трубку и услышал голос директора:
- Вас вызывает Москва. Машину выслали.
Василий Гаврилович вернулся на завод. Елян взволнованно ходил по кабинету.
- Звонил Поскребышев, - пояснил он, - просил быстрее найти вас, Василий Гаврилович.
Он набрал нужный номер и произнес короткую фразу:
- Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин.
Елян передал трубку Грабину. Сталин поздоровался с конструктором и, не ожидая ответа, заговорил о том, что положение на фронте создалось тяжелое, войска нуждаются в оружии.
- Очень прошу вас, сделайте все необходимое и дайте поскорее как можно больше пушек, - сказал Сталин и, помолчав, добавил: - Если для этого потребуется пойти на снижение качества, идите и на это.
- Мы, товарищ Сталин, можем дать без ущерба для качества к концу года в пять раз больше пушек, чем сейчас.
- Это хорошо. Желаю успеха.
Разговор закончился. В телефоне пульсировали короткие гудки, а Грабин все держал трубку возле уха. Только теперь, из разговора со Сталиным, он со всей остротой понял, как нужна на фронте в эти дни каждая пушка. Любая пушка. Так вот почему маршал Кулик отказался от ЗИС-3. Зная о потребностях фронта, он гнал даже саму мысль об улучшении орудий. Все его заботы свелись к заботам о количестве стволов.
Из раздумий Василия Гавриловича вывел голос Еляна:
- А не слишком ли большую цифру вы назвали Сталину? К концу года выпускать в пять раз больше орудий, чем сейчас… А до конца года всего три с половиной месяца. Рискованное, скажу вам, обещание.
- Здесь, Амо Сергеевич, - Грабин показал на чертежи, оставленные им на столе, - все подсчитано и обосновано. Если без раскачки выполнять программу, никакого риска не будет.
Елян вздохнул, бросил в пепельницу докуренную папиросу и сразу же достал новую. Волнуясь, он курил почти непрерывно. Решительно встав из-за стола, директор сказал:
- Отступать нам уже некуда. Будем работать!
На другой день состоялось расширенное техническое совещание отдела главного конструктора. Были приглашены начальники и секретари партийных организаций всех цехов и отделов. Открыв совещание, Елян коротко изложил задачи, стоявшие перед заводом, и предоставил слово Грабину.
Как быть? Рассказать все, о чем говорил Сталин? Но это был откровенный телефонный разговор. О нехватке оружия не писали газеты, не сообщало радио. И не придется ли завтра держать ответ за разглашение секретных сведений? А как еще передать людям ту огромную озабоченность, которая волнует партию и правительство? И Василий Гаврилович со всеми подробностями пересказал то, о чем говорил Сталин.
Елян и Грабин не думали превращать совещание в митинг. Но неожиданно руку поднял пожилой рабочий Степан Федорович Антонов.
- Это было в гражданскую, - начал он, волнуясь. - Владимир Ильич Ленин обратился тогда к сормовичам с просьбой дать Красной Армии танки. Сормовичи никогда танков не выпускали, но дали слово - сделаем. И сделали! Первый танк назвали "Борец за свободу товарищ Ленин". А сейчас снова партия обращается к нам с призывом: фронту нужны пушки. И мы дадим их, дадим столько, сколько требуется. Но снижать качество орудий не будем. Не по-нашенски это!
Раздались аплодисменты. Елян поднял руку, успокаивая зал:
- Во время обеденного перерыва соберем общезаводской митинг, там будем аплодировать, а сейчас давайте обсудим цифры и сроки, названные главным конструктором.
Совещание затянулось. Выступили почти все начальники отделов и цехов. Уточняли задания. Жаловались на нехватку материалов, на тесноту, на задержку с поставкой деталей. Требовали. Спорили. Но в конце концов все вопросы были согласованы. Прямо с совещания пошли на митинг…
Вечером, когда еще раз в отделе распределяли обязанности между конструкторами, Горшков сказал, ни к кому конкретно не обращаясь: