В российской исторической науке термин "источниковедение", заимствованный из немецкой историографии, впервые употребил Арист Аристович Куник (1814–1899) в 1841 г.
1.2 Позитивистская парадигма источниковедения
1.2.1 Позитивизм в исторической науке: предварительные замечания
Позитивистская парадигма источниковедения, формирующаяся во второй половине XIX в., по-прежнему сохраняет свои позиции в современном источниковедении, явным образом не соответствуя его актуальным потребностям. Приступая к описанию позитивистской парадигмы в источниковедении, мы сталкиваемся со сложностями философско-методологического характера, разрешение которых далеко выходит за дисциплинарные рамки источниковедения. Обозначим лишь суть проблемы: позитивизм как философское направление не принадлежит к классическому типу рациональности, поскольку не предполагает описание так называемой объективной реальности, но историография, которую принято называть позитивистской, не выходит за пределы рациональности классического типа, продолжая видеть в историческом источнике "вместилище" исторических фактов и по преимуществу совершенствуя методы так называемой критики исторических источников с целью установления достоверности их информации. Суть позитивизма в историографии и смысл обращения к историческим источникам емко сформулировал Р. Дж. Коллингвуд:
Позитивизм можно определить как философию, поставившую себя на службу естественной науке, как философия Средних веков была служанкой теологии. Но позитивисты имели собственное представление (и весьма поверхностное) о том, чем является естественная наука. Они считали, что она складывается из двух элементов: во-первых, из установления фактов; во-вторых, из разработки законов. Факты устанавливаются в непосредственном чувственном восприятии. Законы определяются путем обобщения фактов посредством индукции. Под этим воздействием развился первый тип историографии, который может быть назван позитивистским. С энтузиазмом включившись в первую часть позитивистской программы, историки поставили задачу установить все факты, где это только возможно. Результатом был громадный прирост конкретного исторического знания, основанного на беспрецедентном по своей точности и критичности исследовании источников. Это была эпоха, обогатившая историю громадными коллекциями тщательно просеянного материала, такого, как календари королевских рескриптов и патентов, своды латинских надписей, новые издания исторических текстов и документов всякого рода <…>. Лучшие историки этого времени <…> стали величайшими знатоками исторической детали. Историческая добросовестность отождествлялась с крайней скрупулезностью в исследовании любого фактического материала.
Стоит заметить, что позитивизм в исторической науке обслуживал интересы политической истории, наиболее востребованной в XIX в. (да и в XX в. тоже) в связи с потребностью формирования национально-государственной идентичности. По-видимому, не случайно, что историки XIX в. – авторы ставших классическими трудов по методологии истории – одновременно входят в число заметных исследователей политической истории.
Этот этап развития науки об исторических источниках примечателен тем, что вопросы природы исторического источника, классификации источников, способов их исследования рассматривались в специальных трудах по проблематике методов исторического изучения. Рассмотрим подробнее классические методологические труды позитивистской историографии, принадлежащие разным национальным школам исторической науки. Начнем, естественно, с Германии, поскольку именно немецкие историки, как это было показано выше, стали основоположниками источниковедения. К тому же обращение в первую очередь к источниковедческим рефлексиям И. Г. Дройзена не противоречит хронологическому подходу в рассмотрении истории источниковедения.
1.2.2 Германия. Иоганн Густав Дройзен. Эрнст Бернгейм
И. Г. Дройзен (1808–1884), с 1836 г. – профессор по кафедре древней истории и классической филологии Берлинского университета, автор концепта "эллинизм" ("История эллинизма" в 2 т., 1836–1843). В 1840 г., перейдя в Кильский университет, приступает к последовательной разработке проблематики политической истории (в том числе и в университетских курсах), итогом чего стал 14-томный труд "История политики Пруссии" (1855–1886). Параллельно с этим (с 1857 г.) Дройзен читает лекции "об энциклопедии и методологии истории" – курс "историки" (теории исторического знания), подытоженный в работе "Энциклопедия и методология истории".
Так случилось, что "Энциклопедия и методология истории" была опубликована только в 1936 г. Но, приступая к чтению лекционного курса, И. Г. Дройзен сделал его конспект (тезисы), напечатанный на правах рукописи в 1858 и 1862 г., а затем опубликованный тремя изданиями (1867, 1875, 1881), в которые Дройзен вносил изменения по мере чтения лекционного курса. Именно на него мы и будем ссылаться в описании воззрений Дройзена, поскольку именно в таком варианте (если не принимать во внимание не всегда уловимое воздействие лекций профессора на слушателей) его труд был воспринят современниками и историками следующих нескольких поколений. Построения Дройзена мы рассмотрим подробнее, поскольку именно его концепция оказала (и отчасти продолжает оказывать) существенное воздействие на понимание метода источниковедения.
Задачи историки Дройзен видит так:
"Историка" охватывает методику [здесь и далее выделено автором. – М. Р.] исторического исследования, систематику всего, что можно исследовать при помощи исторического метода, топику, изложение исторически исследованного.
Дройзен не использует понятие "исторический источник", точнее, он применяет понятие "источники" только к одной из групп "исторического материала". Приведем несколько фрагментов "Историки", позволяющих прояснить понимание Дройзеном природы "исторического материала":
§ 4. Наука история есть результат эмпирического восприятия, опыта и исследования <…>.
§ 5. Всякое эмпирическое исследование регулируется по данностям, на которые оно направлено. И оно может быть направлено только на то, что непосредственно присутствует в настоящем для чувственного восприятия. Данное исторического исследования есть не прошлые времена, ибо они прошли, а еще непреходящее, оставшееся от них в нашем Теперь и Здесь, пусть это будут воспоминания о том, что было и прошло, или остатки бывшего и прошедшего.
§ 21. Исторический материал есть отчасти то, что имеется еще непосредственно в наличии из того настоящего, понимание которого мы ищем (остатки), отчасти то, что от них перешло в представления людей и дошло до нас как воспоминание (источники), отчасти вещи, в которых объединены обе формы (памятники).
Дройзен не дает общего определения "исторического материала", а сразу же выделяет несколько групп, таким образом классифицируя его. Далее Дройзен более подробно характеризует каждую из групп и раскрывает их состав:
§ 22. В массе остатков можно различать:
а) произведения, которым дал форму человек (художественные, технические и т. д., дороги, общинный луг и т. д.);
б) правовые институты нравственных общностей (нравы и обычаи, законы, государственные, церковные распоряжения и т. д.);
в) изложение мыслей, выводов, духовных процессов всякого рода (философемы, литературы, мифологемы и т. д., а также исторические труды как продукт своего времени);
г) деловые документы (корреспонденция, счета, всевозможные архивные документы и т. д.).
§ 23. Остатки, при создании которых для различных целей (украшения, практического пользования и т. д.) имело место также намерение оставить воспоминания для будущего, являются памятниками <…>.
§ 24. Прошлые времена, воспринятые или понятые человеком, а также сформированные им, дошедшие до нас в источниках как воспоминания…
Мы видим, что "исторический материал" Дройзен понимает предельно широко, не преследуя цель раскрыть его природу (как в гносеологическом, так и в онтологическом плане), но можно заметить, что в любом случае историк связывает его с деятельностью человека. Предложенная Дройзеном классификационная схема весьма сложна, но его последователями она была редуцирована до деления исторических источников на остатки – то, что непосредственно возникло в ходе исторического события и дошло до нашего времени, и предания – рассказ (в самом широком понимании) о событии. Рецидивы такой классификации встречались в исторической науке до недавнего времени, а возможно, где-то проявляются и по сию пору.
Подготовить "исторический материал" к дальнейшей работе историка – задача критики, в структуру которой входят "критический метод определения подлинности", который позволяет определить "является ли материал действительно тем, чем его считают"; "критический метод определения более раннего или более позднего", позволяющий выявить изменения в историческом материале по отношению к тому, чем он был первоначально; и "критический метод определения верности", который отвечает на вопрос: "был ли и мог ли быть данный материал тем, доказательством чего он считается и хочет считаться, или уже в момент своего возникновения он мог и хотел быть верным только частично, только неким образом, только относительно". Особое внимание Дройзен уделяет способам определения верности источников. "Применение критического метода определения верности к источникам есть критика источников", – пишет историк.
За критикой в историке Дройзена следует интерпретация, но она относится уже к сфере исторического построения, а не изучения исторических источников.
Методология истории стала предметом специального изучения другого немецкого историка Э. Бернгейма (1850–1942), профессора Грайфсвальдского университета (1889) и его ректора (1899–1921). В 1889 г. он публикует "Учебник исторического метода и философии истории", ставший классическим и неоднократно издававшийся, в том числе и в переводе на многие языки. В 1907 г. Бернгейм издает "Введение в историческую науку", представляющее собой сокращенный вариант "Учебника исторического метода…". Воззрения Бернгейма на историческую науку далеки от классического позитивизма: он признает историю самостоятельной наукой, отличной по своей сути и соответственно методам от естественных наук, – но отношение Бернгейма к историческим источникам и методам их изучения не выходит за пределы позитивистских построений.
Учение Бернгейма о методе изучения исторических источников лежит в русле концепции И. Г. Дройзена. Бернгейм так же, как и Дройзен, не дает дефиниции понятия "исторический источник", а определяет источники описательно, акцентируя внимание на зависимости способа изучения источников от специфики той или иной их группы:
Материал, из которого почерпаются сведения нашей науки, называется "источниками" [здесь и далее разрядка автора. – М. Р.]. Материал этот в огромном большинстве случаев не является, как в других науках, в то же время и непосредственным предметом познания, так как предметом истории являются ведь человеческие деяния, ничтожная часть которых доступна нашему непосредственному наблюдению, а именно в такой мере, поскольку мы переживаем их в качестве современников. Да и здесь только ничтожная часть непосредственно наблюдается отдельным современником, между тем как большую часть мы узнаем из сообщений других. Отчеты, описания событий посредством устного рассказа, письма или изображения представляют второй вид источников познания. Третьим видом источников служат остатки – памятники событий, по которым мы судим о деяниях, их вызвавших и создавших. Поэтому можно судить, что материалы эти не только весьма различны, но и сведения о нашем предмете мы извлекаем из них также весьма различным способом, т. е. иными словами: методы, которыми нам приходится разрабатывать источники, соответственно их характеру, весьма разнообразны, и поэтому весьма важно резко различать характер каждого источника.
Бернгейм закрепил деление исторических источников на предания и остатки. Он выделяет устные (песня и рассказ, былина (сага), легенда, анекдот, крылатые слова, пословицы) и письменные (надписи, генеалогические таблицы, анналы, надгробные надписи, мемуары, периодическая печать, а также картины, рисунки и проч.) предания.
Особое внимание Бернгейм уделяет характеристике остатков, поскольку, на его взгляд, они менее задействованы в исторических исследованиях:
В отличие от сообщений, которые передают о событиях посредством наблюдений и воспоминаний, остатки представляют часто непосредственные результаты самих событий и дают нам о них сведения, которые не извращены и не изменены теми субъективными влияниями, о которых говорилось по поводу сообщений. Существуют, впрочем, памятники, содержащие описания, как, например, грамоты, акты процессов и т. п. К содержанию их мы должны тогда относиться соответственно характеру сообщаемых сведений; но грамота, акт процесса, сами по себе и в целом, изображают непосредственно правовое положение и ход процесса в том виде, как он существовал <…>. Нужно указать еще на одно различие между рассказами и памятниками, дающее преимущество первым и в значительной степени обусловливающее, что до последнего времени историки почти исключительно пользовались ими: дело в том, что рассказы сообщают нам непосредственно произошедшее, между тем как памятники, по большей части, так сказать, немы и сведения от них мы получаем отчасти только на основании выводов из событий, которые их произвели и создали.
Остатки Бернгейм делит на "памятники – остатки в широком смысле" и "памятники". Первые "являются невольными пережитками человеческой деятельности, без всяких намерений оставить воспоминание и без всякой мысли о будущем мире": материальные остатки деятельности людей, язык, обычаи, нравы и учреждения, произведения науки, искусства и ремесла, деловые акты (сюда же отнесены протоколы, дипломатические документы, циркуляры, статистические таблицы, метрические книги и т. д.). Вторые, "созданные в расчете сохранить воспоминание о фактах, если и не для истории, то, во всяком случае, с целью сохранить память по каким-либо специальным расчетам", это монументы и надписи, грамоты, "служащие историческими документами и составленные с соблюдением определенных узаконенных форм" (они составляют предмет вспомогательной исторической дисциплины дипломатики).
Задачи исторической критики Бернгейм видит аналогично Дройзену:
Обязанностью критики является решать о подлинности имеющихся в нашем распоряжении показаний источников и вытекающих из них данных. Первая задача ее – отсортировать источники и исследовать, можно ли вообще признать их за доказательство и в какой степени, и затем подвергнуть их дальнейшей оценке (внешняя критика). Затем критика должна определить внутреннюю ценность, доказательную силу свидетельств и проверить и сравнить их между собою (внутренняя критика). Она должна, наконец, расположить собранный материал по времени и месту.
Отметим, что Бернгейм четко делит критику на внешнюю и внутреннюю; эта традиция закрепилась, и ее отзвуки мы обнаруживаем в историческом знании вплоть до настоящего времени. К тому же, в отличие от Дройзена, ограничивавшего критику подготовительной работой историка с источниками, Бернгейм включает сюда и некоторые вопросы исторического построения. Последовательность источниковедческих процедур Бернгейм выстраивает так: выяснение подлинности, определение времени и места возникновения, установление автора, выяснение степени оригинальности и восстановление первоначального текста (для письменных источников), установление достоверности – определение "действительно бывшего".
В то же время Бернгейм, в отличие от Дройзена, рассматривает интерпретацию как источниковедческую процедуру. Утверждая возможность понимания произведения, созданного в иной культуре, Бернгейм пишет: