Нам необходимо только обладать нужными познаниями, чтобы свести к привычным для нас основным элементам различные формы выражения. Это в одинаковой степени относится и к миру восприятий и представлений, как и к миру мышления. Их способы выражения и содержания у различных людей разных времен бесконечно разнообразны, но лежащие в основе физические процессы всегда одни и те же. Стоит только это признать, и отсюда возникает вторая великая задача исследования – интерпретация (истолкование).
Осмысление необходимости процедуры интерпретации означало выведение исторического метода на новый уровень. Метод работы историков предшествующей эпохи Бернгейм характеризует следующим образом:
Первоисточники оценивали, не объясняя их своеобразными общими условиями источников каждой эпохи. Не умели видеть в других памятниках продукта иной народной культуры и воспользоваться ими для ознакомления с этой культурой.
О процедуре интерпретации Бернгейм пишет так:
Интерпретация, т. е. истолкование показаний источников в смысле более тесной или широкой связи, в которой они стоят, стала <…> только недавно предметом сознательной методологической разработки и нашла применение ко всем областям, а не исключительно литературным произведениям, как в прежнее время. В разъяснении нуждаются и памятники, так как они сами по себе по большей части безгласны и <…> о них можно судить только на основании обстоятельств и обстановки, откуда они ведут начало и для которых служат свидетельством.
Мы видим, что акцент на интерпретации в концепции Бернгейма обусловлен отчасти его вниманием к остаткам.
Таким образом, в немецкой историографии во второй половине XIX – начале XX в. была разработан метод изучения исторических источников, отдельные составляющие которого (деление источников на остатки и предания, внешняя и внутренняя критика исторических источников и др.) прочно вошли в историческое знание и проявлялись в течение всего XX в.
1.2.3 Англия. Эдвард Фриман
Эдвард Фриман (1823–1892) – профессор новой истории в Оксфордском университете (1884). Обратим внимание, что кафедру Фриман занял уже в почтенном возрасте, до этого он много лет отдал собственно исследовательской работе, круг его научных интересов весьма обширен: от истории архитектуры до исторической географии Европы, от истории Греции и ранней истории Англии до сравнительной политики. Столь богатый исследовательский опыт был обобщен Фриманом в работе "Методы изучения истории" (1886), представляющей собой лекционный курс.
Английский историк избегает строгих формулировок, он словно приглашает слушателей к совместным размышлениям. Фриман анализирует специфику исторических свидетельств, обращая внимание на их субъективный характер, обусловленный "человеческим", а не "природным" происхождением:
Геолог может иногда ошибаться в истолковании свидетельства скал; но сами скалы не могут ни лгать, ни лжесвидетельствовать; а историк не только может сам ошибиться с истолкованием свидетельства своих источников, но и сами-то источники могут ошибаться и лжесвидетельствовать.
Анализируя характер исторических свидетельств, Фриман апеллирует к здравому смыслу и жизненному опыту слушателей:
Всем известно, что почти никогда два очевидца не описывают совершенно одинаково какого-либо события, при котором, однако, они оба присутствовали. И действительно, при описании какого-либо события, например сражения, им приходится, в сущности говоря, описывать различные вещи. Им пришлось видеть разные части одного события, потому каждый из них излагает дело по-своему, хотя, собственно говоря, в их показаниях и нет настоящего противоречия. Даже в том случае, когда им пришлось видеть одно и то же, они все-таки могут видеть каждый по-своему. Это неизбежно и зависит от различия точек зрения или от незначительного различия в положении очевидцев. Кроме того, подобное утверждение верно и в другом отношении; смотря по настроению каждого, один из очевидцев обратит внимание на одну сторону дела, а другой на другую, потому-то в их рассказе не будет, может быть, настоящего противоречия, но будет значительное различие в показаниях об отношениях различных частей рассказываемого ими события. Это признается всеми настолько, что незначительные различия в показаниях о событии служат признаком достоверности повествования и, наоборот, полное согласие во всех мелких подробностях считается до некоторой степени подозрительным.
Фриман акцентирует внимание на отличии "оригинальных источников" от произведений историков и нацеливает историков на работу именно с источниками при изучении "новой" истории, которую, впрочем, он стремился максимально удревнить. При этом Фриман призывает сочетать изучение оригинальных источников с широким знанием истории, почерпнутым из литературы. Значение изучения оригинальных источников историк видит еще и в том, что оно вырабатывает "привычки мышления", полезные при работе с исторической литературой:
Сущность всякого здравого исторического преподавания состоит в том положении, что историческое исследование, не основанное на оригинальных источниках, не имеет никакой ценности; это не значит, однако, что я признаю правилом, что всякое историческое знание, не основанное прямо на оригинальных источниках, не имеет никакого значения <…>.
<…> для здравых научных принципов гораздо более вредно то заблуждение, будто оригинальных источников совсем нет или будто без них можно обойтись, чем заблуждения человека, для которого оригинальные источники представляются столь привлекательными, что он не решается отказаться от удовольствия изучить их все. Истина находится посередине между этими заблуждениями.
К группе "оригинальных источников" Фриман относит источники повествовательные и определяет их так:
<…> если мы хотим определить, что такое оригинальные источники, мы можем определить их как сочинения таких писателей, проверить указания которых мы можем, обратившись только к указаниям других писателей того же самого разряда; это отличает их от современных историков, утверждения которых могут быть проверены утверждениями писателей другого разряда. Сочинения, которые мы признаем таким образом оригинальными источниками, мы можем разделить на первоначальные источники и на источники второстепенные, на сочинения писателей, утверждения которых не подлежат проверке, и на сочинения таких, утверждения которых когда-то подлежали проверке, но не подлежат ей в настоящее время. Мы, стало быть, должны отличать авторов, писавших на основании своих собственных сведений и являющихся потому оригинальными источниками в строгом смысле этого слова, от авторов, писавших не на основании своих собственных сведений, а бывших только представителями более древних писателей. Такие авторы, не будучи оригинальными источниками сами по себе, служат, однако, таковыми для нас.
Неповествовательные исторические источники Фриман называет вспомогательными и делит их на две группы: монументальные (орудия труда, архитектурные памятники и т. п.) и документальные (различные записи, в том числе и мало отличающиеся от исторических повествований).
В своем лекционном курсе Фриман не только не предлагает строгих определений, но и избегает четкого описания методов работы с историческими источниками. Он скорее делится своим опытом исследователя. Однако обширность этого опыта, разнообразие и тщательность проработки приводимых примеров делают курс Фримана чрезвычайно полезным даже и для современных историков.
1.2.4 Франция. Шарль-Виктор Ланглуа и Шарль Сеньобос
Позитивистская парадигма в источниковедении наиболее последовательно разработана в труде Ш.-В. Ланглуа и Ш. Сеньобоса "Введение в изучение истории" (1898), в основу которого положен курс лекций, прочитанный ими в Сорбонне в 1896/97 учебном году. Ш.-В. Ланглуа (1863–1929) – историк-медиевист, профессор Сорбонны, обладатель диплома Национальной школы хартий, директор Национального архива (1912–1929), член (с 1917 г.), затем президент (с 1925 г.) Академии надписей и изящной словесности. Ш. Сеньобос (1854–1942) – профессор Сорбонны (1890), начинал исследовательскую деятельность с изучения древней и средневековой истории, в дальнейшем специализировался по новой истории, автор труда "Политическая история современной Европы" (1897).
"Введение в изучение истории" начинается формулой, с течением времени ставшей афоризмом:
История пишется по документам [здесь и далее выделено мной. – М. Р.]. Документы – это следы, оставленные мыслями и действиями некогда живших людей <…>. Всякая же мысль и всякий поступок, не оставивший прямого или косвенного следа, или видимый след которого исчез, навсегда потерян для истории, как если бы он никогда и не существовал <…>. Ничто не может заменить документов: нет их, нет и истории.
Из трех книг (частей) "Введения…" проблемам изучения исторических источников посвящены первые две: в книге первой рассматриваются вопросы эвристики (поиска документов), а также дается обзор научных дисциплин, знакомство с которыми должно составлять первоначальную подготовку историка (сюда входят и так называемые вспомогательные исторические дисциплины), книга вторая посвящена аналитическим процессам, т. е. собственно источниковедческой проблематике. Книга третья рассказывает о процессах синтетических, т. е. об историческом построении, выходящем за пределы задач источниковедения.
Размышляя о специфике исторического познания, Ланглуа и Сеньобос пишут:
Факты прошлого известны нам только по сохранившимся от них следам. Правда, эти следы, называемые историческими документами, историк наблюдает непосредственно, но кроме их, ему положительно нечего наблюдать: дальше он действует исключительно путем умозаключений, стараясь прийти к наиболее правильным выводам о фактах по находящимся в его распоряжении следам. Документ служит ему точкою отправления, а факты прошлого – конечною целью исследования. Между этой точкой отправления и конечной целью нужно пройти сложный ряд тесно связанных друг с другом умозаключений, рискуя то и дело впасть в ошибку.
Авторы настаивают на "крайней сложности и абсолютной необходимости исторической критики" и совершенно уверены, что историческому методу надо обучать, профессионализм историка необходимо специально вырабатывать:
Естественная неприспособленность человека держаться на воде заставляет его тонуть; чтобы приобрести привычку устранять непроизвольные движения и выполнять другие, он учится плавать; точно так же у человека нет прирожденной способности критики, ее нужно прививать, и она входит в плоть и кровь его только путем постоянных упражнений. Когда анализ и критические вопросы сделаются инстинктивными, приобретется методически аналитическое направление ума, недоверчивое и непочтительное, обозначающееся часто мистическим термином "критический склад ума" и в сущности представляющее собою только бессознательную привычку к критике.
Ланглуа и Сеньобос воспроизводят уже закрепившееся деление исторических источников на остатки и предания. Французские авторы видят бóльшую сложность в изучении последних:
Можно различать два рода документов. Иногда факт прошлого оставляет вещественный след (памятник или какой-либо вещественный предмет). Иногда, и более часто, след, оставленный событием, бывает психологического порядка: описание или повествование. Первый случай гораздо проще, нежели второй. На самом деле между известными вещественными остатками и породившими их причинами существует определенное отношение, и отношение это, обусловленное физическими законами, хорошо известно. Напротив, психологический след имеет символический характер: это не только не сам факт, но даже не непосредственный отпечаток факта в уме очевидца, а только условное отражение того впечатления, какое произведено событием на ум очевидца. Писаные документы не имеют, следовательно, цены сами по себе, как вещественные остатки старины; они имеют значение только как отражение сложных, трудно разъяснимых психологических процессов. Громадное большинство документов, служащих исходной точкой рассуждений историка, являются в общем только следами психологических процессов.
Исходя из того, что документ – результат сложных психологических процессов, авторы описывают смысл критики исторического источника лаконично и весьма точно:
…для того, чтобы судить по писаному свидетельству о факте, который является его отдаленной причиной, т. е. чтобы установить отношение, связующее этот документ с фактом, необходимо восстановить целый ряд посредствующих причин, породивших документ, кроме самого факта. Нужно представить себе всю нить действий, совершенных автором документа, начиная с наблюдавшегося им факта до появления рукописи (или печатного свидетельства, имеющегося у нас перед глазами. Нить поступков автора критикуется при этом в обратном порядке, начиная с исследования рукописи (или печатного документа) и постепенно приближаясь к факту прошлого. Такова цель и ход критического анализа.
Критику исторических источников Ланглуа и Сеньобос, как и Бернгейм, делят на внешнюю (подготовительную) и внутреннюю (высшую). К внешней критике относятся следующие исследовательские процедуры: "восстановительная критика" – текстологическая работа с целью установить оригинальный текст исторического источника; "критика происхождения" – установление автора, времени и места написания исторического источника, а также источников, которыми пользовались авторы документа, на этом же этапе проверяется его подлинность (с привлечением методов палеографии и других вспомогательных исторических дисциплин); "критическая классификация источников" с целью упорядочить (систематизировать) уже проверенный материал для последующей работы историка. К внутренней критике относятся положительная "критика истолкования (герменевтика)", цель которой – понять автора, что тем более важно, если автор принадлежит к иной исторической эпохе (культуре), и "отрицательная внутренняя критика достоверности и точности", проверяющая достоверность информации исторического источника. Заключительный этап внутренней критики – "извлечение <…> частных исторических фактов для исторического знания". Таким образом, критика исторических источников завершается конструированием исторических фактов, далее включаемых в историческое построение (синтетические процедуры).
Каждый шаг в критике исторических источников Ланглуа и Сеньобос разбирают подробнейшим образом, приводя множество примеров.
Труд Ланглуа и Сеньобоса наряду с учебником Бернгейма оформил и закрепил на долгие десятилетия как само понятие "критика исторических источников", так и ее структуру.
"Введение в изучение истории" Ланглуа и Сеньобоса оказало существенное влияние на историческую науку. Значение этой работы признавали и яростные критики позитивизма в историческом познании. Л. Февр (1878–1956), представитель первого поколения школы "Анналов", стоявший у истоков новой исторической науки, писал:
"Историю изучают при помощи текстов". Знаменитая формула: и по сей день она не утратила всех своих достоинств, а они, без сомнения, неоценимы. Честным труженикам, законно гордящимся своей эрудицией, она служила паролем и боевым кличем в сражениях с легковесными, кое-как состряпанными опусами.
1.2.5 Россия. Константин Николаевич Бестужев-Рюмин. Николай Иванович Кареев
К основоположникам российского источниковедения часто относят К. Н. Бестужева-Рюмина (1829–1897). К. Н. Бестужев-Рюмин – профессор Санкт-Петербургского университета (1865–1884), академик Петербургской академии наук (1890), преподавал русскую историю будущему императору Александру III. Известен также как публицист и журналист. Его диссертационное исследование "О составе русских летописей до конца XIV в." (1868) имело источниковедческий характер. Обобщающий труд Бестужева-Рюмина "Русская история" (т. 1–2. СПб., 1872–1885) фактически представляет собой обзор источников и историографии российской истории. Во введении к нему автор систематизировал исторические источники, выделив следующие группы: летописи, жития святых, мемуары и письма, записки иностранцев, "памятники юридические и акты государственные", "памятники словесности", "памятники вещественные". Специальных методологических работ К. Н. Бестужев-Рюмин не оставил, если не считать обзора книги Э. Фримана, в котором он выражает свое полное согласие с изложенным в ней "учением о первоисточниках".