Тайны 45 го. От Арденн и Балатона до Хингана и Хиросимы - Сергей Кремлев 26 стр.


"Бирнс сказал, что он пришёл к выводу о катастрофичности для США и Китая (чанкайшистского. – С. К.) включения Советского Союза в войну на Тихом океане. Это, в свою очередь, подвело к мысли, что было бы неплохо, если не сказать сильнее, оставить Сталина не полностью информированным о потенциале атомной бомбы. В противном случае он мог бы ускорить вступление Советского Союза в войну. Вот почему было решено сказать Сталину о результатах испытаний как бы между прочим, в конце одного из заседаний глав правительств. Согласовав вопрос о том, что следует говорить, Трумэн с Боленом (помощник госсекретаря. – С. К.) …, который должен был присутствовать в качестве переводчика, обошёл вокруг стола и в самой непринуждённой манере сказал Сталину, что хочет проинформировать его о создании в США нового и мощного оружия, которое мы решили применить против Японии. Весь разговор Трумэна со Сталиным, по словам Бирнса, длился не более минуты".

В своём месте у нас будет повод поговорить о вступлении СССР в войну с Японией подробно. Но сразу можно сказать, что вряд ли этот акт СССР был нежелателен для Трумэна и Бирнса в 1945 году в той мере, в какой это следует из слов Бирнса, относящихся к 1958 году.

Тогда, в 1945 году, даже на пике "атомной" эйфории, янки в нас нуждались, хотя им, конечно же, заранее становилось грустно от мысли, что участие СССР в войне с Японией неизбежно укрепит как тихоокеанские позиции СССР, так и положение китайских коммунистов, противостоявших Чан Кайши.

Разговор об этом у нас впереди.

Но кто же кого проверял в Потсдаме?

Черчилль был уверен, что Трумэн и он проверили Сталина. Однако фактически два англосакса дали возможность Сталину проверить их самих. По тому, что Трумэн не пожелал быть полностью откровенным со своим главным – главным по мощи, по роли и значению в предстоящей войне с Японией – союзником, Сталин понял, что дружественных отношений с Соединёнными Штатами у СССР теперь, после смерти Рузвельта, быть не может.

Не говоря уже об Англии.

Сталин и без того знал и понимал, что Трумэн и круги, стоящие за ним, – это не Рузвельт, что круги, стоявшие за неожиданно (?) умершим президентом и относительно лояльные к России, теряют теперь влияние. Но то, как Трумэн провёл свой "зондаж" 24 июля 1945 года, лишний раз эту уверенность Сталина подтвердило.

Поэтому Черчилль ошибся самым забавным образом, пытаясь "расколоть" Сталина, Черчилль вместе с Трумэном сам подставил себя под внимательный изучающий сталинский взгляд.

То есть Черчилль и Трумэн думали, что они проверяли Сталина: насколько, мол, он осведомлён об атомных делах и разбирается в сути новой ситуации. А на деле Сталин проверил лояльность и искренность союзников по отношению к СССР.

И вот уж Сталин в своих выводах относительно английского премьера и американского президента не ошибся.

Глава 18. Об "агрессивном" Сталине, "мечтавшем" захватить Европу, и "миролюбивом" Черчилле, желавшем от Сталина Европу "спасти"

ДА, ТЕПЕРЬ с окончанием войны в Европе союзники по антигитлеровской коалиции начинали постепенно расходиться по разные стороны баррикад, и не Сталин был тому виной.

Пол-России лежало в развалинах… России и Сталину нужны были внешний мир и максимально возможная экономическая поддержка со стороны любой страны, желающей мирно сотрудничать с Россией, а не строить планы нового противостояния с ней.

Но далеко не всех устраивала сильная Россия, быстро восстанавливающая себя и процветающая. К тому же теперь, после победы 1945 года, Советская Россия имела в Европе принципиально иное и значение, и влияние. Венгрия, Румыния, Польша, Югославия – ещё лет десять назад чуть ли не английские вотчины теперь входили в орбиту Москвы, как и Албания, Болгария, Чехия со Словакией… Тяготела к Москве Греция, велик был авторитет России во Франции и в Италии…

И советские войска стояли в самом центре Европы.

Было от чего тревожиться мировой Золотой Элите, было от чего негодовать и её верному слуге – Уинстону Черчиллю.

Вот и иллюстрация к этой общей констатации, относящаяся к весне 1945 года. 5 мая 1945 года первый секретарь посольства СССР в Югославии В. М. Сахаров беседовал с маршалом Югославии Иосифом Броз Тито. Был затронут вопрос и о Триесте.

Сахаров записал в служебном дневнике:

"Тито с возмущением заявил о "нахальном поступке" англичан, вошедших в Триест после его освобождения югославской армией, да ещё заявивших о взятии пленных. Возможно, сказал Тито, в таком большом городе и остались в каких-либо домах немцы, возможно, что, попрятавшись при появлении партизан, они вышли из укрытий, чтобы сдаться англичанам. Англичане хотят иметь Триест, заявил Тито, но мы его не отдадим, не можем его отдать.

По словам Тито, англичане безобразничают в некоторых городах, поддерживая демонстрации фашистов силой оружия, своими танками и препятствуя при этом вмешательству югославских властей и армии".

Ныне Триест – это узкая, вытянувшаяся вдоль Венецианского залива Адриатического моря часть итальянской территории с крупным портом Триест.

Основали город древние римляне как колонию Тергесте. Но поскольку место было стратегически удобное, Триест входил в разное время в состав разных государств: одно время даже в состав наполеоновской Франции, образовавшей вдали от метрополии южные Иллирийские провинции. К ХХ веку эти земли принадлежали Австро-Венгрии, и Триест был крупнейшим австрийским портом. Триест был также экономическим и историческим центром славянской Юлийской Крайны и в этом качестве тяготел к Югославии, точнее, к Словении. После Первой мировой войны эта зона по Сен-Жерменскому договору 1919 года отошла к Италии, несмотря на протесты местных славян и Югославии.

В 1943 году Триест оккупировали немцы, 30 апреля 1945 года он был освобождён партизанами маршала Тито, а далее события развивались так, как это описано в дневнике В. М. Сахарова: Триест заняли англо-американские войска. И заняли надолго: до 1954 года, когда Триест и зона западнее его отошли к Италии, а зона восточнее Триеста – к Югославии. До этого здесь существовала "Свободная территория Триест" под контролем Совета безопасности ООН, то есть под контролем США.

Англосаксы расставались с частью зоны Триеста в 1954 году по нужде: надо было постараться удержать при себе Югославию, начинавшую после нескольких лет разрыва восстанавливать отношения с СССР. Однако стратегически наиболее существенная часть зоны Триеста отошла к Италии, то есть по тем временам – к США, если иметь в виду не формальную государственную принадлежность, а военно-политическую сторону дела.

Впрочем, вернёмся в 1945 год…

Приведённый выше пример Триеста показывает, как нагло, грубо, попирали англосаксы естественное право народов и принципы свободы тогда, когда не встречали равнозначного противодействия.

Они поступали так ещё с тех времён, когда незабвенный Фёдор Ушаков штурмовал кораблями бастионы сухопутных средиземноморских крепостей и учреждал Республику Ионических островов. Потому бритты Ушакова и не любили за ум и силу. Но Ушаков в своих действиях был связан проанглийским Петербургом.

Теперь Россия на Лондон не заглядывалась. И если адмирал Нельсон и леди Гамильтон не любили Ушакова в 1798 году, то как же должны были потомки Нельсона и леди Гамильтон в 1945 году не любить и – чего уж там – попросту ненавидеть не зависимого ни от кого, кроме руководимого им народа, русского вождя Сталина!?

Они его, конечно, и ненавидели. И оттого, что пока что не могли обойтись без Сталина и России, они ненавидели Сталина и Россию ещё больше.

Но пока – скрыто.

Почти сразу после окончания войны начались разногласия между союзниками и Советским Союзом. Даже во время войны упряжка из русского медведя, американских слона с ослом и британского льва тянула военную "телегу" недружно. Теперь же, когда Россия пришла в центр Европы, когда русские контролировали полностью Польшу, Румынию, Венгрию, Словакию, Болгарию, Югославию, часть Чехии, Австрии и Германии, англосаксы по обе стороны Атлантики начинали чувствовать себя и вовсе неуютно.

Они ведь привыкли хозяйничать безнаказанно и безраздельно. А тут нате вам: русские с их сумасшедшими идеями насчёт того, что владыкой мира будет Труд, что плоды труда народов должны принадлежать народам, а не "лучшей части нации".

И уже в 1945 году англичане – их это касалось в первую голову, а с ними и янки – начали создавать миф об "агрессивности" Сталина и необходимости "защитить" от него Европу.

МИФЫ, однако, создаются для публики. Сами же мифотворцы руководствуются планами.

Они ими и руководствовались. Накануне Крымской (Ялтинской) конференции состоялась ещё одна конференция: на острове Мальта совещались отдельно союзники. Там-то, 1 февраля 1945 года, английский министр иностранных дел Энтони Иден и сделал откровенное (чего стесняться: вокруг исключительно свои!) признание:

"У русских будут весьма большие требования; мы можем предложить им не очень много, но нам нужно от них очень много. Поэтому нам следует договориться о том, чтобы собрать воедино всё, чего мы хотим, и всё, что нам придётся отдать. Это распространялось бы также и на Дальний Восток".

Итак, Черчилль и Иден, а точнее, английские правящие круги, ещё не покончив с немцами, уже обдумывали вопрос, как бы обмануть русских и всучить им за их добротный товар свое гнильё?

Пожалуй, неплохим комментарием к такой позиции могло быть мнение Рузвельта, высказанное им через три дня, 4 февраля 1945 года, уже в Крыму в беседе со Сталиным: "Англичане – странные люди. Они хотят кушать пирог и хотят, чтобы этот пирог оставался у них целым в руке".

Сталин в ответ заметил, что это удачно сказано.

Сказано было, действительно, удачно, но главное – точно. Кому как не президенту Америки было знать аппетиты и склонности своих старших по возрасту, но младших по положению "братьев" из Старого Света?

Впрочем, оценку Рузвельта можно было бы адресовать и самим янки.

Забавный момент! В Ялте, когда обсуждался вопрос о репарациях, Черчилль вдруг стал плакаться! Во время заседания 5 февраля он вначале предался воспоминаниям о ситуации после Первой мировой войны и заявил, что "репарации доставили тогда большое разочарование", что Англии от Германии удалось-де получить "всего лишь 1 миллиард фунтов", да и того не получили бы, если бы "США и Англия не инвестировали денег в Германии".

По Черчиллю, выходило, что Англия взяла у немцев лишь "несколько старых океанских пароходов", зато "на те деньги, которые Германия получила от Англии, она построила себе новый флот".

Черчилль "скорбел", что вот, мол, "англичане в конце прошлой войны тоже мечтали об астрономических цифрах, а что получилось?"

Стоило ли побеждать "тевтонов"?

Имея в виду уже сегодняшний день, Черчилль заявлял, что, если бы он, Черчилль, "считал возможным поддержать английскую экономику путём взимания репараций с Германии, он решительно пошёл бы по этому пути". Но он-де "сомневается в успехе".

В общем Черчилль заранее пытался настроить Сталина на то, что после победы Россия ни на что существенное от Германии рассчитывать Россия не должна. Однако сэр Уинстон забыл, что в лице Сталина имеет дело отнюдь не с английским парламентарием. Вот часть их диалога на том заседании…

"Черчилль. Что будет с Германией? Призрак голодающей Германии с её 80 миллионами человек встаёт перед моими глазами. Кто её будет кормить? И кто за это будет платить? Не выйдет ли, в конце концов, что нам придётся хотя бы частично покрывать репарации из своего кармана?

Сталин. Все эти вопросы, конечно, рано или поздно возникнут.

Черчилль. Если хочешь ездить на лошади, её надо кормить сеном и овсом.

Сталин. Но лошадь не должна бросаться на нас.

Черчилль. Признаю неудачность метафоры. Но если вместо лошади для сравнения поставить автомобиль, то всё-таки окажется, что для него нужен бензин.

Сталин. Аналогии нет. Немцы не машины, а люди.

Черчилль. Согласен…"

То есть на всех этих жалобах Черчиллю, что называется, "не обломилось". Хотя он не лгал, когда заявлял, что в нынешней войне Великобритания сильно пострадала, что она задолжала Америке большие суммы помимо ленд-лиза и её общий долг составляет 3 миллиарда фунтов.

Но тут уж виновен был сам Черчилль: именно он ввязал Англию не в "странную войну", как Чемберлен, а в самую настоящую жестокую воздушную "Битву за Британию" во имя будущей гегемонии в Европе и в Англии Соединённых Штатов.

Должки-то бритты имели перед янки.

Самое же смешное "отмочил" вслед за Черчиллем Рузвельт. По его словам, Америка на той, первой, войне тоже только проиграла, чуть ли не облагодетельствовав при этом Германию. Зная, что после Первой мировой войны Америка сосредоточила у себя чуть ли не весь золото запас мира, в подобное заявление просто не верится, но вот точная протокольная запись от 5 февраля 1945 года:

"Рузвельт заявляет, что он тоже хорошо помнит прошлую войну и помнит, что Соединённые Штаты потеряли огромное количество денег (жирный курсив мой. – С.К.). Они ссудили Германии более 10 миллиардов долларов, но на этот раз они не повторят своих прежних ошибок…"

Удивительными всё же "благодетелями" человечества и "альтруистами" оказались ялтинские собеседники Сталина! Они затеяли две мировые войны исключительно для того, чтобы "проучить тевтонов".

Ну, а то, что в результате уже Первой мировой войны более двух третей золота в мире оказалось в США, было пустяком, не стоившим ни англосаксонского, ни вообще чьего-либо внимания.

Сталин и его сотрудники слёз по поводу "утрат" бриттов и янки проливать не стали: в Ялту из Москвы не щеголеватые ельциноиды приехали, а выдающиеся политики и выдающиеся патриоты. Поэтому член советской делегации Иван Майский, посол Москвы в Лондоне, в два счёта не оставил от "аргументов" Черчилля и Рузвельта камня на камне.

Майский пояснил, что неудача с репарациями в той войне объясняется не их чрезмерностью, а тем, что "союзники требовали с Германии репарации не в натуре, а главным образом в деньгах".

"Если бы союзники были готовы получать репарации в натуре, – прибавил Майский, – никаких осложнений не вышло бы".

Майский, конечно, по согласованию со Сталиным показал, что репарационные требования СССР не чрезмерны, а, скорее, скромны. При этом Майский замечал (цитирую по протоколу заседания 5 февраля):

"Советское правительство отнюдь не задаётся целью превратить Германию в голодную, раздетую и разутую страну. Наоборот, при выработке своего репарационного плана Советское правительство всё время имело в виду создать условия, при которых германский народ мог бы существовать на базе среднеевропейского уровня жизни… Германия имеет все шансы построить свою послевоенную экономику на основе расширения сельского хозяйства и лёгкой индустрии".

Майский был прав, конечно, напомнив к тому же, что "послевоенная Германия будет совершенно свободна от расходов на вооружение" и "это даст большую экономию". Даже Черчилль был вынужден откликнуться: "Да, это очень важное соображение!"

Возражать русским по существу в 1945 году было сложно. И не потому, что они стояли в центре Европы, а потому, что они были правы. А при этом, конечно, ещё и сильны.

ВЕРНЁМСЯ к заявлению Идена на Мальте. Изучив его, мы поймём, что Иден и вообще союзническое руководство внутренне, "про себя" понимали, как много сделали русские для общего дела, как велики их заслуги и, соответственно, как велико их право требовать многого и многое получить.

Когда Черчилль 6 февраля 1945 года заявил в Ливадийском дворце, что "вопрос о Польше для британского правительства является вопросом чести", а Сталин тут же согласился с этим, но прибавил, что "для русских вопрос о Польше является не только вопросом чести, но также и вопросом безопасности", что мог возразить на эти суровые и точные слова записной парламентский болтун Черчилль? Или его министр иностранных дел Иден, умеющий назвать лопату "предметом, хорошо всем нам известным по работе в саду"?

Для СССР вопрос о Польше, действительно, был вопросом, прежде всего, безопасности. А для Англии он не был даже вопросом чести – какая там честь! Для Англии "польский" вопрос был вопросом выгоды. Настолько соблазнительной выгоды, что Черчилль не постеснялся благословить кровавую авантюру Варшавского восстания 1944 года, лишь бы сохранить хотя бы призрачный шанс на сохранение в Польше английского влияния.

А Балканы – давняя вотчина англичан, где они конкурировали с немцами, в 1945 году разбитыми и выведенными из игры как конкуренты?

А Венгрия?

А Румыния?

Возврат их в сферу англосаксонского влияния был для Англии и США вопросом только и исключительно выгоды. Переход же их в советскую сферу влияния был для СССР вопросом не только – да! – выгоды, но и вопросом внешней безопасности.

Мог ли кто-то по совести и чести отрицать право СССР иметь в соседях такие Венгрию, Румынию, Чехословакию, Болгарию, которые естественным образом были бы лояльны к СССР и были бы для него не источником тревог и потенциальной военной опасности, как это вышло во Вторую мировую войну, а гарантом безопасности границ и территории СССР?

Не говоря уже о Польше – вечной русской головной боли по причине поведения исключительно самих поляков, готовых перед Второй мировой войной "дружить" с кем угодно, лишь бы против России!

Интересный факт!

Автор книги "Сэр Антони Иден" Алан Кэмпбелл-Джонсон сообщает, что на обеде 15 марта 1943 года Идена с Рузвельтом Гарри Гопкинс сделал показательную запись. Гопкинс отметил, что Иден тогда "дважды высказывался в том смысле, что русские не хотят брать на себя по окончании войны слишком большие обязательства в Европе" и что Сталин "захочет, чтобы на континенте остались значительные контингенты английских и американских войск".

Иден говорил сущую правду: все действия Сталина по обеспечению решающего влияния СССР в той или иной европейской стране определялись весом и влиянием национальных левых сил в этой стране. Сталину не нужны были его ставленники-марионетки, ему были нужны сильные внешние партнёры, опирающиеся в своих странах на массовую поддержку. Это было верно в отношении Болгарии, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Югославии и даже Польши, хотя последний случай был особым.

Выше не раз было сказано об арденнском синдроме, но вернёмся к нему ещё раз: очень уж наглядно выявляет он лживость мифа о якобы желании Сталина "завоевать" всю Европу и подчинить её "сталинскому сапогу".

Если бы Сталин хотел всё "завоевать" сам, стал бы он выручать союзников в критической ситуации, ускоряя наше наступление? Ведь Сталин мог и отказаться тогда по примеру неоднократно поступавших так с ним англосаксов.

Да, война, скорее всего, продлилась бы на несколько месяцев дольше, лилась бы лишняя кровь. Но что – по уверениям творцов грязных мифов – была для "людоеда" Сталина людская кровь? Он ведь её, по уверениям мифотворцев, пил вместо лимонада.

Назад Дальше