Наконец нравственные отношения между людьми так же ложны, как и отношения политические и экономические. Господствует эгоизм, сопряженный с безусловной верой каждого в себя. Погасла не только "вера" – "исчезли все общечеловеческие чувства". Совершилось ли это в интересах разума, спросят впоследствии сен-симонисты? Нет, ибо "сфера науки никогда не была шире сферы симпатий". Это совершилось исключительно в интересах эгоизма.
Эгоизм, конституционализм, конкуренция – вот, в конце концов, тройной результат индивидуализма и свободы. Поэтому против свободы, против индивидуализма направляют сен-симонисты свои наиболее тяжелые удары. Они не только борются против индивидуума, они его отрицают. В противоположность тем, которые спрашивают: где находится человек вообще? – сен-симонисты задают вопрос: где находится индивидуум? Они осуждают свободу в теории и пренебрегают ей на практике. На практике они провозглашают исчезновение, полное уничтожение индивидуальности. Семья у сен-симонистов основана именно на этом принципе. В теории, защищаясь от упреков проповеди чистейшего деспотизма, они заклинают людей "благословлять" иго, "налагаемое добровольно и удовлетворяющее всем чувствам, заложенным в человеческом сердце".
Теория естественного права, впрочем, совершенно последовательно подчиняется той же участи. Эта теория, по их мнению, служит источником всякой борьбы. "Мы не признаем, – говорят они в первых же строках первой лекции, – за цивилизованным человечеством никакого естественного права, которое заставляло бы и обрекало его на растерзывание своих внутренностей".
Если индивидуум дошел до самообожания, то это происходит от недостатка религии, которая бы связывала его как со своими ближними, от которых он зависит, так и с Богом. Предоставленное "вольтерьянским сарказмам" и "гордому презрению" современного материализма, религиозное чувство погибло, а вместе с ним и всякая истинная нравственность. Необходимо поэтому возродить религиозное чувство, показать, что у человечества есть еще впереди "религиозное будущее" и в особенности, что религия будущего не должна быть лишь внутренним убеждением, без всякого влияния на общественную деятельность и политическую жизнь, а напротив того, что она должна возникнуть как "порыв коллективной мысли человечества… занять свое место в политическом строе и всецело господствовать над ним".
С 1829 года религиозное обновление становится признанною целью сен-симонистов – проблемой, "которая охватывает все другие и решение которой дает новый вид всей человеческой жизни". Реформа собственности, семьи, воспитания и законодательства подчинена этой основной цели. Сен-симонисты не кончили религией, как их учитель; они с нее начали.
Характерные черты, которые сен-симонисты, пользуясь формулой, принадлежащей Сен-Симону, приписывают своему времени, по их словам, те же, что у всех критических эпох, за которыми следуют эпохи органические.
Однако, заимствуя эту формулу, сен-симонисты точнее определяют ее смысл. Они показывают, что критические эпохи характеризуются совокупностью фактов, которым соответствуют выражения: беспорядок, атеизм, индивидуализм, эгоизм; напротив того, органические эпохи – совокупностью фактов, определяемых словами: порядок, религия, самопожертвование, ассоциация. Мир близок к одному из этих органических периодов, "подготовляются великие перемены". Каковы же эти перемены?
В то время, как одни мечтают о простом возврате к прошлому, а другие защищают так называемые новые идеи, школа Сен-Симона выступает с проповедью доктрины, провозглашающей "ненависть ко всякой борьбе, во имя чего бы она ни велась". Ассоциация, которая должна положить конец борьбе, не нашла еще своей настоящей формы. Она была частичной. Частичные ассоциации боролись между собой; антагонизм не мог поэтому прекратиться. Он исчезнет, когда ассоциация станет всеобщей.
Всеобщая ассоциация – цель, к которой следует идти, состояние, которое можно назвать окончательным; не потому, чтобы, достигнув его, человечество перестало отныне прогрессировать, а потому, что оно осуществит, наконец, "политическую комбинацию, наиболее благоприятную для самого прогресса".
Ассоциация сделается всеобщей вследствие преобразования учреждений, которые, подобно семье, собственности, воспитанию, законодательству, до сих пор еще проникнуты антагонизмом.
В отношениях между полами женщина "остается пораженной проклятием, некогда наложенным на нее воином, и оказывается как бы обязанной подчиняться вечной опеке". В социальных отношениях вообще – "отношение хозяина к рабочему является позднейшей формой рабства". Наследственная передача собственности создает для немногих "привилегию жить, ничего не делая, т. е. на счет других". Воспитание, которое делится на общее, или моральное, и специальное, или профессиональное, находится в полном пренебрежении в своей первой части, так как неизвестно (глубокое замечание, вполне оправдываемое современным опытом), каково его социальное назначение. Специальное или профессиональное, образование загромождено множеством старого хлама, не считая того, что оно не охватывает всех профессий, на которые должно бы распространяться, и что между различными ступенями образования нет ни последовательности, ни связи. Наконец, законодательство, которое почти исключительно сводится к уголовному праву, в сущности, покоится на "грубой силе" и вследствие существования суда присяжных на невежестве и бездарности. Таким образом, все это необходимо реформировать.
Школа Сен-Симона с совершенной точностью и относительной умеренностью указывает в этот период 1829–1830 гг., в чем именно должна состоять совокупность реформ.
В чем видна их умеренность? Мы напрасно стали бы искать в Изложении доктрины тех странных взглядов на женщину, которые займут впоследствии столь важное место в учении сен-симонистов. Женский вопрос здесь лишь слегка затронут. Равенство полов – вот единственное требование, которое мы здесь слышим. А в чем видна их точность? Изложение подробно останавливается на реформе собственности. Сначала оно разбирает самый принцип; затем, как это делал уже Сен-Симон, она показывает, что если закон, регулирующий собственность, и необходим, то нет нужды, чтобы он навсегда оставался неизменным; далее оно ссылается на историю в доказательство того, что "законодательство" никогда не переставало вмешиваться в эту область или для установления природы предметов, которые могут подлежать собственности, или для регулирования условий пользования и передачи; наконец, оно точно указывает, какая именно реформа должна быть произведена.
Эта реформа состоит "в перенесении на государство, ставшее ассоциацией трудящихся, права наследования, в настоящее время принадлежащего частной семье". Отсюда не следует, чтобы тут дело шло об установлении общности имуществ. В системе общности имуществ "все доли равны". Напротив того, в системе сен-симонистов каждый занимает "положение согласно своей способности и вознаграждается сообразно своим трудам"; а это, говорят они, в достаточной степени указывает на неравенство распределения. Когда право наследования перейдет от семьи к государству, рождение не будет более создавать права на богатство и праздность. Истинное право на богатство, которое становится при новой концепции правом на распоряжение орудиями труда, основывается на "способности употреблять их в дело". А так как при этой новой организации право каждого собственника становится "непосредственным", т. е. вполне личным, то обязанность труда налагается на всех.
Дополнением к реформе собственности должна быть реформа банкового дела. Хотя современная организация банков и носит в себе "органические задатки", тем не менее в общем она неудовлетворительна. Сен-симонисты замышляют и пропагандируют устройство центрального банка, который представлял бы правительство в материальной области и был бы хранителем всех богатств, всего производственного запаса, всех орудий труда. К центральному банку должны были бы примыкать "банки второго разряда", а к этим последним – еще более специальные. "В высших банках сосредоточивались бы все потребности, из них исходили бы все усилия". Они оказывали бы кредит лишь под условием, что употребление денег каким-либо промышленным предприятием признано наиболее выгодным для всех. Но кем признано? "Генералами" (hommes généraux), поставленными во главе социального целого, со специальной обязанностью указывать каждому свое место. Над этими "генералами" должен был бы стоять "глава", или "князь" промышленности.
Таким способом осуществилась бы организация труда, недостающая современному обществу. Средневековая организация, имевшая корпоративный характер, обладала, несомненно, своими недостатками, своими неудобствами; но современный строй имеет их еще более; поэтому выставлять против новой организации несходство со старой значит пользоваться очень посредственным аргументом. Кроме того, старая организация труда покоилась на принципе войны, тогда как новая будет по существу своему мирной. Предположите, что она осуществилась; эксплуатация человека человеком совершенно прекратится, и на ее место станет то, что должно быть целью всеобщей ассоциации: "эксплуатация земного шара", преследующая "постоянно возрастающее улучшение нравственного, физического и интеллектуального состояния человеческого рода".
Школа Сен-Симона не скрывает от себя, что для проведения в жизнь ее принципов необходимо абсолютное преобразование нравов, идей и чувств; что реформа среды должна предшествовать реформе учреждений. И вот, чтобы осуществить реформу среды, она рассчитывает по преимуществу на две силы: воспитание – особенно общее, или моральное и законодательство.
Мы уже видели, каковы недостатки обычного воспитания и какова причина этих недостатков. Когда исчезнет эта причина, исключительно вследствие того что люди возвысятся до общей концепции социального предназначения, исчезнет, в свою очередь, и ее результат. Нравственное воспитание, которое, по мнению сен-симонистов, не кончается с юностью, а продолжается всю жизнь, не должно состоять исключительно в развитии способностей ума, поставленного ложною философиею выше чувства, но и в развитии самого чувства, так как оно делает человека "общежительным", соединяет, "связывает его" с ближним. Воспитывать не должны поэтому, да и не могут одни "ученые". Такая задача стоит "выше" науки. Она требует прежде всего "симпатической способности" и должна выполняться людьми, обладающими такой способностью в высшей степени. Что касается практических средств воспитания, то они должны быть необходимо "аналогичны" – не подобны – средствам, которыми церковь пользуется с таким успехом; эти средства: катехизис, исповедь и проч. Воспитание сливается, таким образом, с религией.
Законодательство сен-симонистов точно так же не опирается на принцип войны, а проникнуто духом мира. Наказания должны иметь своею главною целью "спасительное исправление" и служить "средством воспитания". Даже в случае "моральных" преступлений, т. е. таких, которые касаются столь спорных вопросов о свободе преподавания, печати и вероисповедания, распространитель "антисоциального учения" должен подвергаться лишь "публичному порицанию". Что касается новой магистратуры, то она не только должна прежде всего чувствовать "симпатию" к виновнику, но также носить "промышленный" характер. Это значит, что она, будучи обязанной поддерживать или по мере надобности изменять "регламентацию порядка мастерской", деревни, города, нации, должна состоять исключительно из людей, "способных оценить, какие факты вредят производству и какие для него выгодны".