Но дело было не в том, что Жукову хотелось войти в Берлин раньше Конева, а Коневу – раньше Жукова. Дело было в том, что таким же духом азарта и соревнования были тогда проникнуты все лучшие воины 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов.
Все они, отступавшие от Бреста, Львова, Минска, Одессы, Киева, Смоленска, Ростова, Харькова, Риги и Нарвы, в апреле 1945 года пришли к Берлину, чтобы взять его и окончить войну.
Они и окончили её решающим штурмом Берлина.
Глава 5. Восемнадцатое мгновение весны – 45: "Юстас" Гарриман – "Алексу" Молотову
ТЕ БИТВЫ, которые ведутся на полях сражений, всегда у всех на виду. О тех же "битвах", которые проходят в тишине кабинетов, в реальном масштабе исторического времени знает крайне ограниченный круг лиц. Лишь через десятилетия, когда приоткрываются секретные архивы, перипетии этих "битв" становятся достоянием историков, а через них – и широкой публики. Как раз о такой "битве" весны 1945 года говорится ниже…
Предыстория её началась задолго до того, как советские и союзные войска вошли на территорию Германии, и ещё до того, как "Большая тройка" – Сталин, Рузвельт и Черчилль, впервые лично встретилась в Тегеране.
Накануне Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Великобритании, проходившей с 19 по 30 октября 1943 года, английский посол в Москве Арчибальд Кларк Керр направил письмо народному комиссару иностранных дел СССР Молотову. К письму была приложена копия документа, впервые направленного советскому правительству ещё 1 июля 1943 года, – "Предлагаемые принципы, которыми следует руководствоваться при прекращении военных действий с европейскими странами – членами оси".
До прекращения военных действий было очень далеко, а союзники таковых действий в Европе тогда, собственно, и не начинали. Во всяком случае, всерьёз. Так что документ англичане составляли, что называется, "на вырост".
Причину подобной заблаговременной заботы назвать не могу. Не исключено, что бритты боялись, что СССР, выйдя в 1944 году на свои границы 1939 года, может согласиться на мирные переговоры с немцами, а это очень спутало бы планы мировых космополитов.
Однако Германия успела совершить на территории СССР так много преступлений, что нам нужны были бы очень весомые гарантии того, что этот германский "Drang nach Osten" будет последним. Вряд ли Гитлер смог бы такие гарантии дать, но коварные бритты, сами не способные на честную политику, склонны были предполагать коварство и в других: судишь ведь по себе. Англичане могли бояться, что Сталин попробует договориться с немцами в одностороннем порядке, благо дело союзники войны с немцами тогда, по сути, не вели.
В английском документе были и такие положения:
"I. Условия, предъявляемые любой стране – члену оси, должны быть представлены как единый (жирный курсив везде мой. – С.К.) исчерпывающий документ, охватывающий все объединённые нации, находящиеся в состоянии войны с этой страной…
…IV. Если не имеется ни вражеского правительства, ни главнокомандующего, с которым объединённые нации могут или готовы иметь дело, военное сопротивление будет, по-видимому, прекращено рядом местных капитуляций…
V. Руководство проведением в жизнь любого перемирия должно быть поручено межсоюзнической комиссии по перемирию, председателями которой были бы поочерёдно представители Соединённых Штатов, СССР и Соединённого Королевства…"
Как видим, рассматривая пока ещё будущую, то есть гипотетическую ситуацию, бритты сами же выдвигали принцип обязательно совместных и согласованных действий, обеспечивающих все виды капитуляции, в том числе и местные капитуляции.
Прошло полтора года… В 1945 году становилось понятно, что дело идёт к поражению Германии, хотя она была ещё очень сильна и сопротивлялась отчаянно. Было также ясно, что Советский Союз, напротив, всё укрепляет и укрепляет свои позиции как военные, так и политические. Влияние его в Европе возрастало и укреплялось, а после Победы должно было ещё более возрасти и укрепиться.
Тем не менее вопрос об инициативе капитуляции со стороны немцев всё ещё сохранял гипотетический характер: немцы в переговоры с союзниками вступать не собирались как относительно всеобщей капитуляции, так и каких-либо капитуляций местных.
И во второй половине дня 5 февраля 1945 года на заседании глав правительств в ходе Крымской (Ялтинской) конференции Черчилль говорил:
"Предположим, что с предложением о капитуляции выступят Гитлер или Гиммлер. Ясно, что союзники ответят им, что они не будут вести с ними переговоры как с военными преступниками… Более вероятно, что Гитлер постарается скрыться или будет убит в результате переворота в Германии, и там будет другое правительство, которое предложит капитуляцию. В таком случае мы немедленно должны проконсультироваться друг с другом о том, можем ли мы говорить с этими людьми в Германии. Если мы решим, что можем, то им нужно будет предъявить условия капитуляции. Если же мы сочтём, что эта группа людей недостойна того, чтобы вести переговоры, то мы будем продолжать войну и оккупируем всю страну…"
Со стороны Рузвельта возражений не последовало, и уж тем более Черчиллю не возражал Сталин.
И вот через месяц после этого заявления в Швейцарии в контакт с представителями США вступил обергруппенфюрер СС (генерал-полковник) Карл Вольф.
Тогда это было большим секретом, известным немногим. Сегодня эту историю знают все благодаря как чёрно-белому, так и "раскрашенному" варианту телесериала "Семнадцать мгновений весны".
Все знают, что "Юстас" Штирлиц-Исаев получил от своего московского шефа "Алекса" крайне сложное и опасное задание – выяснить, ведут ли немцы какие-то сепаратные переговоры с союзниками за спиной СССР? Все помнят перипетии выполнения этого задания и тех, кто с заданием Штирлица был так или иначе связан: хитроумного Шелленберга-Табакова, простодушного пастора Шлага-Плятта, цепкого Мюллера-Броневого, радистку Кэт и прочих, включая Аллена Даллеса-Шалевича и его партнёра по переговорам – блистательного Вольфа-Ланового…
В результате совместной интеллектуальной деятельности Юлиана Семёнова и Максима Максимовича Исаева все козни Гиммлера, Вольфа и Аллена Даллеса были разоблачены, сведения переданы в Москву, и товарищ Сталин в письме президенту Рузвельту с теплотой отозвался о тех своих информаторах, которые "не раз проверены нами на деле".
Всё это выглядит действительно захватывающе, но – как чаще всего у Семёнова-Ляндреса и бывает – очень уж входит в противоречие с фактами.
А факты таковы.
12 МАРТА 1945 года посол США в Москве Аверелл Гарриман официально сообщил письмом наркому иностранных дел СССР Вячеславу Молотову, что 9 марта в Берн прибыл германский генерал Карл Вольф и сопровождающие его Дольман и Зиммер для обсуждения совместно с представителями армии Соединённых Штатов и Великобритании вопроса о капитуляции германских вооружённых сил в Северной Италии… И что фельдмаршалу Александеру было поручено командировать своих офицеров в Берн для встречи с этими лицами.
То есть английский документ осени 1943 года вроде бы работал – немцы вступили в контакт с союзниками, и те сразу же известили об этом русских.
Иными словами, Гарриман фактически сыграл роль "Юстаса". И поскольку Гарриман иноформировал Молотова, то последнего можно было считать "Алексом".
Итак, "Юстас" Гарриман запрашивал о точке зрения Советского правительства по этому вопросу. И в тот же день "Алекс" Молотов сообщил ему, что мы не возражаем против переговоров с генералом Вольфом в Берне с тем, чтобы в них приняли участие офицеры, представляющие советское военное командование.
В качестве отступления от строго документированного рассказа сообщу, что, хотя в информации "Юстаса" Гарримана, в отличие от информации "Юстаса" Штирлица, швейцарский резидент Управления стратегических служб США Аллен Даллес не фигурировал, какое-то отношение к ситуации Даллес имел. Ряд авторов приписывает Даллесу, уже давно обосновавшемуся в Берне, чуть ли не инициативу переговоров и, во всяком случае, активное в них участие.
Имеет место разнобой и в дате первого контакта. Черчилль в мемуарах сообщает, что Карл Вольф, "командующий войсками СС в Италии" установил связь с американской разведкой в феврале 1945 года. Кто-то относит дату первого контакта Вольфа с союзниками, устроенного через папу Пия XII, на 6 марта 1945 года. Но всегда упоминается именно Даллес, а уж затем офицеры штаба Александера.
Причём, несмотря на то, что вся эта коллизия марта 1945 года получила потом название "Бернского инцидента", местом первой личной встречи Даллеса и Вольфа некоторые авторы (тот же Черчилль, например) называют почему-то Цюрих, а не хорошо освоенный Даллесом Берн. Возможно, так и было: разведка всегда дело тонкое, а уж в шашнях Даллеса, впервые оказавшегося в Берне в 1916 году, сам чёрт мог ногу сломать.
Впрочем, роль Даллеса могла быть лишь подсобной, а не основной уже потому, что с Вольфом обсуждались ведь не разведывательные вопросы и не перспективы той или иной спецоперации, а вопросы войсковые: или капитуляции немцев в Северной Италии или – не исключено – фактического пропуска их через фронт союзников для переброски на Восточный фронт. В подобных переговорах ключевые роли могли играть только штабные армейские офицеры, а не мастер "плаща и кинжала" Даллес.
Черчилль и называет английского и американского начальников штабов в Казерте генерала Эйри и генерала Лемнитцера, которые, по его утверждению, 15 марта 1945 года тайно направились в Швейцарию и 19 марта встретились с Вольфом.
Как обстоятельства встреч и переговоров, так и их хронология в разных источниках разнятся, что и неудивительно: шашни и плутни затевались непростые, и они нуждались в прикрытии.
Однако с уверенностью можно предполагать, что в Берне имели место переговоры с обсуждением конкретных взаимных условий, а не просто "посиделки" Вольфа с союзниками на тему о желательности немецкой капитуляции, как это позднее утверждали и Рузвельт в посланиях Сталину, и Черчилль в мемуарах.
И обсуждения были явно непростыми. Черчилль, позднее передавая свой разговор на "бернскую" тему с генералом Эйзенхауэром, писал, что тот якобы заявил, что "опасался, что если бы русских привлекли к обсуждению вопроса о капитуляции вооружённых сил, находившихся под командованием Кессельринга, то проблема, которую он (Эйзенхауэр. – С.К.) сам мог бы урегулировать в течение одного часа, возможно, затянулась бы на три-четыре недели".
Заявление и наглое, и лживое. Почему-то союзники, даже игнорируя русских, не смогли урегулировать проблему ни в течение одного часа, ни даже за три-четыре недели, если верить Черчиллю, что начало контакта надо относить к февралю 1945 года.
Собственно, союзники не "урегулировали" эту проблему вообще!
Нет, это были переговоры, а не просто обсуждение неких общих виртуальностей, как это заявляли две англосаксонские трети "Большой тройки". Если бы всё обстояло так, два занятых высших союзных штабника не хлебали бы семь вёрст киселя в Швейцарию в военное, как-никак, время.
Похоже, Вольф требовал пропуска войск, англосаксы – капитуляции, и в итоге стороны не столковались.
Вернёмся, впрочем, от предположений к точным фактам.
КАК ТОЛЬКО Москва 12 марта 1945 года узнала о миссии Вольфа, она в тот же день выразила желание принять участие в переговорах с Вольфом совместно с союзниками. А 16 марта "Юстас" Гарриман передал в "Центр", то бишь в НКИД СССР, что правительство США отказывает советским представителям в праве на участие в переговорах в Берне.
Того же 16 марта в посольство США в Москве и далее в Вашингтон ушла ответная телеграмма из советского "Центра", то бишь из НКИД СССР. "Алекс" Молотов извещал "Юстаса" Гарримана, что отказ США "явился для Советского правительства совершенно неожиданным и непонятным с точки зрения союзных отношений между нашими странами".
Ввиду этого Советский Союз не давал своего согласия на ведение переговоров в Берне и настаивал на том, чтобы уже начатые переговоры были прекращены.
Мы также настаивали на том, чтобы вообще была исключена возможность ведения сепаратных переговоров одной или двумя союзными державами без участия третьей союзной державы.
21 марта 1945 года "Юстас" Гарриман откликнулся новым письмом, где утверждал, что "советское правительство неправильно представляет себе цель контакта в Берне между немецким генералом Вольфом и представителями фельдмаршала Александера".
22 марта 1945 года Молотов ответил:
"… в данном случае имеет место не неправильное представление о цели контакта и не недоразумение, а нечто худшее…, в Берне в течение двух недель за спиной Советского Союза, несущего на себе основную тяжесть войны против Германии, ведутся переговоры с представителями германского военного командования, с одной стороны, и представителями английского и американского командования – с другой. Советское правительство считает это совершенно недопустимым…"
В книге Семёнова этот текст подан как результат сообщений в Москву "Юстаса" Штирлица, но, как видим, Москву информировал – вынужден был информировать – "Юстас" Гарриман.
И тут в дело пришлось обоюдно вступить "артиллерии" самого крупного калибра… 25 марта 1945 года Сталин получил личное и строго секретное послание президента Рузвельта, где Рузвельт многословно и путано пытался объяснить необъяснимое – отказ в участии в переговорах советских представителей.
Сталин не был бы Сталиным, если бы не разобрал "аргументы" Рузвельта "по косточкам", причём не без некоторой, глубоко скрытой, но несомненной иронии. Сталин не оставил от "аргументов" президента ничего. Его обстоятельный ответ Рузвельту, тоже полностью посвящённый переговорам в Берне, был датирован 29 марта 1945 года и начинался так:
"Я разобрался с вопросом, который Вы поставили передо мной в письме от 25 марта сего года, и нашёл, что Советское правительство не могло дать другого ответа после того, как было отказано в участии советских представителей в переговорах в Берне с немцами…
Я не только не против, а, наоборот, целиком стою за то, чтобы… ускорить капитуляцию…
Но я согласен на переговоры с врагом по такому делу только в том случае, если эти переговоры не поведут к облегчению положения врага, если будет исключена для немцев возможность маневрировать и использовать переговоры для переброски своих войск… на советский фронт…
…К Вашему сведению должен сообщить Вам, что немцы уже использовали переговоры с командованием союзников и успели за этот период перебросить из Северной Италии три дивизии на советский фронт…"
Рузвельт тут же взвился! 1 апреля 1945 года он, беря функции "Юстаса" на себя, направил Сталину ещё одно пространное послание, где особенно упирал на то, что "не может быть и речи о том, чтобы вести переговоры с немцами так, чтобы это позволило им перебросить куда-либо свои силы с итальянского фронта".
Рузвельт заявлял Сталину, что его-де (Сталина) "сведения о времени переброски германских войск из Италии ошибочны". Он также утверждал, что имели место лишь контакты, но не переговоры.
Сталин ответил 3 апреля 1945 года достойно и по существу.
Он писал:
"Вы утверждаете, что никаких переговоров не было ещё. Надо полагать, Вас не информировали полностью. Что касается моих военных коллег, то они на основании имеющихся у них данных не сомневаются, что переговоры были и они закончились соглашениями с немцами…
Я думаю, что мои коллеги близки к истине…"
Не могу приводить здесь эти взаимные послания полностью, однако заинтересованный читатель сам может ознакомиться с ними в советских изданиях переписки Сталина с Рузвельтом (например, неполное издание 1957 года, содержащее, однако, весь "штирлицовский" сюжет, было издано в 1957 году "Политиздатом" вполне массовым тиражом в 150 тысяч экземпляров).
К слову, упрёки Рузвельта относительно недобросовестности информаторов Сталина, высказанные в очередном послании Рузвельта Сталину от 5 апреля, касаются не информации о переговорах в Берне (как это подано у Семёнова), а информации относительно переброски немецких войск из Италии на советско-германский фронт. Рузвельт действительно писал в конце своего послания от 5 апреля:
"Откровенно говоря, я не могу не чувствовать крайнего негодования в отношении Ваших информаторов, кто бы они ни были, в связи с таким гнусным, неправильным описанием моих действий или действий моих доверенных подчинённых".
Но он имел в виду заявление Сталина о переброске войск из Италии. Причём не исключено, что лично Рузвельт был искренен в своём негодовании, однако адресовать его надо было не Сталину и его информаторам. Рузвельту осталось жить всего ничего: вскоре его уберут по причине исчерпания его полезности для золотой космополитической элиты мира. И шашни с немцами велись, скорее всего, за спиной Рузвельта. А информатором Сталина, скорее всего, был швейцарец Рудольф Ресслер – "Люци", или кто-то вроде него, но отнюдь не "семёновский" Штирлиц.
И Сталин писал Рузвельту в ответе от 7 апреля 1945 года:
"Что касается моих информаторов, то, уверяю Вас, это очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно и не имеют намерения оскорбить кого-либо. Эти люди многократно проверены нами на деле".
Сталин приводил пример явной дезинформации о передислокации немецких войск, полученной советским Генштабом от генерала Маршалла. Союзники указывали одно направление удара немцев, а реально они ударили в районе озера Балатон, об этом уже говорилось. А далее Сталин писал Рузвельту 7 апреля 1945 года, что командующему 3-м Украинским фронтом маршалу Толбухину удалось избегнуть катастрофы и разбить немцев наголову в районе озера Балатон в том числе благодаря разведывательной информации информаторов Сталина.
"Таким образом, – писал по этому поводу Сталин, – я имел случай ещё раз убедиться в аккуратности и осведомлённости советских информаторов".
Последняя точка в "бернском инциденте" была поставлена практически одновременно со смертью Рузвельта. 13 апреля 1945 года Сталин получил последнее послание президента, где тот писал:
"Благодарю Вас за искреннее пояснение советской точки зрения в отношении "бернского инцидента", который, как сейчас представляется, поблёк и отошёл в прошлое, не принеся какой-либо пользы.
Во всяком случае, не должно быть взаимного недоверия, и незначительные недоразумения такого характера не должны возникать в будущем. Я уверен, что, когда наши армии установят контакт в Германии и объединятся в полностью координированном наступлении, нацистские армии распадутся".
И в тот же день 13 апреля Сталин направил новому президенту США Гарри Трумэну соболезнование "по случаю безвременной кончины президента Рузвельта".
А "бернский инцидент" к середине апреля 1945 года действительно поблёк и отошёл в прошлое: со дня на день ожидалось начало штурма Берлина силами трёх русских фронтов.