А ничего не известно, начинают угрюмо бубнить "скептики", может, это и не идолы, а если и идолы, то наверняка не славянские, а каких-нибудь других народов, и неизвестно, стояли ли они на том месте, где их нашли, или их вообще откуда-нибудь привезли (я не шучу, читатель, нам на полном серьёзе предлагают представить, что крещёные уже русичи из неведомых далей волокли под, скажем, Псков каменных истуканов).
Да-да-да, читатель, тот самый метод "научной критики" от Карцева и Ильченко - и паспорт не ваш, и фотокарточка вклеена, и подпись поддельная.
Иногда диву даешься на взрослых, солидных ученых мужей.
Ну ладно, с персонажем Ильченко всё понятно - им движут тёмные страстишки мелкого человечка, волею судьбы или начальства угодившего на место, где от него что-то зависит, и наслаждающегося, мешая жить, делать своё дело другим.
Но почтенных-то учёных что заставляет опускаться до его уровня?! Первый "довод" ниспровергателей каменных кумиров Руси не говорит вообще ни о чём, кроме того, что на Руси были и деревянные кумиры - с чем, собственно, никто и не спорит.
Деревянный кумир Перуна, возвышавшийся над остальными киевскими Богами, был выгодной мишенью для критики христианами, тем паче что Иоанна, сына варяга Феодора, собирались принести в жертву именно ему (история с выбором жертв произошла за неделю до 20 июля, позже ставшего днём "сменившего" Перуна на посту Громовержца Ильи-пророка).
Наконец, дерево, материал куда более уязвимый и недолговечный, чем камень или металл, коли на то пошло, просто просилось на язык христианским обличителям "идолопоклонства" (словно бы позабывшим, что все их пламенные речи ничуть не в меньшей мере применимы к их собственным крестам, распятиям и иконам - их и будут применять к ним половцы в XII веке, комсомольцы - в XX, весело швыряя в огонь иконы, кресты, библии: "Чего ж ваш бог сам себе не помогает?!").
Что до второго довода, то с ним попросту не знаешь, что и делать. Это очередной пример "аргумента", неубедительного логически и основанного на не соответствующем истине заявлении.
К X веку на Руси было как минимум два каменных сооружения - уже упоминавшийся каменный терем киевских князей и каменная крепость в Ладоге.
А самое главное - ну какая связь между наличием каменного зодчества и изваяниями из камня? Разве известны памятники каменной архитектуры у кочевников-скифов, половцев, туземцев острова Пасхи, например?
Или авторам, выдвигающим подобные идеи, никогда не доводилось слышать о скифских и половецких каменных бабах? Об истуканах острова Пасхи, поразивших воображение Тура Хейердала? Так и хочется снова посоветовать очередному "чукче" сначала всё же побыть "читателем", а уж потом браться за "научное" сочинительство.
А ведь это пишут серьёзные с виду люди, обременённые не только высшим образованием - но даже и научными степенями! И их с сочувствием цитируют, противопоставляя "фантазёру" и "патриоту" (и то и другое слово в лагере "объективных" учёных звучит как ругательство) Рыбакову. На этом дело, увы, не заканчивается.
Когда вопрос касается каменных кумиров, найденных под Псковом и Белоозером, "критики" - те же самые! - заявляют, что, мол, надо ещё посмотреть, не принадлежат ли эти кумиры прежнему, неславянскому населению. Но под Псковом и Белоозером славянам предшествовали финские племена чуди (эстонцев) и веси (вепсов), у которых ни один источник не знает каменных изваяний, а первой каменной постройкой в их землях была всё та же русская крепость Ладога!
Игорь Яковлевич Фроянов отметил как-то, что в трудах историка может находиться три вида противоречий - противоречие фактам и источникам, противоречие логике и, наконец, противоречие самому себе. Здесь в наличии все три вида - и, право же, это уже в ведомстве другой науки, не истории и не археологии, а скорее, одной из отраслей медицины…
"Мы же на предстоящее возвратимся", как писали древнерусские летописцы, когда им случалось отступить от темы.
Моё согласие с доводами киевских археологов и Б.А. Рыбакова объясняется и ещё одним обстоятельством. Дело в материале, из которого сооружен фундамент святилища. Это щебень, обломки плинфы, фресок и "голосников" - сосудов-резонаторов, которые вмуровывали в стены средневековых церквей для лучшего звучания богоугодных песнопений.
Основа Языческого святилища вымощена обломками святилища христианского. Иного объяснения столь "кощунственному" применению обломков христианского храма я, читатель, не вижу.
Киевские исследователи и Рыбаков предположили, что перед нами останки церкви, разрушенной в 971 году по приказу последнего Языческого правителя Руси, великого государя и полководца, Святослава Храброго.
Мне же, честно говоря, это кажется сомнительным - то есть, что Святослав, преданный братом-христианином (отсылаю читателя к моей книге "Святослав"), отдал такой приказ, у меня особых сомнений не вызывает. Но могли ли его выполнить в Киеве?
Именно киевские христиане, по более чем правдоподобному предположению Л.Н. Гумилёва, способствовали гибели Святослава от рук печенегов на порогах Днепра. В Киеве, после ухода самых рьяных сторонников древней веры с государем на Дунай, позиции последователей новой религии должны были укрепиться.
Им сочувствовал даже сын погибшего государя - Ярополк, что, надо отметить, не снискало ему любви подданных и сильно облегчило захват киевского великокняжеского престола сыну рабыни, хазарскому полукровке Владимиру.
Вот как раз он, ворвавшись в Киев после бегства брата, мог и разрушить в угоду своим северным воинам и местным приверженцам исконных Родных Богов чужеродную молельню. И странно было бы, чтоб от гибели великого князя Святослава в 972 году до воздвижения святилища его сыном в 980 обломки церкви лежали бы, дожидаясь, пока их умостят под ноги изваяниям Древних Богов.
Уж не знаю, как Вам, читатель, а по мне - так хозяйственные киевляне за восемь лет либо нашли бы им иное применение, либо утопили бы, от греха подальше - кто его знает, чего ждать от чужого и враждебного бога, да ещё и разгневанного разрушением его храма.
Доказав беспочвенность сомнений скептиков, Рыбаков также подверг критическому рассмотрению старую версию о "сборном" характере киевского капища. Справедливо отметил, что отсутствие в нём множества почитаемых Богов (Рода, Велеса/Волоса, Лады, Лели и ряда других ).
Но вот дальше как раз наступает самая слабая часть исследования Рыбаковым киевского капища. Отчасти тут не его вина - он всего лишь следовал по пути многих учёных, рассуждавших о "реформе Владимира", при этом пытаясь обосновать причины подбора изваяний именно этих Божеств для святилища "вне двора теремного".
Но всё же в этой главе сильнее, пожалуй, чем в других частях его титанического труда, чувствуется, что ум пожилого учёного (к моменту выхода книги Рыбакову исполнилось восемьдесят лет) начинает сдавать, утомившись более чем полувековым истовым служением Отечеству и Истории.
Он путается в числе Богов и кумиров, говоря то о шести, то о пяти Киевских Божествах, то отказывает Семарьглу в кумире, со ссылкой на Срезнёвского утверждая, что кумирами называли лишь человекоподобные, антропоморфные изваяния (по мысли учёного, Семарьгл - птице-пес из скифо-сарматской мифологии), и видя в нём барельеф на кумире Макощи, то, словно позабыв об этом, называет ямку у северо-западного "лепестка" основанием идола загадочного Бог Хорса и Даждьбога он разделяет и сравнивает, соответственно, с Гелиосом, "Божеством солнечного диска", и Аполлоном - Божеством света.
Пример на редкость неудачный - при переводе хроники Малалы древнерусский автор переводит именем "Даждьбог" как раз греческое "Гелиос", а в другом источнике, по указанию того же И. И. Срезневского, Аполлона переводят как Хорса.
Сам набор Божеств, по мысли Рыбакова, представлял в одно и то же время и картину мира, космогонию, и ответ славянских волхвов византийскому христианству.
Предполагалось, что этим-то и объясняется отсутствие в капище "фаллического" Рода, косматого медведе-подобного Велеса/Волоса. Они-де выставляли Язычество в невыгодном свете.
Остальные же Боги, кроме главного, Перуна, были, по мысли Рыбакова, словно бы отражениями главных персонажей христианской мифологии: Стрибог, имя которого учёный истолковывает как "Бог-отец" или "Старший Бог" и отождествляет его носителя со Сварогом, соответствует, естественно, христианскому "богу-отцу" из троицы.
Сын Сварога (согласно Ипатьевской летописи) Даждьбог воспринимается Рыбаковым как Языческий вариант "бога-сына", Христа. Богородице соответствует Мокошь.
Не хватает "святого духа", но этому, воплощавшемуся в виде голубя (Мат., 3, 16; Map., 1, 10; Лук., 3, 22; Иоан., 1, 32), существу, вполне соответствовал бы птицеподобный Семарьгл. Хорсу же достается незавидная роль некоего "прибога" при Даждьбоге.
Однако же непонятно, с чего победившие язычники стали бы стесняться того впечатления, которое бы могли-де произвести на христиан их древнейшие - а стало быть, в понятиях язычников, самые почтенные! - Боги.
До позднесоветского, застойного "у нас ведь иностранцы бывают!!!" оставалась ещё почти тысяча лет.
Неясно, что могла бы дать язычникам перекройка их мифов по христианскому лекалу - удивляет это стремление, возникающее, как видим, даже у лучших учёных, приписать славянам-язычникам какой-то комплекс неполноценности перед "просвещёнными" иноземцами.
На самом деле это просто чуть более глубокая проработка давным-давно высказанной мысли, что Владимир тяготился-де "неразвитостью", "отсталостью" славянского Язычества и решил подправить его под "правильную" или "прогрессивную" веру.
И, наконец - с кем хотели вести этот немой диспут киевские волхвы, кого боялись спугнуть жизнерадостной нескромностью Рода, космами Бога-оборотня, звериного хозяина Велеса? По моему скромному мнению, никакой самый чудовищный идол не отпугнул бы киевских и приезжих христиан от капища надёжнее, чем его фундамент, вымощенный остатками разрушенной церкви, в том числе - осколками фресок, когда-то изображавших лица святых, богородицы, самого Христа.
Нельзя же допустить мысль о том, что в Киеве X века осталось незамеченным разрушение церкви или новое назначение её обломков. Кроме того, по мысли Рыбакова, "новый русский пантеон был противопоставлен не только византийскому христианству, но и скандинавскому Язычеству, от которого не было взято ничего".
Спрашивается - если не было взято ничего, то в чём же противопоставление? Как говаривал один герой Гилберта Кийта Честертона, "у них не было ничего общего, поэтому им было не о чем спорить".
"В пантеоне нет ни малейших следов воздействия варягов, - продолжает учёный. - Более того, первое сообщение о жертвах Перуну говорит, что именно варяг был обречён в жертву славянскому Богу.
Ни одно из имён славянских Божеств (как вошедших в пантеон, так и не вошедших в него) не находит аналогии ни в скандинавской, ни в германской мифологии: Водан-Один, Тор-Донар, Фрейр-Фрейя и др. неизвестны славянской мифологии и фольклору".
Всё это отголоски той странной "борьбы" с норманнской теорией, которую Борис Александрович и его сподвижники, ученики Грекова, вели ещё с сороковых годов XX века. Странной эта "борьба" выглядит потому, что взгляды "борцов" едва ли не один к одному повторяли взгляды столпа норманнизма XIX столетия П. Погодина. Да никем, кроме как норманнистами, советские учёные из высшей академической элиты просто не могли быть.
Ибо норманнистом, законченным, последовательным норманнистом был не кто иной, как Карл Маркс - а открытое несогласие с основоположником "всесильного, потому что верного" учения в советской науке означало политическую смерть и выпадение из научной деятельности.
Изгнанника не приняли бы и на Западе - там охотно распахивали объятия лишь тем "объективным" учёным, которые повторяли за шведскими националистами XVII века и немецкими учёными XVIII века нехитрую схему: "Варяги - это скандинавы, русь - это шведы, Рюрик и его потомки - норманны, древняя Русь - это Скандославия, или Восточно-Европейская Нормандия - как угодно тому, кто даёт гранты".
Между тем, даже если позабыть, что летопись ясно говорит о варяжском происхождении жителей города Новгорода (кажется, никто не заподозрил викинга в Садко или Буслае?) и располагает Варяжское Поморье "в Кашубах, за Гданьском"; саги отличают варягов-верингов от норманнов и сообщают, что первый норманн, поступивший на службу к императору Константинополя, Болле Боллесон (1021 год) застал там сложившуюся дружину верингов; восточные источники называют варягов-варангов "саклиб ас-сакалиба" - "славяне славян"; а западные авторы именуют варягов-варангов на службе византийского императора "вандалами", как в те времена называли отнюдь не скандинавов и не норманнов, а жителей южного, славянского берега Балтики, то куда, спрашивается, девать то обстоятельство, что среди Богов на капище Владимир, захвативший власть с войском из варяжских наёмников и "людия новгородского от рода варяжска", не поставил ни Одина, ни Тора, ни Фрейю?!
Как отметил покойный ныне учёный и патриот Аполлон Григорьевич Кузьмин, одного этого достаточно, чтобы усомниться в норманнской теории - как в её советской, лёгкой, так и в нынешней (она же трёхсотлетней давности), тяжёлой форме.
Защитники норманнизма - как ни странно, это те же люди, что проявляют столько скепсиса в отношении славянских Богов, на свои построения его уже, очевидно, им попросту не хватает - заявляют, что всё могут объяснить.
Мол-де скандинавы везде проявляли терпимость к местным культам. Хочется полюбопытствовать - ну и что? Между терпимостью к чужому и отказом от своего разница есть, и не маленькая, а скандинавские викинги - это всё же не советские интеллигенты, чтобы не понимать столь элементарных вещей.
Да и где она проявлялась, эта терпимость? Когда норманны грабили христианские церкви на Западе, капища финских племён Биармии на Востоке, мечети в мавританской Испании?
Когда молодой язычник Олаф Трюггвассон в Хольмгарде-Новгороде отказался идти вслед за конунгом Вальдемаром (Владимиром, будущим Крестителем - кстати, и самому Олафу предстояло крестить родную Норвегию) в его храм - "Боги, которым ты кланяешься - тёмные Боги, и я не хочу им кланяться"?
В викингах Дублина, превративших городской собор в капище Чёрного Тора? В норманнах Лейва Счастливого, по ту сторону Атлантики, в далёком Винланде-Ньюфаундленде, почитавших жертвами Тора и Фрейю?
Что до крещёных викингов на службе христианских королей Европы, то из этого ровно в той же степени следует терпимость скандинавов, как из принявших ислам европейских адмиралов на службе султана Сиятельной Порты следует терпимость современников святой инквизиции, Варфоломеевской ночи и Тридцатилетней войны.
Больше того, крещёные викинги умудрились занести своих Богов и полубогов в христианскую Европу.
С капители колонны в церкви Грейт-Канфилл смотрит Один в окружении своих воронов, он же грозно глядит единственным глазом со стены церкви в Кенигслуттере, на стене испанского (!) собора в Сангуесе Сигурд герой-язычник убивает дракона Фафнира и кузнеца-колдуна гнома Регина. И это там, где норманны были вассалами, по сути, служилыми инородцами.
Они не давали своего имени государствам, не основывали королевских самовластных династий, не строили городов. Собственно, за пределами родного края - в котором они, впрочем, тоже в градостроительстве не усердствовали - норманны предпочитали города жечь, на худой (с их, конечно, точки зрения) конец - захватывать и грабить.
Один из самых ярых норманнистов нашего времени, Л.С. Клейн, сочинил в доказательство пресловутой терпимости скандинавов целую историю - мол, скандинавы в каждой стране поклонялись её Богам, а изображения своих Богов, подходя к берегу, снимали с носа корабля.
Ну, как скандинавы "почитали" Богов тех земель, которые посещали, я уже описал. Как говорится, врагам нашим с вами, читатель, такое "почтение". Снять же изображения Богов с носа корабля было бы им немного затруднительно - потому как изображений этих там никогда не бывало.
На носу укрепляли "обереги" - изображения чудовищ и хищников, долженствующих отпугивать морских и чужеземных демонов. Подходя к берегу с мирными намерениями - и только в этом случае! - оскаленный "оберег" снимали.
Ни одна из этих звериных морд никогда не имела ничего общего с вполне человекообразными Богами-Асами скандинавской религии. Никакими сносками господин Клейн своё сообщение про фигуры Богов на носах норманнских драккаров не подтверждает, значит, это его собственное изобретение.
Как сказал бы булгаковский Коровьев: "Здесь мы опять-таки имеем случай так называемого вранья!" А вот что пишет настоящий специалист по викингам А.Я. Гуревич (надеюсь, у самого "объективного" учёного не хватит совести обвинить Арона Яковлевича в русском национализме или ещё каком подобном грехе): "Переселяясь на новые места не только с домочадцами, рабами и скотом, но также и со своими Богами, привычками и обычаями, норвежцы искали возможность продолжать жить по законам своих предков".
Вот это действительно соответствует сообщениям источников. И, поскольку в стране, которой правил князь из варяжского рода, захвативший власть с помощью варяжской дружины и ополчения из заселённых варягами земель, не нашлось места для скандинавских Богов, следовать отсюда может только один вывод.
И поскольку, в отличие от покойного Бориса Александровича Рыбакова, мы не обязаны опасаться обвинения в несогласии со "всезнающим" Марксом, мы можем озвучить наш вывод открытым, что называется, текстом: "Варяги и скандинавы - совершенно разные народы, поклонявшиеся совершенно разным Богам".
Причём перечень Владимировых кумиров - тому лишнее доказательство. Не только невозможно отыскать в этом перечне намёка на Асгард и Вальгаллу. Единственное более-менее подробное описание главного русского кумира разительно отличается от скандинавских, отлично известных нам и по сагам, и по археологии.
Скандинавские кумиры - это литые или каменные небольшие изображения, в сагах сплошь и рядом говорится, как они качаются на подставках, вещуя близкую беду; как очередной "святой" вандал одним ударом скидывает их с постамента; как из подожжённого врагами капища один человек вытаскивает все изваяния и после этого даже и не думает падать и помирать от натуги.
В саге о Фритьофе главного кумира общеплеменного святилища держит на коленях женщина . Похоже это на деревянного киевского Перуна, 180 сантиметров в диаметре, которого в день крещения киевлян двенадцать мужей колотило палками, не особенно, очевидно, мешая друг дружке?!
У скандинавов постоянно упоминается борода Богов: Один - Долгобородый, Тор - Рыжебородый. У Перуна - "ус злат", и всё.