23 октября Миклашевский получил очередное письмо от Блюменталь-Тамарина, его тон уже не был столь оптимистичен. К концу 1966 года надобность в холуях, подобных ему, у гитлеровцев отпала. Писал он не из персонального особняка, а из зондерлагеря Восточного министерства, располагавшегося под Берлином. Жалуясь на тяжелые времена и то, что вынужден прозябать в "отвратительных условиях", Блюменталь-Тамарин приглашал племянника к себе, чтобы "в это трудное время быть вместе".
29 ноября 1966 года Миклашевский выехал в Берлин на встречу с дядей и его семьей, но она в тот день так и не состоялась. Больше недели ему пришлось ждать результатов проверки, проводимой гестапо. Ранение на фронте, рекомендации майора Беккера и генерала Кестринга оказались весомее прошлых подозрений тайной полевой полиции, и 7 декабря Миклашевский получил пропуск для прохода в зондерлагерь Восточного министерства.
Вид лагеря и бокса, где семья предателя занимала квартиру, говорили о том, что на пропагандистских весах Восточного министерства он уже мало что весил. Его голос и голоса других подвывал фашистского режима тонули в разрывах советской и союзной авиации. Роскошные апартаменты, какие еще недавно Блюменталь-Тамарин занимал в имении гауляйтера Коха в Кенигсберге, великосветские приемы и изысканные обеды – все это осталось в прошлом. Миклашевский поднимался по лестнице, и на него со всех углов смотрели серость, запустение и безысходность. Он остановился перед дверью под № 13 – уже само число несло печать обреченности для Блюменталь-Тамарина – и позвонил.
На звонок никто не ответил. Миклашевский собрался уходить, когда за дверью раздался настороженный женский голос:
– Кто там?
– Это квартира Блюменталь-Тамариных? – уточнил Игорь.
– А кто вам нужен? – допытывался голос.
В нем Миклашевский узнал знакомые интонации и спросил:
– Инна Александровна, это вы?
– Да, а кто меня спрашивает?
– Игорь! Миклашевский!
Последовала долгая пауза, затем загремели замки, и дверь приоткрылась. Миклашевский подался вперед и в тусклом свете прихожей с трудом узнал тетку. От былой красавицы, которую он встречал в Ленинграде и Москве, мимолетно видел в Кенигсберге, осталась лишь бледная тень. Перед ним стояла усталая, опустившаяся старуха. Это ощущение усиливали мятый халат и следы пудры на лацканах. Она узнала племенника. Его ладный и подтянутый вид пробудил в ней женщину. Суетливо поправив локон, жена Блюменталь-Тамарина пробежалась взглядом по Миклашевскому, задержалась на сумке с подарками, в ее глазах вспыхнул алчный огонек, и, отступив в сторону, запричитала:
– Ой, Игорь! Как же мы тебя ждали! Куда же ты запропастился? Мы уже всякое передумали.
– Тетя Инна, я в порядке. Ждал, когда к вам оформят пропуск.
– Ну, слава богу. А то мы так волновались, так волновались. Эти ужасные бомбежки. Всеволод оборвал все телефоны! Куда только не звонил.
– Инна, кто там? – раздался из глубины комнат мужской голос.
– Всеволод, встречай! Игорь приехал!
– Кто?
– Племянник, Игорь!
В гостиной грохнулся стул, и в прихожую не вышел, а скорее вывалился Блюменталь-Тамарин. Отечный вид лица и мешки под глазами говорили о том, что страх погибнуть под бомбежкой и ужас расплаты за предательство он топил в спиртном. Запои продолжались по несколько дней и заканчивались безобразными скандалами. И сейчас, увидев торчащую из сумки Миклашевского бутылку французского коньяка, Блюменталь-Тамарин встрепенулся, и в его потухших глазах появился блеск. Стиснув в объятиях, он потащил гостя на кухню.
– Всеволод, ну куда же вы? Куда? – пыталась остановить его жена.
– Отстань! – отмахнулся он и захлопнул дверь.
– Всеволод Александрович, как-то нехорошо получается. Что подумает Инна Александровна?
– А-а, – отмахнулся Блюменталь-Тамарин и засыпал вопросами: – Как ты? Как здоровье? Где устроился? Чем занимаешься?
– Можно сказать, вишу между небом и землей. После ранения списали подчистую.
– М-да, не повезло тебе.
– Как сказать, от моего батальона осталось меньше половины.
– Да-да, главное, что живой. Так чем ты занимаешься?
– Работаю на фабрике в Лейпциге. Но это не по мне, поэтому приехал к вам. Вы же писали, что в трудное время нам надо быть вместе.
– Да-да, конечно, Игорь.
– Я очень рассчитываю на вас, Всеволод Александрович. Вы же писали, – забросил удочку Миклашевский.
– Конечно, конечно, но сейчас всем нелегко, – уходил от ответа Блюменталь-Тамарин.
– Понимаю, Всеволод Александрович, и надеюсь на вас. Я не останусь в долгу, – в подкрепление своих слов Игорь распаковал сумку.
На столе появились масло, сыр, колбаса, сахар и свежеиспеченный хлеб. Блюменталь-Тамарин, плотоядно облизнувшись, зашарил по полкам в поисках рюмок, тарелок, вилок и ножей. Игорь открыл бутылку с коньяком, разлил по рюмкам и предложил тост:
– За встречу, Всеволод Александрович! За то, что мы снова вместе!
– Да, да! Я очень рад тебя видеть, Игорь! В это сволочное время мы должны быть рядом! – поддержал тост Блюменталь-Тамарин и, смакуя каждый глоток, выпил до дна, а затем набросился на закуску.
Миклашевский не успевал подкладывать ему кусочки колбасы, сыра, не забывая при этом подливать коньяк в рюмку. После четвертой Блюменталь-Тамарина понесло. Он выплеснул все свои обиды. Давно миновали те дни, когда перед ним раскланивались фашистские бонзы и следовали приглашения на светские приемы. К концу 1944 года его хозяевам из Восточного министерства требовались молодые и сильные, готовые убивать других и безропотно умирать за фюрера. Самовлюбленный брюзжащий старик Блюменталь-Тамарин становился только обузой.
Злость и обида душили его. В порыве гнева он не жалел последних слов, когда костерил своих бывших покровителей, сплавивших его к власовцам, и смешал с грязью всех тех, с кем работал на пропагандистских курсах РОА. Закатившаяся "звезда" гитлеровских радиоподмостков исходила желчью по отношению к Власову и его заместителям – бывшему начальнику штаба 19-й армии генерал-майору Малышкину и бывшему члену Военного совета 32-й армии бригадному комиссару Жиленкову – "этим "ничтожествам, этим солдафонам, которые низвели его, гения русской сцены, до уровня ротного политрука, заставляя выступать перед серым красноармейским быдлом".
Терпеливо выслушав пьяные излияния Блюменталь-Тамарина, Игорь снова вернулся к главной своей цели – переводу в Берлин. Наполнив рюмки коньяком, он поднял тост "за выдающегося мастера сцены" и снова напомнил о его обещании.
– Так как насчет моего перевода в Берлин и работы, Всеволод Александрович?
– Можешь мне поверить, я делаю все, что в моих силах, – уходил от ответа Блюменталь-Тамарин.
– Верю, Всеволод Александрович! Но поймите и меня правильно, послезавтра я должен возвратиться в Лейпциг и выйти на работу.
– Ладно, завтра же едем к этой комиссарской сволочи Жиленкову, и там все решим. Пропагандистские курсы РОА тебя устроят?
Перспектива ездить в компании предателей по концлагерям и склонять военнопленных к вступлению в армию Власова не только претила Игорю, но и ставила его на одну доску с ними. Выход из положения он видел в том, чтобы использовать прошлые связи Блюменталь-Тамарина в министерстве пропаганды, среди светской тусовки, и с их помощью попытаться не только закрепиться в Берлине, но и расширить свои разведывательные возможности и дать знать Андрею, что жив, ждет связи и готов к выполнению задания. Разлив остатки коньяка по рюмкам, Игорь сказал новый тост:
– За наш будущий успех, Всеволод Александрович!
Блюменталь-Тамарин поперхнулся, оторопело посмотрел на племенника и взорвался:
– К-какой к черту успех?! Все летит в тартарары! Эти идиоты, эти бездари прохлопали все! Понимаешь, все! Я не хочу подыхать в этом клоповнике! Не хочу!
– Я тоже, и поэтому предлагаю выбор.
– Какой еще выбор? У нас он один – веревка от Сталина!
– Нет, есть другой! – возразил Игорь и предложил: – Уйти на Запад к американцам или англичанам.
– Англичанам? Американцам? Так они нас и ждут!
– С пустыми руками, конечно, нет.
– У тебя что, есть куча золота? У меня ее нет, остался один талант. Но кому он теперь нужен?
– У меня есть план, хороший план, но нужна ваша помощь, Всеволод Александрович.
– Да? И какой же? – оживился Блюменталь-Тамарин.
– Организовать в Берлине турнир по боксу.
– Что-о?! Ты в своем уме, Игорь?!
– Да. Пожалуйста, послушайте, – сохранял терпение Миклашевский.
– Ладно, рассказывай.
– Не просто турнир, Всеволод Александрович, а международный. На него вытащить боксеров, кто находится в концлагерях. Они станут для нас индульгенцией перед американцами и англичанами.
– Интересная мысль, давай, давай дальше.
– В этом нам может помочь Макс Шмелинг.
– Это их боксер, что ли?
– Не просто боксер, а чемпион мира среди тяжеловесов. Фигура в мире бокса авторитетная.
– А ему это зачем? Нет, Игорь, ничего из твоей затеи не выйдет.
– Ну почему же, Всеволод Александрович? Надо попытаться, это наш шанс выбраться из дерьма! И здесь могут сработать ваши связи с генералом Кестрингом и в министерстве пропаганды.
– Кестринг вряд ли поможет.
– А ваши связи в министерстве? Для них в нынешней ситуации это же такая фишка – поднять дух нации.
– А вот это, пожалуй, мысль! – ухватился Блюменталь-Тамарин и предложил: – Ты вот что, Игорь, подумай, как расписать свое предложение поубедительней, а я покажу кому надо.
– Хорошо, завтра оно будет у вас.
– Договорились, а сейчас наливай и выпьем за успех нашего дела, – предложил Блюменталь-Тамарин.
Дальнейший вечер они провели в компании жены и секретаря. Покидал их Миклашевский не в лучшем настроении. И это было связано не столько с тем, что пришлось несколько часов выслушивать бесконечное нытье, сколько с тем, что Блюменталь-Тамарин показался ему отыгранной картой для гитлеровцев.
Но он ошибся в нем. Обещание "связаться с кем надо и переговорить насчет турнира" оказалось не пьяным трепом. На следующий день Блюменталь-Тамарин развил бурную деятельность. Первым ее итогом стало то, что Миклашевскому продлили отпуск в Берлине, а в конце недели у них состоялась встреча в Восточном министерстве.
Тот результат, на который Игорь рассчитывал, не оправдался. Чиновники министерства прохладно отнеслись к идее организации в Берлине международного боксерского турнира. Им было не до того, они наспех лепили разномастные "армии" из сброда коллаборационистов. Зато в министерстве пропаганды, где уже забыли, когда последний раз трубили об успехах на фронте, вцепились в предложение Миклашевского и организовали встречи с советником МИДа Германии Штрекером и видным промышленником Альбрехтом. Их кульминаций стала беседа с чемпионом мира и кумиром нации – Максом Шмелингом.
Она проходила в спортивном клубе Берлина "Сила через радость" и превзошла все ожидания Игоря. В далекой Москве Судоплатов и его подчиненные проявили поразительную дальновидность. Разные социальное происхождение и национальность не стали препятствием для общения двух боксеров. Профессионалы, а не политики, они понимали друг друга с полуслова и быстро нашли общий язык. Оба истосковались по любимому делу и со всем жаром души отдались ему. За короткий срок, к исходу декабря 1944 года, идея международного боксерского турнира, первоначально выглядевшая фантастической, получила практическое подкрепление. Энергия, настойчивость Миклашевского и Шмелинга позволили им преодолеть все бюрократические барьеры и обеспечить солидное представительство участников. Среди них были известные боксеры не только Германии, Австрии, но и Франции.
Небывалую шумиху вокруг турнира подняло министерство пропаганды. Оно, как могло, старалось этой акцией поднять дух нации. В берлинских газетах появились сообщения о том, что "…в прошлом известный советский боксер Игорь Миклашевский, порвавший с большевизмом и палачом Сталиным, перешел на сторону Великой Германии. В ближайшие дни он при поддержке выдающегося спортсмена и гордости нации – Макса Шмелинга примет участие в крупном международном боксерском турнире".
Эту новость тут же подхватили пропагандисты из РОА. В отсутствие у вермахта и так называемой "армии-освободительницы" генерала-предателя Власова успехов на фронтах им не оставалось ничего другого, как раздувать "пропагандистского слона из мухи". Шумиха, поднятая вокруг турнира и фигуры Миклашевского, не осталась без внимания разведчиков-боевиков РДР "Арнольд". После успешного выполнения задания под Смоленском руководство 4-го управления поставило перед резидентурой новую ответственную задачу: легализоваться в Берлине и подготовить акцию возмездия в отношении другого высокопоставленного предателя – бывшего генерала Красной армии и нынешнего военного деятеля коллаборационистского движения – Власова.
После тяжелейших поражений на фронтах фашистская верхушка отчаянно цеплялась за любую возможность, чтобы спасти положение. Собственных сил вермахта уже не хватало, и тогда в топку войны было брошено разношерстное отребье из числа коллаборационистов. Первую скрипку в нем играли Власов и его так называемая "Русская освободительная армия", оставившая кровавый след на территории Украины, Белоруссии, Югославии и Словакии. В советском руководстве было принято решение обезглавить движение коллаборационистов, уничтожив предателя Власова. Выполнение задания возложили на 4-е управление.
К тому времени оно превратилось в грозную силу, его разведывательно-диверсионные резидентуры действовали в самой цитадели фашизма – Германии и Австрии. На счету разведчиков-боевиков числились десятки ликвидированных фашистских функционеров. Их пуля поставила последнюю точку в общественном приговоре таким палачам, как председатель Верховного суда Украины оберфюрер СС Функ, заместитель генерального комиссара Белоруссии обергруппенфюрер СС Фенч, вице-губернатор Галиции Бауэр, обергруппенфюрер Засарнас, гебитскомиссар Барановического округа Штюр, командующий карательными войсками на Украине генерал-майор фон Ильген и другие. Следующим в этом списке должен был стать Власов.
Операция по его ликвидации получила кодовое название "Ворон". Подготовка к охоте на эту "птицу" началась в конце лета 1944 года и осуществлялась под непосредственным контролем Павла Судоплатова. Разработку операции он поручил к тому времени уже занимавшему должность заместителя начальника 3-го отделения 2-го отдела и выросшему до звания майора Фишеру-Абелю. 17 августа 1944 года план ее проведения утвердил заместитель наркома, комиссар госбезопасности 2-го ранга Богдан Кобулов. Им предусматривалось создание двух независимых оперативно-боевых групп, нацеленных на выполнение одной той же задачи – ликвидации Ворона. Их подготовка была возложена на Фишера-Абеля.
Первым делом он занялся формированием оперативно-боевых групп. Они комплектовались в основном из числа немцев-антифашистов и бывших коминтерновцев. Большинство из них являлись в прошлом активными участниками подпольного движения в Австрии и Германии. С началом войны в составе РДР Управления они действовали в тылу противника и проявили себя с наилучшей стороны. В самой Германии ряд разведчиков сохранили надежные связи, с помощью которых они рассчитывали на быструю легализацию. Группам были присвоены кодовые названия "Техники" и "Арнольд".
С середины сентября 1944 года на загородных базах управления в районе Быково и Сходни началась подготовка группы "Арнольд". По ее завершении планировалось воздушным путем перебросить разведчиков-боевиков на базу РДР "Авангард", действовавшую на территории Австрии. В дальнейшем, в соответствии с разработанными легендами прикрытия: офицеров люфтваффе, служащих военно-строительной организации "ТОДТ", разведчикам предстояло самостоятельно добраться до Берлина и там легализоваться. Для поддержания постоянной связи с Центром группа обеспечивалась всеми необходимыми радиосредствами. Предусматривался и резервный канал с участием курьера Управления.
Конечная цель задания в плане оперативно-боевых мероприятий группы "Арнольд" формулировалась предельно ясно: "…После установления "Ворона" (адреса которого прилагаются) группа начинает готовить операцию и проводит ее самостоятельно, исходя из обстановки на месте".
Руководителем оперативно-боевой группы "Арнольд" был назначен капитан Лаубэ.
"…Член КПГ с 1920 года. Сотрудник немецкой секции Коминтерна. Участник войны в Испании. Боевой, решительный человек с организаторскими способностями. Очень быстро ориентируется в новой обстановке, легко устанавливает контакты с новыми людьми", – так кратко характеризовал его Фишер-Абель в своем рапорте Судоплатову.
Под стать Арнольду были и другие участники операции. В своем отзыве на другую ключевую фигуру резидентуры – радиста Функа Фишер-Абель отмечал: "…Находясь в партизанском отряде, ходил в разведку и принимал активное участие в боевых операциях отряда. Умный, энергичный и находчивый человек, хорошо разбирается в политических вопросах, знает радиодело".
В тех же целях в конце сентября – начале октября под руководством Фишера-Абеля приступили к подготовке бойцы оперативно-боевой группы "Техники". Перед ней была поставлена задача:
"…По прибытии в Берлин заняться подбором людей для установления местонахождения "Ворона" и его ближайших помощников, выяснения обстановки вокруг них, вербовкой людей из их окружения и внедрением туда агентуры с последующей ликвидацией "Ворона".
Первой на задание убыла РДР "Арнольд". 4 октября 1944 года все ее участники благополучно приземлились в районе базы РДР "Авангард" в Австрии. Ее резидент Михаил оказал помощь Арнольду и его товарищам в изучении обстановки в районах будущих действий и проработке маршрута выдвижения на Берлин. Для этого использовались агентурные возможности резидентуры, приобретенные среди местного населения. После того как подготовка разведчиков-боевиков была завершена, они покинули базу РДР "Авангард". До границы с Германией их сопровождали проводники резидентуры.
24 октября Михаил в очередной радиограмме в Центр сообщил:
"…Группа "Арнольд" в ночь на 23 октября прошла Саву, железную дорогу и шоссе. Агенты производят хорошее впечатление, готовы работать. Группа доэкипирована полностью. Настроение отличное. Предлагает начать слушать Функа 1 ноября 1944 года".
Бывшая граница с Австрией осталась позади, теперь разведчикам-боевикам группы "Арнольд" оставалось полагаться только на самих себя и на удачу. Несмотря на тяжелые поражения на фронтах, в самой Германии машина сыска пока работала без сбоев. И любая мелочь – неточность в документах или легенде прикрытия – грозила им смертельной опасностью. Долгая и тщательная подготовка, предшествовавшая операции, оказалась не напрасной. Первая проверка на вокзале в городе Кранихсфельд для разведчиков-боевиков закончилась благополучно. В дальнейшем до самого Берлина они не испытывали серьезных трудностей при встречах с патрулями и полицейскими. Никто даже не заподозрил, что в сумках разведчиков находились взрывчатка и "убийственная" улика – радиостанция.