Представлявший Великобританию лорд Каслри изложил точку зрения своего правительства. Он заявил, что, возможно, ни в одной стране восстановление независимой Польши не нашло бы столько сторонников, как в Англии. Однако подобное решение потребовало бы столько жертв от стран коалиции, что он никогда не осмелился бы предложить им это. По поводу положения, сложившегося после разделов Польши, он отметил, что "ни одна держава не может желать сохранения этой системы больше, чем Россия", поскольку именно она владеет большей частью Речи Посполитой. Каслри очень тонко, с одной стороны, старался усилить недоверие Польши к странам-участницам разделов, а с другой – акцентировал внимание Австрии и Пруссии на позициях России, которой, по его мнению, было бы "выгодно заинтересовать их, не отвергая их справедливые требования". Иными словами, это означало, что у России и так уже достаточно территориальных приращений и ей следует учитывать требования своих союзников.
Гарденберг заявил о претензиях Пруссии на Торн (Торунь), "ибо это город совершенно немецкий и сами жители просили о присоединении к немецким владениям". Он не упоминал о восстановлении Польши в прежних границах, но много говорил об опасности, которая возникнет, в том числе и для Пруссии, если русский император даст имя Польши русским приобретениям, выражая надежду, что Александр I все же уступит настояниям союзников и откажется от своего плана. Российский представитель на конгрессе барон Штейн подал 6 (18) октября 1814 г. Александру I записку, в которой высказывал свои соображения по поводу присоединения Польши. В нем затрагивались не только территориальные вопросы. Штейн предупреждал императора о противоречии, которое могло бы возникнуть при включении Польши, получившей конституционное правление, в "династически управляемую" Россию. Барон полагал, что дарование Польше конституции создаст внутренние трудности для России, при этом он отмечал, что польский народ, сам "повинный в своей участи", еще "недостаточно просвещен" для восприятия предлагаемой ему свободы. Кроме того, писал он, возникнет ситуация, при которой западная граница империи будет рассматриваться Австрией и Пруссией как источник угрозы и вызовет осложнения в их отношениях с Россией.
Российский посол в Париже Поццо ди Борго, представлявший Россию на Венском конгрессе, 8 (20) октября 1814 г. составил для Александра I записку, в которой также высказывал свое мнение по польской проблеме, предлагая свести ее только к вопросу о границах. Он отрицательно относился к мысли о восстановлении Польши как отдельного государственного образования с правами самоуправления. Он высказывался за полный и безраздельный суверенитет над ней России на вечные времена, подчеркивая, что статус польских земель должен быть определен особым указом, а не конституцией.
Лорд Каслри вел активные переговоры и беседы с приехавшими в Вену дипломатами и политическими деятелями, проявляя особый интерес к польским проблемам, что несомненно было связано с желанием Англии не допустить усиления России. Нессельроде сообщал Александру I, что в частной беседе с ним Каслри рекомендовал России не настаивать на дополнительных приобретениях польских земель, так как "обладание какими-то жалкими клочками земли" вызовет во всей Европе зависть и беспокойство. Лорд использовал даже вариант легкого политического шантажа: если Александр I будет упорствовать, то ему, Каслри, трудно будет добиться в парламенте соглашения относительно голландского долга. Нессельроде возражал: по его мнению, неуместно связывать данный вопрос с польскими делами. 2 октября 1814 г. Каслри извещал английское правительство о результатах своей беседы по польскому вопросу с Александром I. Он говорил императору об опасности для самой России присоединения Княжества Варшавского, о вытекающих из этого трудностях, вызываемых оживлением общественных настроений в Польше в связи с ожиданиями создания независимого государства . Каслри и Меттерних стремились склонить прусского представителя Гарденберга занять единую с ними позицию, но тот выражал согласие только при условии передачи Пруссии всей Саксонии и крепости Майнц. Каслри настаивал на том, что если Пруссия желает получить поддержку Великобритании в саксонском вопросе, то она должна выступить против присоединения Княжества Варшавского к России. Однако Австрию не устраивало подобное решение саксонского вопроса, которое вело бы к усилению Пруссии.
Каслри сначала рассчитывал от имени трех держав предложить Александру I восстановить независимую Польшу в границах 1772 года, а в случае, если он не согласится, то пойти на ее раздел, при отказе же России и от этого варианта – апеллировать к конгрессу. План Каслри вызвал возражение Пруссии, которая не желала ссориться с Россией, поддерживавшей ее притязания на всю Саксонию. К тому же русские войска располагались вблизи ее границ . 4 октября 1814 г. Каслри разослал уполномоченным представителям меморандум, содержавший разъяснение позиции британского кабинета.
12 октября 1814 г. Каслри направил также и Александру I письмо с приложением неофициального меморандума по польскому вопросу. В нем отвергался русский план присоединения большей части Княжества Варшавского к России и создания особого Польского королевства под скипетром российского императора. В документе было заявлено, что Россия, уже присоединившая Финляндию и Бессарабию, своим усилением и продвижением на запад ставит под угрозу безопасность соседних государств, и что если Венский конгресс окончится неудачей, то ответственность за это ляжет на Россию. Однако российский император твердо противостоял попыткам английского правительства оказать на него давление. В ответе 18 (30) октября 1814 г. Александр I разъяснял английскому министру, что территориальные приобретения России на юге и севере, а также присоединение к ней Княжества Варшавского необходимы для укрепления ее безопасности; они не противоречат ее договорным обязательствам, а если Венский конгресс действительно потерпит неудачу, то в этом будет виновата не Россия, и "народы сумеют найти истинную причину, помешавшую восстановлению мира и спокойствия" . Вокруг польского вопроса и связанных с ним территориальных проблем шла напряженная дипломатическая борьба не только в Вене. 6 (18) октября 1814 г. в секретном послании из Лондона X. А. Ливен сообщал К. В. Нессельроде, что, как ему стало известно из достоверных источников, австрийский посол, "не довольствуясь тем, что возбуждает недоверие английского двора к нашему", старается обратить внимание правительства Великобритании на то, "какую опасность могут представлять для Европы виды императора на Польшу, подчеркивая необходимость совместно оказать противодействие подобному росту могущества и преобладания России". Австрийский дипломат предлагал выступить с декларацией протеста против "честолюбивых видов России", которую должны подписать все державы. По мнению Ливена, английское правительство никогда не решится на такой шаг, поскольку для Великобритании "слишком важны дружеские связи с Россией". Английский премьер-министр Р. Ливерпуль заявил, что Англия если и сожалеет о видах императора на Польшу, то это вовсе не является причиной, мешающей заключению мира. Всё, что носит печать либерализма, отметил он, близко английскому сердцу, и британское правительство не может не относиться сочувственно к планам Александра I восстановить Польшу 0.
Английский уполномоченный на Венском конгрессе провел целую серию встреч с российским императором, пытаясь склонить его к занятию желательной для Великобритании позиции. 14 октября 1814 г. Каслри вновь информировал премьер-министра лорда Ливерпуля об очередной, состоявшейся накануне беседе с российским императором. Александр I, как отмечал Каслри, настаивал на своих политических и территориальных требованиях в отношении Польши и на присоединении Польского королевства к России. Он ссылался на свой "моральный долг" перед поляками, а также на "право владения" присоединяемой территорией. В ответ на заявление Каслри о чрезмерном усилении России император заверил, что после отвода русских войск за Неман и предоставления свобод Королевству Польскому "Европе нечего будет опасаться усиления мощи России".
21 ноября лорду Каслри был вручен меморандум, автором которого являлся Каподистрия. Законы справедливости требуют, утверждалось в документе, чтобы выгоды каждого из союзников при торжестве общего дела были "пропорциональны его усилиям и величине пожертвований". "Когда Одер был перейден, – напоминал Каподистрия, – Россия сражалась только за своих союзников, для увеличения могущества Пруссии и Австрии, для ослабления Германии, для спасения Франции от бешенств деспотизма". В меморандуме перечислялись колониальные владения Великобритании (Индия, "американский континент", "рудники Леванта", "ключи Средиземного моря"), которая по своему морскому и торговому могуществу не имеет соперников, а ее отношения с Голландией и возвращение Ганноверского курфюршества "дают ей прямое и сильное влияние на дела континента". Затем Каподистрия приводил конкретные факты, свидетельствовавшие о территориальных приращениях и военно-политическом усилении других стран: Австрия распространяет свой скипетр и влияние на лучшую половину Германии, на прекрасные области Италии, она присоединила иллирийские провинции, которые обеспечивают ей господство на Адриатическом море и в европейской Турции. Пруссия получает северную часть наследства Германской империи и упрочивает свое влияние на Висле, Эльбе, Рейне. В этой связи Каподистрия ставил ряд вопросов: "Неужели приобретение Россией Финляндии и Бессарабии грозит спокойствию Европы?", а также: может ли Россия быть в безопасности, "если не получит хорошей военной границы, если покинет жителей Герцогства Варшавского на жертву отчаянию и прельщению с разных сторон"? "Для России, – утверждал он, – предмет первой важности – положить конец всем беспокойствам поляков".
Прибывший на конгресс несколько позднее других представителей Ш.Талейран проявлял высокую активность в отстаивании интересов Франции. Французский министр привез с собой инструкции, им же самим составленные. В соответствии с ними необходимо было настаивать на том, что было бы выгодно для Франции: чтобы "конгресс был общим", чтобы на нем были представлены не только большие государства, но и малые страны, которые будут бороться за свое сохранение и тем самым препятствовать расширению территорий крупных государств. Талейран отстаивал провозглашенный им "принцип легитимизма": завоевание не дает никаких прав победителю, ни одной короной, ни одной территорией нельзя распоряжаться, пока ее законный обладатель от нее формально не отказался; он должен иметь своего представителя на конгрессе, и ему должны быть возвращены утраченные территории. Талейран выступал за "законные права королей" ("божественное право"), против принципа "права народов".
Французский представитель считал, что Россия не хочет восстановления Польши при условии потери принадлежащих ей земель бывшей Речи Посполитой. А восстановить Польшу с тем, чтобы всецело отдать ее России, границы которой будут тогда доходить до Одера, означало, по мнению Талейрана, "создать для Европы опасность столь великую и столь близкую". Если Россия заявит о таком плане, заявлял он, то его исполнение необходимо будет остановить "силою оружия без колебаний" . К тому же Талейран был убежден, что Польша не готова к самостоятельному независимому существованию: даже если бы она и освободилась когда-либо от России, то снова попадет под иго, "ибо Польша, получив независимость, вместе с этим будет предана на жертву анархии. Величина страны исключает собственно так называемую аристократию, а монархия не может существовать там, где народ не имеет гражданской свободы, где шляхта имеет свободу политическую, или независимость, где царствует анархия". Он ставил вопрос: "Каким образом, восстанавливая Польшу, отнять политическую свободу у шляхты или дать гражданскую свободу народу?" и отвечал на него: "Последняя не может быть дана манифестом, законом. Гражданская свобода будет пустым словом, если народ, которому ее дают, не имеет независимых средств к существованию, собственности, промышленности, искусств, и этого всего ни манифест, ни закон создать не могут". Таким образом, государственно-политическое устройство страны связывалось с социальными и экономическими условиями. Поскольку, считал французский министр, передача всей Польши России привела бы к возникновению явной опасности для Европы, то "всего лучше оставить Польшу так, как она была после третьего раздела". И это тем более важно, полагал Талейран, что такое решение польского вопроса положило бы конец притязаниям Пруссии на Саксонию, потому что "Пруссия осмеливается требовать Саксонию только в предположении восстановления Польши" . Политическая интуиция и проницательность Талейрана позволяли ему делать верные исторические прогнозы: "Оставаясь разделенною, Польша не будет навсегда уничтожена. Не образуя более политического тела, поляки всегда будут составлять одно семейство. У них не будет одного общего отечества, но у них останется один общий язык, следовательно, между ними останется самая крепкая и самая долговечная связь. Под чуждым владычеством они достигнут зрелого возраста, до которого не могли достигнуть в десять веков независимости, и момент, в который они созреют, не будет далеко от момента их освобождения и сосредоточения около одного центра".
Талейран, так же как английский и австрийский уполномоченные, попытался оказать давление на российского императора, стремясь повлиять на его позицию в отношении Польши. Особое опасение у Франции вызывало возможное усиление Пруссии, что было связано с решением польского вопроса. 23 октября 1814 г. произошла довольно бурная сцена между Талейраном и Александром I, во время которой император вспылил и заявил французскому министру: "У меня в Варшавском Герцогстве двести тысяч человек; пусть попробуют выгнать меня оттуда. А Саксонию я отдал Пруссии, Австрия на это согласна".
Австрия продолжала политику дипломатических интриг. Меттерних, по указанию своего императора, направил прусскому канцлеру Гарденбергу ноту, в которой заявлялось: "Известно, что виды русского двора относительно Герцогства Варшавского совершенно противны смыслу трактатов" 1813 г. В ноте указывалось, что австрийский император настаивает на их исполнении, необходимом как Австрии, так и Пруссии для обеспечения их военных границ. Австрийский император просил прусского императора обратиться к российскому и напомнить об их общих правах. К ноте прилагался меморандум насчет будущей судьбы Княжества Варшавского, в котором, в частности, подчеркивалось, что "Австрия готова согласиться на восстановление этого королевства (Польши), свободного и независимого от всякого иностранного влияния в границах до первого раздела". Ясно понимая, что для России подобный вариант неприемлем, Меттерних предлагал иной: Австрия может пойти на определенные уступки – на восстановление "свободной и независимой Польши в пределах 1791 г." Если же и этот вариант не устроит Александра I, то "Австрия готова согласиться на расширение русских границ до правого берега Вислы", при этом России достанется Варшава, Пруссии – Торн, а Висла будет свободна для судоходства России и Пруссии. Относительно политического устройства будущего польского государства декларировалось, что "Австрия, постоянно далекая от вмешательства во внутренние дела своих соседей, предоставит императору всероссийскому попечение дать своим польским провинциям такую форму управления, какую он сочтет полезною и приличною". Право дать название этому государству Австрия оставляла за российским императором: он может наименовать свои польские владения, "порознь или вместе со старыми польскими провинциями – Королевством Польским северным или восточным, а император австрийский получит право соединить свои польские провинции под названием Королевство Польское южное. Такое же право должно быть предоставлено и королю прусскому".
Следуя рекомендациям Меттерниха, Гарденберг имел продолжительную беседу с Александром I. В секретном меморандуме от 7 ноября он сообщал Каслри, что состоявшийся разговор "не привел ни к чему". Он сообщал ему о позиции Александра, заключавшейся в том, что, как заверял российский император, его войска оказали огромную услугу всей Европе и что сам он "ограничивается только мерами, которые обеспечивают спокойствие Европы" и дадут возможность "сдержать нацию опасную". Император мог бы дать гарантии в том, что "присоединит к новому королевству все русские провинции, бывшие прежде польскими, даст конституцию, которая отделит его от России, выведет из него все русские войска". Таким образом, из письма Гарденберга, направленного Каслри, следует, что в это время Александр предполагал объединить польские земли в крупном масштабе.