Меры были не напрасны: с начала 1989 г. в ГДР началось определенное "брожение". В основном оно сводилось к попыткам молодых восточных немцев всеми возможными путями выехать на Запад. Несколько сотен, а затем тысяч их, преимущественно через Венгрию в итоге перебрались на ту сторону от "железного занавеса". Несмотря на шумную западную рекламу этого "исхода", процесс не представлял еще непосредственной угрозы режиму. В Берлине припоминали, что в 1980-м волна эмиграции с Кубы была куда более высокой, но в результате ее Кастро лишь укрепил свои позиции, выпустив из страны активные и опасные элементы.
Но здесь хуже было то, что тогда кубинского лидера поддерживала Москва, а теперь она не только отвернулась от "немецких друзей", но и ставила им палки в колеса. Гости из Советского Союза слышали в восточногерманских высоких кабинетах один и тот же вопрос: "Вы хотите устроить у нас переворот? Зачем?" Позднее, уже сидя в берлинской Тюрьме "Моабит", Хоннекер, впрочем, признает, что имел ответ на этот вопрос: "Обновление" ГДР, закончившееся присоединением к ФРГ… было запрограммировано в Вашингтоне после закулисных переговоров Горбачева и Шеварднадзе с руководством США еще на заре перестройки".
Действительно, меры "партийного влияния" Горбачева до поры до времени не давали результата: Хоннекер ни на йоту не сдвинулся в сторону "гласности и демократии". Поэтому, как поняли в Берлине, советский вождь решил использовать другие каналы, в том числе КГБ. Так, в апреле 1989 г. в ГДР прибыл с "инспекционной" поездкой новый глава Первого (разведывательного) управления Лубянки генерал Шебаршин. Агенты Москвы негласно поддержали вдруг возникшее оппозиционное движение, обрабатывали в соответствующем духе людей в партийном аппарате. Немцы даже попытались установить наблюдение за советским посольством- штаб-квартирой "шпионов перестройки". Хоннекер в начале 1989 г. запретил распространение в стране советского дайджеста "Спутник" как "подрывного". Любопытно, что он издавался АПН - известной "фирмой" КГБ. Впрочем, руководство восточногерманских органов безопасности под влиянием коллег из Москвы само уже готовилось "поддержать демократию".
Почва для "переворота" была подготовлена осенью 1989 г.: Советы сделали это "изнутри", Запад обеспечивал информационную атаку, а также прямое военное вмешательство. 12 сентября было опубликовано паническое заявление Министерства обороны СССР: на пространстве от Норвегии до Турции к границам восточного блока подтянулось свыше 200 тысяч солдат, тысяча танков и 2 тысячи самолетов НАТО. Такого массированного скопления боевой силы и техники не наблюдалось в центральной Европе со второй мировой войны. Эти так называемые маневры "Осенняя кузница" явно подразумевали вторжение в Восточную Европу и помощь "демократическим переменам". Советские генштабисты, привыкшие отвечать "есть" на указания Политбюро, не могли понять, почему появление этой ударной группировки не отрезвляет Горбачева и компанию, продолжавших настаивать на сокращении сил Варшавского договора.
Но "меченый Михаил" как раз следовал стратегии, согласованной с Соединенными Штатами. 6 октября он прибывает в Берлин на торжества по случаю 40-летия ГДР. К его визиту, как по команде (так же, как и за полгода до того в Китае) крупные города Восточной Германии взрываются демонстрациями в "поддержку перестройки". Отвечая в аэропорту на вопрос о степени опасности ситуации, Горбачев ответил: "Полагаю, опасности подстерегают тех, кто не реагирует на острые вопросы жизни". Эти слова прозвучали эпитафией хоннекеровскому режиму. Хотя на прощание советский генсек облобызал "дорогого Эриха", это был поцелуй Иуды. Во время двухдневного пребывания в ГДР Горбачев и его помощники из Международного отдела Фалин и Шахназаров обработали колеблющихся местных партработников в пользу выбора "перемен". Уже на следующий день после отлета высокого гостя из Берлина, трое членов Политбюро СЕПГ (Мильке, Кренц, Шабовский) втайне собрались, чтобы, как пишет бывший советский посол в Берлине Максимычев, организовать "бунт против Хоннекера".
Тем временем, почувствовав, что дело пахнет жареным, Хоннекер попытался вновь сколотить оппозицию горбачевскому курсу. Сразу же после отлета советской делегации в Берлин срочно прибыл лидер коммунистической Румынии Николае Чаушеску. Велись телефонные переговоры с Живковым и Якешем, а также с представителями советского Генштаба, ряд генералов которого высказались за "наведение порядка". Но это уже была агония. 17 октября на пленуме ЦК СЕПГ тройка заговорщиков потребовала отставки лидера партии и "немедленного проведения реформ". Глава СЕПГ в сердцах вскричал, обращаясь к остальным: "Это же заговор… да не будьте же предателями!", однако он уже понимал, что дело проиграно. Против него два генерала спецслужб: шеф госбезопасности Эрих Мильке и Эгон Кренц (ранее возглавлявший МВД республики). Во-первых, у них и так здесь "все схвачено", во-вторых, они не стали бы верховодить в этом партийном путче без твердых указаний Москвы. При угрюмом молчании большинства присутствовавших он и его ближайший соратник Миттаг были сняты со своих партийных и государственных постов. Лидером СЕПГ избрали Эгона Кренца.
Правда, уже через три недели, выполнив свою роль разрушителя, он вынужден был уйти в отставку. На финальном этапе развития событий немалую роль сыграли средства массовой информации Бонна, уже бесконтрольно и 24 часа в сутки вещавшие на восточного соседа. Впрочем, когда инспирируемые радио и телевидением толпы несколько раз пытались сокрушить Берлинскую стену, у них ничего не выходило. Армия и полиция успешно держали оборону.
Однако в события вновь вмешались явно вдохновляемые из Кремля и Лубянки спецслужбы ГДР. Сам легендарный основатель и глава разведки Маркус Вольф на полумиллионном митинге на Александрплац призвал руководство страны "обернуться лицом к народу".
Когда же руководство СЕПГ решило открыть "окно" в границе, именно спецслужбы сделали все, чтобы превратить его в гибельную брешь. 9 ноября два полковника Штази и два заведующих отделами МВД по поручению правительства за несколько часов набросали документ по правилам пересечения границы. "Однако, - как вспоминал посол Максимычев, - эти четыре компетентных специалиста по непонятным причинам грубо нарушили полученные указания. Они расширили сферу деятельности новых постановлений до беспредельности".
Смысл этих правил объяснила первая программа телевидения ФРГ, в 23 часа по местному времени объявившая: "ГДР сообщила, что ее границы немедленно открываются для всех".
Руководители Восточной Германии только тогда осознали, что принятый документ, по сути, являлся частью заговора. Но было поздно.
Теперь рвавшуюся на Запад огромную толпу, как констатировал глава берлинской организации СЕПГ Шабовский, "можно было удержать только силой оружия". Однако этого сделать никто не решился, тем более что звонки из Кремля строго указывали: не препятствовать "волеизъявлению народа". И Берлинская стена пала.
Примечательно, что многие руководители ГДР "переходного" периода 1989–1990 гг. не вынесли раскрытия архивов госбезопасности. Даже сам председатель правительства христианский демократ Лотар Мезьер вынужден был подать в отставку, подвергшись обвинению в давнем сотрудничестве со "штази". Похоже, "кадры" для ГДРовской революции поставлялись из того же источника, что и для советской перестройки. Кстати, интересно, что репрессивные меры, предпринятые против прежних "столпов восточного режима" после объединения Германии, фактически обошли стороной верхушку бывшей восточногерманской спецслужбы. Если больного старика Хоннекера годами мучили на бесконечном судебном процессе, то Маркус Вольф, несмотря на старую нелюбовь к нему западных контрразведчиков, отвертелся от многочисленных обвинений. Показательны его последующие вояжи в различные страны и встречи с сильными мира сего (например, известно, что он имел рандеву в Софии с бывшим главой ЦРУ У. Колби). Вероятно, Вольфа было за что оставить в покое…
Итак, заговор "наверху", подкрепленный "волей масс", одержал победу над Берлинской стеной и режимом ГДР. Впрочем, была ли в том действительная воля масс? "Высшая политика" использовала их порыв, а по достижении своих целей немедленно отвернулась от них. "Мы не хотели ликвидации ГДР, - не раз приходилось слышать от жителей Восточной Германии, - мы желали большей демократии и свободы перемещения на Запад". В статье с примечательным названием "Берлинская стена восстановлена?" газета "Московские новости" задается вопросом, почему 80 процентов избирателей Восточной Германии ныне голосуют за наследников СЕПГ, утверждая "нам обещали демократию, а подарили капитализм"? И отвечает "Ныне уже почти все уверены: "осей" и "весси" (т. е. восточные и западные немцы) - два разных народа… "осей" хотят домой ‑ обратно в ГДР".
Впрочем, это уже другая история.
ЧЕХОСЛОВАКИЯ
Сценарий "бархатной революции" в Праге также писался Горбачевым. В декабре 1987 г. под давлением Москвы на съезде чешской компартии было сменено ее руководство: генсеком стал М. Якеш. Но надежды Москвы на "новый курс" не оправдались: Якеш (в 1968-м поддержавший советскую интервенцию) оказался не меньшим ортодоксом, чем "застойный" лидер Гусак.
В самом деле, по словам бывшего диссидента" Яна Румла, ставшего в 1990 г. заместителем министра внутренних дел Чехословакии и получившего доступ к секретным архивам: "Москва еще в 1988 г. наметила проект замены коммунистами-реформаторами тогдашних руководящих групп в Чехословакии, Болгарии и Румынии".
Именно с этого времени, как грибы, появляются на общественной сцене организации, требующие "чешской перестройки": "Общество друзей США", "Общество Масарика", "Движение за гражданскую свободу" и т. д. В августе 1988 г., в годовщину краха "пражской весны" и накануне очищения советского Политбюро от заговорщиков-консерваторов, состоялась- первая массовая оппозиционная манифестация. Уже тогда проявилась в этом движении и рука госбезопасности StB, послушная Москве и ориентированная на "социал-демократическое" крыло в компартии. Как пишет американский историк Джон Брэдли, "в то время как основная масса манифестантов кричала: "Свобода, демократия, Масарик!", внедренные в толпу агенты в штатском выкрикивали: "Дубчек! Дубчек!",
Решающие события развернулись осенью следующего года. Демонстрации в Праге, выступления интеллигенции на фоне информационного давления как Запада, так и Москвы до поры до времени ни к чему не приводили. Чехословацкое руководство не вдохновлял пример соседних Польши, Венгрии и ГДР и оно твердо противилось "демократическим начинаниям". Требовались некие экстремальные обстоятельства, чтобы нарушить сложившийся баланс сил.
…Манифестанты за несколько недель митингования уже устали скандировать антиправительственные лозунги. Западное телевидение только и могло, что транслировало кадры, где в ответ на редкую вялую выходку демонстранта не менее вяло замахивался (и то не бил) дубинкой полицейский. Обе стороны показывали свойственную нации выдержку и культуру. "Масс-медиа" жаждали крови, но ее не было.
Какова же была их радость, когда 17 ноября Вацлавская площадь наконец-таки "обагрилась". Телевидение всего мира показало "тело студента, скончавшегося от полицейских побоев во время разгона демонстрации". Этот случай стал детонатором "бархатной революции". Страна взорвалась забастовками. Образовалось движение "Гражданский форум", предъявившее ультиматум правительству. Последнее, представшее перед всем миром "убийцей", почувствовало себя неловко. К тому же из Москвы несколько раз звонили премьер-министру Адамецу и требовали "не предпринимать репрессивных действий". В результате начались переговоры с оппозицией, закончившиеся капитуляцией коммунистов.
Между тем армия и полиция до последнего хранили верность режиму. Их подразделения, во время митингов ожидавшие в многочисленных крытых грузовиках, так и не получили решительных приказов. Появившиеся однажды в Праге подразделения вооруженной рабочей милиции из провинции через пару часов повернули обратно. "Коммунистическая власть сдала страну без боя", - констатировал свидетель событий корреспондент "Независимой газеты" Куранов.
Едва улеглась волна восторгов вокруг "бархатной революции" и выяснилось, что она ничуть не сняла напряжения в чехословацком обществе, стали всплывать шокирующие подробности о событиях 17 ноября.
Знаменитый инцидент с "убийством мирного манифестанта", послуживший спусковым крючком "революции", оказывается, был провокацией… местной ГБ. Роль "убитого студента Мартина Шмита" сыграл агент госбезопасности Людвиг Живчак (его "бездыханное" тело, политое красным раствором, таскали по ужаснувшейся Праге), а сообщил о его "смерти" в средства массовой информации другой офицер спецслужбы. Живчак поведал парламентской комиссии по расследованию событий, что во время подготовки той акции ему сказали: "Это - часть более широкого плана, одобренного наверху и нацеленного на дискредитацию некоторых ведущих руководителей". Агент догадался, что речь шла о Якеше и главе Пражского горкома КПЧ Штепане.
Впрочем, под словом "наверху" подразумевалась не только чешская спецслужба. Еще в мае 1989 г. в Праге побывал глава разведки КГБ Шебаршин, проведший ряд встреч с "коллегами". В своих мемуарах он, конечно, не раскрыл содержание этих переговоров, зато сделал любопытное замечание о встрече с советским послом Ломакиным: "Беседа была неудачной. Бывший секретарь Приморского крайкома КПСС не мог объективно оценить перспективу развития событий в ЧССР, ориентировался на "твердых марксистов-ленинцев" в руководстве КПЧ и не одобрял чужих мнений". Ясный намек на "мнение" руководства Лубянки о желательности иметь в Праге менее "твердое" руководство. И "ортодокса" Ломакина сразу после "бархатной" революции заменили на "либерала" Панкина, в брежневские годы возглавлявшего Агентство по авторским правам и посему, вероятно, бывшему "человеком Комитета".
Член упомянутой парламентской комиссии Вацлав Бартушка написал в своей книге-расследовании "Полуясно", что в процессе работы ему и его коллегам постоянно приходилось натыкаться на "след КГБ". Высшие офицеры госбезопасности ЧССР признавали, что поддерживали тесный контакт с московскими коллегами в период роковых событий. Так, оказалось, что за три дня до "инцидента с убитым студентом", 14 ноября, в Прагу прилетел заместитель Крючкова генерал Грушко, проведший интенсивные консультации с главой StB генералом Лоренцем и его окружением. А восемнадцатого числа, на следующий день после "события", он вернулся в Москву. Мавр сделал свое дело?
В первую годовщину событий 17 ноября ветеран диссидентского движения Долейша опубликовал обширный материал, повествовавший о "договоренности между Рейганом и Горбачевым в деле подготовки переворота в Чехословакии.
Организации, выступавшие… против тоталитарного режима, опекались правительствами, дипломатическими миссиями и международными организациями западных союзников США. А вся их деятельность была одновременно под частичным контролем КГБ. Более того, в документе утверждалось, что финансовые средства им предоставляли еврейские меценаты". ЦРУ, "Моссад" и оживившиеся к тому времени масоны также примкнули к этой пестрой компании. "Объединившись, они… и совершили переворот в коммунистической Чехословакии".
Долейшу, всю жизнь посвятившего борьбе с коммунизмом, трудно было заподозрить в ангажированности. Тем более, что и Би-Би-Си сняла целый фильм ("Чешские шахматы") о пражском заговоре КГБ, и респектабельная "Тайме" писала о "руке Москвы" в "бархатной революции". Как и в ГДР, в Чехословакии на волне "демократических преобразований" к власти пришли ставленники госбезопасности. Как давние агенты ГБ были разоблачены председатель Христианско-демократической партии Бартончик, министр внутренних дел Сахер, министр экологии Молдан, глава ведущего словацкого демократического движения VDN Будаж и другие политики. Поэтому не такой уж сенсацией стал опубликованный в пражских газетах "секретный договор о сотрудничестве спецслужб сроком на 5 лет", подписанный Крючковым и Сахером в марте 1990 г.
Что же касается масонов, то не случайно первая официально зарегистрированная ложа приняла название в честь революции - "Гомениус 17.11.1989". Многие оппозиционеры, активно готовившие революцию в различных союзах и движениях, также оказались в списках новых масонов и промасонских клубов "Ротари", "Львы" и т. д. Относительно самого "масонского следа" в "бархатной революции" конкретных подробностей пока не смог сказать ни Долейша, ни кто-нибудь еще. Впрочем и о деталях совместного заговора ЦРУ и Лубянки, если таковой имел место, и о прочих таинственных подробностях событий 17 ноября 1989 г. пока лишь красноречиво говорит заголовок книги Бартушки: "Полуясно".
Когда же они станут окончательно ясными, всплыв из недр секретных архивов - через пятьдесят, сто лет? Пока этого сказать не может никто.