Район большой хавитты, где два заготовителя добывали строительный материал, местные жители называли "Иху Ма-Мискит"; Лутфи перевел это название как "Старая большая мечеть". Казалось бы, не очень подходящее имя для буддийского храмового комплекса. Обратясь, однако, вновь к запискам Белла, я понял, в чем дело. Ему показали развалины первой мечети на Ламу - Гане, называя ее "Иху Мискит"; в его переводе - "Прежняя мечеть". Она стояла на отлично сохранившемся фундаменте другого сооружения, которое Белл определил как буддийский монастырь. К тому времени, когда мы прибыли на Ган, эти руины то ли были совершенно разобраны охотниками за известняком, то ли затерялись в густых зарослях. И все же очевидно, как указывает Белл, что первая мечеть на Ламу - Гане, совсем как первая мечеть на Ниланду, была воздвигнута на фундаменте более древнего культового сооружения.
У нас были причины заподозрить, что и буддисты, прибыв на этот остров, поступили точно так же, использовав фундаменты еще более древних строителей. В самом деле, напрашивается параллель с большой хавиттой на Фуа - Мулаку, о которой в песне тамошних жителей говорилось, что она была создана рединами, а затем построена сингальскими буддистами. Хотя Белл установил, что ганская хавитта была увенчана буддийским куполом и на ней стояли изваяния Будды, он записал, что "...с этим холмом не связано никаких преданий, если не считать, что его сооружение приписывается так называемым рединам..." (Bell (1940, p. 105).).
Редины не были буддистами. Никто в Мальдивской Республике не смешивал рединов с сингалами. Сидя на вершине внушительного памятника, я попытался мысленно распутать противоречивые по видимости узлы древней истории Мальдивов. Редины с севера - или буддисты с востока? Возможно, и те и другие. Виденные нами в музее демонические скульптуры и изображающие Шиву бронзовые статуэтки свидетельствовали, что не только буддисты доходили до этого архипелага раньше мусульман.
С макушки бывшей ступы мне открывался широкий вид на океанские дали. Путь к архипелагу был открыт с любой стороны. Редины вполне могли прийти с севера и воздвигнуть облицованную плитами высокую хавитту. Затем пришедшие с востока буддисты могли захватить здешние острова и увенчать рединскую хавитту куполом ступы. Последними, плывя с севера тем же путем, что редины, прибыли арабы. Они разобрали ступу и на фундаменте буддийского монастыря построили свою мечеть, а от хавитты осталось лишь оголенное ядро - бесформенный рукотворный холм, на котором я теперь сидел.
Я спустился по крутой осыпи к моим товарищам, продолжавшим исследовать окрестности. Мы вернулись в селение Мукури - Магу, проплыли на нашем катере около мили на юг вдоль берега Гана, затем снова высадились и минут десять шли по тропе среди кокосовых пальм и высокого подлеска. Дойдя до местности, получившей наименование Курухинна, мы увидели небольшой холм, который наши проводники называли "Бомбаро". Это слово означает "круглый", и мы в самом деле рассмотрели часть круглого фундамента с поднимающимся выше нашего роста фрагментом кладки из красиво обтесанного камня.
Изначально все сооружение было сплошным, с заполнителем из битого коралла, в чем не трудно было убедиться, поскольку Белл в свое время прорыл шурф до самого центра древнего памятника. По противоположной шурфу северо-западной стороне довольно высоко поднимался хорошо сохранившийся пандус. Весьма своеобразное сооружение, притом наиболее сохранное изо всех, виденных нами до сих пор. В записках Белла оно называется "Мумбару Ступа".
Срубив кривые ветки и густой кустарник, мы смогли получше рассмотреть руины. Любуясь этим совершенным образцом архитектуры в мальдивских джунглях, я распознал резные орнаменты вроде тех, которые встретились нам в земле вокруг песчаного холма на Ниланду. Даже изящные триглифы и метопы были представлены здесь. Скудные познания о тонкостях буддийской архитектуры не позволяли нам уверенно судить о роде сооружений по одним только увиденным нами руинам. Иное дело Белл. Эксперт по буддийскому зодчеству, он прибыл из Шри-Ланки на Мальдивы, чтобы искать параллели. Большая хавитта на Ламу - Гане была настолько разрушена, что для идентификации остались только фрагменты бывшего купола. И Белл заключил, что перед ним остатки ступы, притом самого древнего вида, известного в Шри-Ланке. Предположительно он датировал ее концом V века н. э.
В записках Белла говорится, что меньшее по размерам сооружение, которым мы теперь восхищались, было увенчано остатками купола, тоже соответствующего шри-ланкийским канонам, однако хорошо сохранившаяся кладка внизу в эти каноны не вписывалась. Ее Белл называет совершенно необычной. Он никак не ожидал увидеть такой храм: "...маленькая компактная ступа в Курухинне по своей архитектуре в целом представляет тип, у которого, по-видимому, нет параллелей ни на Цейлоне, ни в Индии" (Bell (1940, p. 112).).
Если буддисты не строили ничего подобного ни в Шри-Ланке, ни в Индии, кто же тогда был автором этого сооружения? А может быть, здешняя большая ступа покоилась на таком же необычном основании, прежде чем превратилась в бесформенный холм? Если нет, перед нами свидетельство того, что в домусульманские времена на Мальдивах появились два совершенно различных по архитектуре типа культовых сооружений.
Напрашивалось предположение: не был ли изящный маленький храм буддийским куполом, сооруженным поверх добуддийского строения?
Получив свежую пищу для размышлений, мы возвратились на катер и по пути к "Золотому лучу" разминулись с тремя мальчуганами, которые пересекали лагуну, отталкиваясь шестами, на добротном бревенчатом плоту. Бревна неравной длины (самые длинные - посередине) были слегка загнуты впереди, наподобие пальцев руки, обращенной ладонью кверху. Точно такой прием видим на старейшей зарисовке бальсового плота перуанского приморья. Мальдивский плот был сконструирован вполне профессионально, с поперечинами и замысловатыми найтовами; сразу видно, что не сами мальчишки придумали этот способ вязки. Они пристали к берегу рядом с плотом побольше, принадлежавшим одному рыбаку. Нам рассказали, что до недавних пор такие конструкции были широко распространены на Мальдивах. Островитяне по-прежнему предпочитали плоты более глубоко сидящим дхони, когда надо было плыть с тяжелым грузом над рифами и мелями. Строили их из очень легкого дерева; на местном языке они назывались кандо фати. "Кандо" означает "бревно", слово "фати" нам перевели как "лежащие рядом друг с другом".
На другое утро мы покинули Ламу - Ган и вплоть до Гааф - Гана, где собирались раскопать древний холм, уже не встречали столь хорошо сохранившиеся хавитты.
От группы бывших буддийских опорных пунктов в атолле Ламу, среди которых первым был крайний восточный остров Исду, мы продолжали идти на юг через ту же лагуну. На кольцевом рифе выстроились шеренгой другие островки. Мы задержались у Фунаду, где Лутфи надо было обсудить проект новой школы с местными жителями в количестве 800-900 человек. Услышав, что для нас на острове нет ничего интересного, мы заполнили ожидание прогулкой по чистым, тщательно подметенным улицам селения. На стене аккуратного дома резчика по дереву мы увидели объявление на языке дивехи. Абдул перевел:
"Плевать перед домом некрасиво, о чем вас извещает Абду Рахим Али Финихиаге".
Дальше на той же улице помещалась мечеть. Не такая уж древняя, поскольку ее построили около 1500 года, то есть во времена Колумба. Но, войдя внутрь, мы очутились в коридоре, который охватывал кольцом молитвенный дом поменьше и подревнее. Эта святыня в святыне была великолепна. Стены сложены из тщательно пригнанных гладких блоков, обтесанных так старательно, что их можно было принять за плиты белого мрамора. Мало того, что каменщик искусно соединил встык большие и малые угловые камни, посередине некоторых блоков он вырезал отверстие величиной с открытку лишь для того, чтобы заделать его точно пригнанным камнем таких же размеров.
Кто клал эти стены? Мусульманин, унаследовавший мастерство от местных предшественников? Или же это часть буддийского храма, а то и строения рединов, переделанного в первую на Фунаду мечеть? Нам оставалось только гадать. В садовых оградах мы увидели много профилированных камней из кладки домусульманских храмов. Зная, однако, что такие камни разбивают и перевозят с одного острова на другой, мы не могли быть уверены, что эти блоки взяты из местных сооружений.
У южной оконечности атолла Ламу, за которой открывался пролив Полуторного градуса, мы подошли к выходу из лагуны. С запада его окаймлял рединский остров Хитаду, с востока - Гааду. Первую остановку сделали у Гааду. Сопровождавший нас вождь атолла рассказал, что один из жителей этого острова, копая яму под фундамент для дома, нашел два бронзовых будду.
В доме местного вождя нас угостили чаем и омлетом из черепашьих яиц, после чего повели в лес и показали целых три хавитты разной величины. Лишенные облицовки, они пребывали в плачевном состоянии. Кругом валялись тесаные блоки. Один был красиво декорирован символом лотоса; кривые поверхности другого напомнили мне снеговые кирпичи для иглу. Видимо, он входил в кладку купола или куполовидной постройки.
Один мальчуган, выйдя на широкую чистую улицу из хижины, сплетенной из листьев кокосовой пальмы, показал нам корзину, полную белых раковин каури размером с птичье яйцо. Так мы в первый раз увидели в таком количестве то, что некогда составляло важнейший предмет мальдивской торговли. Погрузив руки в корзину, мальчик перебирал пальцами маленькие раковины, и они позвякивали, словно серебряные монеты. Так ведь они и впрямь с незапамятных времен играли роль денег на Мальдивах.
Корзина с мальдивскими монетами. С древних времен и вплоть до нашего столетия этот вид раковин каури играл роль денег в Африке и Азии и был важнейшим экспортным товаром Мальдивов. Специально выращиваемые на архипелаге раковины расходились по торговым путям во все концы света
Юный владелец боли явно дорожил своим сокровищем, однако ни он, ни его родные не подозревали, какую роль сыграет крохотный моллюск в наших попытках проследить, куда доплывали и чего достигли древние мальдивские мореплаватели.
Больше нам на Мальдивах каури не встречались, если не считать горсточку-другую, которые мальчуганы собирали для нас на берегу. Но во времена Белла они все еще были в обращении в пределах архипелага; так, у него можно прочесть, что на рубеже нашего столетия каждый житель Исду платил султану налог за себя и свою жену в размере 18000 раковин (Bell (1940, p. 95).).
Не только Белл, но и Мэлони подчеркивают важнейшую роль, которую играли каури в экономике островитян. Благодаря этим раковинам архипелаг еще до начала письменной истории Мальдивов уже оставил свой след на карте внешнего мира. То обстоятельство, что Мальдивы были своего рода банком или монетным двором для окружающих континентальных государств, привлекло внимание знающих толк в торговле арабов задолго до того, как они утвердили ислам на архипелаге.
В 850-900 годах н. э., сразу после того, как арабы начали осваивать древние торговые пути у берегов Индии, Сулейман Торговец записал сведения, полученные от путешественников, которые побывали на Мальдивах и видели, сколь важна роль раковин каури. Отметив, что Индия с двух сторон омывается морями, а между ними находится множество островов, он продолжал: "Говорят, число их достигает 1900. Эти острова разделяют два моря. Управляет ими женщина... На этих островах, где правит женщина, выращивают кокосовые орехи. Острова отделены друг от друга расстоянием два, три или четыре парасанга. [Приблизительно от десяти до двадцати километров.] Все они населены, и на всех растут кокосовые пальмы. Богатство жителей составляют каури, и королева держит в королевских хранилищах множество этих раковин. Говорят, во всем мире нет более трудолюбивых людей, чем эти островитяне..." (Maloney (1980, p. 417).). В первой половине X века о выращивании каури на Мальдивах писал аль-Масуди; эти сведения повторил около 1030 года аль-Бируни, добавив, что архипелаг известен под названием "острова Каури". В XII веке аль-Идриси сообщал, что Мальдивы вывозят раковины каури (Bell (1940, p. 17, 76).). Около 1343 года великий арабский путешественник Ибн Баттута, который довольно долго гостил на Мальдивах, записал:
"Денежными знаками у островитян служат вада. Так называется моллюск, которого собирают в море и складывают в ямы на берегу. Его мясо сгнивает, и остается только белая раковина. Сто раковин называются сия, 700-фал; 12000 называются котта, 100 000 - босту. При совершаемых с помощью этих раковин сделках 4 босту приравниваются к одному золотому динару. Часто раковины бывают худшего качества, тогда один динар может быть приравнен к 12 босту. Островитяне продают их в обмен на рис жителям Бенгалии, где каури тоже играют роль денег. Их продают также жителям Йемена, которые используют каури на кораблях как балласт вместо песка. Каури применяют при обменных операциях с неграми на их родине. В Мали и Юю я видел, как каури продавали из расчета 1150 раковин за один динар" (Gray (1888, p. 444).).
Ма Хуан, китайский мусульманин, участник плавания Чжэн Хэ через Индийский океан в 1433 году, написал по возвращении в Китай книгу об этой экспедиции. Покрыв за десять дней расстояние от Суматры до Мальдивов, он затем проследовал в Могадишо. На его карте координаты Мале определены с точностью до восьми секунд, но нам особенно интересно его сообщение, что мальдивские каури продаются в большом количестве и в Бенгалию, и в Таиланд (Maloney (1980, p. 420-421).).
На рубеже XV века, в эпоху открытия Америки, первые европейцы во главе с Ва-ско да Гамой вторглись в Индийский океан, где Мальдивы по-прежнему играли роль банка раковин каури. Португальцы замыслили присвоить себе торговую монополию в этой области, сотни лет принадлежавшую арабам. Один португальский солдат, Дуарте Барбоса, служивший на Востоке с 1501 по 1517 год, записал про Мальдивы: "С этих островов вывозят много сушеной рыбы, а также маленьких раковин, которые в большом количестве продают в Камбей и Бенгалию, где они используются в качестве мелкой монеты и ценятся выше, чем медь" (Gray (1888, p. 478).). Вскоре после этого, в 1563 году, X. де Баррос, автор книги об истории Португальской Индии, тоже подчеркивает значение мальдивских каури в торговле стран Индийского океана:
"Многие суда с балластом в виде этих раковин отправляются в Бенгалию и Сиам, где раковины служат деньгами, как мы используем мелкие медные монеты при покупке недорогих предметов. Даже в наше королевство Португалию их везут как балласт, в некоторые годы до двух-трех тысяч кинталов [100-150 тонн], откуда раковины поставляют в Гвинею и королевства Бенин и Конго, где они играют роль денег; язычники в глубинных областях этих стран весьма дорожат ими. И вот как островитяне добывают эти раковины: они связывают пальмовые листья в большие прочные пучки и бросают в море. В поисках корма моллюски прикрепляются к этим листьям, и, когда пучки совершенно покроются моллюсками, их вытаскивают на берег и раковины собирают" (Gray (1888, p. 484-485).). Даже в 1611 году Франсуа Пирар сообщает, что лично видел, как до 30-40 судов в год отправлялись с Мальдивов с грузом каури для Бенгалии (Gray (1888, p. 236-237).). В то время как одни европейцы учитывали экспорт раковин в Бенгалию на северо-востоке Индийского субконтинента, другие отмечали спрос на каури в такой же удаленной от Мальдивов области северо-западного побережья Индии. Так, в 1683 году один британский отряд сделал запись о закупке 60 тонн каури на Мальдивах. Лишь угрожая пушками, англичане получили "разрешение" погрузить раковины на свои корабли и доставить в Сурат в Камбейском заливе, где исстари существовал мальдивский рынок (Bell (1925, p. 132-142).). С этой поры цена каури как меры стоимости в странах Индийского океана начала падать. Итак, мы видим, что маленькие светлые раковины, которые показал нам мальчуган на острове Фунаду, произвели достаточно сильное впечатление на древних путешественников. И не потому, что блистали красотой. В этом их намного превосходят более крупные каури, вроде леопардовых, да и множество других моллюсков Индийского океана. Видное место Мальдивов в записках древних географов обусловлено тем, что архипелагу принадлежала монополия на поставку денежных знаков.- Вот она - история Мальдивов, произнес Лутфи, присаживаясь на корточки возле юного островитянина и подбрасывая на ладони раковины.- Они составляли богатство страны со времен возникновения нашей цивилизации.
"Со времен возникновения цивилизации долины Инда",- можно было бы добавить, знай я то, что мне стало известно год спустя. Лишь тогда смог я вновь увидеть Камбейский залив, куда, согласно древним источникам, корабли привозили раковины с Мальдивов, и посетить древний Лотхал - порт хараппской цивилизации. Лотхал был самым оживленным портом в Камбейском заливе, а то и во всей Азии примерно с 2500 по 1500 год до н. э., когда пришел конец цивилизации долины Инда. С тех самых пор, погребенный песком и илом, он пребывал в забвении, пока уже в нашем столетии его не открыли и не раскопали современные археологи.
Придя вновь в оборудованный здесь маленький музей, я присмотрелся к одному экспонату, который в прошлый раз не привлек моего внимания. В стеклянной витрине среди драгоценных находок, сделанных при раскопках в лотхалском порту, лежала кучка белых раковин каури - Cypraea moneta,- тот самый вид, что нам показывал мальдивский мальчуган. Поскольку древний порт перестал функционировать около 1500 года до н. э., уже одна эта кучка свидетельствовала, что каури более 3000 лет были в цене в странах Индийского океана.
Может быть, первые обитатели Мальдивов привезли со своей бывшей родины особое расположение к раковинам каури?
Может быть, импорт раковин на берегах Камбейского залива продолжался все столетия после падения Индской цивилизации?
Легче задавать такие вопросы, чем ответить на них. Одно несомненно: мальдивские корабелы умели строить мореходные суда до того, как пришли на эти острова. И вряд ли суда, доставившие на Мальдивы искусных зодчих и строителей, уступали кораблям, на которых мальдивцы ходили в Камбейский залив в ту пору, когда здесь впервые появились арабы и потеснившие их португальцы. Прямо или косвенно найденные в Лотхале каури имели отношение к тайнам древней истории Мальдивов.
Я спросил мальчугана, что он собирается делать со своими раковинами. Оказалось, что его отец продаст их в Мале.
- Оттуда их отправят торговцам в Индию,- добавил Лутфи.
- Для чего?- поинтересовался я.
Но на этот вопрос никто не смог ответить.
Под вечер мы перешли к "рединскому" острову Хитаду по другую сторону узкого выхода из лагуны. С палубы на уходящем за горизонт рифовом кольце было видно больше десятка островов. А к югу от лагуны открывался пролив Полуторного градуса.