Франция является творцом постоянной военно-политической разведки. Наполеон III, под влиянием все [57] возрастающей мощи Пруссии при Бисмарке, впервые придал военной разведывательной службе прочные формы. Он создал в 1855 году единообразно-организованную и распространенную по всей Франции специальную полицию, которая стала главной носительницей шпионажа во время франко-прусской войны. После войны республика передала ее в распоряжение Генерального штаба, "II Бюро" которого взяло на себя планомерную организацию разведывательной службы ("Service de renseignements") против Германии. В настоящее время, на вершине своего военного могущества, Франция является законченным мастером и неограниченным властителем в этой области. Руководство разведкой находится в крепких руках сознательно добивающейся могущества политики. Только тогда, когда Германия располагала государственными людьми с подобной же политической волей, появлялись и в ней зачатки работающего на службе у политики шпионажа. Такой шпионаж имелся в эпоху Фридриха Великого и Бисмарка. Первый уже не полагался на сообщения своих официальных представителей заграницей и на заверения находившихся при его дворе чужих дипломатов, а добывал себе независимые и достоверные сведения о положении дел через собственных доверенных людей и тем же путем осведомлялся о военном вооружении своих политических противников. Так же поступал и Бисмарк. Во время войны под его политическим руководством, в Германии существовало то полное согласие между военной и политической разведкой, - как между военным и политическим руководством вообще, - которое облегчило тогда Германии, а в мировой войне - ее противникам путь к успеху. Подобно тому, как Бисмарк был в курсе политического положения и руководил им, так и военные распоряжения Мольтке планомерно выполнялись на основании верных сведений о враге. Его решение повести наступающие немецкие войска вправо на Седан основывалось на агентурных сведениях из Парижа о выступлении Мак-Магона из Шалона, об его намерении обойти правое крыло германской армии в направлении на Мец.
Знакомясь с задачами разведывательной службы, я [58] познакомился с ветеранами разведки того времени. Имея до тех пор обывательское представление о низком характере шпионов, я был поражен, встретив их в высших духовных и социальных кругах. Я встретил людей с вполне законченной общественной подготовкой, в высшей степени культурных, и с обширным общим и политическим образованием. Разговор с ними представлял громадный психологический и политический интерес; он знакомил с величием прошедшей эпохи и указывал одновременно условия, при которых только и могла быть успешной разведка в будущем. Так как эти условия были осуществлены в результате германских объединительных войн, то германская разведка могла тогда оставаться в узких личных рамках, тем более, что цели ее были ограничены, а силы ее, благодаря государственному искусству Бисмарка, концентрировались всегда против одного врага.
Германии времен Бисмарка не была известна работа на все стороны и нападение со всех сторон. Отношения с Англией, и в особенности с Россией, были дружественными. Это выражалось в том, что ни по отношению к России, ни по отношению к Англии не велось никакой разведки сверх официальной информации. Сама Россия, которой угрожали не столько внешние, сколько внутренние враги, организовала чисто политическую разведку, направленную, главным образом, против этих внутренних врагов и распространенную по всей Европе в виде полицейской организации - знаменитой "охранки". Хотя последняя вначале и не преследовала целей военного шпионажа, но все же была способна начать в любое время работу и для военных нужд. Лишь русско-японская война привела Россию в ряды государств, сознательно ведущих военную разведку. Союз с Францией предоставил в распоряжение русской разведки большой опыт ее союзницы, но превратил ее в то же время в слугу французской разведки против Германии.
Последняя не учитывала, однако, этого развития. Ее политическая разведка хирела в руках дипломатии, комплектовавшейся и действовавшей под углом зрения общественных соображений, строго придерживавшейся [59] корректных путей и довольствовавшейся тем, что она на этих путях находила. Личный аристократический образ мыслей переносился и на деловое ведение операций. Изречение "Wright or wrong - my country" не привилось у немцев, вследствие конкуренции с Англией. Военная разведка утеряла политическое руководство, а вместе с тем понимание и поддержку политических факторов. Это не могло быть возмещено ни военными атташе, включенными всюду в рамки дипломатии, ни тем, что вместе с германским военным флотом выросла и разведывательная служба адмиралтейства, которая, хотя в большей степени, чем разведка Генерального штаба преследовала политические цели, но, по существу, являлась также и военной разведкой. Кроме того, она развивалась независимо от разведки Генерального штаба, рядом с ней и лишь в слабом с ней контакте, так как у обеих - не было как общего, так и политического руководства.
То обстоятельство, что Германия стала, из ложных политических побуждений, военным учителем других народов, в первую очередь - японского, нанесло величайший вред германским интересам. Япония довольствовалась тем, что без всяких усилий получала этим путем. Она не нуждалась ни в какой другой разведке, кроме той, какую для нее создала Германия.
Во время этого упадка, распада и нарушения германских военных интересов, Франция напрягала все свои силы для "реванша". Она привязала к себе для этой цели Россию. Испуганная хозяйственным расцветом Германии, Англия порвала со старым принципом равновесия сил ("balance of power") и развязала руки французской политике реванша против Германии.
В качестве мировой державы, Великобритании издавна уже приходилось поддерживать обширную разведку. Значение ее она познала и оценила в борьбе за мировое господство. Лорд Фишер, который был первым лордом адмиралтейства с 1904 г. по 1910 г. - одновременно с созданием Эдуардом VII "entente cordiale" (сердечное согласие), - пишет в своих воспоминаниях:
"Прискорбно видеть, как неудовлетворительны были наши шпионы и наши разведывательные учреждения не только в [60] последнюю войну, но и в особенности в войну с бурами. Слова султана, произвели на меня такое впечатление, что я самостоятельно принялся за работу и смог, благодаря патриотизму нескольких англичан, занимавших видное положение в торговле на берегах Средиземного моря, организовать в Швейцарии частный, тайный разведывательный центр. Провидению угодно было, чтобы я оказался в состоянии, благодаря счастливому стечению обстоятельств, получать ключи к шифрам и все шифрованные сообщения, исходящие от различных чужих посольств, миссий и консульств".
С присоединением английской разведки к континентальной, русско-французская разведка присоединила к военно-политической и разведку экономическую. Как и вообще в Антанте, Англия стала играть руководящую роль и в разведке. Предусмотрительно освобожденная, благодаря Франции и России, от военных забот, она ограничилась в дальнейшем, главным образом, хозяйственной подготовкой мировой войны и осуществляла свое руководство с помощью политической пропаганды, в которой стала учителем своих союзников и Америки.
Америка до войны интересовалась, в общем, лишь морскими вооружениями великих держав континента. В отношении германских сухопутных сил она довольствовалась осведомленностью об успехах этой лучшей, но не величайшей армии в Европе. Она могла, поэтому, ограничиваться общей точкой зрения и служебными донесениями, которым Германия сама шла навстречу, и не прибегать к детальной работе шпионажа. Но главной причиной, однако, было то обстоятельство, что у американской разведки не было до войны того враждебного отношения к Германии, которое воодушевляло разведку Англии, Франции и России.
Вместе с этим миновали для Германии времена решающих военных боев, также как и времена, когда для подготовки и проведения войны достаточно было военной разведки. Наряду с армией и политикой, выступили техника, промышленность и наука. Во внутренней жизни государств [61] появились новые социальные проблемы, ставшие для разведки как объектами осведомления, так и объектами влияния.
Мировая война доказала, что борьба между народами выросла из узких рамок решения дела оружием и стала борьбой всех народных сил в политической, хозяйственной и военной областях и, не в последнюю очередь, в области морального состояния народа. Военную разведку сменила разведка государства против окружающих его стран. Она распространилась в равной мере на все области, в которых могло действовать более сильное государство, - на хозяйство, на политику, на вооруженную силу. Разведка не довольствовалась уже чисто отрицательной работой осведомления, но перешла к положительному действию в экономической борьбе, а также во внутренней и внешней политической пропаганде.
II. Подготовка войны
Российская разведка на службе у Франции. Германская разведка в 1906–1914 гг. Французская разведка, нейтральные страны в качестве базы. Бельгийская разведка. Наказанные шпионы. Отдельные случаи государственной измены. Дело Дрейфуса. Совместная деятельность Антанты и Тройственного Союза в области разведки.
После трехлетнего слушания курса военной академии я был в 1904 году командирован в Большой генеральный штаб. В высшей военной школе я изучил русский язык и слушал наряду с лекциями по военным наукам, лекции по географии далеких стран, по истории давно минувших столетий, по государственному и международному праву, но ничего не слышал об основах нашего века, о современной политике. Не выясняли нам, - офицерам, предназначенным для продолжения работы Генерального штаба, - даже взаимоотношении между странами эпохи Бисмарка, не оказывали никакого влияния на наше отношение к внутренним политическим вопросам, не обращали нашего внимания на политических или экономических конкурентов Германии. Мы были солдатами и только ими. Мы чувствовали себя призванными выполнять, подобно нашим великим военным образцам, наш долг в момент, пришествие которого мы лишь подозревали. Наши взоры были обращены главным образом на прошлое, только в военном отношении - на настоящее и ни в каком отношении - на будущее. Армии, окружавшие Германию, в том числе и армии тройственного союза, [62] были лишь второстепенным предметом преподавания. Франция была врагом. К враждебности России мы еще не привыкли. Англия и Америка считались морскими державами. Говорилось иногда о сущности войны на два фронта, но о мировой войне - никогда.
Первым моим заданием в Генеральном штабе была топографическая съемка одной местности в долине Вислы близ крепости Грауденц. Находясь месяцами в тесном общении со страной и с людьми в Восточной пограничной области Германии, я узнал про беспокойство, которое внушали населению подозрительные явления постоянного русского шпионажа и упорная борьба, которую поляки вели за продвижение в немецкую страну путем покупки и заселения, затрачивая на это крупные денежные суммы. Когда мне при выполнении служебных заданий не раз приходилось вступать в сношения с польскими жителями, последние, возбужденные подстрекателями, относились к прусскому офицеру холодно и почти враждебно.
На Дальнем Востоке поднимающаяся Япония боролась с Россией за гегемонию на азиатском материке. Вдали от своего германского учителя японская армия одержала победу над русской армией. Этим решительным народом были применены германские стратегические и тактические принципы и новейшие завоевания военной техники; они были впервые испытаны двумя великими военными державами. Германский Генеральный штаб решил командировать офицеров в Японию, чтобы там изучить военный опыт японской армии. Я находился среди офицеров, избранных для изучения японского языка. После полуторагодичной работы на восточном семинарии и частных занятии с японцами, которых в Германии, несмотря на войну, имелось большое количество, мы достигли того, что изучили японский язык в достаточной мере. Окруженные завистью товарищей, трое из нас поступили на службу в Японскую армию. Задача их потом оказалась незавидной. Они не встретили в японском офицерском корпусе особенно сердечного приема и их, в противоположность тому как принимали до того в Германии японских офицеров, к действительному ознакомлению не [63] допустили.
Будучи единственным женатым офицером среди обучавшихся японскому языку, я однажды получил короткое уведомление, что моя командировка в Японию не состоится, и что я должен прекратить изучение языка. Бесцельная полуторагодичная напряженная работа была тяжелым ударом даже для самоотверженного прусского офицера. Мой начальник отделения, полковник фон Лауенштейн, бывший военный атташе в Петербурге, утешил меня новым данным мне заданием. Явилась необходимость в разведке против России, которая немедленно после проигранной войны с Японией направила свои вооруженные приготовления против Германии. Как первый офицер, получивший подготовку при Генеральном штабе, я должен был быть прикомандирован к одному военному округу на Востоке и попытаться организовать там разведку и контрразведку против России.
Летом 1906 года я отправился в Кенигсберг. Прежде чем приступить к работе, я предпринял поездку в Россию, находившуюся еще под влиянием революции 1905 года, с целью ознакомиться со страной и людьми, которых я до тех пор еще не видал, без этого ознакомления задача моя казалась мне неразрешимой. У меня не было никаких оснований скрывать в России свое звание германского офицера. Вследствие этого, однако, я натыкался всюду на убеждение, что я прибыл в Россию с целью военной разведки. Во время своего пребывания в крепостях за мною был установлен надзор. В одном большом городе были весьма удивлены моим пребыванием в нем, так как город совершенно не был крепостью. Один из высших чиновников, которому я передал привет от его родных, живущих в Германии, отвел меня немедленно в сторону и спросил, что я хотел бы узнать. Офицеры, с которыми я знакомился, высказывали товарищескую заботливость о моей судьбе. Всюду в России казалось само собой понятным, что офицер ездит заграницу только для шпионажа. Я получил объяснение этому по возвращению из России, когда я приступил к своей задаче организовать борьбу с русским шпионажем в Восточной Пруссии [64] и постепенно все больше его раскрывал.
До русско-японской войны русский шпионаж против дружественной в течение долгого времени Германии был мало активен. Однако во время этой войны деятельность его усилилась, вследствие страха перед враждебным отношением Германии. Страх этот политически поддерживался Францией и сблизил русскую разведку с французской. Восстановление русской армии по французским указаниям и с помощью французских денег подчинило окончательно русскую разведку влиянию французского шпионажа, давно уже беспрерывно работавшего против Германии, и дало ей возможность ознакомиться со всем опытом последнего. Самодержавное, полицейское и чиновничье русское государство больше всего другого подходило к этой новой, поставленной перед ним задаче. К этому присоединялось также то обстоятельство, что денежные средства, доставлявшиеся Францией для вооружений, оказывали сильнейшую поддержку шпионажу. Суммы, обещавшиеся шпионам и государственным предателям, были чрезвычайно велики по сравнению с положением дела в экономной Германии. Чаще всего, впрочем, все ограничивалось только обещаниями. Состоявшие на русском жаловании, получали в действительности, по большей части, скудную оплату.
Большая часть денежных средств поглощалась собственной организацией в стране и заграницей. Следствием ее больших размеров была недостаточность руководства и надзора, что, в свою очередь, способствовало подкупности занимавшихся этим делом русских полицейских чиновников и офицеров. Успехами своими русская разведка была обязана не столько своим качествам, сколько тому обстоятельству, что появление шпионажа на Востоке застало врасплох германские военные и полицейские власти, которые привыкли до начала столетия иметь дело только с французской разведкой. Недостаточная, вследствие этого, оборона со стороны Германии доставила вскоре противнику заметные успехи и побудила его ко все усиливавшейся деятельности.
Руководство разведкой находилось в руках Генерального [65] штаба в Петербурге. Оттуда шла в контакте с военным атташе и консульствами обработка Берлина, Вены и вообще заграницы. Каждый военный округ на русской западной границе имел разведывательное отделение в составе 6–10 офицеров во главе с офицером Генерального штаба. Разведывательные отделения в Петербурге и Вильно работали против Германии, в Киеве - против Австрии, в Варшаве - против обеих стран. Они "обрабатывали" расквартированные в пограничном районе высшие штабы германских и австро-венгерских войск. В качестве посредников им были подчинены пограничная стража и пограничная жандармерия, на которые возлагалась, кроме того, мелкая шпионская работа в пограничной полосе как на предположительном театре военных действий. Русская тайная полиция, "охранка", вербовала во всех европейских столицах агентов, которых она направляла к военным атташе для дальнейшего использования. Военные атташе работали также из Германии против Австрии и в национальных противоречиях находили благодарную почву для этой работы.
Германское пограничное население было разложено контрабандой и деньгами русской разведки. Органы последней проникали с неописуемым бесстыдством глубоко внутрь Германии. Действительным повелителем в германской пограничной полосе был русский пограничный офицер. Особенно успешно работал начальник пограничной жандармерии в Вержболове, полковник Мясоедов. То обстоятельство что он был ежегодно во время охоты гостем германского императора в Роминтах, мешало ему в его деятельности так же мало, как мало мешало военным атташе то, что они были специально прикомандированы к особе германского императора. Наоборот, это даже способствовало их деятельности, так как окружало их в глазах германских властей ореолом, с которым трудно было бороться.
Все германские власти требовали прежде, чем принять меры, точных доказательств, несмотря на то, что должны были бы вмешиваться при малейшем подозрении и сами доставлять эти доказательства, или, по крайней мере, мешать шпионажу путем [66] своевременного вмешательства. Деятельности германской полиции вредило также то, что она желала ловить и препровождать шпионов, но не чувствовала себя призванной преграждать пути шпионам. Для того чтобы шпионаж не заметил, что за ним следят, все производилось без участия гласности. Хотя, все же удавалось подвергнуть суровому наказанию многочисленных шпионов и предателей, но сохранность тайны оставалась несовершенной. Вражеской разведке наносили вред, но ее не предупреждали.