– А мы их уберем, – беззаботно отмахнулся Курт.
Миклашевскому показалось, что нахал журналист даже подмигнул ему, и возмутился:
– Курт, вы слишком много себе позволяете! Я уже жалею, что согласился на беседу с вами!
– Не надо, жалеть, вы будете только рады встрече с главным редактором, – сохранял невозмутимый вид Курт.
В его глазах скакали озорные чертики. Но Миклашевский не замечал их. Он был возмущен бесцеремонностью журналиста и порывался уйти. А тот вел себя все более нахально, придержал его за руку и, кивнув на мужскую компанию за дальним столиком, предложил:
– Не спешите, Игорь. У меня для вас сюрприз.
– Что?! Какой еще… – Миклашевский обернулся и осекся.
В глаза бросились крепкие затылки, спортивные фигуры, и его пронзила догадка: "Гестапо!" В памяти пронеслись предыдущие беседы с Куртом и не просто беседы, а беседы-провокации. Подтверждением этой страшной догадки служило отсутствие статей в газете.
"Дурак! Лопух! Так глупо попался! Ты даже не спросил у него журналистского удостоверения!" – проклинал себя Миклашевский, а его взгляд метался между входной дверью, проходом на кухню и окном.
"Выход наверняка перекрыт снаружи. Отход на кухню отрезала троица. Остается окно! Вышибить этой сволочью стекло, и на улицу! А там будь что будет!" – лихорадочно искал выход Миклашевский и ненавидящим взглядом посмотрел на Курта.
Тот изменился в лице и скороговоркой выпалил:
– Игорь, не делай глупостей! Я друг! Здесь Арнольд!
– Кто?! Арнольд?! – у Миклашевского перехватило дыхание.
– Да-да, он! – подтвердил Курт и сделал знак рукой.
Из-за столика, где сидела мужская компания, поднялся человек в темно-коричневом плаще. Свет из окна упал на его лицо, и Игорь обомлел. Он не мог поверить собственным глазам. Перед ним находился живой, из крови и плоти, Лаубэ. За время, прошедшее с последней встречи, он мало изменился: упрямая прядь волос по-прежнему не поддавалась расческе, а при улыбке на щеках появлялись ямочки. Их взгляды встретились, и теплая волна окатила Игоря. Забыв о конспирации, он встал, шагнул навстречу Лаубэ и срывающимся голосом произнес:
– Ты? Ка-ак?…
– Я, я, – с улыбкой ответил Лаубэ и, понизив голос, назвал пароль: – Лёлечка интересуется: как ваше самочувствие?
– Что-о?! Какая еще Лелечка?
– Лёлечка интересуется: как ваше самочувствие?
– Ах, да! – опомнился Миклашевский и назвал отзыв: – Передайте Лёлечке: я чувствую себя хорошо! Я чувствую себя хорошо!
– Вижу! Вижу!
– Арнольд! Как я вас ждал! Как я ждал!
– Все, Игорь, теперь мы снова вместе!
– Да, да, вместе.
– Давай только присядем, а то скоро вся прислуга сбежится, – предложил Лаубэ.
Они сели за стол. Миклашевский все еще не мог поверить в происходящее, его счастливый взгляд обращался то к Лаубэ, то к Курту. От радости он находился на седьмом небе.
– Как ты, Игорь? – вернул его на грешную землю Арнольд.
– Я – отлично, а вот ему, – Миклашевский кивнул на Курта, – могло крупно не повезти.
Лаубэ с недоумением посмотрел на него, потом на Курта и спросил:
– В каком это смысле?
– Да я чуть не отправил его в нокаут.
– Меня?! За что? – изумился Курт.
– Он еще удивляется? Вел себя как провокатор гестапо. Я уже думал, мне крышка, когда увидел ваших мордоворотов, – признался в своих страхах Миклашевский.
Лаубэ переглянулся с Куртом и с улыбкой сказал:
– Теперь, Игорь, тебе уже нечего волноваться, ты находишься под нашим надежным крылом.
– Легко сказать: не волнуйся! Да после такого стресса без шнапса не обойтись!
– А что, можно и шнапс, – живо подхватил Курт.
– Ну уж нет, выдадим себя с головой, это только русские по утрам пьют, – возразил Игорь.
Лаубэ рассмеялся и согласился:
– Все правильно, ограничимся кофе.
– Я закажу, Арнольд. И если не против, то что-нибудь поесть, – предложил Курт.
– Давай, – поддержал тот и снова обратился к Миклашевскому: – Ну, рассказывай, Игорь, как ты: где служишь, где работаешь?
– Особо рассказывать нечего. После Смоленска попал в Нормандию, и в первый же день меня арестовало гестапо.
– За что?
– Да все за старое, за те два взвода, что ушли к партизанам.
– То была ошибка, не стоило ввязываться в это дело, – признал Лаубэ.
– Ну, что было, то было. Слава богу, все закончилось, а после того, как в Нормандии получил ранение, они вообще отстали.
– Куда попало?
– В ногу и шею. Провалялся в госпитале больше трех месяцев, но сейчас, как видишь, все нормально и даже боксирую.
– Слышал, стал даже чемпионом.
– Повезло, Пиляс сам подставился, – скромничал Миклашевский.
– А чем, кроме бокса, еще занимаешься?
– Всем понемногу. Сначала дядька – Блюменталь-Тамарин устроил на курсы власовских пропагандистов.
– Те, что в Дабендорфе? – уточнил Лаубэ.
– Да.
– Интересно, а Власов там часто бывает? – оживился Лаубэ.
– Пару раз видел. Сейчас не знаю, я ушел оттуда, там такая мразь, что от одного вида тошнить начинает.
– Жаль, – посетовал Лаубэ и продолжил расспрос: – А Блюменталь-Тамарин близок к Власову?
– Сейчас нет, после того, как насмерть разругался с его замом – Жиленковым, носа туда не кажет.
– Понятно, он знаком с Ольгой Чеховой и Зарой Леандер?
– Это те, что рядом с Гитлером и Герингом трутся?
– Да.
– Говорит, что знает, но я не верю, он соврет и дорого не возьмет, тем более в его положении.
– И каково оно?
– Как у дерьма в проруби. В министерстве пропаганды в его услугах уже не нуждаются, а с власовцами он разругался. Сидит, как сыч, за забором зондерлагеря Восточного министерства и шнапс хлещет.
– Короче, Блюменталь-Тамарин – отыгранная карта, – сделал вывод Лаубэ и вернулся к началу разговора: – Игорь, а как ты познакомился со Шмелингом и в каких отношениях сейчас находишься с ним?
– Через связи Блюменталь-Тамарина – в министерстве пропаганды. Кстати, Макс, хоть и наци, а хороший человек.
– Какой он хороший, без нас разберутся те, кому положено. А вот Андрея интересуют…
– Павла Анатольевича? – забыв о конспирации, воскликнул Миклашевский.
– Тише ты, а то точно гестапо появится! – предостерег Лаубэ и уточнил: – Кто еще, кроме Шмелинга, может представлять интерес?
– Мой бывший командир генерал Кестринг. Это он вытащил меня из гестапо. Кстати, генерал не фанатик наци.
– Так, может, его завербовать? – сходу предложил Курт.
– Да погоди ты с вербовками! Сначала надо… – Лаубэ вынужден был прервать разговор.
К столику подошел официант и принес заказ. На трех сковородках аппетитно шкворчала яичница, над чашками вился ароматный запах настоящего, а не эрзац кофе. Щедрые чаевые Курта сделали свое дело, и хозяин кафе открыл тайные запасники. В них оказался даже такой редкий деликатес, как тарталетки с печенью трески. Перед таким изобилием невозможно было устоять, и Миклашевский, Лаубэ и Курт, отложив профессиональный разговор, отдались во власть поварского искусства. Тарелки быстро опустели, и Лаубэ продолжил опрос. Не меньший интерес, чем связь с генералом Кестрингом, у него вызвали отношения Миклашевского с советником МИДа Германии Штрекером и промышленником Альбрехтом. А когда Игорь завел речь о своих связях с сотрудниками вустрауской разведывательно-диверсионной школы капитаном Лемке и оберлейтенантом Ланге, Лаубэ вцепился в него, как клещ.
– И все-таки, Игорь, что стоит за их подходом к тебе? – допытывался он.
– Да ничего особенного, ими движет обыкновенный человеческий интерес, – предположил Миклашевский.
– Что-о?! О чем ты говоришь, Игорь?! В том змеином гнезде, где сидят Лемке и Ланге, по определению не может быть ничего человеческого! – отмел это предположение Курт.
– Не буду спорить, и все-таки, если говорить о Лемке, то здесь присутствует чисто спортивный интерес.
– С чего ты взял?
– Он тоже занимается боксом, кстати, неплохой боксер и вполне адекватный человек.
– Ха, – хмыкнул Курт и с сарказмом заметил: – Адекватным он будет в гробу и в белых тапочках.
– Но ты же его не знаешь, зачем так говоришь? – возразил Миклашевский.
– A-а, все они сволочи и садисты. Вспомни про Смоленск и про Шрайбера. Гад конченый, а стишки пописывал!
– К черту, Шрайбера, его только не хватало! – отрезал Лаубэ, вернулся к разговору о Лемке и уточнил: – Чем он занимается в школе?
– Ведет физическую и огневую подготовку у курсантов.
– Понятно. А как ты оказался в школе?
– Лемке предложил провести показательные занятия по рукопашному бою с курсантами. Я подумал, что для Андрея это будет интересно, и согласился.
– Молодец, правильно сориентировался! – похвалил Лаубэ: – А как часто?
– Один-два раза в неделю.
– Вот это да! И что, в самой школе?
– По-разному, иногда Лемке привозит курсантов сюда, в клуб.
– Неплохо, очень даже неплохо. А у тебя есть возможность закрепиться в школе?
– В каком качестве? – уточнил Миклашевский.
– Нас устроит любое.
– Ну, если только инструктором по рукопашному бою. Лемке как-то намекал.
– Так это же классный вариант внедриться в школу! Если удастся, то мы получим на этих сволочей всю подноготную! Это же… – от такой перспективы у Лаубэ дух захватило.
– Не все так просто. Есть одна проблема.
– Какая проблема, если тебя приглашает Лемке?
– Лемке не начальник, но дело не в нем и даже не в Рейхере.
– А это кто такой?
– Исполняющий обязанности начальника школы.
– Ты что, с ним знаком?
– Да, Лемке представил.
– Так в чем дело? Я что-то тебя не пойму, Игорь!
– А в том, Арнольд, что кандидаты на должность инструктора должны пройти проверку в гестапо. А там снова вылезет мой смоленский хвост, и чем все кончится, одному богу известно.
– М-да, проблема, – признал Лаубэ и, подумав, предложил: – Ладно, не будем пороть горячку. Я доложу Андрею, а он решит, как быть.
– Хорошо, – согласился Миклашевский и поинтересовался: – Сейчас мне что делать?
– Вживаться и еще раз вживаться, расширять и расширять свои связи среди этого зверинца, чтобы потом, когда они забьются в норы, вытаскивать за хвосты.
– Ясно. И еще один вопрос: как и где будем встречаться?
– Пока здесь, через неделю, после твоей утренней тренировки. За это время мы с Куртом определимся с явочной квартирой.
– А если понадобится срочная явка, как быть?
– А вот над этим подумаем вместе.
– Хорошо.
– Вот и договорились, а теперь расходимся, – подвел итог встрече Лаубэ.
– Да, пора, а то прохиндей официант глаз с нас не сводит, – поддержал его Курт.
– Вы с Игорем уходите первыми, а я с парнями после вас, Проследим, чтобы хвост за вами не увязался, – распорядился Лаубэ и вернулся к своему столику.
Расплатившись с официантом, Миклашевский и Курт покинули кафе. До станции метро их сопроводили разведчики резидентуры "Арнольд", а там они затерялись в толпе. Опасения Лаубэ, что за Ударовым велась слежка, не подтвердились. В ту же ночь из пригородов Берлина в Москву ушла радиограмма. В ней Арнольд сообщал Андрею:
"…21 января восстановил связь с Ударовым. Он готов к выполнению задания в отношении Блюменталь-Тамарина и ждет приказа. Блюменталь-Тамарин с Ольгой Чеховой и Зарой Леандер не знаком.
Опросом Ударова по его связям установлено: он имеет выходы на окружение Ворона, но они носят неустойчивый характер. Интерес представляют следующие связи Ударова:
1. Макс Шмелинг – чемпион мира по боксу, вхож в высшие военно-политические круги, находится в приятельских отношениях с Ударовым и протежирует ему.
2. Генерал Кестринг – командир дивизии. Ударов познакомился с ним во время службы, к настоящему времени сохранил хорошие отношения и периодически встречается на вечеринках.
3. Советник МИДа Германии Штрекер и промышленник Альбрехт. С ними Ударов познакомился через Шмелинга и также встречается на вечеринках.
4. Капитан Лемке и оберлейтенант Ланге. Оба служат инструкторами в вустраусской разведывательно-диверсионной школе. С ними Ударов познакомился во время боксерского турнира. Инициатива знакомства принадлежит немцам. Ланге – сам боксер, тренируется в спортклубе и на этой почве общается с Ударовым".
Через несколько часов расшифровку донесения резидента Арнольда доложили Судоплатову. В ответной радиограмме он распорядился:
"…Ударова к операции по Ворону не привлекать. Основное его внимание сосредоточить на закреплении отношений с Кестрингом, Штренером и Альбрехтом в интересах получения информации о замыслах и планах германской военно-политической верхушки.
В оперативном плане наибольший интерес представляют контакты Ударова с офицерами разведывательно-диверсионной школы в Вустрау капитаном Лемке и оберлейтенантом Ланге. Ему необходимо активно развивать отношения с ними в направлении получения установочных и характеризующих данных на командный состав разведшколы, а также о системе охраны и допуска на ее территорию. Предложение Лемке проанализируйте совместно с Ударовым и с учетом всех обстоятельств решение принимайте на месте.
Выполнение задания по Блюменталь-Тамарину отложить до особого указания.
В отношении Ворона активизировать исполнение".
Получив эти указания от Андрея – Судоплатова, Лаубэ первым делом провел явку с Миклашевским. На ней он довел до него задание, а затем основные усилия резидентуры сосредоточил на акции по ликвидации Ворона – Власова. Досадные промахи, допущенные 23 декабря, когда ему чудом удалось выскользнуть из западни, были учтены. Теперь все участники операции знали его в лицо. Особое внимание было уделено тщательной проработке перемещений Ворона по Берлину и выявлению уязвимых мест в организации охраны. Их анализ позволил Лаубэ и Дырману составить подробную схему. Чаще всего предатель появлялся по адресам Кибицвегештрассе, № 7 и № 9, в штаб-квартире вермахта и в Дабендорфе на пропагандистских курсах РОА.
Получив эти данные, Лаубэ и Дырман приступили к разработке операции. Штаб-квартиру вермахта как возможное место проведения акции они сразу же отклонили. Осуществить ее силами только одной резидентуры на глазах вооруженной до зубов охраны было чистым безумием. Два других адреса: по Кибицвегештрассе, № 7 и № 9, после изучения обстановки на месте им также пришлось исключить. Помимо того, что оба дома находились под круглосуточной охраной и сам Арнольд дважды подвергся проверке документов, так еще поблизости находилось отделение гестапо. В конечном итоге Лаубэ и Дырман, как и в прошлый раз, остановились на пропагандистских курсах РОА в Дабендорфе.
Там им предстояло иметь дело только с охраной из числа власовцев. Главным же аргументом в пользу этого варианта акции выступал источник информации, имевший прямой выход на руководство курсов. Им был чех Франц Йошке. Через него Лаубэ рассчитывал получить точную информацию о дате и времени очередного приезда Власова на встречу с преподавателями и выпускниками курсов. И этот расчет оправдался. 27 января Йошке сообщил: выступление Ворона запланировано на 12:00 29 января.
С того дня операция "Ворон" перешла в решающую фазу. Ликвидацию изменника планировалось осуществить после завершения его встречи с выпускниками курсов пропагандистов в Дабендорфе. План Лаубэ предусматривал два варианта действий. Согласно первому и основному, группе Йошке предстояло проникнуть на территорию курсов, заложить мину с часовым механизмом в машину Ворона и затем привести ее в действие. В случае неудачи в дело вступала вторая группа, ей руководил сам Лаубэ. Ему и еще трем разведчикам-боевикам ничего другого не оставалось, как вступить в открытый бой, расстрелять и забросать гранатами кортеж Ворона на выезде из ворот курсов. Теперь, когда все роли и действия были распределены среди бойцов резидентуры "Арнольд", им оставалось запастись терпением и ждать.
Наступило 29 января. Накрапывал дождь, временами сменявшийся снегом. Ближе к полудню прояснилось, и между облаков все чаще проглядывало унылое зимнее солнце. На улицах стало заметно оживленнее, и вряд ли кто из берлинцев обратил внимание на три машины и группу из военных и штатских, собравшихся во дворе небольшой виллы на юго-западной окраине Берлина. Резидентура "Арнольд" приступила к выполнению операции "Ворон".
Первой к цели – Дабендорфу выехала группа Йошке, она была вооружена пистолетами, ручными гранатами и везла с собой мину с часовым механизмом. Вслед за ней в 11:00 выдвинулась к месту засады группа Лаубэ. Дырману и остальным разведчикам-боевиками досталась самая незавидная участь – находиться на подстраховке и ждать. Пока все шло по намеченному плану. Все три группы заняли исходное положение. В 11:50 на большой скорости перед глазами Лаубэ и его бойцов промчалась кавалькада машин и скрылась за воротами курсов.
В 12:03 Йошке и Курт по пропускам прошли на территорию курсов и могли наблюдать, как перед строем курсантов-пропагандистов и преподавателей, выстроившихся на плацу, в сопровождении свиты появился Власов. В том, что это был он, у них не возникало сомнений. Его огромная, мосластая фигура на голову возвышалась над низкорослым окружением. Одет Власов был в удлиненную шинель цвета хаки с широкими обшлагами, без знаков отличия и брюки с генеральскими лампасами. Половину его лица закрывали очки. Он и свита поднялись на трибуну. В наступившей тишине надрывно взвизгнул микрофон, и затем зазвучал голос Власова. Рублеными фразами он говорил выпускникам курсов о том, что на них лежит историческая миссия нести слово правды истинным патриотам Великой России. Бывший советский генерал-лейтенант, бывший большевик, который в апреле 1940 года в своей автобиографии писал: "…Никаких колебаний не имел. Всегда стоял твердо на генеральной линии партии и за нее всегда боролся".
Спустя пять лет Власов не просто отступил от "генеральной линии партии", а призывал бороться против "безбожного большевизма во имя возрождения исторической России".
Йошке и Курт не стали его слушать и направились к стоянке машин, их было шесть. "Опель" генерала-предателя они определили безошибочно – по номеру, но на подходе к автомобилю перед ними возникло неожиданное препятствие – часовые. Их было двое, они занимали позиции на въезде и выезде. На попытку Курта и Йошке приблизиться один из них угрожающе повел стволом автомата, и им не оставалось ничего другого, как отступить. Забравшись в беседку, они постреливали нетерпеливыми взглядами в сторону стоянки и лихорадочно искали выход из положения. Стрелки часов неумолимо отсчитывали драгоценные секунды и минуты. С плаца донеслись зычные, отрывистые команды, а затем грянул оркестр. Торжественный ритуал подходил к концу. Перед трибуной в парадном строю, отдавая приветствие Власову и его свите, проходили курсанты и преподаватели. Затихли звуки марша. Ждать и надеяться на чудо Йошке и Курт не могли и ринулись на улицу, чтобы дать сигнал группе Лаубэ.
В 12:31 они показались на выходе из КПП.
– Арнольд, наши! – звенящим от напряжения голосом воскликнул Эрих.
– Вижу! – обронил Лаубэ, приник к лобовому стеклу, впился взглядом в лица Йошке и Курта, пытаясь понять, удалось ли им заложить мину в машину Власова.