К 3 сентября "коридор" был перерезан, немецкие войска в Западной и Восточной Пруссии образовали единый фронт. Теперь группа армий "Север" могла действовать против стратегического фланга и тыла польских войск, развивая наступление вдоль Вислы. Еще более остро развивался кризис на юге, где немецкие танковые части форсировали Варту. Армия "Краков" была отброшена на северо–восток, армия "Лодзь" охвачена с обеих флангов, резервная армия "Прусы" внезапно атакована на своих тыловых позициях, армия "Познань", так и не вступившая в бой, отсечена от основных сил.
Польская армия, уже к 4–5 сентября потерявшая управление и разрезанная на отдельные очаги сопротивления, тем не менее продолжала отчаянно сражаться, в то время как немецкая пехота отнюдь не демонстрировала чудес храбрости. Однако это не имело уже никакого значения: оказалось, что Польше нечего противопоставить новой немецкой военной доктрине, воплощенной в танковых дивизиях и бомбардировочных эскадрильях.
Президент Польши Игнатий Мосьцицкий покинул столицу уже 1 сентября. 5 сентября за ним последовало правительство страны. 7 сентября главнокомандующий польской армией маршал Рыдз-Смиглы перенес свою штаб–квартиру в Брестскую крепость, а уже 10‑го отбыл из нее на юг. 15 сентября главнокомандующий оказался в Коломые на румынской границе, где собралось и остальное руководство страны.
Ни страной, ни армией они уже давно не управляли, а с некоторого момента и не пытались это делать. Командование отдало войскам приказ "держаться до конца". Войска по мере сил и желания это и делали; там же, где ни сил ни желания не было - разбегались или сдавались в плен. Послевоенные польские историки приложили все усилия для того, чтобы воспеть героев и забыть о разбежавшихся. Это создает несколько искаженное представление об уровне и масштабах реального сопротивления польской армии в сентябре 1939 года. В результате мы хорошо знаем названия героически сражавшихся соединений и имена их командиров, но слабо представляем, где были остальные соединения польской армии вместе с их командованием. Вот пример: "Германские войска с 18 сентября начали атаки против Модлина… С 24 сентября началась систематическая авиационная и артиллерийская подготовка штурма Модлина. Нехватка боеприпасов, продуктов и медикаментов вынудила командующего гарнизоном генерала Томме 29 сентября капитулировать". Простите, это как? Крупнейшая крепость, которая по определению снабжена всем необходимым на много месяцев осады, капитулирует через 10 дней после подхода к ней противника, через 5 дней - после начала бомбардировки и еще до начала штурма!
Впрочем, воспевать было что: все же Варшава отчаянно оборонялась с 9 по 28 сентября, организованное сопротивление последних войск на косе Хель прекратилось 2 октября, оперативная группа "Полесье" капитулировала после ожесточенных боев только 6 октября. Но все рассказы о том, что отдельные батальоны сражались даже до зимы - безусловный миф. Уже со второй недели операции немцы начали переброски войск на Западный фронт. На востоке их интересовал только Львов: необходимость отдать его Советскому Союзу, перешедшему границу Польши 17 сентября, вызвала крайнее неудовольствие генералов. Гальдер называет оставление Львова "днем позора политического руководства".
"Удар в спину", который Советский Союз нанес Польше, до сего дня вызывает справедливое негодование поляков - но надо заметить, что война была проиграна ими на две недели раньше. К 17 сентября речь шла лишь о стадии "post mortem"; польское государство было уничтожено, и речь шла только о дележе "польского наследства". Заметим здесь, что действия Германии и СССР, положивших конец "уродливому детищу Версальского договора" (как выразился Молотов, перефразируя слова Пилсудского, сказанные о Чехословакии), нашли полное понимание и сочувствие на Западе. Во всяком случае, англо–французское военное руководство не сделало для помощи Польше ничего.
II
Польская победа вермахта резко изменила ситуацию в Европе. Прежде всего солдаты вермахта ощутили доверие к своему руководству, а генералы - к новому способу ведения войны. Западные союзники оказались в ситуации, которой всеми силами стремились избежать: им предстояла прямая вооруженная схватка с Германией. Советский Союз получил временную свободу действий в Северной и Восточной Европе.
В последующие месяцы воюющие стороны развернули борьбу за так называемый "скандинавский плацдарм". Мотивация, которой они руководствовались, была совершенно различной.
Гитлер до самого последнего момента не предполагал, что Великобритания и Франция, так легко сдавшие Чехословакию, начнут войну из–за Польши. В течение десяти–двенадцати дней над Рейхом висела тень стратегической катастрофы - тем более грозная, что вывести из боя части и соединения, перемалывающие польскую армию на Варте и Бзуре, не представлялось возможным. Отделавшись легким испугом, Гитлер 6 октября предложил созвать мирную конференцию, но эта инициатива была публично отклонена Западом. В возникших условиях Гитлер решил сокрушить оборону союзников во Франции и сделать это как можно быстрее - пока военные руководители союзников не извлекут надлежащих выводов из польской компании и не воплотят эти выводы в новые организационные и тактические схемы.
Как бы то ни было, Гитлер торопил командование вермахта, требуя немедленно начать наступление на Западе. Но вермахт также нуждался в паузе для реорганизации, к тому же погода осенью 1939 года не способствовала действиям авиации. Начало операции непрерывно переносилось, и к началу января 1940 года это стало уже походить на водевильную сцену, когда бандит десять раз подряд заносит дубину над головой ничего не замечающего добропорядочного горожанина, но всякий раз что–то мешает ему нанести удар.
Союзники не обращали особого внимания на действия немцев, считая свой фронт непреодолимым. Они и в действительности занимали очень сильную позицию, опирающуюся на долговременные укрепления "линии Мажино". Целая группа армий оставалась в резерве, имея задачей ликвидацию любых "неизбежных на войне случайностей".
Со своей стороны союзники полагали, что германская приграничная "линия Зигфрида" также труднопреодолима - во всяком случае, ее штурм будет сопровождаться значительными потерями. Свои надежды они возложили на блокаду Германии, бомбардировки и пропаганду. Но блокада не была вполне герметичной, и Черчилль уже 19 сентября обратил взор к Норвегии, предложив нарушить ее нейтралитет постановкой минных заграждений в ее территориальных водах. С этого дня начинается предыстория короткой и бурной Норвежской кампании 1940 года.
Советский Союз воспользовался предоставленной ему свободой действий для значительного расширения своих границ в Европе. Осенью 1939 года была официально аннексирована восточная часть Польши (Западная Украина и Западная Белоруссия), и одновременно приобретены важные стратегические позиции в Прибалтийских государствах. В ноябре началась Финская война.
Нет никакого сомнения в том, что И. Сталин решал задачу "собирания" потерянных в революционные годы земель Российской Империи. Но и определенные стратегические резоны в его действиях также имелись. Разумеется, трудно было предполагать возможность самостоятельного наступления финской или эстонской армии на Ленинград (хотя в 1918–1920 годах в головах некоторых "горячих финских парней" такие идеи имели хождение). Но в условиях большой коалиционной войны - с Германией, с Польшей или с западными державами, - наличие столь глубоко вдающихся в территорию России стратегических плацдармов представляло серьезную опасность.
Финны вполне учитывали возможность такой войны: значительная часть военного бюджета Финляндии была потрачена на создание системы крупнокалиберных береговых батарей в Финском заливе. Такие батареи были совершенно бесполезны при обороне прибрежных шхер (здесь куда полезнее были бы мины, противокатерная артиллерия и береговые укрепления), но зато блокировали выход из Финского залива. Кроме того, на Балтийском флоте все еще помнили "Кронштадтскую побудку" - и то, что английские катера и самолеты базировались в то время на финской Бьерке.
Однако если стратегически действия СССР и были обоснованы, то политическое их обеспечение оказалось ниже всякой критики, а тактическое воплощение обернулось серьезными проблемами - кстати, это еще раз подтверждает, что подготовка к войне началась в самый последний момент. Попытавшись решить задачу силами одного Ленинградского военного округа, Красная Армия перешла в решительное наступление на финскую оборонительную позицию, великолепно вписанную в лесисто–болотистое бездорожье Карельского перешейка, и без того крайне малопригодного для действий больших масс войск, особенно в зимнее время.
Наступление остановилось. В Финляндию пошел поток военной помощи с Запада - не слишком большой, но психологически очень важный. У. Черчилль приветствовал расширение войны, считая, что теперь под флагом содействия военным усилиям Финляндии удастся поставить под свой контроль Норвегию. Одновременно прорабатывался вопрос об атаке нефтепромыслов Баку англо–французской авиацией, базирующейся в Сирии.
К счастью для СССР, эти приготовления осуществлялись даже медленнее, нежели наращивание советских армий на Карельском перешейке. 11 февраля Мерецков прорвал оборону противника и на следующий день захватил ключевое дефиле у Ляхде, между озером Суммаярви и болотом Мунасуо. В течение последующих четырех недель советские войска вышли к Выборгу, одновременно преодолев замерзший Выборгский залив и перерезав шоссе на Хельсинки. Финская армия не была разгромлена и уничтожена - но все современные финские историки сходятся на том, что продолжать эффективное сопротивление она уже не могла. В итоге был заключен "благопристойный мир": Финляндия осталась независимой, но Карельский перешеек целиком отошел к России.
В. Суворов и Б. Лиддел-Гарт пишут, что ничего другого и нельзя было ожидать: Карелия не годилась для проведения "блицкрига". Действительно, прорывать долговременную оборону в сильно пересеченной местности с ярко выраженным моренным рельефом и обилием речек, озер и болот, да еще и зимой - занятие крайне сложное и не вполне здравое. Тем более, что коммуникации наступающей группировки проходили через миллионный город, второй по величине промышленный центр страны, то есть не могли использоваться на полную мощность.
Оставались непрямые действия - наступление севернее Ладожского озера, где у финнов не было укреплений, либо атака с помощью флота со стороны Финского залива при активном участии авиации. Первый вариант был опробован сразу же, как только застопорилось наступление на Карельском перешейке - и оказался в буквальном смысле слова гибельным. Приграничная местность здесь имела крайне плохую связность с советской стороной и весьма хорошую - с финской; это объяснялось развитием данного района, который с XIX века служил источником леса для финской бумажной и деревообрабатывающей промышленности. В результате финны имели возможность, не дожидаясь сосредоточения советских войск, бить их по частям, свободно перебрасывая свои силы вдоль границы - чего советская сторона сделать не могла. В сочетании с лучшим знанием местности финнами и тактическими ошибками советских командиров это привело к цепи болезненных поражений 7‑й советской армии.
Оставался еще один вариант. Казалось бы, что мешало советскому командованию воспользоваться абсолютным преимуществом на море и в воздухе? Осенью, до ледостава на Финском заливе было достаточно времени, чтобы атаковать непосредственно Хельсинки - как воздушным, так и морским десантом. Такая операция могла быть стремительной и смертоносной: ночью выходят десантные корабли, утром с аэродромов поднимаются самолеты, а уже в час дня депутаты финского национального собрания под угрозой обстрела города с крейсера "Киров" и линкоров "Марат" и "Октябрьская революция" передают власть новому правительству Финляндии. К вечеру собирается Лига Наций, на вопросы которой Советский Союз резонно отвечает, что находится в мире и дружбе с законным финским правительством.
Увы, все имевшиеся к тому моменту в распоряжении ВВС РККА транспортные самолеты (около 200 ТБ‑3) могли одновременно поднять лишь одну воздушно десантную бригаду - 3 тысячи человек с легким вооружением и снабжением на несколько дней боев. В свою очередь, два линкора и крейсер выглядят не слишком большой силой для быстрого подавления береговых батарей, прикрывающих подходы к Хельсинки. Впрочем, главная трудность была бы не в батареях - в конце концов, в декабре 1939 года советские канонерки не боялись свободно ходить под обстрелом финских 254‑мм орудий батареи Сааренпя на острове Койвисто, убедившись, что финские артиллеристы не способны попасть куда бы то ни было. Однако северное побережье Финского залива прикрыто плотной россыпью шхер, служащих лучшим противодесантным заграждением. Чтобы подойти к материковому побережью, здесь требуется пройти длинным и извилистым фарватером (который знают только местные лоцманы). Линкоры в данном случае окажутся бесполезны - а мелкие суда будет вынуждены преодолевать множество узостей, каждую из которых легко перекрыть минами и кинжальным огнем легких орудий.
Таким образом, оба "обходных" варианта кампании против Финляндии при ближайшем рассмотрении (и даже опробовании) оказываются совершенно неосуществимыми.
Это наглядно показывает, что не всякая альтернатива, даже кажущаяся внешне весьма разумной, осуществима на практике. Беда лишь в том, что для стороннего наблюдателя эта неосуществимость может оказаться весьма и весьма неочевидной…
10 января 1940 года, когда Мерецков готовил свое решающее наступление, Гитлер изучал сводки погоды на Западе, а союзники формировали части и соединения для действий в Финляндии и Норвегии, произошел необычный инцидент, имевший далеко идущие последствия. Самолет германского офицера связи, вылетевшего из Мюнстера в Бонн, чтобы выяснить малозначительные детали немецкого плана наступления на Западе, совершил вынужденную посадку в Бельгии. При себе этот офицер связи в звании майора имел ни больше ни меньше, как детальный план будущей операции. Уничтожить документ не удалось, он попал в руки бельгийских контрразведчиков и вечером того же дня был передан французам и англичанам. Немецкие спецслужбы подтвердили полное рассекречивание плана войны на Западе. Стало очевидно, что необходима совершенно новая оперативная разработка.
"Осенний" план 1939 года, известный как "План ОКХ", представлял собой ухудшенную версию плана Шлиффена. Вновь, как в 1914 году, главный удар наносился через Бельгию (силами группы армий "Б"). Насей раз предполагалось, что противник будет готов к такому развитию событий. Однако считалось что Бельгию удастся захватить до того, как союзники окажут ей помощь. Далее предполагалось продвижение на юго–запад "в пределах возможного". План не предусматривал разгрома противника, речь шла только о получении позиционных преимуществ и прикрытии Рура.
Согласно распространенной легенде, Эрих фон Манш–тейн, начальник штаба группы армий "А", счел такой результат недостаточным и настоял на иной оперативной идее. В литературе "план Манштейна" обычно противопоставляют "плану ОКХ", но в действительности речь идет о двух "эхо–версиях" одного и того же замысла. Сутью их является "борьба за темп", выигрыш времени.
В 1914 году Шлиффен считал, что удар через Бельгию будет для противника полной неожиданностью, поэтому наступающее правое крыло немецких войск достигнет в Бельгии и Северной Франции решающего успеха раньше, нежели противник организует контрманевр в Лотарингии или в Арденнах. В 1940 году надежды на внезапность не было: французское командование было готово к немецкому наступлению в Бельгии и имело с бельгийцами предварительную договоренность о согласовании действий сторон в случае нарушения Германией нейтралитета Бельгии. Собственно, 1‑я группа армий и была создана на случай необходимости быстрого вступления крупными силами на бельгийскую территорию.
Но подобный маневр имел ту особенность, что переброска крупных сил в Бельгию неизбежно создавала брешь между северным и восточным крыльями союзников. В течение нескольких дней эта брешь обеспечивалась только растянутой до предела армией 9‑й армией А. Корапа, пересеченной местностью Арденн и рекой Маас; лишь затем сюда должны были подойти свежие соединения. Весь вопрос состоял в том, успеют ли немцы воспользоваться относительной слабостью французских войск в Арденнах быстрее, чем эта слабость будет преодолена. Если ответить на этот вопрос положительно, тогда армии Корапа угрожал разгром, а немецкие подвижные соединения выходили в тыл 1‑й группе армий союзников.
В течение осени и зимы немецкое командование колебалось между двумя оперативными схемами, склоняясь к компромиссу, который, как известно, хуже любой из альтернатив. "Инцидент" 10 января побудил немцев полностью отказаться от "Плана ОКХ". Еще одно случайное и привходящее обстоятельство - Э. Манштейн, который в буквальном смысле слова "достал" Гальдера и Браухича непрерывными требованиями пересмотреть схему развертывания на Западе, был снят с поста начальника штаба группы армий "А" и отправлен командовать армейским корпусом. Но, как всякий вновь назначенный командир корпуса, он был вызван Гитлером для личной беседы. В ходе этой беседы Манштейн изложил Гитлеру суть своего оперативного замысла и сделал фюрера германской нации своим союзником. Гальдеру пришлось смириться с неизбежным и приложить все силы к совершенствованию новой схемы развертывания, по которой направление главного удара смещалось в полосу группы армий "А".
Одновременно в планах немцев тоже появился "Скандинавский плацдарм" - но в качестве отвлекающей операции. Следовало убедить союзников, что командование вермахта рассматривает предстоящую борьбу на Западе как позиционную и ищет альтернативный выход из тупика.