Зеленый свод (Grünes Gewölbe) превосходит все доселе виденное мной в этом роде. Художества увлекают воображение и трогают чувства, и вы невольно переноситесь в мир мечтательный, но, вступая в эту сокровищницу всех царств богатой природы, вы почтете себя героем волшебной древности. Какое множество драгоценных камней, серебра, золота! Все это блестит, сияет, горит огнями разноцветными. К сожалению, лучшие драгоценности еще не привезены были из Кенигштейна, наиболее достойны любопытства вооружения рыцарей Золотого руна и Белого орла, одно из которых составлено все из прекраснейших бриллиантов, другое из сапфира, третье из изумрудов, четвертое рубиновое, пятое бирюзовое; начато было и шестое, топазовое, но за недостатком денег не кончено; два только камня, для сего купленные, ценили с лишком в 300 000 рублей. Пирамида драгоценных камней в полтора фута вышиной не менее достойна внимания. Стенные часы, серебряные, вызолоченные, с цифрами из бриллиантов, изумрудов и сапфиров, поражают зрение блеском и отличной работой. Тут увидите также корабль, из слоновой кости сделанный. Все веревки золотые, пушки серебряные позолоченные, паруса из слоновой кости, но выделаны так точно, как батист. Множество мозаик, древних ваз, серебра представляется глазам вашим, но они кажутся ничтожными в сравнении с прочими драгоценностями.
Неудивительно было бы видеть такие вещи в Музее Наполеона, который в течение двадцати лет грабил царства и народы, но признаюсь, что, взирая на все сокровища Дрездена, я чувствовал невольное уважение к властителям небольшой немецкой области, которые, равняясь всегда роскошью с сильнейшими монархами Европы, умели найти средства в то же время обогатить страну свою столь редкими произведениями искусства и природы. Цвингер , огромная галерея с небольшим садом, в котором устроены были фонтаны, ныне опустел совершенно. Кабинет истории и физики, в нем заключавшийся, также не существует более.
Театр невелик, но довольно поместителен для дрезденской публики. Мы застали здесь вольную труппу г-на Герца. Она хороша, но не может спорить о первенстве с королевской, которая прибыла сюда из Лейпцига, вскоре по отъезде короля из оного. Итальянская опера восхитительна. Очаровательный Бенелли, милая Сандрини – неподражаемы! Почти всякий день бывал я в театре, и никогда не оставлял его, особенно после итальянской оперы, без истинного, сердечного удовольствия.
Здесь в первый раз увидел я портшезы, или носилки, наподобие маленьких старинных карет, в которых за весьма малую сумму двое сильных немцев переносят вас из одного конца города в другой. Это все плоды экономии и весьма похвальной. Дрезден не весьма обширен, следовательно, жители по большей части ходят пешком, и весьма безрассудно извозчикам держать лошадей, которые, требуя больших издержек, оставались бы без употребления.
Невидимо пролетели шесть недель, вскоре получено было повеление выступить к Магдебургу . С сожалением простясь с гостеприимными жителями Дрездена, богатые воспоминаниями, некоторой опытностью и надеждой на будущность еще приятнейшую, 11 декабря мы были уже в Вильсдруфе, небольшом городке в полутора милях от Дрездена.
Через Носсен следовали потом к Валдгейму, в котором за несколько месяцев находилась главная квартира нашего императора. В этом городе много есть хороших, довольно красивых каменных зданий. Уставши от долгого перехода, прозябши от сырой, ненастной погоды, с радостью спешил я к назначенной мне квартире. Наружность дома подавала весьма хорошее мнение о хозяевах, и действительно, они встретили меня весьма ласково, отвели в чистую, прекрасно убранную комнату и с редкой приветливостью спросили: не хочу ли есть? Все уже готово! – сказала хозяйка. Я вошел в другую горницу, в печке кипело что-то в горшке: с особенным удовольствием думал я о близком обеде. Вскоре хозяйка вылила кипяток этот в чашку, покрошила белого хлеба, положила кусок масла – и просила садиться за стол. Я услышал, что это – вассер-суп , отведавши же, узнал, что по-русски суп этот есть не что иное, как горячая вода с маслом, и признаюсь, что, невзирая на страшный аппетит, не мог проглотить ни ложки. Впоследствии, познакомясь с пивным, молочным и другими подобными супами, которые составляют часто весь обед немцев, я не удивлялся более никак бережливой их расчетливости.
Кетен, обширный красивый город, заключающий до 7000 жителей, славится своей торговлей и фабриками, на которых выделывается весьма значительное количество полотна, золотого и серебряного галуна. Он принадлежит герцогу Ангальт-Кешенскому. Замок герцогский странной, но красивой архитектуры, помещенное в оном собрание картин заслуживает любопытства и внимания любителя художеств.
Бернбург, главный город владений третьей линии Дома Ангальтского, не менее Кетена замечателен торговлей и промышленностью жителей. Герцог, ныне владеющий, считается в нашей службе. Он весьма снисходителен и дружелюбен к русским, тем более что находится в близком свойстве с Двором нашим.
Весьма жаль, что не удалось мне побывать в Цербсте, который по всей справедливости можно назвать колыбелью величия могущественной России. В нем родилась, возросла, образовалась бессмертная Екатерина. Весь мир исполнен славой Великой, но с каким любопытством взглянул бы я на места, которые были свидетелями младенческих игр ее! С каким вниманием слушал бы предания о первых днях юности и забавах бедной княжны немецкой, которой судило Провидение 33 года управлять кормилом полвселенной!
Прибывши в Ванслебен , городок в двух милях от Магдебурга, в котором назначена была главная квартира нашего корпуса, недолго оставались мы в бездействии. На другой же день тысяч десять французов вышли из крепости, чтобы познакомиться с новыми соседями; они были встречены прибывшими в то время полками пензенцев и рязанцев и после сражения, довольно сильного, несколько часов продолжавшегося, должны были со стыдом возвратиться в город. Я имел квартиру у городского музыканта, имени его не помню, но мне чрезвычайно понравилась его храбрость. Ему уже было под семьдесят, но веселый и живой характер поддерживал в нем всю силу юношеской бодрости. Получив известие, что французы сделали вылазку, офицеры велели седлать лошадей своих. Хозяин, видя, что я хочу ехать, советовал мне не оставлять Ванслебена, уверяя, что французы не осмелятся приблизиться к оному. Ружье было в руках его, и он божился, что в этом городе есть более ста подобных ему воинов. Несмотря на это, я поехал, и, возвратясь, нашел старика в страшном огорчении, что ему не удалось разделаться с проклятыми французами. Легко можно было заметить, что не одна пустая хвастливость возбуждала в нем такую странную, но благородную самонадеянность. Все жители этих окрестностей с восхищением видели себя опять под отеческим правлением Фридриха Вильгельма. При размежевании земель короля прусского, окружности Магдебурга, подобно многим другим областям, присоединены были к владениям Жерома, минутного повелителя Вестфалии. Победы союзников дали новую жизнь и силу изнуренному орлу Пруссии, быстро явился он после пятилетнего отсутствия, на старых рубежах своего владычества. Свержение герба жеромова и восстановление прусского происходило с особенным торжеством, при многочисленном стечении и кликах радостного народа. Французы при каждой вылазке истребляют их, но ненадолго.
Погода до сих пор ясная и теплая, в половине декабря нет снега; одни утренние морозы напоминают о скором приближении зимы, которую полагали мы, если мир подписан не будет, провести под Магдебургом, ибо крепость эта, несмотря на малочисленный гарнизон, может держаться весьма долго. Всякий день, однако ж, немцы и голландцы перебегают к нам десятками. Но человек предполагает, а Бог располагает: через несколько дней получил я приказание по некоторым поручениям ехать в Дрезден. Итак, видев только издали мельком огромные башни Магдебурга, я оставил его и, может быть, никогда более не увижу. Той же дорогой возвратился я в столицу Саксонии. Почти на каждом шагу встречались мне отряды немецких войск, идущих на подкрепление главной армии. Кажется, что развязка ужасной драмы близка.
В Дрездене все пришло уже в порядок. Дела внутреннего государственного управления приняли постоянный, законный ход, жители благословляют русских. Князь Репнин любим и уважаем всеми. Особенно понравилась мне одежда полков 3-го Нижегородского и 1-го Казанского, остававшихся в гарнизоне Дрездена. Благодарные граждане пожертвовали с удовольствием нужное количество сукна для их обмундирования. Полки наши, под Магдебургом находившиеся, одеты по общему покрою армии, а дрезденские совершенно по-русски. Хорошо сшитые полукафтаны, не затрудняя движений воина, придавали новую красу стройному стану и мужественному виду русских. Государь император при смотре войск этих изъявил начальнику оных, генерал-майору Гурьеву, совершенное благоволение.
Исполнив данное поручение вместе с любезным В. С. Ф-м, который оставался здесь за болезнью, отправился я вслед за корпусом: по полученным нами сведениям, он выступил уже к стенам Гамбурга.
VII
Дорога от Дрездена до Потсдама
(Мейсен, Лейпциг, Виттенберг и прочие)
Дорога от Дрездена к Мейсену идет по правому берегу Эльбы между сею рекой и хребтом гор, на коих природа и искусство щедрой рукой расточили дары свои. С одной стороны холмы гордятся прелестной зеленью винограда, великолепными загородными домами и весьма красиво на вершинах построенными зданиями, где делается вино, с другой стороны громады утесов воздымаются к облакам, угрожая разрушением, заставляют трепетать странника, но величественная Эльба и чистые, привлекательной наружности домики, рассыпанные на берегу которой, отдаляют от него сии предметы страха и удивления. Восхищаясь этими величественными картинами, сожалел я, для чего не имею чудесной кисти Рюздаля или Пуссена. Верю, что Вернет, стоя на палубе, ожидая ежеминутной гибели, восторженный ужасными красотами бури, живописал борьбу стихий. Как часто среди диких скал Богемии и Саксонии с невольным трепетом смотрел я на громады камней, нависших над головой моей! Одно слабое дуновение ветра могло, по-видимому, обрушить оные, я ждал их падения и стоял неподвижно, рассматривая любопытным взором сие грозное смешение красоты и ужаса. Тем с большей живостью наслаждался я благодетельными плодами просвещения и образованности человека: среди диких скал рука его провела спокойные дороги, каменистая поверхность земли покрылась богатыми садами, в лугах возникли цветущие села.
Вид Мейсена с этой стороны довольно привлекателен. Он лежит на возвышенном берегу Эльбы, углубясь, так сказать, в расселины скал. Благотворная предусмотрительность маршала Даву разрушила каменный, довольно хороший мост на Эльбе. (Эта предосторожность не замедлила, однако ж, быстрых успехов российского воинства.) Город довольно хорош, но главная достопамятность, которой по всей справедливости может он гордиться, есть фарфоровая фабрика . Она помещается в Албрехтсбурге, готическом замке, построенном еще в десятом столетии герцогом Албертом IV на вершине высокой горы. Я удивлялся прочности здания и странной древней архитектуре. Все комнаты заняты художниками; я видел все, начиная от первоначального источника фарфоровой глины до прекраснейших живописных изделий. Не имея ни намерения, ни довольно знаний, чтобы писать теорию фарфоровой работы, я не вхожу в подробности всего мною виденного, но не могу скрыть удивления, которое чувствовал, видя грубую глину постепенно превращающейся в светлый, прелестный состав, который, украшая собой великолепие чертогов, сделался необходимой потребностью роскоши. Впрочем, даже на фабрике вещи весьма дороги: чашка, не самая лучшая, стоит 100 рублей и более. Чему ж дивиться, что фарфор столь дорог у нас, вспомнив, какое отдаленное пространство и через сколько рук он пройти должен.
Рассматривая фабрики, произведение изобретательного ума человека, восхищение мое смешано бывает с неприятным чувством сострадания. Для прихоти небольшого числа любимцев своенравной, почти всегда слепой Фортуны, которых все достоинство состоит нередко в одной только знатности породы, богатстве предков или в игре случая, сколько тысяч бедных ремесленников изнуряют дух и тело механической, гибельной для здоровья работой! Бледные их лица, томный, почти погасший взгляд служат ясным доказательством, сколь противно сие занятие физическому и нравственному их образованию. Такое зло сделалось необходимо, ибо самые эти страдальцы почли бы особенным несчастьем потерять свою работу: голод и нужда требуют от них этой жертвы. На что не решится человек, привязанный к жизни для удовлетворения этих главных, необходимых потребностей бытия своего! Сетование мое бесполезно, ибо все люди не могут пользоваться равными выгодами. Но, сравнивая свое положение с положением многих миллионов подобных мне смертных, могу ли не благодарить Провидение за то, что оно дало мне возможность в полной мере чувствовать всю цену свободной, независимой жизни?
Церковь, принадлежащая к замку, служившая для французов лазаретом, огромна и великолепна. Вид с башни во все стороны чудесен. Какая величественная, разнообразная картина! У ног моих Мейсен и живописные его окрестности, зрение терялось в привлекательном отдалении, синеющие берега Эльбы, цепь гор, повсюду рассеянные села представляли восхитительное зрелище. Сойдя с башни, любопытный взор мой остановился на древних гробницах, скрывающих останки прежних герцогов и епископов Саксонии. Надгробные камни украшены скульптурными изображениями рыцарей и дам того времени: какая грубая, даже отвратительная работа! Но должно вспомнить, сколько веков пронеслось мимо гробниц этих, сколько поколений попирали стопами камни, над прахом предков возносящиеся, должно вспомнить мрачные времена ужаса и невежества, в которые они жили, стук оружия, раздававшийся во всех концах Европы, заглушал мирный глас любимцев Феба, искусства и науки истребились убийственной рукой варваров, – и нельзя не удивляться даже, что сохранились хотя слабые следы изящных художеств. Все здесь дышит древностью, удивляет огромностью, но мрачные мечты о прошедшем заставляют забывать о прелестях местоположения.
Ошац, городок в трех милях от Мейсена, довольно хорош, но я не могу ничего сказать о нем более, ибо видел его только проездом. Комендант, прусской офицер, добрый, вежливый, со всем желанием дать нам хорошую квартиру в городе, не мог этого сделать, ибо проходящие прусские войска имели в нем дневку, – он советовал нам остановиться в ближней деревне. Мы последовали его совету, и не имели причины раскаиваться. По весьма худой дороге, в самую полночь, подъехали мы к прекрасному каменному дому, хозяин встретил нас весьма ласково и проводил в чистые, довольно богато убранные комнаты. С великим трудом уговорили мы его пить с нами чай. Он рассуждал весьма умно о политических и военных происшествиях, говорил о хозяйстве как умный, опытный домоводец, и в заключение предложил вкусный, хорошо приготовленный ужин. На другой день приятный звук фортепиано разбудил нас, завтрак был уже готов. Хозяин прочел нам длинное приветствие и просил посмотреть его домашние заведения. Действительно, надобно было удивляться всеобщему порядку и чистоте. Прекрасный конный завод, несколько десятков рогатого скота заставляли нас полагать, что мы находимся у какого-нибудь богатого помещика. И это была дочь хозяина, который, как мы узнали после от него самого, был простой крестьянин.
Невольно вспомнил я наших мещан во дворянстве. Какую жалкую роль играют они в кругу благородных! Не гораздо ли почетнее, умнее человек, старающийся облагородить звание, в котором он родился? С этой стороны немцы достойны подражания. Художник их не желает ни почестей, ни знаков отличия, он старается усовершенствовать искусство, которому посвятил себя, и приобрести деньги – одно из вернейших средств к достижению счастья. Купец, действуя в своей конторе, не ищет лаврового венка, ученый гордится только своими сочинениями, и крестьянин, уважаемый в кругу своем, не завидует преимуществам других состояний. Действительно, я не видал человека, достойного большего сожаления, как купца, доставшего себе чины через богатство. Разорвав самые тесные приятнейшие связи с семейством и друзьями своей молодости, везде преследуем он ложным стыдом прежнего звания, малейшую снисходительность он должен почитать благодеянием или подвергнуться всеобщим насмешкам.
Через Вурцен прибыли мы на другой день в Лейпциг. Я не имею слов для выражения чувств моих при взгляде на места, которые были свидетелями грозной святой битвы народов Европы. Итак, здесь происходила грозная борьба свободы с насилием, сюда стекались племена с берегов Москвы, Днепра, Дуная, Одера и Рейна, дабы отомстить за кровь пораженных братьев, за поругание святыни, за грабеж и пожары, разлитые от рубежей знойной Африки до врат Азии! Бывали битвы ужасные, но ужаснее битвы Лейпцигской не представляет нам летопись мира. Полмиллиона воинов, – цвет Европы, – на тесном пространстве нескольких миль решили жребий света.
Здесь сражались: независимость с рабством, закон с самовластием, любовь к отечеству со слепой страстью к завоеваниям. Бывали брани народов с народами, но поверит ли потомство, чтобы просвещеннейшая часть земного шара, допустив владычествовать над собой хитрого, из мрака ничтожества изошедшего корсиканца , кровью миллионов избраннейших чад своих должна была искупить прежнюю свободу? Поверит ли потомство, что тиран, презревший все права природы и человечества, давал законы от вод Средиземного моря до берегов Бельта? Но Промысл, избравший его грозным орудием своего гнева, обратил милующий взор на страдание мира – явился ангел-искупитель в образе Александра. Победоносные дружины его, сокрушив гордые замыслы нового Аттилы, дерзнувшего посягнуть на владычество света, перенесли знамена свободы и мщения к порабощенным сынам Германа, здесь, на этих местах, судьба оружия должна была решить жребий Европы – здесь Бог правды даровал победу и торжество великодушным поборникам истины.