В Петербурге всесильный Меншиков укрепился еще больше. Избавившись от гольштинской герцогской четы и разослав остальных неугодных ему сановников из Петербурга, он, казалось, достиг вершины могущества, но вдруг внезапно сильно заболел и на несколько недель отошел от государственных дел. Этого оказалось достаточно, чтобы Петр II, рано созревший и чувственный юноша, прочно попал под влияние своей столь же чувственной и весьма распущенной семнадцатилетней тетки Елизаветы, которая ни на шаг не отходила от племянника, всячески поощряя его к распутству и пьянству. Ей помогали в этом товарищи Петра – такой же, как и он, подросток Александр Меншиков и великовозрастный по сравнению с ними восемнадцатилетний Иван Долгоруков.
Об этой "золотой" молодежи рассказывали невероятные вещи, приписывая им всевозможные пороки. А когда Александр Меншиков официально был награжден орденом Святой Екатерины, которого удостаивались только женщины, то пересуды об его отношениях с императором приобрели вполне определенное направление, получив вроде бы серьезное фактическое подтверждение. Все это привело к тому, что Петр совершенно остыл к Марии Меншиковой – девушке нравственной и холодной, носившей среди юнцов прозвище "мраморная статуя". Когда же будущий тесть попробовал приструнить распоясавшегося юнца, то тринадцатилетний император закусил удила и пошел на открытый разрыв со всесильным еще вчера временщиком.
Петр II приказал забрать из дома Меншикова императорские экипажи и свои вещи, а 7 сентября 1727 года приказал арестовать Меншикова. Через два дня и сам Александр Данилович, и несостоявшаяся невеста Мария Меншикова, и все семейство генералиссимуса были отправлены в ссылку, – пока еще в Рязанскую губернию, в роскошное имение Раннебург. 11 сентября 1727 года Меншиков отправился в ссылку, сопровождаемый ста двадцатью семью слугами и обозом в тридцать три экипажа. В изгнании оказался самый влиятельный вельможа империи, о чем свидетельствовал и принадлежавший ему в то время титул: "Светлейший князь Святого Римского (то есть Германской империи. – В. Б.) и Россииского государств, князь и герцог Ижорский, в Дубровке, Горках и Почене граф, наследный господин Ораниенбаумский и Батуринский, Его Императорского Величества Всероссийского над войсками командующий Генералиссимус, Верховный Тайный действительный Советник, Рейхсмаршал, Государственной военной коллегии президент, Адмирал красного флага, Генерал-губернатор губернии Санкт-Петербургской, подполковник Преображенский, лейб-гвардии подполковник над тремя полками, капитан Компании бомбардирской, Орденов Святого Апостола Андрея и (Святого) Александра, Слона, Белого и Черного Орлов кавалер".
Соответственно титулу было и состояние Меншикова, впрочем, почти сразу же полностью конфискованное в казну. О размерах и составе этого имущества можно судить по перечню, сделанному специально созданной для этого правительственной комиссией. Обобщая воедино все отписанное в казну, комиссия определила, что Меншикову принадлежало: 90 тысяч душ крестьян, 6 городов, 4 миллиона рублей наличными и 9 миллионов в банках Лондонском и Амстердамском, бриллиантов и других драгоценностей еще на один миллион рублей, серебряной посуды три перемены, каждая из 288 тарелок и приборов, и 105 пудов, то есть 1680 кг, золотой посуды.
В Раннебурге Меншиковы пробыли недолго: 16 апреля 1728 года их всех отправили в Березов – богом забытый сибирский городишко, закинутый в болота и тундру более чем на тысячу верст севернее Тобольска. Сначала Меншиковы жили в тюрьме, но потом сам Александр Данилович срубил дом и даже пристроил к нему часовенку. Однако жить ему оставалось совсем немного. 12 ноября 1729 года он умер, разбитый параличом. А еще через месяц скончалась и его дочь Мария – бывшая царская невеста. Двое других детей Меншикова – сын и дочь – впоследствии были возвращены из ссылки только потому, что в банках Лондона и Амстердама хранилось 9 миллионов рублей, которые могли быть выданы только прямым наследникам Меншикова. Это обстоятельство и заставило русское правительство вернуть брата и сестру Меншиковых в Петербург, так львиная часть вкладов в конце концов оказалась в руках государства и его высших сановников.
Изменения в характере самодержца-ребенка
Избавившись от всесильного временщика, Петр II пустился во все тяжкие. Саксонский посланец Лефорт, племянник Франца Лефорта, в декабре 1727 года писал: "Император занимается только тем, что целыми днями и ночами рыскает по улицам с царевной Елизаветой и сестрой, посещает камергера, пажей, поваров и Бог весть еще кого.
Кто мог бы себе представить, что эти безумцы (камергером Петра II был его фаворит – князь Иван Долгоруков, а "безумцами" – весь клан Долгоруковых – В. Б.) способствуют возможным кутежам, внушая царю привычки последнего русского. Мне известно помещение, прилегающее к биллиардной, где помощник воспитателя приберегает для него запретные забавы. В настоящее время он увлекается красоткой, бывшей прежде у Меншикова, и сделал ей подарок в пятьдесят тысяч рублей… Ложатся спать не раньше семи часов утра". Беспрерывные попойки и ночные оргии не только подорвали не очень-то крепкое здоровье Петра II, но и сильно деформировали его характер. Он стал вспыльчивым, капризным, жестоким и упрямым.
Коронация
Уже на следующий день после ареста Меншикова Петр II подписал манифест о коронации, а 9 января 1728 года выехал в Москву, чтобы, по традиции, совершить обряд венчания на царство в Успенском соборе Московского Кремля. По дороге в "первопрестольную" Петр заболел корью и две недели пролежал в постели, остановившись в Твери.
4 февраля состоялся его торжественный въезд в Москву, где старая русская аристократия, в большинстве своем ненавидевшая Петра I и благоговевшая перед памятью великомученника Алексея, встретила нового императора с неподдельной радостью и восторгом. На волне этого приема самыми близкими людьми для Петра II оказались князья Долгоруковы – Василий Лукич и Алексей Григорьевич, – введенные в состав Верховного тайного совета, а любовь юного императора к Москве оказалась столь велика, что он официально объявил ее единственной столицей.
Петр, его старшая сестра Наталья и их тетка Елизавета Петровна, приехав в Москву, встретились и с Евдокией Федоровной Лопухиной, освобожденной сразу же после смерти Екатерины I и проживавшей в Вознесенском женском монастыре. Однако, хотя внуки и пожаловали бабушке 60 тысяч рублей в год на содержание, достойное бывшей царицы, а также приставили к ней небольшой придворный штат, Евдокия Федоровна осталась в монастыре, правда, в совершенно ином, чем до этого, качестве.
Непрекращающиеся беспутства
Ничто не могло изменить характер и образ жизни августейшего отрока – он делал то, что хотел. После коронации Петр продолжал кутить и "сгорать пламенем кровосмесительной любви" к своей юной и прелестной тетке. Но тут на пути Петра возник неожиданный соперник – князь Иван Долгоруков, – в объятиях которого он однажды, внезапно для него и для себя, застал Елизавету Петровну. Однако ревность к сопернику скоро угасла, так как князь Иван стал волочиться, и не без успеха, за замужней княгиней Трубецкой. А Петр увлекся княжной Екатериной Алексеевной Долгоруковой, сестрой своего друга Ивана Долгорукова.
Все это происходило в Москве и ее окрестностях, откуда Петр совершенно не спешил уезжать, и где девять месяцев продолжалась царская охота, проходившая как непрекращающийся праздник.
Царская невеста Екатерина Долгорукова
Время от времени Петр оставлял почти беспрерывную охоту и приезжал в Горенки – богатую подмосковную усадьбу Алексея Григорьевича Долгорукова, где его с нетерпением ждала новая невеста. Это была дочь хозяина усадьбы – Екатерина. Семнадцатилетняя красавица – тетка Елизавета Петровна – была отставлена ветреным племянником, но тут же утешилась в объятиях новых любовников.
А Екатерина Долгорукова все крепче прибирала к рукам вечно пьяного подростка. И тому причиной была не только ее податливость, ласковый по отношению к жениху нрав, но и несомненный ум княжны, и прекрасное для девушки образование. Детство царской невесты прошло в Варшаве, в доме ее деда, русского посла при польском дворе князя Григория Федоровича Долгорукова, умного и хорошо образованного человека. Теперь уже княжна Долгорукова ни на минуту не оставляла Петра, сопутствуя ему и на охоте, и в бесконечных переездах, и во время столь же бесконечных кутежей, развлечений и танцев.
Царская охота
Вы уже убедились, уважаемые читатели, что образование, полученное молодым императором, как в детстве, так и в юности, оставляло желать лучшего. Но, как пишет Е. В. Анисимов: "Зато самые глубокие знания Петр получил в науке уничтожения зайцев, медведей, косуль, уток и прочей живности". "Охота, – пишет Рондо в августе 1728 года, – господствующая страсть царя (о некоторых других страстях его упоминать неудобно – В. Б.)". Если не большую, то значительную часть своею царствования он провел в лесу и в поле, на охотничьих бивуаках, у костра, на свежем воздухе.
Из немногочисленных автографов, оставленных Петром II потомкам, чуть ли не самыми длинными являются резолюции типа: "Быть по тому. Петр". Или: "Отпустить. Петр", – на росписи царской охоты, которая определяла норму ежедневного питания собак (по два пуда говядины каждой!), лошадей и даже двенадцать верблюдов, которые тоже участвовали в царских охотах. За осеннюю охоту 1729 года Петр и его свита сворой в шестьсот собак затравили четыре тысячи зайцев, пятьдесят лисиц, пять рысей, трех медведей.
Дипломаты ждали того дня, когда наконец можно будет увидеть царя и переговорить с ним. Вот типичные сообщения о времяпрепровождении Петра в 1728 году, взятые наугад из донесения де Лириа: "24 мая. Этот монарх еще не возвратился с охоты… 31 мая. Царь воротился с охоты дня на два и послезавтра уезжает опять… 7 июня. Получено донесение о смерти герцогини Гольштинской (Анны Петровны. – Е. А.), принцессы, красивейшей в Европе. Но это отнюдь не заставило царя отложить поездку на охоту в окрестности, хотя и без принцессы Елизаветы… 14 июня. Царь еще не возвратился с охоты, но надеются, что возвратится на этой неделе… 21 июня. Этот монарх еще не возвратился в город, но надеются, что возвратится на этих днях". Ничего не изменилось и через год, в 1729 году: "11 июня. Царь вчера уехал на охоту за две мили от города… 1 августа. Здешний государь все развлекается охотой… 8 августа. Царь все наслаждается охотой…"
В феврале 1729 года дошло до скандала. Узнав о том, что царь намеревается отправиться на три-четыре месяца на охоту подальше от Москвы, австрийский и испанский посланники сделали представление канцлеру, в котором в решительных выражениях заявили, что "при настоящих обстоятельствах не только вредно, но и неприлично оставаться нам такое долгое время без всякою дела, без возможности с кем сноситься о делах, так как с Его величеством отправляется и большая часть его министров". Но Петр не угомонился. По подсчетам историка князя П. В. Долгорукова, в июле – августе 1729 года он был на охоте непрерывно пятьдесят пять дней. Это был своеобразный рекорд – обычно царь находился на охоте по десять, двенадцать, двадцать четыре, двадцать шесть дней кряду. Долгоруков сосчитал также, что за двадцать месяцев 1728-1729 годов Петр провел на охоте восемь месяцев.
Обручение
Вот что пишет по поводу следующих за сим событий петербургский ученый, доктор исторических наук В. Тюрин: "Шла осень 1729 года. 19 ноября, вернувшись в Москву с двухмесячной охоты, царь объявил, что вступает в брак с княжной Екатериной, восемнадцатилетней дочерью Алексея Григорьевича. Наглостью и хитростью их родителей, стремившихся удовлетворить свою жадность и честолюбие, были навязаны Петру обе невесты – Мария Меншикова и Екатерина Долгорукова. Обе любили других: Мария – графа Петра Сапегу, а Екатерина – графа Милезино, родственника австрийского посланника. Обеих не любил Петр, и даже не скрывал этого. И на обеих обещал жениться: на первой – помимо воли, а на второй – по слабохарактерности и из чувства рыцарства.
Долгоруковы спешили: а вдруг царь одумается? 30 ноября состоялась церемония обручения в Лефортовском дворце. Посередине залы, устланной огромным персидским ковром, возвышался стол, а на нем – золотое блюдо с крестом и золотые тарелки с обручальными кольцами, усыпанными бриллиантами. Невеста прибыла в сопровождении родственников и знатнейших дам империи. При входе в зал ее встретили царица Евдокия, цесаревна Елизавета Петровна и другие принцессы. В зале находились все "верховники", три фельдмаршала – Голицын, Трубецкой, Брюс, Долгоруковы, генералы. У стола ждал окруженный архиереями и архимандритами Феофан Прокопович, готовый начать торжественное богослужение, как это он уже делал два с лишним года назад; только невеста была другая – Мария Меншикова, известие о смерти которой в Березове только что пришло в Москву.
После обручения началась долгая церемония целования руки императора и государыни-невесты (так велено было называть княжну Екатерину). И казалось, род Долгоруких достиг своей вершины. Заранее распределялись чины и звания: Иван Алексеевич – великий адмирал, родитель – генералиссимус, Василий Лукич – канцлер, князь Сергей – обер-шталмейстер. Отец невесты получил от государя 40 тысяч душ и позволял гостям целовать свою руку, а австрийский посланник обещал, что Вена сделает его герцогом и князем Священной Римской империи. Жадны и неумелы были новые фавориты…
Свадьбу назначили на 19 января 1730 года…
Состоялась бы свадьба с нелюбимой невестой или нет, каким государем бы он стал, – все это догадки. Мужской линии Романовых продолжиться было не суждено…"
Внезапная смерть императора
Познакомимся, как излагает последовавшие за обручением события ленинградский историк С. С. Лурье: "В начале января в Москву начало съезжаться именитое дворянство со всех сторон России. Отец невесты, князь А. Г. Долгоруков, получил от императора 12 тысяч крестьянских дворов с 40 тысячами душ. Австрийский посол граф Вратислав обещал выхлопотать ему вместе с титулом герцога и князя Священной Римской империи герцогство Козельское в Силезии, когда-то обещанное Меншикову. Но тут произошли неожиданные события. 6 января 1730 года, в праздник Крещения, при церемонии водосвятия гвардейские полки Семеновский и Преображенский под командой фельдмаршала Василия Владимировича Долгорукова были выстроены на льду Москвы-реки. "Государыня-невеста" приехала в раззолоченных санях, запряженных шестеркой цугом; Петр II стоял на запятках. Их сопровождал эскадрон кавалергардов и многочисленная свита. Император сел на коня и стал во главе Преображенского полка. Богослужение и парад длились долго, был сильный мороз, дул резкий ветер. По возвращении во дворец Петр II жаловался на головную боль. На следующее утро у него открылась оспа. Через неделю бюллетень на имя дипломатического корпуса и депеши, посланные представителям России при иностранных государствах, объявили здоровье государя вне опасности. Но в тот же день Петр II подошел к открытому окну, чтобы подышать воздухом. Болезнь обострилась. Положение царя стало безнадежным".
Вместе с ним безнадежным стало и положение князей Долгоруковых: они пребывали в панике, судорожно хватаясь то за один, то за другой "прожект", который помог бы им остаться у власти. Однако жить Петру II оставались считанные часы. "На следующий день Петр II потерял сознание и 18 января 1730 года, не приходя в сознание, скончался. По иронии судьбы, смерть наступила в день, назначенный для бракосочетания. Петр II скончался в возрасте 14 лет и 3 месяцев. Царствование его продолжалось 2 года и 8 месяцев".
Эпилог и пролог одновременно
В. Тюрин, заканчивая свою статью "Смерть от неволи?", делает краткое послесловие к биографии Петра II, рассказывая о том, как сложилась жизнь некоторых людей, соприкасавшихся с покойным императором.
Петр II был последним представителем дома Романовых по мужской линии, и из-за того, что умер неженатым, четырнадцатилетним мальчиком, наследовать престол могли только женщины.
Завершил В. Тюрин свою статью так: "Оставались лишь женщины – дочь Петра Елизавета и дочери царя Ивана V (брата Петра Великого. – В. Б.) – Анна, герцогиня Курляндская, Екатерина, герцогиня Мекленбургская и, младшая, Прасковья. После колебаний и переговоров верховники решат предложить российский престол Анне Иоанновне, – печальный и разрушительный для России выбор. Мелькнет эфемерное царствование несчастного Иоанна Антоновича (Ивана VI), внука Екатерины Мекленбургской, и престол закрепится окончательно в линии Петра I. Но это будет, когда многие действующие лица нашего повествования уйдут – кто из жизни, кто из истории.
Скончается царица Евдокия и все три дочери царя Ивана V. Маленькая принцесса Мекленбургская Анна Леопольдовна, которая с таким восторгом принимала участие в церемонии обручения своего троюродного брата, станет после смерти тетки Анны Иоанновны правительницей России при малолетнем сыне, а потом кончит жизнь в изгнании".
Судьба верховников в царствование Анны Иоанновны будет более чем печальной: все они подвергнутся жесточайшей опале. Однако "всего трагичнее сложится судьба Долгоруковых. Сначала их разошлют по имениям или губернаторами в отдаленные места, а затем отправят в Березов. В конце царствования Анны будет устроен суд над оставшимися в живых Долгоруковыми, и в ноябре 1739 года в Новгороде отрубят головы Ивану и Сергею Григорьевичам и князю Василию Лукичу, а князя Ивана Алексеевича колесуют. Младшие братья будут наказаны кнутом с "урезанием языка", а сестер разошлют по сибирским монастырям. Государыня-невеста будет жить в томском Рождественском монастыре, содержаться под строгим соблюдением и лишь изредка получать разрешение подняться на колокольню. Но обручальное кольцо нарочному из Петербурга наотрез откажется отдать. Императрица Елизавета освободит братьев, сестер и вдову князя Ивана, одну из самых замечательных русских женщин, – княгиню Наталию Борисовну Долгорукову, урожденную Шереметеву. Она оставит бесхитростные, полные прелести и печали записки. Княжна Екатерина сохранит свой нелегкий и надменный нрав, с трудом Елизавета выдаст ее замуж за графа Александра Брюса, незадолго до того овдовевшего. Накануне своей смерти она сожжет все свои платья, чтобы никто их не надел".
Но подробности этих событий вы, уважаемые читатели, узнаете дальше.
АННА ИОАННОВНА
Увертюра к "опере" "Царица Анна"
После внезапной смерти Петра II наступил краткий период междуцарствования, когда императорский трон оставался пустым. В это время произошли события, имевшие важные последствия.
В момент смерти Петра II возле него в Лефортовском дворце, кроме родственников, находились шесть человек: трое Долгоруковых – Алексей Григорьевич, Василий Лукич и Михаил Владимирович, барон Андрей Иванович Остерман, князь Дмитрий Михайлович Голицын и генерал-адмирал Федор Матвеевич Апраксин – брат царицы Марфы, жены царя Федора Алексеевича. Посоветовавшись друг с другом, они решили пригласить для обсуждения создавшейся ситуации еще трех фельдмаршалов – князей Василия Владимировича Долгорукова, Михаила Михайловича Голицына, Ивана Юрьевича Трубецкого, а также морганатического мужа царевны Прасковьи Ивановны, сенатора и генерал-поручика Ивана Ильича Дмитриева-Мамонова.