Не первый век ученые спорят - отчего перед крещением Руси князь Владимир поставил на Киевском холме языческих идолов? Почему именно столько и почему именно этих? Автор указывает на схожие культы у наших дальних родичей по индоевропейской семье - галлов и индийцев. В поисках ответа на загадки киевского святилища приходится отвечать и на множество других - свои или заемные Боги стояли на Киевском холме и правда ли, что русские люди позабыли Их вскоре после крещения? Был ли культ Пятерых нововведением Владимира - или продолжением Традиции? Были ли на Руси касты? И кем был загадочный Семаргл? И, наконец, зачем Владимиру потребовалось возводить капище именно этим Богам?
Содержание:
Глава 1. Загадка киевского Пятибожия и учёные 1
Глава 2. Пятибожия у русов и других народов 9
Глава 3. Пять каст, пять сторон света 14
Глава 4. Касты в Древней Руси 18
Глава 5. Пять Богов на Киевском холме 31
Перун 31
Хорс Даждьбог 34
Стрибог 38
Семарьгл 39
Макошь 43
Приложение 1 - Опыт славянской хиромантии 46
Приложение 2 - Перун - змееборец или?. 46
Использованная литература 47
Список использованных источников и литературы 47
Именной указатель 50
Примечания 53
Лев Рудольфович Прозоров
(Озар Ворон)
Боги и касты языческой Руси
Тайны киевского Пятибожия
Ликовали на Почае! В било медное били!
И великих Богов на пиру не забыли:
Грозному Перуну-громобою
быка за рога сволокли гурьбою!
Дажбогу - владыке дневного неба -
поднесли каравай ржаного хлеба!
Ветровею-Стрибогу
решето муки натрясли на дорогу!
Рубахе-парню Яриле -
пива-меда котел наварили!
Душе-девице Заре-Зарянице
С поклоном подали воды из криницы!
Виктор Максимов "Это было на Почай-реке"
Глава 1. Загадка киевского Пятибожия и учёные
Уникальное свидетельство. Первые попытки осмысления. "Реформа Владимира"? Киевский Пантеон? Книжная химера? Открытие киевских археологов. Предположение Рыбаков Вопросов всё ещё больше, чем ответов.
Ни в какой части науки так ярко не высказывался дух систем
и априоризма, как в разысканиях о древнейших формах веры.
Всякий видел в них то, что ему хотелось найти,
от самого грубого фетишизма до самой возвышенной философии.
Страсть так легко обманывает людей, что невозможно означить предел,
на котором ошибка систематика перестает быть невольною.
С. Хомяков. "Семирамида. История человечества"
Начнём, читатель, со знакомства с главными героями моей книги.
"И нача княжити Володимеръ в Киев … единъ, и постави кумиры на холму вн двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а усъ златъ, и Хърса Даждьбога, и Стрибога, и Семарьгла, и Мокошь. И жряху имъ, наричюще я богы".
Так говорит "Повесть Временных лет" под 6488 годом от сотворения мира, по нашему летоисчислению - 980.
Через три года вокруг этого самого капища произойдёт до крайности странная история: сын некоего крещённого в Византии варяга Феодора Иоанн примет участие в выборе по жребию жертв Перуну после удачного похода на ятвягов. Поскольку даже христианские писатели не берутся утверждать, что к этой жутковатой лотерее киевляне кого-то принуждали насильно, мотивы юного христианина не ясны мне совершенно.
Юношеская тяга к риску, к экстриму, как сейчас принято выражаться, взыграла, что ли? Выиграет - что называется, "по закону подлости". Бросится искать убежища на отцовском дворе.
Оскорблённые киевляне явятся туда за ним - и услышат от отца горе-экстремала оскорбления в адрес своих Богов. И Феодор, и его сын будут убиты разъярённой толпой.
Ещё через пять лет князь, возведший святилище и чтивший его человеческими жертвами, предаст древних Богов и прикажет разрушить возведенное им восемь лет назад святилище. Но пока пять Богов высятся за оградой теремного двора киевских князей.
Это свидетельство летописи по-настоящему неповторимо.
Ни в ней, ни где-либо в других русских источниках мы более не находим описания святилищ наших Языческих предков. Более того - в русской средневековой книжности мы нечасто встретим и сами упоминания Языческих Богов. Собственно, в летописи, кроме этого места, они упоминаются разве что в договорах Языческой Руси с Византией (точнее, один из них, Перун), то бишь в цитате из другого документа.
Более того, в почти единственном жанре средневековой русской литературы, кроме летописи, который упоминает "кумиры" язычников, в жанре, в котором без них просто не обойтись - в поучениях против язычников и двоеверцев - списки Богов явно отдают "списыванием" с летописного перечня кумиров, возведенных будущим крестителем Руси.
Судите сами, читатель: "Слово об идолах": Перун, Хорс, Макошъ и Вилы (в виду, конечно же, имеется не сельхозинвентарь, а крылатые девы, своего рода воздушные русалки, культ которых прожил значительно дольше у южных (сербы, болгары) и западных (чехи, моравы) славян. Под слегка изменёнными именами они попали в либретто балета "Жизель" (виллисы) и … одного из романов о Гарри Поттере (вейлы).
В ином месте того же "Слова об идолах" - Перун, Хоре, Макошъ , Переплут, Род и Рожаницы.
"Слово христолюбца": Перун, Хоре, Макошь и Вилы, Симаргл, Род и Рожаницы.
"Слово Иоанна Златоуста": Перен, Хурс, Макошь . В ином месте - Стрибог, Даждъбог , Переплут.
И уж конечно, влияние этого перечня заметно там, где и рассказывают про Владимира - в его житии ("и изби вся идолы: Перуна, Хърса, Даждьбога, Мокошь и прочая все идолы"), в "Памяти и похвале" Иакова Мниха ("поганьскы Богы, паче же и бесы, Перуна и Хъроса, и ины многы попра").
Слово сказано - "бесы".
Именно в этом причина поразительной сдержанности рассказывающих о Язычестве книжников, чаще всего - людей церковных. Для средневековых христиан Боги их Языческих предков - и немалого числа современников - отнюдь не были какими-нибудь безобидными "литературными образами" или "олицетворением явлений природы".
"Боги языцей - бесы!" возглашает верховный авторитет христиан, считающееся вдохновенным самим Господом Священное писание. И Ветхий Завет, и Новый вполне единодушны в этом вопросе (Втор, 32, 16–17, Пс. 105, 37, Коринф, 10, 20). А потому - "Не вспоминайте имени богов их" (Ис. На 23, 7) и "не помяну их имен устами моими" (Пс. 15, 4).
Что ж, по-своему разумно - ведь до сих пор говорят: "Помяни чёрта - и он явится".
Ещё в XVII веке безымянный автор Густынской летописи и создатель "Слова об идолех Владимировых", окрестившийся в православие прусский выходец И. Гизель сочли совершенно необходимым подчеркнуть, что описываемые ими Боги - "бесы", "пекельные" - т. е. адские Боги.
Надо сказать, суровое отношение к их упоминанию - даже чисто литературному - церковь сохранила до "просвещённого" XVIII столетия включительно.
В 1786 году архиепископ Платон объявил "сумнительными и могущими послужить к разным вольным мудрствованиям" романы о Языческой Руси Василия Левшина, бывшего своего рода предтечей нынешнего "славянского фэнтези" и вдохновившего Пушкина на поэму "Руслан и Людмила".
И если сегодня даже, в начале XXI века, иеромонах Василий Уткин пишет "под именем Перуна и Святовита поклоняется он (язычник - О.В.) реальным духовным силам ада", то можно себе представить, насколько серьёзнее все было в Средние века! Поэтому ясно, отчего авторы поучений против Язычества и двоеверия век за веком повторяли и цитировали приведенный в летописи список "бесов".
Этим как бы отводили от себя гнев Христов - а кто-то и их устрашающее внимание. Ведь это же не они называли Перуна, Хорса "и иных многих" - это автор летописи! И грех вроде бы меньше.
Ведь не сами ж - за святым Нестором повторяем! Впрочем, через полтысячи лет после написания "Повести" и через три столетия после того, как отгорели огни последних погребальных костров и жертвенников русских язычников, страх перед "бесами" поутих, напротив, пробуждался интерес к вере пращуров. Возникло желание узнать про них побольше - а спрос, как известно, рождает предложение.
И список начали расширять, что называется, правдами и неправдами.
К перечню Богов на киевском холме присоединяли то имена Богов и Богинь, по всей видимости действительно почитавшихся славянами, но в списке "Повести" не значившихся - Велеса, Ладу, Лелю, то названия Языческих праздников - Купала, Коляда.
Доходило до совершенных недоразумений: иноземец Гербенштейн, австрийский дипломат XVI века, прочёл - и записал в своём сочинении - летописное "усъ златъ" как "Услад" - и "бог" с таким именем на долгие годы водворился в книгах по религии славян, да и сейчас ещё обретается в любительских "Словарях славянской мифологии" и сочинениях иных "неоязычников".
Был ещё один путь "умножения" киевских Божеств - непонятные по древности имена начинали "толковать" в меру своих способностей.
Особенно "повезло" бедному Семарьглу, которого ещё в XIV веке разложили на "Сема" и "Ерьгла" (Сима и Регла, Сима и Рыла и т. д.).
Под пером польских толкователей он превратился в "Зимерзлу" ("богиню" зимы - от слова "замёрзнуть", конечно), "Зимцерлу" ("богиню" зари - очевидно, от слова "мерцать") и "Зимстерлу" ("богиню" весны - "зиму стирающую").
Чуть меньше досталось Хорсу, "превращавшемуся" в "Корса", по созвучию со словом "корец" - ковш - обращённого позднейшими книжниками в эдакого "русского Бахуса", и в "Хворста" - "бога болезней".
Особенно хорошо, что в иных изданиях по Язычеству обретаются разом и Семарьгл, и "Зимцерла" с "Зимерзлой", и Хорс, и "Корс", и "Хворст"! Очень заметно, что все эти измышления шли большей частью от модного тогда представления о "жизнерадостном" Язычестве - "розовом вине и ляжкам нимф среди цветов", как ядовито замечал валлиец Артур Мэйчен в статье "Язычество".
Отсюда и старательные поиски "славянского Диониса" в лице "усладов" и "корсов", и размножение всевозможных "богинь".
Обсуждая облик Перуна, позднейшие книжники также проявили немало фантазии.
Так, поляк Стрыйковский в XVI веке переделал "золотые усы" Перуна, уже превращавшиеся в отдельное "божество", в "золотые уши" и, может быть, по примеру известных ему идолов литовского громовика Перкуна наделил киевский кумир железными ногами, "громовым камнем" в руке, глазами-рубинами.
Поэт XVIII столетия, масон Херасков, в своей "Владимириаде" воспевший крестителя Руси и, понятное дело, ругательски изругавший Язычество, счёл золотые усы скучными и неинтересными и снабдил описанный им кумир Громовержца золотыми рогами: "Златые на челе имел велики роги".
Как видим, даже масоны-просветители, в трогательном единодушии с православными монахами, видели в Русских Богах "бесов рогатых".
Примерно тогда же расцвело буйным цветом обыкновение объяснять славянских Богов - прежде всего именно из "киевского перечня" - через знакомые "всякому образованному человеку" того времени мифы Эллады и Рима.
Началось ещё со средневековых западнославянских авторов. Из тех же соображений, что и их русские коллеги и современники, они опасались воспроизводить подлинные славянские имена Богов. Только они нашли другой выход из щекотливого положения.
Вместо того чтоб отмалчиваться или повторять чужие слова, западнославянские авторы подменили "опасные" имена античными (видно, античные "бесы"-Олимпийцы, уже много столетий как "повергнутые" крестом, считались менее опасными).
Козьма Пражский "заставляет" чешских язычников, своих предков, упоминать Марса, Юпитера, Беллону и "зятя Цереры".
Латинскими и греческими именами поясняет славянских Богов "Хроника нотария короля Белы", словарь "Mater verborum" ("Матерь слов") в XIII веке.
Во времена Возрождения традицию продолжили из иных соображений - славянское Язычество, особенно в высших слоях общества, среди людей, читавших и писавших книги, прочно отошло в прошлое.
Польский пан, современник Длугоша, Меховского, Стрыйковского, Перуна уже вряд ли знал, зато Юпитера - отлично.
Его крепостные, правда, в это самое время чествовали Перуна и Даждьбога жертвами и песнями, но не станет же ясновельможный шляхтич, наипаче - образованный, обращать внимание на тёмные суеверия грязных хлопов!
Поневоле вспоминается случай с некоей интеллигентной дамой, зашедшей в конце 1970-х - начале 1980-х в церковь. Батюшка, заметив, как она вглядывается в купольный образ Христа, подошёл к ней - и был наповал сражён простодушным вопросом: "А это у вас там кто - Зевс?" Некоторые вещи не меняются.
Мода таким образом комментировать славянскую мифологию просуществовала многие века, дожив до конца XVIII столетия, когда ей отдали дань и неприметный Левшин, и титан Ломоносов ("Сей богом грома и молний почитавшийся Перун был Зевс древних наших предков", "древнее многобожие в России, сходствовавшее с греческим и римским" и т. д.).
Первый издатель "Слова о полку Игореве" в сноске к имени Стрибога поименовал его "славенским Эолом" ещё в 1800 году.
Особенно увлекались такого рода сопоставлениями авторы всевозможных "Абевег славянских суеверий" и "Славянских и российских мифологий", в конце XVIII - начале XIX столетия, в духе модного энциклопедизма, обобщавшие скудные сведения о славянских Богах и духах, как правило, в алфавитном порядке.
Чулков, современник Левшина и его соперник в праве называться дедушкой славянского фэнтези, писал про "Полеля", который есть "славенский Гименей, сын Ладин", и про Болотов - "сии страшилища были великаны и значили у славян то же, что у греков Гиганты".
Ещё один их общий современник и конкурент Попов величал Хорса "Славянским Эскулапом".
Андрей Кайсаров, в начале следующего столетия, сравнивал русалок с нимфами и наядами, леших - с сатирами, Леля называл Купидоном. Можно сказать, что это была первая ласточка сравнительной мифологии, самые первые, младенческие шаги подхода, которому в грядущем предстояло "вырасти" в солидный научный метод.
В равной мере и сопричтение к киевскому перечню Лады, Лели, Купалы и прочих были первыми попытками выстроить стройную картину славянского Язычества и привлечь для этого материалы этнографии - эти задачи впоследствии также будут решать многие учёные.
Однако к героям нашей книги - Богам, чьи кумиры были возведены на киевском холме за восемь лет до крещения, - всё это имело довольно слабое отношение.
Надо отметить Михаилу Васильевича Ломоносова. Титан русской науки и здесь оказался на высоте - он едва ли не первым со времён Возрождения не стал приукрашивать на свой вкус перечень киевских кумиров "Усладами" и "Колядами".
Он же, описывая Перуна, не стал, в отличие от иных авторов, снабжать его "золотыми ушами" или "золотыми рогами", а добросовестно повторил летописное описание.
В теории о значении Божеств киевского святилища Михайло Васильевич вдаваться не стал, а только отметил, что летописец-де ничего об этом не говорит, просто перечисляя имена. И для исследователей всей русской истории, и для исследователей русского Язычества тема возведенного Владимиром святилища казалась слишком проходной, что ли.