Корабль "Императрица Мария", несмотря на страшные повреждения рангоута и такелажа, вошел в бухту и с самого начала сражения сосредоточил огонь по неприятельскому адмиральскому фрегату "Ауни-Аллах". Русские моряки умело действовали под жестоким огнем неприятеля. Лейтенанты П. Прокофьев и Д. Бутаков, отмеченные Нахимовым за "личную храбрость и распорядительность во время боя", умело руководили огнем корабельной артиллерии. Не выдержав обстрела, "Ауни-Аллах", несмотря на поддержку других турецких фрегатов, корветов и батарей, продрейфовал к западной части Синопской бухты и был выброшен на берег. Неприятельская эскадра по истечении получаса сражения потеряла своего флагмана, лишилась основного руководства и управления.
Русский флагманский корабль подверг сильнейшему огню другой турецкий фрегат - "Фазли-Аллах". От метких выстрелов этот фрегат загорелся и, объятый пламенем, сел на мель у стен турецкой крепости.
Корабль "Великий князь Константин" под командованием капитана 2-го ранга Л.А. Ергомышева вел огонь по береговой батарее и 60-пушечному фрегату "Навек-Бахри". Вскоре взрыв заглушил артиллерийскую канонаду. Один из снарядов "Великого князя Константина" попал в пороховой погреб неприятельского фрегата "Навек-Бахри" взлетел на воздух. После этого "Великий князь Константин" сосредоточил огонь по фрегату "Несими-Зефер" и корвету "Неджми-Фешан". Эти корабли после перестрелки выбросились на берег.
Против двух береговых батарей, поддерживавших левый фланг турецкой боевой линии, сражался линейный корабль "Чесма". С каждым залпом русских артиллеристов на батареях увеличивались разрушения. Вскоре обе турецкие батареи были подавлены.
Суда второй колонны нахимовской эскадры противостояли правому флангу боевой линии неприятеля. Корабль "Париж", возглавлявший эту колонну, вел огонь по турецкому корвету "Гюли-Сефид", фрегату "Дамиад" и центральной береговой батарее. Пренебрегая опасностью, матросы во главе со шкипером И. Яковлевым быстро исправляли повреждения и заделывали пробоины. Раненые отказывались уходить с боевых постов. Когда осколок неприятельского снаряда, разорвавшегося на юте, ранил в лицо штурмана С. Родионова, охранявшего кормовой флаг корабля, он не покинул своего поста и продолжал стойко стоять у флага. Только после вторичного тяжелого ранения, когда вражеским снарядом Родионову оторвало руку, его унесли с верхней палубы.
Командир корабля "Париж" В.И. Истомин проявил "примерную неустрашимость и твердость духа, благоразумные, искусные и быстрые распоряжения во время боя". Орудия "Парижа" безостановочно громили неприятельские суда. Через полчаса после начала сражения турецкий корвет "Гюли-Сефид" был уже сильно поврежден. Командир корвета Сали-бей оставил свой корабль. Вскоре на корвете возник пожар, огонь постепенно добирался до крюйт-камеры. В 1 час 15 минут раздался сильный взрыв и "Гюли-Сефид" взлетел на воздух.
Покончив с неприятельским корветом, "Париж" усилил огонь по фрегату "Дамиад". Снаряды русского корабля производили сильные разрушения; фрегат "Дамиад", не выдержав меткой прицельной стрельбы русских комендоров, обрубил цепь и вышел из боевой линии турецкой эскадры. Течением и ветром его отбросило к юго-западному берегу полуострова Турецкая эскадра лишилась еще одного фрегата. После этого "Париж" направил свои орудия против фрегата "Низамие" под флагом адмирала Гуссейн-паши. И этот фрегат, имевший наиболее сильное артиллерийское вооружение из всех кораблей неприятельской эскадры, вскоре был вынужден спустить флаг.
Помимо трех вражеских кораблей моряки Истомина уничтожили центральную береговую батарею турок, которая оказывала сильное противодействие русской эскадре. Нахимов, наблюдая за ходом боя, высоко оценил умелые действия моряков под командованием Истомина "Нельзя было налюбоваться, - доносил Нахимов, - прекрасными и хладнокровно рассчитанными действиями корабля "Париж". Я приказал изъявить ему свою благодарность во время самого сражения, но не на чем было поднять сигнал: все фалы были перебиты". Адъютант Нахимова, подойдя на шлюпке к борту "Парижа" под обстрелом противника, передал благодарность командующего.
Так же успешно сражались и экипажи других русских кораблей. "Команда вела себя выше всякой хвалы. Что за молодецкая отвага, что за дивная хладнокровная храбрость! - писал мичман А. Сатин с корабля "Три Святителя". - Как теперь вижу: стоит красавец комендор, знаменосец 32-го экипажа, Иван Дехта, и держит большим пальцем правой руки запал у только что выстрелившего орудия. Вырвало ядром рядом с ним двух человек, он бровью не пошевельнул, только скомандовал, когда орудие было готово: "К борту!" И этот же самый Дехта, бледный как полотно, через две недели дрожащей рукой вынимал жребий на Георгиевский крест…"
* * *
Подвиг
Моряки нахимовской эскадры проявляли инициативу и находчивость в бою. В разгаре сражения на корабле "Три святителя" вражеским снарядом был перебит якорный канат, и корабль стал разворачиваться по ветру кормой к неприятелю. Мичман П. Варницкий бросился к баркасу, чтобы исправить повреждение. Но неприятельское ядро попало в баркас и ранило мичмана. Варникий тотчас же перескочил в другую шлюпку, матросы налегли на весла, и через несколько минут повреждение было устранено, корабль вновь развернулся в нужном направлении и снова открыл огонь по противнику из всех орудий.
Турецкий снаряд разорвался на батарейной палубе линейного корабля "Ростислав". Огонь подбирался к крюйт-камере, где хранились запасы пороха. Аорога была каждая секунда. Мичман Н. Колокольцев бросился к пороховому погребу и, пренебрегая жизнью, быстро ликвидировал опасность. Корабль был спасен. "За особенное присутствие духа и отважность, оказанные во время боя", адмирал Нахимов представил мичмана Колокольцева к боевой награде.
Линейный корабль "Три Святителя" вступил в борьбу с фрегатами "Каиди-Зефер" (54-пуш.) и "Низамие"; первыми неприятельскими выстрелами у него перебило шпринг, и корабль, повернувшись по ветру, подвергся меткому продольному огню одной из береговых батарей, причем сильно пострадал его рангоут. Снова заворотив корму, он очень удачно стал действовать по "Каиди-Зеферу" и другим судам и принудил их броситься к берегу.
Во время Синопского сражения русские корабли умело взаимодействовали между собой и помогали друг другу. Когда командир корабля "Ростислав" капитан 1-го ранга А.Д. Кузнецов заметил, что береговая турецкая батарея наносит сильные повреждения кораблю "Три святителя", то огонь "Ростислава" был сразу же перенесен на эту батарею. Совместными усилиями двух кораблей сильные береговые укрепления противника на правом фланге были подавлены.
Иная картина наблюдалась в турецкой эскадре. В самом разгаре сражения английский советник А. Слейд на пароходе "Таиф" снялся с якоря и ушел в Константинополь, поскольку опытный англичанин еще в начале боя понял, чем он кончится, и не желал разделить печальную судьбу своих сослуживцев, к которым он относился довольно прохладно. Бегство англичанина дало повод последовать его примеру турецким офицерам: оставил свой корабль Измаил-бей - командир парохода "Эрекли", Ицет-бей - командир корвета "Фейзи-Меабуд" и др. Спустя три часа после начала сражения ни один из неприятельских кораблей не оказывал сопротивления русской эскадре. Вскоре были подавлены последние береговые батареи.
Первые турецкие залпы раздались в полпервого дня, а через два часа с небольшим уже все было почти кончено (а окончательно закончилось еще через час с минутами). За это время русская эскадра выпустит 16 800 снарядов с точностью, не ожидаемой противником, в разгар сражения делая до 200 залпов в минуту, чего ни один флот мира не мог повторить. Видимо, инстинктивно это чувствуя, население Синопа бежало в горы еще в самом начале боя, а ближе к его концу к бежавшим присоединятся и более тугодумные городские власти и сухопутный гарнизон.
Командам кораблей и войскам на них повезет значительно меньше: три четверти команд погибнет. Равно как и все корабли (кроме "Тайфа"), на которые еще перед боем Осман-паша и велел погрузить эти злополучные войска, уверенный в успехе, с приказом занять русские корабли после победы над ними.
Корабли Осман-паши один за другим взрывались, садились на мель, бросались - горящие - своими командами. В результате сражения все пятнадцать турецких кораблей и их береговые батареи были уничтожены.
Все вверенные Осман-паше войска были либо уничтожены, либо взяты в плен, включая и самого турецкого адмирала. Но убитых было гораздо больше, чем пленных, - бой был слишком горяч. Тем удивительнее, что эскадра Нахимова потеряла всего 38 убитыми и 240 ранеными. Даже не удивительнее, а поразительнее - ибо за этим стояли талант флотоводца, искусство командиров и высокая выучка экипажей.
В конце боя к Нахимову подоспело дополнительное подкрепление - на помощь пришел его командир, начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал ВА Корнилов (пароходо-фрегаты "Одесса", "Крым" и "Херсонес"). Они сразу вступили в бой, но он уже затухал. Корнилову осталось лишь поздравлять своего подчиненного с блестящей победой. Оценивая значение победы, Корнилов отмечал в письме жене: "Имею времени только тебе сказать, что 18 ноября произошло сражение в Синопе. Нахимов с своей эскадрою уничтожил турецкую и взял пашу в плен. Битва славная, выше Чесмы и Наварина… Я с отрядом пароходов пришел вначале и потому был свидетелем великого подвига Черноморского флота Ура, Нахимов! М.П. Лазарев радуется своему ученику!"
Один из офицеров Корнилова сделал зарисовку картины, раскрывшейся перед ними в Синопе: "Большая часть города горела, древние зубчатые стены с башнями эпохи Средних веков выделялись резко на фоне моря пламени. Большинство турецких фрегатов еще горело, и когда пламя доходило до заряженных орудий, происходили сами собой выстрелы, и ядра перелетали над нами, что было очень неприятно. Мы видели, как фрегаты один за другим взлетали на воздух. Ужасно было видеть, как находившиеся на них люди бегали, метались на горящих палубах, не решаясь, вероятно, кинуться в воду. Некоторые, было видно, сидели неподвижно и ожидали смерти с покорностью фатализма. Мы замечали стаи морских птиц и голубей, выделяющихся на багровом фоне озаренных пожаром облаков. Весь рейд и наши корабли до того ярко были освещены пожаром, что наши матросы работали над починкой судов, не нуждаясь в фонарях. В то же время весь небосклон на восток от Синопа казался совсем черным".
Уходя от турецких берегов, Нахимов направил письмо находившемуся в Синопе австрийскому консулу, в котором объяснял причины нападения на турецкую эскадру, и просил сообщить о ней местным властям
Русские корабли все нуждались в починке, но ни один из них не затонул. 20 ноября Нахимов закончил ремонтные работы и отошел от Синопа. Поврежденные русские суда вели на буксире пароходы.
После синопской победы П.С. Нахимов получил послание от Николая I:
"Высочайшая грамота
Нашему Вице-адмиралу, Начальнику 5-й Флотской дивизии, Нахимову
Истреблением турецкой эскадры при Синопе вы украсили летопись Русского флота новой победой, которая навсегда останется памятной в морской истории
Статус военного ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия указывает награду за ваш подвиг, исполняя с истинной радостью постановление статуса, жалуем Вас кавалером Святого Георгия второй степени большого креста, пребывая к вам Императорскою милостью Нашею благосклонны.
На подлинной Собственною Его Императорского Величества рукою написано:
Николай
С.-Петербург, 28-го ноября 1853 года".
В рапорте А.С. Меншикову 29 ноября Нахимов писал: "Поставляя непременным долгом своим свидетельствовать пред в. с-тью об отлично-усердной службе вообще гг. офицеров и команд на судах, состоявших в нынешнем лете под моим начальством, и о примерном мужестве, храбрости и искусстве, оказанных ими во время истребления отряда турецких судов и батарей в Синопе, имею честь покорнейше просить ходатайства в. с-ти о награде отличившихся гг. флагманов, командиров судов и офицеров, как в прилагаемом у сего списке значится. Нижним же чинам вообще за истинно русскую храбрость и присутствие духа во время боя… почтительнейше прошу исходатайствовать денежное награждение для всех и знаки Георгия Победоносца… Осмеливаюсь присовокупить, что таковое ходатайство в. с-ти поставляю выше всякой личной мне награды".
Ныне 1 ноября является Днем воинской славы России - Днем победы русской эскадры под командованием П.С. Нахимова над турецкой эскадрой у мыса Синоп.
22 ноября русская эскадра с триумфом возвратилась в Севастополь. Здесь эскадру Нахимова торжественно встречали моряки и горожане. Все были веселы и счастливы. За некоторым исключением, в которое входил и Нахимов.
Как вспоминали его сослуживцы, "Павел Степанович не любил рассказывать о Синопском сражении. Во-первых, по врожденной скромности и, во-вторых, потому, что он полагал, что эта морская победа заставит англичан употребить все усилия, чтобы уничтожить боевой Черноморский флот, что он невольно сделался причиной, которая ускорила нападение союзников на Севастополь".
Рассказывали, что о поэте, приславшем ему свою оду на Синопское сражение, адмирал сказал: "Если этот господин хотел сделать мне удовольствие, то уж лучше бы прислал несколько сот ведер капусты для моих матросов".
Нахимов оказался прав. Синопская победа сыграла большую положительную роль в плане улучшения обстановки на Кавказском театре военных действий. "Быстрое и решительное истребление турецкой эскадры, - писал Нахимов, - спасло Кавказ, в особенности Сухум, Поти и Редут-Кале; покорением последнего досталась бы в добычу туркам Гурия, Имеретия и Мингрелия". Однако эта победа оказалась для России роковой в стратегическом плане. Известие о Синопе вызвала истерику в английской и французской прессе, встревожила правящие круги и заставила их действовать решительней. Так, в английских газетах эти события назвали "синопской резней".
Уже в январе 1854 г. в Варне Англия и Франция сосредоточили свою объединенную 70-тысячную армию, а менее чем через два месяца предъявили России ультиматум, требуя убрать русские войска из Дунайских княжеств. Они угрожали ударить по русской армии, к тому времени форсировавшей Дунай и успешно громившей турок на Балканах.
ДУНАЙСКИЙ ТЕАТР ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ
Как и в ходе предшествующих Русско-турецких войн, в 1853 г. первоначально казалось, что главные боевые действия и в этой войне развернутся на Балканском полуострове. Именно на Дунайском театре в начале войны турецкие войска первоначально попытались перейти в наступление. Численный перевес был на их стороне. Против 82-тысячной русской армии Порта двинула почти 150-тысячную армию во главе с Омер-пашой. Османы в нескольких местах предприняли попытки переправиться через Дунай. Однако большинство их атак были успешно отражены в ходе сражений в конце 1853 - начале 1854 г. Была уничтожена и турецкая Дунайская флотилия.
11 марта 18 54 г. русские войска численностью в 45 тысяч человек форсировали Дунай в его верховьях у Браилова, Галаца, Измаила и начали штурм вражеских укреплений у крепости Тульчи в Северной Добрудже.
С началом войны Николай I издал манифест, в котором вспомнил слова своего старшего брата, произнесенные тем в годину Отечественной войны: "С железом в руках, с крестом в сердце станем перед рядами врагов на защиту драгоценнейшего в мире блага безопасности и чести отечества".
* * *
Подвиг
Именно так - с крестом в сердце - и встал на обережение родной земли отец Иоанн Пятибоков. Встал истово, и хотя руки его сжимали не оружие, он был также, как ирусские солдаты., страшен врагу, страшен своей любовью к родному очагу и своей готовностью положить живот в защиту его.
Протоиерей Пятибоков был к этому времени уже опытен в ратном служении, ибо начал службу младшим священником в Костромском егерском полку еще в 1848 г. Вместе с полком принял участие в Венгерском походе, и за усердную пастырскую деятельность во время этой военной кампании был назначен в 1850 г. в возрасте 30 лет старшим священником в Могилевский пехотный полк и - одновременно - благочинным 7-й пехотной дивизии. В этих качествах он и встретил начавшуюся Восточную войну, разделяя с могилевцами все тяготы ратной службы, все ужасы войны, видя образцы воинской доблести и сам в нужный момент проявляя доблесть. Самым ярким эпизодом которой был подвиг 11 марта 1854 г.
Его родной Могилевский полк был в составе отряда генерал-лейтенанта Ушакова, который в десять часов утра начал переправу через Дунай.
По переправе два батальона могилевцев во главе с командиром полка полковником Тяжельниковым двинулись вправо - для наблюдения за неприятельскими батареями, располагавшихся на высотах Старой Тульчи. Сюда турки начали поспешно стягивать войска из ближайших окрестностей, сюда же двинулось и подкрепление из Исакчи.
Видя это, генерал Ушаков решил взять береговые батареи - дабы к ночи обеспечить безопасность своего правого фланга и самой переправы. Батальоны, под командованием полковника Тяжельникова пошли вперед. Ближайший турецкий редут, занятый лишь неприятельской пехотой, был взят с ходу.
Однако вторая батарея турок - гораздо более укрепленная - решила так просто не сдаваться. Едва русские батальоны двинулись к ней, как турки открыли картечный огонь из 6 орудий и сильнейший огонь из ружей. Этот вал огня вырвался из обширного сомкнутого укрепления, когда могилевцам оставалось до батареи никак не менее ста саженей и оказался весьма губительным: первыми же выстрелами были ранены шедшие во главе штурмовых колонн полковник Тяжельников, командир 1-го батальона могилевцев подполковник Амонтов и прикрепленный к могилевцам капитан Генерального штаба Вагнер.
Батальон, оставшись без командиров, минутно замешкался, но тут капитан Армбровский и штабс-капитан Петров взяли командование на себя. Перестроив полубатальоны в ротные колонны, они повели солдат на штурм батареи со стороны реки. Одновременно 2-й батальон, взявший до этого первую турецкую батарею, во главе со своим командиром майором Богуславлевичем пошел на штурм центрального входа неприятельского укрепления.
Но и там, и там турки атаки отбили, хотя солдаты 1-го батальона и влезли уже было на вал. Все же непосредственно от стен пришлось отступить, но недалеко. Почти что тут же - во рвах и за деревьями - батальоны залегли и затеяли с засевшими на батарее османами жаркую перестрелку, в чем пехоте помогали четыре орудия 2-й легкой батареи под начальством батарейного командира подполковника Храповицкого, также затеявшего с турками картечную дуэль.
Бой продолжался уже шесть часов - люди устали, измучились, количество убитых и раненых стремительно росло: все же русский отряд продолжительное время сражался с укрывшимися за укреплениями турками, сам же защищенный единственно своим мужеством. Наступал критический момент боя, чреватый разразиться непредсказуемым и необратимым.