Так ли уж всё блестяще у него получалось, как это изображают в своих воспоминаниях записные мемуаристы Подвойский, дочь которого вышла замуж за сына Свердлова Андрея, братья Вениамин и Герман, сёстры Сарра и Софья, дочь Вера, сын Андрей, жена? Кроме родственников, восторженно писали о нём Флаксерман и Эгон-Бессер, Гопнер и Драбкина, Станкина и Ярославский, тот же Мальков, на книге которого опять же красуется фамилия Андрея Свердлова - литературного записчика. Неужели не было попыток дать объективную оценку деловым качествам Председателя ВЦИК, назвать недостатки, наличие которых у себя не станет отрицать ни один здравомыслящий человек? Или слова, произнесённые оратором на могильном холме в потрясении от нелепой смерти в расцвете сил тридцатичетырёхлетнего единомышленника, стали хрестоматийноопределяющими на вечные времена? А может, и вправду Свердлова не за что было критиковать, и он идеально справлялся со своими многотрудными обязанностями?
Оказывается, Якова Михайловича остракизму подвергали, да ещё какому! Однако записные мемуаристы об этом вспоминать не любят. На VIII съезде партии, открывшемся в день похорон Свердлова, критики в его адрес было предостаточно. Во многих выступлениях с горечью отмечалось, что "у нас усиленным образом развивается покровительство близким людям, протекционизм, а параллельно - злоупотребления, взяточничество, партийными работниками чинятся явные безобразия" (Осинский), что "по волостям и уездам сидит масса партийных работников, ненавистных населению" (Волин), что "классовая борьба в деревне в виде создания комитетов бедноты (к появлению декретов о комбедах Яков Михайлович имел прямое отношение. - Н.З.) привела ко всякого рода злоупотреблениям и восстаниям" (Кураев).
Общую обеспокоенность отсутствием в партии демократических начал, подменой их единоличными, чаще всего поспешными, непродуманными решениями одного Свердлова наиболее полно выразил делегат от Московской губернской организации РКП(б) Н. Осинский. Выступая в прениях, он, в частности, сказал: "Надо поставить вопрос прямо. У нас было не коллегиальное, а единоличное решение вопросов. Организационная работа ЦК сводилась к деятельности одного товарища - Свердлова. На одном человеке держались все нити. Это было положение ненормальное. То же самое надо сказать и о политической работе ЦК. За этот период между съездами у нас не было товарищеского коллегиального обсуждения и решения. Мы должны это констатировать. Центральный Комитет, как коллегия, фактически не существовал". Вот так и пошло со времён Свердлова: "Центральный Комитет постановляет…", - комментирует это выступление Г. Назаров. Росчерком пера одного человека миллионы шли на эшафот. И всё неукоснительно соблюдалось под страхом смерти.
В другом своём выступлении Н. Осинский отмечал и такую деталь: "Констатировалось неоднократно, что у нас организационная работа держалась на т. Свердлове. Ставилось в большую личную заслугу т. Свердлову, что он может в себе объять необъятное, но для партии это далеко не комплимент… Никакого руководства не было. Секретариата ЦК фактически не существовало…"
Как видим, для современников вовсе не были истиной в последней инстанции слова, рождённые искренним горем и произнесённые над гробом ближайшего сподвижника. Осинский ведь имел в виду ту часть ленинского выступления, в которой затрагивалась характеристика деятельности Свердлова. И - никакого священного трепета. Это уже после, спустя некоторое время, подобная выходка была бы объявлена святотатством со всеми вытекающими последствиями для выступающего.
Справедливость упрёков Н. Осинского подтверждается воспоминаниями Б.З. Станкиной, бывшей работницы Секретариата ЦК под длинным заголовком: "О работе Секретариата ЦК РКП(б) (апрель 1918 - март 1919 гг.)". В 1958 году Бог весть какими путями они неожиданно появились в журнале "Исторический архив". Появились и вместе с третьим номером журнала исчезли в спецхране. Берта Захаровна поведала потомкам, как всё это было: "В то время в Секретариате работали кроме Клавдии Тимофеевны Новгородцевой (Свердловой) и меня, только приступившей к работе, ещё двое… Однако налаженной в современном понимании связи Секретариата с парторганизациями, в соответствии с новыми требованиями, ещё не было… Отделов в Секретариате в то время не было. Работой Секретариата в целом руководил Я.М. Свердлов. Повседневное руководство работой осуществляла Клавдия Тимофеевна. Она ставила перед сотрудниками Секретариата конкретные задачи… Мне в помощь была привлечена Лиза Драбкина, молодой член партии… Раза три-четыре в течение года из Петрограда приезжала Елена Дмитриевна Стасова, и К.Т. Свердлова сообщала ей, как секретарю ЦК, о проделанной работе, делилась с ней опытом…"
Вот так-то. Ни много ни мало: технический работник делится опытом работы с секретарём ЦК! То есть снисходительно, с чувством превосходства просвещает слабо разбирающегося в партийных делах зелёного новичка. А как же! Именно здесь рождаются директивы, начинающиеся со слов: "Центральный Комитет постановляет…" К тому же, надо знать, чья жена технический работник. Всё, что связано с именем её влиятельного мужа, священно и неприкосновенно!
Об авторстве зловещей директивы, превратившей Дон в огромное братское кладбище, не утихают споры и по сей день. Публицист Фёдор Бирюков считает, например, что директива подготовлена была Донским бюро РКП(б) (С. Сырцов), командованием Южного фронта (И. Ходоровский), согласована с Реввоенсоветом (Л. Троцкий) и Оргбюро ЦК (Я. Свердлов). Другие исследователи столь же настойчиво доказывают, что директиву сочинил Свердлов. В конце концов, дело не в том, кто готовил проект циркулярного письма. Это мог сделать по поручению любой малозаметный работник аппарата. Дело в том, кому принадлежала антиказачья идея и кто рьяно проводил её в жизнь.
К счастью, в архивах сохранилось немало документов, которые позволяют самим читателям сделать вывод, кто же был главным виновником геноцида на Дону. Приведём лишь некоторые из них, без каких-либо комментариев. В Центральном государственном архиве Министерства обороны автор этих строк обнаружил подписанное Свердловым сопроводительное письмо, которым предварялась рассылка злополучной директивы. Оно адресовано "всем ответственным товарищам, работающим в казачьих районах". "Необходимо, - говорится в нем, - учитывая опыт года гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путём поголовного их истребления. Никакие компромиссы, никакая половинчатость недопустимы.
В дальнейшем идут отдельные пункты, намечающие характер работы в казачьих районах. Этот циркуляр завтра же перешлю в политотдел с особым нарочным. Необходимо держать его в строжайшем секрете, сообщая только тем товарищам, которые будут нести работу непосредственно среди казаков.
Полагаю, что приведённая мною выдержка ясна и точно отвечает на все наши вопросы. Я. Свердлов".
Четвёртого февраля командующий Южным фронтом И. Ходоровский посылает телеграмму Свердлову: "…Директиву ЦК получил и уже сообщили армиям. Для организованной борьбы с контрреволюцией и видах быстроты проведения необходимых мер, а также видах осторожности и наибольшей организованности мы признали необходимым при каждой войсковой части, занимающей станицу, организовать временный трибунал под председательством комиссара в составе двух членов ответственных партийных ячейки. Лица, у которых после объявленного срока будет найдено оружие, будут расстреливаться на месте. Вырабатывается и завтра будет готова и сообщена к руководству и исполнению армиями подобная инструкция по осуществлению директивы".
Инструкция, утверждённая реввоенсоветом Южного фронта 7 февраля 1919 года, отправлена на второй день: "Совершенно секретно. Лично в руки. Председателю ВЦИК т. Свердлову". Подпись И. Ходоровского. Не будем воспроизводить весь документ полностью, это заняло бы слишком много места. Скажем лишь, что инструкция вменяла в обязанность ревкомам и военно-полевым трибуналам расстреливать всех без исключения казаков, занимавших служебные должности по выборам или по назначению окружных и станичных атаманов, их помощников, урядников, судей и прочих, всех без исключения офицеров красновской армии, всех богатых и т.д. Наряду с мерами суровой расправы предусматривалось социально-экономическое обескровливание казаков путём беспощадных контрибуций и конфискаций, переселений иногородних на казачьи земли и в их жилища. 22 февраля Свердлов даёт телеграмму Ходоровскому: "Линия ваша верна. Продолжайте в том же направлении".
Телеграммы и донесения о выполнении страшной директивы присылали почему-то одному Свердлову.
В Центральном партийном архиве обнаружилось немало тревожных писем от местных партийных работников, которые обращали внимание Свердлова на необходимость принятия самых экстренных мер для создания Советов по мере продвижения наших частей на Дону. Всякий час, когда округ или станица остаётся без гражданской власти, только при военной, может принести громадный вред, и этим опытом многие уже научены, - предупреждали с мест. Напрасно. На обороте одной из таких просьб Яков Михайлович собственноручно начертал: "Общее руководство работой поручается товарищам военсовета Южфронта. Никакого Донского исполкома. Никакого Донского правительства. Даны точные указания Ходоровскому, Мехоношину". Подобных резолюций - не менее десятка. Фактически один человек, никогда на Дону не бывавший, казачества не знавший, с маху накладывал резолюции, предопределявшие уничтожение целой группы населения. Ревкомовцы запрещали всё: Пасху и колокольный звон, лампасы и Прощёное воскресенье, день поминовения усопших и другие казачьи праздники. В варварском упоении выдирали корни, на которых веками покоилась духовная культура донских казаков. Исчезали и они сами.
Расказачивание, причастность Свердлова к которому признают сегодня все историки, было первой и весьма успешной попыткой стирания национальной самобытности, нивелировки этноисторических особенностей населявших Россию многокрасочных народов. Стремление к единообразию, проповедуемое Яковом Михайловичем и его ближайшими сподвижниками, тем же Голощёкиным в Казахстане, могло бы превратить страну в обиталище, "местожительство" для временных, казённо перемещаемых жильцов как рабочей силы без роду без племени. В этом плане кровавая вакханалия на Дону не единственная. Свердлову предъявляют обвинение и в ударе, нанесённом по самой сердцевине народного достоинства, относя его к числу инициаторов разжигания гражданской войны. При этом ссылаются на то, что он и сам своих замыслов не скрывал.
Действительно, в одной из своих речей на заседании ВЦИК в 1918 году Свердлов сказал: "…Если в городах нам удалось практически убить нашу крупную буржуазию, то этого пока ещё не можем сказать о деревне… Только в том случае, если мы сможем расколоть деревню на два лагеря, если мы сможем разжечь там ту же гражданскую войну, которая не так давно шла в городах, если нам удастся восстановить деревенскую бедноту против деревенской буржуазии, - только в том случае мы можем сказать, что мы и по отношению к деревне сделаем то, что смогли сделать для городов".
О какой Гражданской войне в городах говорит Яков Михайлович? Уж не о тех ли жестоких и бессмысленных, скорых и бессудных расправах, которые войдут в историю под названием красного террора? Термином, кстати, мы обязаны Якову Михайловичу, именно с его лёгкой руки вошло в обиход это жуткое словосочетание.
Да, речь идёт о взаимном истреблении друг друга, о гибели самых здоровых сил страны, об уничтожении генофонда нации, сосредоточенного в городах. Идеи не побеждают приёмами физического насилия, взывал со страниц "Новой жизни" А.М. Горький, напрасно в "Правде" сумасшедшие люди науськивают: бей буржуев, бей калединцев! Буржуи и калединцы - ведь это всё те же солдаты-мужики, солдаты-рабочие, это их истребляют, и это они расстреливают красную гвардию. Нет яда более подлого, чем власть над людьми, мы должны помнить это, дабы власть не отравила нас, превратив в людоедов ещё более мерзких, чем те, против которых мы всю жизнь боролись.
Больше всего возмущают Горького уличные кровавые расправы. В разряд врагов народа занесены, кроме юнкеров и старого офицерства, учителя, студенчество и всякая учащаяся молодёжь. Напрасны призывы автора "Несвоевременных мыслей" к народным комиссарам предпринять что-то очень решительное, понять, что ответственность за кровь, проливаемую озверевшей улицей, падает и на них, и на класс, интересы которого они пытаются осуществить. Эта кровь грязнит знамёна победившего пролетариата, ибо победители всегда были великодушны, она пачкает их честь, убивает их социальный идеализм.
А не идеалист ли он сам, разнесчастный буревестник? Вроде нет, видит, что на фабриках и заводах уже видны плоды бесшабашной демагогии людей, углубляющих революцию. Постепенно и там начинается злая борьба чернорабочих с рабочими квалифицированными, чернорабочие начинают утверждать, что слесари, токари, литейщики и т.д. суть "буржуи". Видит, что во время облав людей пристреливают на улицах, как бешеных волков, постепенно приучая к спокойному истреблению ближнего. Революция всё углубляется во славу людей, производящих опыт над живым телом народа.
Кто же спровоцировал этот взрыв зоологических инстинктов? Если отрешиться от идеологических клише, почерпнутых из учебников по истории, и непредубеждённым и спокойным взглядом посмотреть на события того времени, то выяснится, что массовый красный террор, к которому призывал Свердлов 5 сентября 1918 года, формально был вызван одним-единственным выстрелом. 30 августа Л.А. Канегиссер убил Моисея Соломоновича Урицкого, за что в тот же день был расстрелян без суда. Ситуация, в чём-то предвосхищающая убийство Кирова в Смольном. Как впоследствии Сталин использовал смерть своего сподвижника в политических целях, обвинив соперников в заговоре и убрав их таким образом с пути, так и Свердлов не преминул воспользоваться выстрелом в Урицкого, чтобы потопить в крови всех, кто критически оценивал деятельность народных комиссаров.
Выстрел Ф. Каплан в Ленина и его ранение на заводе Михельсона не вызвали такой реакции, как покушение на Урицкого. Выходившая в Петрограде "Красная газета" в номере за 31 августа поместила передовую статью "Кровь за кровь". Вот что в ней говорилось: "Мы сделаем сердца наши стальными… чтобы не проникли в них жалость, чтобы не дрогнули они при виде моря вражеской крови. И мы выпустим это море. Без пощады, без сострадания мы будем избивать врагов десятками, сотнями. Пусть их наберутся тысячи. Пусть они захлебнутся в собственной крови. Не стихийную, массовую резню мы им устроим. Организационно, планомерно, мы будем вытаскивать истинных буржуев-толстосумов и их подручных… Больше крови!" Весь номер пестрит заголовками типа "К стенке!", "Пуля в грудь каждому…", "К мести!", "Пора уничтожить врагов народа".
Что же это за личность такая - Моисей Соломонович Урицкий, смерть которой, кроме расстрела убийцы Канегиссера, вызвала гибель тысяч ни в чём не повинных горожан, уничтоженных без суда и следствия? Из некролога в "Красной газете" узнаём, что Моисей Соломонович - вождь пролетариата, который "в дни Октябрьского переворота и в течение девяти месяцев стоял в первых рядах бойцов". Что это значило для председателя Петроградской ЧК, можно судить по приведённым в "Красной газете" данным: Урицким было расстреляно более пяти тысяч русских офицеров, вернувшихся с фронтов Первой мировой войны. Относительно пребывания Моисея Соломоновича в вождях пролетариата уже известный нам публицист Г. Назаров замечает, что пролетариат был обманут, ему навязали "вождя Урицкого", который никогда вождём не был: сын купца, корреспондентик меньшевистской газетёнки, эмигрант, год в большевистской партии и год борьбы против неё вместе с Троцким. Действительно, в газетном некрологе говорится: "…после февральской революции тов. Урицкий возвращается в Петроград и вступает в межрайонную организацию, куда вступили тов. Троцкий, Безработный, Иоффе и другие эмигранты-интернационалисты - не большевики". Тем не менее газета призывает пролетариат дать достойный ответ на убийство своего вождя и с завидной настойчивостью продолжает эту тему, публикуя в следующих номерах телеграммы с требованиями бить правых эсеров беспощадно, без жалости. Не нужно ни судов, ни трибуналов… Незачем гнаться за доказательствами… Достаточно одного подозрения… Пусть лучше пострадают невинные…
Глас "народа" не пропадает втуне. Созданный Свердловым ещё в июле, сразу после убийства Володарского (Моисея Марковича Гольдштейна - без образования, прибывшего вместе с Троцким в мае 1917 года, ставшего большевиком за два месяца до Октября, наркома по вопросам печати, пропаганды и агитации, главного редактора "Красной газеты") Верховный революционный трибунал, куда, кстати, вошли люди из его "собственной среды", как однажды неосторожно высказался Яков Михайлович, приступил к кровавой бойне. Тысячи несчастных, абсолютно чуждых политической борьбе людей гибли под дулами матросских маузеров только за то, что на их ладонях не было мозолей, и это давало повод заподозрить их в принадлежности к буржуазии, которую надлежало полностью уничтожить. Принцип был один: раз образован - к стенке!
В пучине взаимоистребления, когда жертвы, включая и невинных, становились привычными, люди, поднимавшие оружие друг на друга, не знали сомнений. Каждый из них выглядел в глазах другого врагом, а значит, и смерть с обеих сторон считалась делом простым. Мудро ли мы поступаем, когда с высоты сегодняшнего дня, своих понятий о гуманизме, судим прошлое, предъявляем ему строгий счёт?
Не знаю. Однако согласитесь: нельзя делать небывшим то, что было. Сегодня по-иному воспринимаются и обстоятельства, связанные с расстрелом царя, его жены, пятерых детей и ещё четверых из прислуги.
Долгое время в Екатеринбурге самой большой достопримечательностью был пустырь, где до 1977 года стоял оштукатуренный особняк богатого купца Ипатьева. Сегодня его можно увидеть только на ностальгических почтовых открытках. "Последнее местопребывание царской семьи" - написано под фотографией.
В Ипатьевском доме на улице, которая в царской России называлась Вознесенским проспектом, в ночь на 17 июля 1918 года был загублен в вихре Гражданской войны глава династии Романовых. В Екатеринбург, за несколько недель до расстрела были эвакуированы из Тобольска Николай II с семьёй. Здесь они надеялись получить разрешение на эмиграцию из России.