В романе "Война и мир" Лев Толстой довольно реалистично реконструировал ситуацию внутри города в тот день (писатель был артиллеристом и принимал участие в обороне Севастополя во время Крымской войны 1853–1856 гг.): "…по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования. Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство… К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды… Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом ядра, то с приятным посвистыванием гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило… Опять, но очень близко этот раз, засвистело что-то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что-то и застлало дымом улицу… Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню… Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону. К сумеркам канонада стала стихать… После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров… Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы".
За этот день российские потери составили 4 тысячи человек.
Ночью Барклай-де-Толли организовал военный совет. На нем традиционно рассматривались различные варианты дальнейших действий, среди которых были продолжение обороны и даже наступление на французов. В результате победила умеренная позиция главнокомандующего: "Барклай достиг своей цели, – писал Клаузевиц, – правда, чисто местного характера: он не покинул Смоленска без боя… Преимущества, которыми располагал здесь Барклай, заключались, во-первых, в том, что это был бой, который никоим образом не мог привести к общему поражению, что вообще легко может иметь место, когда целиком ввязываются в серьезный бой с противником, обладающим значительным превосходством сил… Потеряв Смоленск, Барклай мог закончить на этом операцию и продолжить свое отступление".
Таким образом, в ночь на 6 (18) августа армия отошла к северу, крепость также была оставлена российскими войсками. Чтобы дать возможность всей 1-й Западной армии спокойно выйти на Московскую дорогу, а также чтобы не отстать от нее и не быть окруженным, на следующий день Барклай-де-Толли провел оборонительное сражение у Валутиной горы. В частности, утром следующего дня Ней нанес сильный удар по российским войскам – отступавшим корпусам генерала К. Багговута и генерала А. Остермана-Толстого. Однако к ним на помощь подошел отряд принца Вюртембергского, который помог отбить атаки.
Узнав об этом сражении, Наполеон приказал корпусу маршала Даву идти за Неем, а корпусу Жюно – переправиться через Днепр южнее Смоленска. Последний вместе с Мюратом должен был атаковать российские войска слева, а Ней – собственно с фронта. Около полудня Ней начал атаку, но подошедшее подкрепление позволило оборонявшимся избежать тяжелых последствий. Когда стало известно о движении Мюрата и Жюно в обход русского левого фланга, сюда также были присланы дополнительные силы. В результате четыре атаки были отбиты. При этом Жюно оставался в бездействии, хотя его кавалерия, атаковавшая вместе с конницей Мюрата, имела частный успех. Последующие атаки французов и успешная оборона российских войск привели к тому, что общие потери первых составили 8 000–9 000 человек, а вторых – 5 000–6 000.
Основным результатом боя у Валутиной горы стал успешный выход 1-й Западной армии на Московскую дорогу и последовавшее за этим соединение с силами 2-й Западной армии. В ходе сражения российские войска проявили стойкость, несмотря на превосходящие силы неприятеля (вследствие этого наблюдался постепенный ввод в бой частей из разных соединений). Причинами неудачи французов стали отсутствие взаимодействия между отдельными корпусами, пассивность Жюно, а также ошибка Наполеона, который оценил бой у Валутиной горы как обычное арьергардное сражение и покинул войска, не убедившись в точном исполнении отданных приказов. Узнав о медлительность Жюно, а также о том, что на пути ему попалось непроходимое болото, французский император воскликнул: "Жюно упустил русских. Из-за него я теряю кампанию".
После того как российская армия оставила Смоленск, полковник А. Закревский, принимавший участие в боях, написал командиру дивизии М. Воронцову: "Холоднокровие, беспечность нашего министра я ни к чему иному не могу приписать, как совершенной измене (это сказано между нами)… Сему первый пример есть тот, что мы покинули без нужды Смоленск и идем бог знает куда и без всякой цели для разорения России. Я говорю о сем с сердцем как русский, со слезами. Когда были эти времена, что мы кидали старинные города?…Будьте здоровы, но веселым быть не от чего. Я не могу смотреть без слез на жителей, с воплем идущих за нами с малолетними детьми, кинувши свою родину и имущество. Город весь горит".
В 4 часа утра 6 (18) августа части Великой армии вступили в разрушенный город, в котором из 2 250 домов уцелело около 350.
По воспоминаниям французов, в горевшем Смоленске погибло много раненых русских солдат, которые значительно ранее были эвакуированы в город из других мест. Те, кто остался в живых, были практически лишены медицинской помощи, поскольку даже на раненых французов не хватало перевязочных материалов.
Смоленский мещанин А. Сныткин вспоминал о тех событиях: "Два дня отстаивали Смоленск. Он горел со всех сторон, и везде лежали развалины. На третий день раздалась боевая музыка: французы вступали в город. Прибежали к нам женщины и рассказывали, что французы все грабят. Мы ночевали в храме еще одну ночь, боясь показаться на улицу. На другой день отворились двери, и вошли несколько военных; один шел впереди. Видно было, что он начальник, а невзрачный: полный, ростом невелик, лицом бледный и глаза голубые. На нем была треугольная шляпа. Оглянул он собор сверху донизу и снял шляпу. Увидал, какой храм в славу Господню сооружен, и, должно быть, совестно ему стало, что вошел с покрытою головой. И все другие тоже сняли свои шляпы. Он что-то сказал одному, что шел за ним, должно быть, переводчику, а тот выслушал и нам говорит: "Это император Наполеон. Он приказывает мне вам сказать, чтобы вы не боялись, что он в городе оставит начальство и что будут открыты рынки…" Неприятели расположились по городским домам, а на первых порах мы жили с ними мирно. Открыли рынки, и офицеры наблюдали за порядком. Все покупали на чистые деньги. Солдаты редко кого обижали, а обидят – ступай к их начальству с жалобой. У нас была хлебная лавка, и я в ней торговал. Пришли раз три молодца и стащили у меня два пуда муки. И тут же по соседству у жида тоже что-то унесли". Такова была реакция на французские войска в городе со стороны обычных жителей.
В итоге, в боях за Смоленск российские войска потеряли 11 620 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Потери французской армии, по русским источникам, составили около 14 000 человек, по французским источникам – 6 тысяч.
Главным итогом этих событий стал очередной срыв плана Наполеона вовлечь российскую армию в генеральное сражение. Среди историков продолжаются споры о мотивах, побудивших французского императора готовить 18 августа новый лобовой штурм города, когда можно было взять его с помощью обходного маневра. По одной из версий, основной причиной этих действий стало желание Наполеона поднять боевой дух своих войск. Этими же причинами объясняется решение Барклая-де-Толли оставить в городе не просто арьергард, а корпус Дохтурова, который впоследствии смог беспрепятственно отойти за Днепр.
"Война теперь не обыкновенная, а национальная": потеря Москвы
"Волчью вашу я давно натуру знаю": Кутузов vs Наполеон (Бородино)
После отступления из Смоленска отношения между Багратионом и Барклаем-де-Толли становились напряженнее с каждым днем. Фактическое отсутствие единоначалия в российских войсках могло привести к катастрофическим последствиям. Чтобы решить этот вопрос, был учрежден Чрезвычайный комитет, и 17 августа на его заседании единогласно главнокомандующим был утвержден генерал от инфантерии Михаил Илларионович Кутузов.
До этого назначения М. Кутузов имел достаточный боевой опыт, накопленный в период русско-турецких войн второй половины XVIII в. под руководством полководцев П. А. Румянцева и А. В. Суворова. В частности, в период русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Кутузов принимал участие в сражениях при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле. За отличие в боях был произведен в премьер-майоры. В должности обер-квартирмейстера (начальника штаба) корпуса являлся помощником командира и за успехи в бою при Попештах в декабре 1771 г. получил чин подполковника.
Имеются свидетельства современников об одном интересном случае, который в 1772 г. произошел с Кутузовым и оказал большое влияние на его характер. В тесном товарищеском кругу двадцатипятилетний Кутузов, имевший талант подражателя, позволил себе передразнить главнокомандующего Румянцева. Узнав об этом, фельдмаршал отправил Кутузова во 2-ю Крымскую армию под командованием князя Долгорукого. Именно с того времени Кутузов стал сдержанным и осторожным, он научился умело скрывать мысли и чувства, то есть приобрел те качества, которые стали очень характерными для его будущей полководческой деятельности. Однако есть и другая версия объяснения причин перевода Кутузова во 2-ю армию: он повторил слова императрицы Екатерины II о светлейшем князе Потемкине по поводу того, что князь храбр не умом, а сердцем.
В июле 1774 г., во время сражения у деревни Шума севернее Алушты в Крыму, Кутузов, командовавший гренадерским батальоном Московского легиона, был тяжело ранен. Пуля пробила левый висок и вышла у правого глаза, который "искосило", но, вопреки расхожему мнению, зрение у него сохранилось.
В 1787 г. Кутузов под командованием Суворова участвовал в сражении под Кинбурном, когда был почти полностью уничтожен 5-тысячный турецкий десант. Летом следующего года со своим корпусом он принимал участие в осаде Очакова, во время которой был вторично тяжело ранен в голову. Пуля прошла почти по старому каналу. В конце 1790 г. Кутузов отличился при штурме и взятии Измаила, где командовал 6-й колонной, шедшей на приступ. Действия генерала Кутузова были следующим образом оценены Суворовым в донесении: "Показывая собою личный пример храбрости и неустрашимости, он преодолел под сильным огнем неприятеля все встреченные им трудности; перескочил чрез палисад, предупредил стремление турок, быстро взлетел на вал крепости, овладел бастионом и многими батареями… Генерал Кутузов шел у меня на левом крыле; но был правою моей рукою".
В 1792 г. Кутузов, командуя корпусом, принял участие в русско-польской войне и в следующем году был направлен чрезвычайным послом в Турцию, где разрешил в пользу России ряд важных вопросов и значительно улучшил взаимоотношения между странами. Во время пребывания в Константинополе он побывал в султанском саду, посещение которого для мужчин каралось смертной казнью. Несмотря на это султан Селим III, не желая портить отношения с русской императрицей Екатериной II, предпочел не заметить этого поступка посла.
В 1798 г. Кутузов был произведен в генералы от инфантерии и вскоре после этого назначен командующим экспедиционным корпусом в Голландии вместо генерала от инфантерии И. И. Германа, который был разбит французами при Бергене и взят в плен.
Также Кутузов принимал участие в войне Третьей коалиции против Наполеона в 1805 г. Именно под его командованием российская армия, не успевшая соединиться с австрийской (разгромлена Наполеоном в октябре 1805 г. под Ульмом), совершила отступательный марш протяженностью в 425 километров. Этот марш вошел в историю военного искусства как замечательный образец стратегического маневра. А когда вопреки мнению Кутузова российские войска вместе с австрийскими вступили в бой с французами под Аустерлицем, то, как известно, потерпели поражение. Сам Кутузов был в очередной раз ранен: осколок попал ему в щеку а также потерял своего зятя, графа Федора Тизенгаузена.
Накануне начала похода Наполеона в Россию 1812 г. Кутузов (с 1811 г.) командовал Дунайской армией Российской империи во время войны с Турцией. Именно его успешные действия (ряд побед) привели к началу переговоров и подписанию Бухарестского мира 1812 г., по которому Бессарабия с частью Молдавии отходила России, а Наполеон потерял в лице Турции потенциального союзника в войне 1812 года.
После заключения Бухарестского мира Дунайскую армию возглавил адмирал Чичагов, а Кутузов был отозван в Санкт-Петербург. После того как началась война 1812 г., узнав о движении противника на столицу, император Александр I предписал Кутузову возглавить войска на нарвском направлении (Нарвский корпус) и соответственно организовать надежную оборону Санкт-Петербурга. Уже 16 июля дворянство Московской губернии избрало Кутузова начальником губернского ополчения. Но, не зная об этом, на другой день дворянство Санкт-Петербургской губернии также избрало его начальником губернского ополчения. После согласия возглавить последнее Кутузов был утвержден императором и незамедлительно занялся формированием Санкт-Петербургского ополчения. Через несколько дней Александр I подчинил ему "все войска, находящиеся в Санкт-Петербурге, Кронштадте и Финляндии, не исключая и морских". Также в начале августа Кутузов был введен в состав Государственного совета.
В условиях отступления 1-й и 2-й Западных армий под натиском превосходящих сил Наполеона дворянство начало требовать назначения главнокомандующего, который бы пользовался полным доверием общества. Таким образом, выбор пал именно на генерала от инфантерии Кутузова, кандидатура которого была одобрена членами Чрезвычайного комитета по выбору главнокомандующего. Необходимо отметить, что за 10 дней до назначения его главнокомандующим всеми русскими армиями и ополчениями император Александр I пожаловал ему титул светлейшего князя.
Назначение Кутузова вызвало патриотический подъем в армии и народе. Но сам Кутузов, как и в 1805 г., не был настроен на решительное сражение против Наполеона. По воспоминаниям одного из современников, он так выразился о методах, которыми будет действовать против французов: "Мы Наполеона не победим. Мы его обманем".
Генерал-лейтенант Н. Лавров писал в письме к председателю департамента военных дел Государственного совета: "По приезде князя Кутузова армия оживотворилась, ибо прежний [главнокомандующий] с замерзлой душой своей замораживал и чувства всех подчиненных. Однако же обстоятельства дел, завлекшие так далеко нас внутрь России, принудили и Кутузова сделать несколько отступных маршей, дабы соединиться с резервными силами".
Российское общество многого ожидало от нового главнокомандующего. Характерным примером могут быть слова из письма московской великосветской дамы Марии Волковой к петербургской подруге и родственнице Варваре Ланской: "Здесь мы узнали, что Кутузов застал нашу армию отступающею и остановил ее между Можайском и Гжатском, то есть во ста верстах от Москвы. Из этого прямо видно, что Барклай, ожидая отставки, поспешил сдать французам все, что мог, и если бы имел время, то привел бы Наполеона прямо в Москву. Да простит ему Бог, а мы долго не забудем его измены… Ведь ежели Москва погибнет, все пропало! Бонапарту это хорошо известно; он никогда не считал равными наши обе столицы. Он знает, что в России огромное значение имеет древний город Москва, а блестящий, нарядный Петербург почти то же, что все другие города в государстве. Это неоспоримая истина".
В тот же день, когда состоялось утверждение главнокомандующим российскими войсками Кутузова (17 (29) августа), он принял армию от Барклая-де-Толли в селе Царёво-Займище Смоленской губернии. Тогда же французы вошли в Вязьму. Следует также сказать, что значительная часть генералитета и офицеров российских войск отрицательно отнеслась к назначению Кутузова главнокомандующим. Среди них можно с уверенностью назвать П. Багратиона, М. Милорадовича, А. Ермолова, Н. Раевского, Н. Муравьева, Н. Дурново и других, которые негативно отзывались о нем как о военачальнике и человеке.
После своего назначения Кутузов сформировал штаб, используя штабы Западных армий. В частности, на должность начальника главного штаба Кутузова был определен генерал от кавалерии, граф Леонтий Леонтьевич Беннигсен, генерал-квартирмейстером всех армий стал Михаил Степанович Вистицкий, его помощником – Карл Федорович Толь, дежурным генералом – полковник Паисий Сергеевич Кайсаров.
Сразу же по прибытии в штаб-квартиру Кутузов отверг предложенную М. Барклаем-де-Толли позицию для генерального сражения с Наполеоном, приказал продолжать отступление и искать другую позицию. Она была избрана через четыре дня у села Бородино, где и произошло известное генеральное сражение, за которое Кутузов был удостоен чина генерала-фельдмаршала.
В своем первом донесении императору Александру I от 19 (31) августа Кутузов писал следующее: "Усилясь… как чрез укомплектование потерпевших войск, так и чрез приобщение к армии некоторых полков, формированных князем Лобановым-Ростовским, и части Московской милиции, в состоянии буду для спасения Москвы отдаться на произвол сражения, которое, однако же, предпринято будет со всеми осторожностями, которых важность обстоятельств требовать может". Из этого можно сделать вывод о том, что Кутузов не собирался сдавать Москву без решительного боя и тщательно к нему готовился. Исходя из этого, он пытался собрать под своим началом как можно больше сил. В тот же день он пишет еще одно письмо, на этот раз Д. И. Лобанову-Ростовскому, который формировал резервную армию: "Я слышу от господина военного министра, что старанием вашего сиятельства по восформировании полки ваши пришли уже в некоторую зрелость и вооружены, вследствие чего покорно прошу вас, милостивый государь мой, из Костромы, Владимира, Рязани, Тамбова, Ярославля и Воронежа, из каждого места по два полка направить к Москве…" По сути, Кутузов пытался создать собственный крупный резерв, который при соединении с Московским ополчением мог бы достичь численности в несколько десятков тысяч человек.