Московская битва началась бы чуть раньше, чем в Текущей Реальности, не в конце, а в середине сентября - но, пожалуй, в еще более выгодных для вермахта условиях. Конечно, в этом варианте развития событий группа армий "Юг" продвинулась бы не так далеко и понесла бы чувствительное поражение под Ростовом уже в октябре–ноябре 1941 года. Возможно, в этом случае немцы в октябре не смогли бы окружить Южный фронт и прорваться в Крым. К исходу кампании линия фронта на юге проходила бы по Сивашу и где–то между рубежами рек Миус и Молочная. Но вполне вероятно, что Москве это уже не помогало.
На одной чаше весов - больше полумиллиона пленных и крупнейшая в военной истории катастрофа. На другой - значительный выигрыш темпа (как минимум в две недели) и незначительное, почти неуловимое изменение глобального стратегического баланса в пользу антигитлеровской коалиции. Что перевешивает?
Сюжет пятый: позиционный тупик на севере
I
Мы оставили группу армий "Север" в первых числах июля, когда 56‑й моторизованный корпус Манштейна захватил Даугавпилс, 41‑й моторизованный корпус Рейнгарта взял Екабпилс (Крустпилс) и форсировал Западную Двину, 18‑я полевая армия преследовала 8‑ю советскую армию, отходящую к Риге, а 16‑я продвигалась к Западной Двине вслед за 4‑й танковой группой. Эта армия не имела в сложившейся обстановке определенной задачи и скорее мешала развертыванию операций за Западной Двиной, чем способствовала наступлению.
2 июля группа армий "Север" возобновила наступление и сразу же всеми участвующими в операции войсками вырвалась за Двину. Произошло это благодаря неразберихе, царящей в штабе Северо - Западного фронта, где как раз происходила смена командования: 4 июля вместо Ф. Кузнецова фронт возглавил П. Собенников, ранее командовавший 8‑й армией. По официальной советской версии руководство "неправильно поняло" директиву Ставки от 29 июня и начало отступление на Псков. Приказ на отход был отдан Ф. Кузнецовым 30 июня. 1 июля он был отменен новым начальником штаба фронта Н. Ватутиным, а самому фронту поставлена активная задача - ликвидировать плацдармы противника у Круспилса и Даугавпилса. Правда, если учитывать реальное соотношение сил, то становится ясно, что выполнить эту задачу соединения фронта не имели ни малейшего шанса. Поэтому возникает вопрос - а не был ли изначальный приказ Кузнецова в данной обстановке наиболее осмысленным? С третьей стороны, этот приказ исходил из возможности развертывания четырех свежих дивизий прибывающего в полосу фронта 41‑го стрелкового корпуса на рубеже старых укрепрайонов в районе Острова уже 2–3 июля - в реальности же корпус не сумел сделать это и к 5–7 июля.
Пока командование решает, должны ли армии наступать, отступать или вести жесткую оборону, войска находятся в движении и не готовы к выполнению ни одной из этих задач. Приказ приходит в корпусные и дивизионные штабы только в ночь на 2 июля, он требует от 8‑й и 27‑й армий начать активные действия утром в 10:00. Но 4‑я танковая группа перешла в наступление на пять часов раньше, сбила перестраивающиеся для атаки части Северо - Западного фронта и к исходу дня прорвалась к Резекне.
Штаб фронта вновь потерял управление своими армиями, которые опять отступали по расходящимся направлениям, открывая дорогу на Псков. Немецкий прорыв развивается очень быстро: 4 июля Рейнгарт захватывает мосты через реку Великая, 6‑го взят Остров, 10‑го - Псков.
В возникшей - достаточно простой - оперативной обстановке фон Лееб сделал все ошибки, какие только были в его силах. Прежде всего он поворачивает 18‑ю армию на Таллин. Это означает, что дважды разбитая 8‑я советская армия, в силу инерции откатывающаяся в Эстонию, неожиданно получит возможность сыграть историческую роль: целых полтора месяца она будет отвлекать треть пехотных дивизий группы армий "Север" от сколько–нибудь осмысленных боевых задач.
В оправдание решения фон Лееба ссылаются обычно на значение Таллина как передовой базы Балтийского флота. Но этот флот ничем не мешал ни группе армий "Север", ни плану "Барбаросса". К середине июля он находился под постоянным наблюдением с воздуха и к тому же был практически блокирован активными минными постановками. В рамках логики, заложенной в развертывание "Барбароссы", немцам было желательно, чтобы советские корабли оставались в Таллине как можно дольше. Этого было легко достичь, просто оставив Таллин в покое.
Конечно, при стремительном продвижении группы армий "Север" на восток, 8‑я армия, остающаяся в Эстонии, приобрела бы все выгоды удаленной фланговой позиции. Поэтому отвлечение каких–то сил на ее блокаду было неизбежно. Но "какие–то силы" - это все–таки не три корпуса с усилением!
Состояние 8‑й армии не являлось для немцев секретом. Конечно, на Таллинском плацдарме она могла быть усилена, но не радикально. Свободных сил на северо–западе у советского командования практически не оставалось, да и доставка их в Таллин сопряжена со значительными трудностями и потерей времени. В этих условиях фон Лееб имел все основания надеяться, что в том маловероятном случае, если советские войска все–таки перейдут в наступление с Таллиннского плацдарма, когда основные силы группы армий выдвинутся к востоку от Чудского озера, оставленные в Прибалтике обсервационные части (скажем, 58‑я и 291‑я дивизия) "выкрутятся" своими силами. Риск такого решения неизмеримо меньше того, на который пошел Гудериан, поворачивая свою танковую группу на Ромны.
Заняв таким образом 18‑ю армию, фон Лееб дал некоторый простор для инициативы остальным войсковым соединениям, которые в сложной пересеченной, достаточно бедной дорогами местности Прибалтики начали мешать друг другу. Однако пользы это не принесло: 16‑ю армию командующий задерживает у Даугавпилса, чтобы прикрыть стык с группой армий "Центр", в тот момент совершенно не угрожаемый. Теперь, когда сил на направлении главного удара стало откровенно не хватать, фон Лееб решил, что 4‑я танковая группа потеряет слишком много сил и времени в борьбе за Псковский укрепленный район. В этой связи он приказывает 56‑му моторизованному корпусу развернуться вместо Пскова на Опочку, как бы меняя оперативную линию с ленинградского направления на московское. Имелся в виду не то обход Пскова с юга, не то выдвижение к Великим Лукам с севера и дальнейшее следование на Валдай. Поскольку болота и леса междуречья Великой и Ловати не способствовали ни первому, ни второму маневру, да и сил для сколько–нибудь серьезных действий было выделено недостаточно, операция была отменена, и 56‑й корпус возвращен на Псковское направление. Однако и там ему была поставлена самостоятельная задача: в то время как Рейнгарт наступал на Ленинград через Лугу, Манш–тейн должен был прорваться через Новгород к Чудово.
Распыление сил принесло свои плоды. Ни та, ни другая группировка успеха не имели, и уже не так важно, было ли причиной этому героическое сопротивление советских войск на спешно построенной усилиями тысяч ленинградцев Лужс–кой оборонительной линии или же условия местности. В середине июля корпус Манштейна неожиданно был атакован под Сольцами двумя потрепанными дивизиями 11‑й армии
(183‑й и 21‑й танковой) и двумя свежими дивизиями (70‑й и 237‑й) из резерва Северного фронта, в чье ведение переходил Лужский рубеж. В результате Манштейн попал в критическое положение, и о дальнейшем наступлении на Новгород ему пришлось забыть. 19 июля фон Лееб прекратил наступление до подхода 16‑й армии и восстановления связи корпуса Рейнгарта с 18‑й армией.
Операции группы армий "Север" разворачивались медленно и методично. 22 июля 18‑я немецкая армия перешла в наступление и рассекла 8‑ю армию, обороняющуюся в Эстонии, на две группировки, одна из которых отходила к Таллину, а другая - к Нарве. Заметим, что 4‑я танковая группа, выдвинувшаяся к реке Луге в ее среднем течении, не предприняла никаких попыток сорвать отход из Эстонии 11‑го корпуса 8‑й армии.
Казалось бы, после захвата Пярну и Тарту уже ничто не мешало фон Леебу оставить в покое Таллин, блокированный с суши и с моря и окончательно переставший быть оперативным фактором. Тем не менее прямое наступление главных сил 18‑й армии на столицу Эстонии продолжается.
Размеры плацдарма сокращаются, и немецкие атаки приобретают все более лобовой характер. Соответственно, возрастает сопротивление 10‑го корпуса 8‑й армии и отрядов моряков, брошенных на защиту города. Поскольку немцы потеряли преимущество в подвижности, оборона носит упорный и устойчивый характер.
Немцам приходится брать город грубой силой, и суточные потери сторон сразу становятся соизмеримы.
Таллин продержался до 28 августа, после чего последовали бои за и без того уже блокированные острова Моозундского архипелага. Этим до конца октября занимался полный 26‑й армейский корпус 18‑й армии - 61‑я и 217‑я пехотные дивизии.
В течение почти трех недель на фронте реки Луга активных операций не велось. Только 8 августа немцы перешли в наступление с плацдармов у Кингисеппа, а 10‑го возобновились атаки в направлении на Лугу и Новгород. В течение нескольких дней Лужская линия обороны была прорвана на севере и на юге.
На севере района не было пространства для маневра - фланг упирался в открытое море, все дороги вели в одном очевидном направлении - на Ленинград. На юге, где немцы наносили главный удар, им отчаянно не хватало сил, и прежде всего - пехоты. Как только противник развернул наступление на Новгород, советское командование 12 августа силами 11‑й, 27‑й и только что сформированной между ними 34‑й армий исключительно опасное для гитлеровцев наступление в обход озера Ильмень с юга. Продвижение достигло 60 километров, начал вырисоваться глубокий охват фланга наступающего на Новгород 56‑го моторизованного корпуса 4‑й танковой группы с выходом на его тылы.
Руководство ОКХ реагировало крайне нервно. Оно не только сняло из–под Новгорода и Луги две моторизованные дивизии, направив их на ликвидацию кризиса под Старой Руссой, не только ввело в действие на этом направлении основные силы 16‑й армии, но и перебросило сюда элитный 8‑й авиакорпус и 39‑й моторизованный корпус из группы Гота, жизненно необходимый у Смоленска. В итоге 56‑й моторизованный корпус оказался раздерган, а его место на правом фланге наступления на Ленинград занял 39‑й моторизованный корпус, так и не возвращенный Готу.
Такое массирование соединений, пусть и запоздавшее, привело к разгрому 34‑й армии и создало условия для дальнейшего наступления группы армий фон Лееба. Уже 18 августа был захвачен Новгород, на следующий день части 39‑го мотокорпуса выходят к железнодорожной магистрали Ленинград - Москва в районе Чудово. Одновременно 41‑й мотокорпус наступает непосредственно на Ленинград, его поддерживают свободные от боев за Таллин соединения 18‑й армии. Связь между этими операциями обеспечивается наступлением от Чудово к Киришам. Именно здесь по всем военным законам должен состояться главный удар с дальнейшим развитием наступления по берегу Волхова к Свири на соединение с финской армией. Но в действительности немецких войск в этом районе почти нет - основные силы повернуты на Ленинград и для окружения 48‑й армии. По сути, в конце августа фон Лееб ведет одновременно три наступления - на Таллин, на Ленинград и "как бы на Москву" южнее озера Ильмень в районе Старой Руссы с участием части сил 56‑го танкового корпуса. Не приходится удивляться тому, что операция постепенно выдыхается.
II
Как уже говорилось, Финляндия начала войну 29 июня. Ее Юго - Восточная армия наступала в лесах и озерах Карельского перешейка. Вторая армия, Карельская, действовала между Ладожским и Онежским озером. Далее к северу действовал 3‑й финский армейский корпус, подчиненный германской армии "Норвегия", включающей в себя еще два немецких корпуса - 36‑й и горнострелковый.
По плану "Барбаросса" армия "Норвегия" должна была овладеть Мурманском с его незамерзающим портом. Перед финскими войсками была поставлена достаточно неопределенная задача "содействовать захвату Ленинграда" продвижением по обе стороны Ладожского озера.
Политическое положение Финляндии было очень сложным. Участие в войне было обусловлено как событиями 1939–1940 годов, так и военной и экономической зависимостью
Финляндии от Германии. Кроме того, советская авиация 25 июня бомбила финскую территорию.
Трудно ответить на вопрос об осмысленности этих бомбардировок. С одной стороны, Финляндия в тот момент войну Советскому Союзу не объявила - а Советский Союз, судя по всему, делать это не собирался. С другой стороны, Финляндия грубо нарушила принцип нейтралитета, предоставив свою территорию для размещения германских войск и авиации, а некоторые финские части уже были непосредственно подчинены немецкому военачальнику - командующему армией "Норвегия" Н. Фанкельхорсту. Участие Финляндии в войне рассматривалось в плане "Барбаросса" как само собой разумеющееся - и финское военное руководство еще в мае–июне отрабатывало с немцами планы совместных операций. Более того, в ночь на 22 июня немецкие корабли, базирующиеся на финские порты, начали постановку мин в нейтральных водах Финского залива. Наконец, с территории Финляндии (либо через нее) производились рейды немецкой авиации для постановки мин у Кронштадта. Вопрос о законности налетов на Финляндию в этих условиях не стоит (как бы ни хотелось финнам сегодня доказать обратное) - однако именно эти налеты дали Финляндии повод вступить в войну. Без них это вступление, несомненно, тоже произошло бы - но несколько позднее, что было бы выгоднее для Советского Союза.
Финляндское руководство, отличавшееся изрядной болтливостью, в начале войны неоднократно заявляло, что заинтересовано в полном уничтожении России Германией, в исчезновении Петербурга и в создании новой границы как минимум по линии Невы, Ладожского и Онежского озер и Беломорканала. Иногда приходится слышать утверждения, что К. Маннергейм, командующий финской армией и бывший генерал–лейтенант Российской Империи, выступал против войны с Россией, а когда она разразилась, всячески саботировал активные действия, в частности, стремился не проводить операций против Ленинграда и Мурманской железной дороги. О последнем он сам пишет в своих мемуарах - но, как известно, язык (а также перо) даны политику для того, чтобы скрывать свои мысли. Более того, в своем воззвании к финской армии Маннергейм прямо провозгласил, что целью наступления являются "свобода Карелии и Великая Финляндия"
В любом случае финские операции на фронте советских 23‑й и 7‑й армий четко делятся на два этапа. За два месяца наступления финны дошли до старой государственной границы 1939 года. Затем под Ленинградом они остановились на линии Карельского укрепрайона, для штурма которого не имели ни войск, ни тяжелой артиллерии. А вот в Карелии, где такого укрепрайона не было, они продолжили наступление и в сентябре, к концу месяца вышли на рубеж реки Свирь и даже форсировали ее.
2 октября финны заняли Петрозаводск, через который проходила Мурманская (Кировская) железная дорога. Эта нитка длиной свыше 1000 километров, построенная китайцами в 1915–1916 годах, теперь держала на себе весь Карельский фронт. Перед самой войной была начата строительством ветка от Архангельска до станции Беломорск (Сорока), с введением которой Мурманск получал связь с остальной страной, минуя Петрозаводск. Зимой 1941/42 года, после замерзания Белого моря, эта линия какое–то время обеспечивала единственную коммуникацию с союзниками.
Возникшая в Карелии линия фронта просуществовала до середины лета 1944 года без существенных изменений - но нет никаких оснований говорить о том, что Финляндия "демонстрировала лояльность бывшей метрополии". Весной 1942 года финны даже попытались проявить некоторую активность под Ленинградом, однако затем перешли к тактике выжидания. Маннергейм не отказывался принять участие в планируемом немцами наступлении на Ленинград в августе 1942 года, но обусловил его успехом немецких действий. Поскольку такое наступление сорвалось, финны тоже не пошевелили пальцем "для общего дела".
Но в плане альтернативной истории для нас интересно даже не это. Считается, что во время войны Финляндия продолжала оставаться демократическим государством: у нее существовал многопартийный парламент (правда, недовольные войной парламентарии быстро оказывались за решеткой) и свободная пресса (правда, подвергаемая жесткой цензуре). Наконец, в состав финляндского руководства входил лидер социал–демократической партии В. Таннер.
Тем не менее именно демократическая Финляндия осуществила на оккупированной ею территории Карелии единственный в своем роде опыт воплощения антиутопии - в духе романа Карин Бойе "Каллокаин". Не успевшее эвакуироваться население Карелии было разделено на "соплеменных" и "несоплеменных" жителей. Первых (к ним в первую очередь относились православные карелы) оставили в покое, зато вторым было уделено особое внимание. Значительную их часть, признанную наименее "лояльной", просто загнали в концентрационные лагеря - что само по себе уже являлось вопиющим нарушением признаваемых Финляндией международных конвенций. Остальное же "несоплеменое" население было поставлено под постоянный надзор и контроль со стороны финских властей. Причем речь идет не о простых "внешних" ограничениях типа комендантского часа, запрещения передвигаться между населенными пунктами без пропусков или периодических облавах. Нет, финны с протестантской пунктуальностью занялись тотальной регламентацией быта и личной жизни людей - вплоть до составленного в конце 1941 года оккупационной администрацией списка имен, которыми следует называть новорожденных при крещении в церкви. Были, например, строжайше запрещены… танцы. За любое отступление от правил следовало наказание - штраф, порка либо отправка в концлагерь.