Глава 4
Бегство из боткинской больницы
Одесский Робин Гуд. - Знакомство с Майорчиком. - Дерзкие налёты. - Стремительная карьера. - Легендарный комбриг. - Новое назначение. - Подозрительный диагноз. - Несостоявшаяся операция. - Выстрел в Чабанке.
Заведение Мейера Зайдера, открытое им до революции, устояло и при Временном правительстве. Когда к власти пришли большевики, дела предприимчивого пройдохи пошатнулись настолько, что в пору было думать о закрытии, а самому молиться, чтобы не расстаться со свободой. Сменившие большевиков деникинцы весьма благосклонно отнеслись к промыслу, которым занимался Зайдер, и в немалой степени способствовали его возрождению. Пика расцвета заведение Мейера, или как его ещё называли, Майорчика, достигло, когда одесские бульвары заполнились молодыми людьми в экзотической форме греческих, французских, английских, румынских солдат и офицеров, которые всерьёз и надолго оттеснили не столь щеголеватых петлюровцев и даже неотразимых польских легионеров.
Недостатка в выгодной клиентуре не было, и Майорчик молил своего бога, чтобы приятная иностранная речь как можно дольше звучала под цветущими одесскими каштанами. Конечно, предпочтение отдавалось экипажам с дредноутов, стоявшим на одесском рейде, которые обслуживались в первую очередь и по высшему разряду. Но содержатель увеселительного заведения не отказывал в услугах и соотечественникам, особенно если они были в форме деникинской армии, с контрразведкой которой в Одессе считались. Поэтому, когда однажды в полдень на пороге дома, где обитали предназначенные для наслаждений за плату южные красавицы-смуглянки, появился могучего телосложения артиллерийский капитан, хозяин был с ним столь же предупредителен и улыбчив, как с иностранным клиентом. Правда, слегка смущало то обстоятельство, что гость пожаловал слишком рано, но ведь кто поймёт этих военных, может, на фронт ночью отбывают, вот и прислали загодя квартирьера - места застолбить.
- Где у вас ключ от чердака? - повелительным басом произнёс вошедший. - Дайте его сюда!..
Майорчик испуганно взглянул на гостя, хотел было возмутиться, но вид капитана-артиллериста явно не располагал к выяснению цели визита. Поняв это, Зайдер дрожащими руками протянул ключ. Капитан подбросил его вверх, ловко поймал и, сопровождаемый хозяином, обратился к нему с последней ступеньки лестницы:
- Надеюсь, вы поняли, что сегодня к вам не заходил ни один капитан?
Весь остаток дня владелец публичного дома провёл в мучительных раздумьях. Не сразу, безусловно, но всё же он догадался, кто посетил его заведение. Имя знаменитого бессарабца было на устах у всей Одессы. Его произносили кто с ужасом, кто с восхищением. Молва приписывала ему дерзкое нападение на тюрьму и освобождение арестованных большевиков-подпольщиков, диверсии на железной дороге, изъятие крупных партий оружия и переправку его партизанам за Днестр. К вечеру до ушей Мейера Зайдера долетел и вовсе невероятный слух: неуловимый налётчик средь бела дня напал на деникинскую контрразведку и устроил там жуткую перестрелку, но ушёл невредимым, прихватив с собой груду секретных документов. Налётчик был облачен в форму артиллерийского капитана.
Майорчик слыл в Одессе весьма удачливым человеком. Его супруга, до замужества завсегдатай городских панелей, была обладательницей бесценного бриллиантового колье и, пребывая в хорошем настроении, не раз хвасталась бывшим подружкам, что, если бы не шаткость положения в Одессе, в которой частенько постреливали, они с муженьком были бы счастливыми обладателями шикарного особняка с видом на море. Соблазн увеличить и без того немалое состояние был настолько острым, что Зайдер несколько раз порывался двинуть в контрразведку, которая после нахального налёта неуловимого бессарабца установила за его поимку крупную денежную сумму. И каждый раз инстинкт самосохранения, а может, и природная трусость, удерживали его от опрометчивого поступка.
Ближе к полуночи "капитан" спустился с чердака. Изысканным слогом героев Вальтера Скотта поблагодарив хозяина пикантного заведения за оказанное гостеприимство, он попросил у него гражданскую одежду, предложив взамен свою военную форму. Майорчик от блестящего капитанского мундира отказался, быстро сообразив, какие неприятности могут его ожидать, если мундир налётчика, которого наверняка кто-либо заметил во время перестрелки, обнаружит деникинская контрразведка. Цивильный костюм, хоть и с большим сожалением, он вручил незнакомцу. Тот быстро переоделся, вынул из портфеля парик, который прихватил с собой, отправляясь на операцию, и водрузил его на свой круглый, совершенно голый череп. Парик изменил внешность гостя до неузнаваемости. Перед Майорчиком стоял дородный, холёный господин с барственными манерами. Прощаясь, он неосмотрительно бросил фразу, которую Майорчик, к сожалению, не забыл:
- Я ваш должник…
Семь лет спустя, в ночь на шестое августа 1925 года, Мейер Зайдер выстрелом из маузера уложил своего должника - легендарного героя гражданской войны, комкора, удостоенного трёх орденов Красного Знамени и революционного почётного оружия Григория Ивановича Котовского. Именно он был тем самым "капитаном", который нашёл кратковременное убежище в увеселительном заведении Майорчика после успешного налёта на деникинскую контрразведку.
Подлинное имя убийцы сорокачетырёхлетнего полководца тщательно скрывалось свыше шестидесяти лет. Более того, в десятках книг, энциклопедий, справочников оно вообще не упоминалось. В первой Советской энциклопедии, например, о гибели Котовского сказано так: "Предательски убит в совхозе "Чабанка"". Формулировка 1937 года без изменений воспроизведена в БСЭ 1953 и 1965 годов. Что касается более поздних изданий, то они представляют собой образчики чудесных метаморфоз. Так, в Большой Советской Энциклопедии, выпущенной в 1973 году, сведения о том, где и как погиб Котовский, отсутствуют совсем. Приведённая там туманная формулировка "Похоронен в Бирзуле" (ныне город Котовск Одесской области. - Н.3.) повторена и в Советской военной энциклопедии, изданной в 1977 году. Линия, проводимая официальными источниками, находит своё отражение и в историко-беллетристической литературе. Вот как говорится о гибели Котовского в посвящённой ему книге из серии "Жизнь замечательных людей", вышедшей сравнительно недавно - в 1982 году: "Вечером 5 августа 1925 года он был на костре у лузановских пионеров. Затем провёл какое-то время с отдыхающими на вечере, а когда возвращался домой к жене и сыну, его жизнь оборвала пуля, выпущенная безжалостной рукой из маузера".
Пять типографских строк, отведённых в двухсотстраничной книге обстоятельствам гибели видного полководца гражданской войны, только усиливают недоумение от недосказанности. "Его жизнь оборвала пуля, выпущенная безжалостной рукой из маузера…" Кому принадлежал маузер? Кто он, безымянный убийца? Почему он поднял оружие на Котовского? Ответов, увы, нет.
А вдруг их можно найти в других книгах, вышедших до того, как из Большой Советской Энциклопедии убрали упоминание о том, что Котовский был предательски убит в совхозе "Чабанка"? Пожалуй, самым авторитетным свидетельством в этом смысле могут быть воспоминания жены Котовского, прошедшей с ним всю гражданскую. Изданная в 1958 году небольшим тиражом, всего три тысячи экземпляров, да ещё в Кишинёве, пятидесятистраничная брошюрка под заголовком "Верный сын советского народа" тем не менее оказалась едва ли не единственным источником, из которого можно было наконец узнать, что такое Чабанка и почему Котовский оказался там летом 1925 года.
Согласно рассказу Ольги Петровны, врача по специальности, с которой Григорий Иванович познакомился в поезде по пути на фронт и вскорости женился на ней, в июле 1925 года Котовский впервые получил отпуск. Ещё в 1924 году он стал часто страдать приступами желудочно-кишечных болей. Один из таких приступов случился в Киеве. Профессор Яновский, предположив язвенную болезнь, предложил Григорию Ивановичу лечь в клинику на обследование. Но приступ прошёл, и Котовскому, как обычно, некогда было заняться собой. Тогда жена втайне от мужа сообщила командующему Украинским военным округом о состоянии здоровья Котовского, и согласно постановлению военного совета ему предписано было выехать в Москву для всестороннего обследования состояния здоровья.
Консультации профессоров, лабораторные и рентгенологические исследования заняли около двух недель. Язвенная болезнь была исключена, а установлен невроз кишечника, возникший от тяжёлой неврастении.
От поездки в санаторий Григорий Иванович отказался. Зачем куда-то ехать, если можно отдохнуть с семьёй поблизости, благо море недалеко. Фрунзе посоветовал ему съездить в военный совхоз "Чабанка" под Одессой, где накануне летом отдыхала его семья.
В совхозе "Чабанка" находился небольшой дом отдыха человек на тридцать. Котовскому приготовили отдельный домик. Стоял он на отшибе, отдельно от других. Место было глухое, и это беспокоило Ольгу Петровну. По её словам, ещё до их поездки на отдых органами ГПУ дважды были задержаны диверсионные террористические группы, направлявшиеся в Умань, где стоял штаб второго кавалерийского корпуса, для убийства Котовского. Здесь же недалеко проходила граница, что особенно страшило Ольгу Петровну. Поэтому она приняла кое-какие меры предосторожности: достала ручной пулемёт, прикормила совхозных собак. Когда Котовский засыпал, а спал он на веранде, она вставала и садилась у окна, прислушиваясь к каждому подозрительному шороху.
Хотя Котовский хорошо отдохнул, стал спокойнее и укрепил нервную систему, ему тем не менее отпуск продлили. Однако он решил ехать домой, в Умань: жена была беременна, до родов оставался один месяц. Да и дела требовали присутствия в корпусе; вскоре предстояло расставание с любимыми бойцами и командирами, впереди маячило новое назначение, слухи о котором всё более усиливались. Теперь известно, что они были небеспочвенными. А ведь люди, знавшие правду, хранили глухое молчание более шестидесяти лет. Многие унесли с собой тайну, в которую были посвящены, в могилу, боясь за себя и своих близких. И всё-таки правда вылезла, одолев эпоху унизительного безгласия и безмолвия.
Но - всему свой черёд. К высокому перемещению Котовского и планирующемуся переезду в Москву мы ещё вернёмся. А сейчас продолжим рассказ Ольги Петровны о том трагическом дне, когда Григория Ивановича не стало. Приведём это место полностью, ибо оно исключительно важно, поскольку является, по сути, единственным опубликованным у нас свидетельством очевидца. "5 августа Котовский был на костре в Лузановском пионерском лагере и вернулся около 9 часов вечера, - вспоминает она. - Отдыхающие решили устроить нам проводы. Собрались около 11 часов ночи. Котовский с неохотой пошёл, так как не любил таких вечеров, да и был утомлён: он рассказывал пионерам о ликвидации банды Антонова, а это для него всегда значило вновь пережить большое нервное напряжение.
Вечер, как говорится, не клеился. Были громкие речи и тосты, но Котовский был безучастен и необычайно скучен. Часа через три стали расходиться. Котовского задержал только что приехавший к нему старший бухгалтер Центрального управления военно-промышленного хозяйства. Я вернулась одна и готовила постель.
Вдруг слышу короткие револьверные выстрелы - один, второй и затем мёртвая тишина. Как электрическим током пронзила мысль: "Это выстрелы в него". Я побежала на выстрелы, крича: "Что случилось?" Ни звука в ответ. У угла главного корпуса отдыхающих вижу распластанное тело Котовского вниз лицом. Бросаюсь к пульсу - пульса нет. Кричу: "Люди, скорее на помощь, Котовский убит!"
Услышав выстрелы у себя под окном, отдыхающие спрятались и только на мой зов вышли. Котовского внесли в столовую, я осмотрела маленькую ранку в области сердца. Признаков жизни не было, да и не могло быть, так как пробита была аорта и смерть наступила мгновенно.
До приезда следственных органов, заперев столовую, я вернулась на дачу. Силы оставили меня, и я села на веранде. Подходит начальник охраны сахарного завода, прибывший в Чабанку несколько дней тому назад. Бросается передо мной на колени: "Спасите меня, вы были матерью для всех в корпусе, будьте и мне матерью, спасите меня, я убийца".
Я могла только сказать: вон отсюда.
Он ушёл. Я собрала все свои силы и побежала к директору совхоза. Рабочие бросились искать убийцу, и конные догнали его, уходящего берегом моря по направлению к Одессе.
К вечеру мы привезли Котовского в Одессу.
Одиннадцатого августа траурная Одесса провожала Котовского в последний путь в Бирзулу, где он в первые дни революции формировал красногвардейские отряды; там решено было его похоронить".
Как видим, фамилия убийцы не фигурирует и в воспоминаниях вдовы Григория Ивановича, вышедших из печати при её жизни - Ольга Петровна скончалась в 1961 году. Но зато здесь мы обнаруживаем ценную подробность: должность убийцы. Ольга Петровна называет его начальником охраны сахарного завода.
Речь идёт о Перегоновском сахарном заводе близ Умани, который восстанавливали конники Котовского. Его корпус имени Совнаркома Украины встал на квартиры, раскинувшись на многие десятки километров в районе Умани, Гайсина, Крыжополя. С 1922 года у Советского государства не было фронтов, и красным командирам приходилось самим ломать головы над тем, как одеть и накормить бойцов. С этой целью и создавались ВПО - военно-потребительские общества, перед которыми ставилась задача не только снабжать войска необходимыми товарами, но и производить их. Котовский активно ратовал за подсобные хозяйства, предприятия и мастерские в частях своего корпуса. Бездействовавший сахарный завод в Перегоновке осмотрел лично и пришёл к выводу, что восстанавливать его стоит. Заключил договор с крестьянами на контрактацию посевов сахарной свеклы. Успех был небывалый: после расчёта с крестьянами и рабочими в распоряжении ВПО корпуса осталась солидная прибыль - 30 тысяч пудов сахара высшего сорта. На совещании работников сахарных заводов в Москве тогдашний председатель ВСНХ Ф.Э. Дзержинский ставил в пример работу Перегоновского завода. Выходит, начальник охраны этого предприятия - убийца Котовского? Как его фамилия?
Имя стрелявшего в комкора не называется и в более ранних книгах. "Нелепый и бессмысленный выстрел неожиданно прервал кипучую жизнь Котовского. Он погиб во цвете сил, полный жажды к борьбе, готовый отдать свою жизнь для победы социалистической революции. Имя его навсегда войдёт в историю классовой борьбы, как имя преданного солдата коммунизма, отдавшего все свои силы во имя лучшего будущего грядущих поколений", - такими словами заканчивается книга С. Сибирякова и А. Николаева, изданная о нём для молодёжи в 1931 году. Сталинская интерпретация прошлого набирала силу: вместо исторических фактов - идеологические клише, вместо представляющих человеческий интерес подробностей - обтекаемые формулировки.
Неужели ни в одном печатном источнике так и не фигурирует имя убийцы? Я был уже готов утвердиться в этом мнении, как вдруг совершенно неожиданно в библиотеке ЦК КПСС в одном из запертых на замок шкафов обнаружил пожелтевшую от времени тридцатистраничную брошюру малого, размером карманного блокнота, формата. От недостатка воздуха и солнечного света она почти истлела и буквально расползлась у меня в руках, едва только я извлёк её из хранилища, куда она была заточена, судя по инвентарному номеру и дате на штемпеле, в 1929 году. Брошюра вышла в 1925 году, сразу же после смерти Котовского, в серии "Дешёвая библиотека журнала "Каторга и ссылка"". Этот журнал выпускался издательством Всесоюзного общества политических каторжан и ссыльных поселенцев. И общество, и его издательство по указанию Сталина были распущены.
Сохранился ли чудом ещё где-нибудь подобный экземпляр, сказать трудно. Поистине библиографическая редкость! На предпоследней страничке читаю, не веря своим глазам: "В ночь на шестое августа, в тридцати верстах от Одессы, в совхозе Цупвоенпромхоза "Чабанка" начальник охраны сахарного завода конкорпуса Майоров выстрелом в грудь из маузера предательски убил Григория Ивановича Котовского". Майоров! Вот она, фамилия. Но почему её нет в издании 1931 года? Текстологическое сличение показало, что тридцать страничек С. Сибирякова полностью, без правок, вошли в совместную с А. Николаевым книгу о Котовском для молодёжи. В новое издание не попало только имя убийцы и детали трагедии в Чабанке. Вместо них появился цветистый, пустопорожний абзац, абсолютно не персонифицированный. Его можно вписать в некролог любому революционеру-большевику. Видно, С. Сибирякову, отсидевшему с Котовским не один год в тюрьме, специально "придали" в соавторы человека, который знал, как теперь надо писать о революции и гражданской войне.
Итак, промелькнув однажды незаметно в одной-единственной тоненькой брошюрке карманного формата почти много лет назад, имя, кстати, не подлинное, убийцы крупного командира гражданской войны никогда больше не появлялось на страницах советской печати. А как в зарубежной?
В 1990 году издательство "Молодая гвардия" выпустило книгу Романа Гуля "Красные маршалы" - впервые на родине автора, которую он покинул в 1919 году. Некоторые его книги, в частности, "Ледяной Поход", "Белые по Чёрному", в двадцатых годах выходили в Советской России. Что касается "Красных маршалов", то по поводу первого раздела о Тухачевском, выпущенном отдельно в Берлине издательством "Петрополис" в 1932 году, И. Эренбург сказал, что эту книгу Советы не простят ни автору, ни издателю. В 1933 году в том же "Петрополисе" вышла книга Р. Гуля о других советских маршалах - Ворошилове, Будённом, Блюхере, Котовском.
Роман Борисович Гуль скончался в США в 1986 году, немного не дождавшись часа, когда его отнесённая к антисоветской литературе книга вышла в Москве. Живой и правдивый свидетель почти 80-летней истории России, он остро чувствовал необходимость донести до своего народа всю полноту исторической правды.
Глава, в которой описаны последние дни красного маршала, небольшая, всего несколько страничек, называется просто, без вычурности: "Смерть Котовского". Р. Гуль приводит слова, сказанные на похоронах над могилой Котовского его соперником по конной славе и популярности Семёном Будённым и комментирует их так: можно подумать, что Котовский убит на поле сражения. Нет, интригует читателя многоопытный автор, смерть члена трёх ЦИКов и популярнейшего маршала темным-темна.
Далее приводится историческая аналогия. В 1882 году в гостинице "Англетер" внезапно умер знаменитый генерал М.Д. Скобелев. Он был человеком рискованного и бурного темперамента, связанный с неугодными правительству течениями. Несмотря на его огромные заслуги перед государством, все знали, что царь, двор, сановные военные круги ненавидели Скобелева. И вот вокруг смерти популярного вождя поползли слухи, что "белый генерал" отравлен корнетом-ординарцем.
"Но кто же убил "красного генерала"? - задаёт вопрос Р. Гуль. - Из маузера несколькими выстрелами в грудь Котовского наповал уложил курьер его штаба Майоров".