Если средства давления, которые используются после успешных сражений, уничтожить и на суше, и на море, в пользу этой перемены может служить тот довод, что для цивилизованных государств она будет означать, вероятно, полное прекращение войн, поскольку война станет настолько бесперспективной, что никто не будет в нее вступать. Она станет делом исключительно регулярных армий и флотов, что не слишком побеспокоит подавляющее большинство народа. Международные разногласия будут тяготеть к средневековым частным спорам, которые разрешались воинами в поединках. Если бы международные разногласия могли разрешаться таким же образом, человечество, безусловно, сделало бы большой шаг вперед. Но только оно вряд ли созрело для такой революции. В то же время ликвидация права вмешательства в перевозку частной собственности морем, когда аналогичное право на земле осталось в силе, только поколеблет позиции гуманистов. Перестанет существовать самое мощное сдерживающее средство, позволяющее ограничивать войну. Сегодня более чем когда-либо внешней политикой народов управляют торговля и финансы. Если война угрожает торговле и финансам, их влияние на мирное разрешение конфликта будет чрезвычайно велико. Пока существует право захвата собственности на море, они будут теряться в любой морской войне немедленно и неизбежно, каков бы ни был общий результат. Ликвидируйте право, и это сдерживающее средство исчезнет; нет, они даже получат немедленную прибыль из-за внезапного увеличения расходов правительства, которое повлечет за собой военное противостояние, и расширения морской торговли для обеспечения нужд вооруженных сил. Любые потери, которые при существующих условиях нанесет война на море, будут незначительными, если вмешательство в собственность будет ограничено сушей. Они никогда не будут серьезными, разве только в случае полного поражения, а никто не вступает в войну, надеясь на поражение. Агрессивные войны порождает именно надежда на победу и получение выгоды. Страх быстрых и верных потерь их предотвращает. Тогда человечество должно понять, что, слишком поспешно стремясь к мирным идеалам, оно может лишиться лучшего оружия, существующего для пресечения зла, уничтожить которое у него пока нет власти.
Поэтому право частных захватов на море до сих пор существует. Без него война на море почти немыслима, и в любом случае ни у кого нет опыта такого урезанного метода войны.
Главный метод, при котором мы добиваемся победы или превосходства на море и оказываем давление на население противника, чтобы обеспечить мир, – это захват или уничтожение собственности врага, государственной или частной. Но, сравнивая этот метод с аналогичной оккупацией территории, взиманием контрибуций и реквизиций, мы видим отчетливую разницу. Оба процесса могут быть названы экономическим давлением. Но на берегу оно может быть только следствием победы или приобретенного доминирования благодаря военным успехам. На море процесс начинается сразу. На самом деле, чаще всего первым актом враждебных действий в морских войнах всегда был захват частной собственности на море. В каком-то смысле так происходит и на берегу. Первый шаг завоевателя после пересечения границы – в большей или меньшей степени взять под контроль ту частную собственность противника, которую армия вторжения может использовать для своих нужд. Но подобный захват частной собственности есть чисто военный акт, и он не относится ко второй стадии экономического давления. А на море дела обстоят именно так, и причина тому – фундаментальная разница между сухопутной и морской войной, которая заключена в коммуникационной теории морской войны.
Чтобы разъяснить этот момент, следует повторить, что морские коммуникации, которые являются основой идеи господства на море, вовсе не аналогичны военным коммуникациям в привычном смысле слова. Военные коммуникации относятся исключительно к путям снабжения и отхода армии. Морские коммуникации имеют более широкое значение. Конечно, они включают в себя линии снабжения флота, но по своей стратегической важности относятся не к военным линиям снабжения, а к тем внутренним коммуникациям, которые поддерживают жизнь нации на берегу. Следовательно, морские коммуникации рассматриваются на совершенно других основаниях, по сравнению с сухопутными. Морские пути по большей части являются общими для обеих воюющих сторон, а на суше каждая обладает своими коммуникациями на своей территории. Стратегический эффект чрезвычайно важен, поскольку в море стратегическое наступление и оборона имеют тенденцию сливаться так, как это невозможно на берегу. Поскольку морские пути являются общими, мы, как правило, не можем напасть на пути противника, не защищая свои. В военных операциях справедливо обратное. Обычно атака на коммуникации противника имеет тенденцию обнаруживать наши собственные.
Теория общих коммуникаций становится яснее на примере. В войнах между Великобританией и Францией морские пути из Англии в Средиземноморье, Индию и Америку проходили от Английского канала мимо Финистерре и Сент-Винсента, и морские пути Франции, по крайней мере из ее атлантических портов, были идентичными почти на всем своем протяжении. В войнах Англии с Голландией сходство было даже еще более близким. Даже в войнах с Испанией ее великие морские торговые пути практически на всем своем протяжении проходили там же, где британские. Следовательно, первые действия, которые Англия обычно выполняла для защиты своих торговых путей, заключались в атаке на вражескую торговлю. Такая же ситуация возникала и когда исходные английские диспозиции были разработаны, как оборона против вторжения на свою территорию или против нападения на свои колонии, потому что позиции, которые должен был занять британский флот для достижения этих целей, всегда располагались в конечных или фокусных точках торговых путей или около них. Было ли нашей непосредственной целью заставить действовать вражеский флот или же оказать экономическое давление – разницы не было почти никакой. Если флот противника также стремился к действию, наиболее вероятными точками контакта были именно терминальные (начальные и конечные) или фокусные части торговых путей. Если противник желал уклониться от решения, лучшим способом заставить его действовать была оккупация торговых путей в тех же жизненно важных точках.
В итоге получается, что, в то время как на суше процесс экономического давления, по крайней мере в современной концепции войны, может начаться только после решающей победы, на море он начинается автоматически. На деле такое давление может оказаться единственным средством навязывания решения, к которому мы стремимся, что станет понятнее, когда мы подойдем к рассмотрению других фундаментальных отличий между войной на суше и на море.
А пока можно отметить, что на море использование экономического давления на начальном этапе оправданно по двум причинам. Во-первых, как мы видели, использование оборонительных позиций для нападения, когда нападение не лишает эти позиции силы, а оно не лишит их силы, если крейсера будут действовать скрытно, существенно экономит средства. Во-вторых, вмешательство во вражескую торговлю имеет, в свою очередь, два аспекта. Оно является не только средством оказания вторичного экономического давления, но и основным средством, ведущим к ослаблению сопротивления противника. Войны решаются не только военными и военно-морскими силами. Финансы ничуть не менее важны. Они устраняют неблагоприятное соотношение вооруженных сил и могут обеспечить победу более слабой стороне. Поэтому все, что мы можем сделать для ослабления финансового положения противника, является прямым шагом к его уничтожению. Самым эффективным средством, которое можно применить для достижения этой цели в отношении морского государства, является лишение его ресурсов морской торговли.
Поэтому не приходится сомневаться в том, что в морской войне, как бы активно мы ни сосредотачивали усилия на уничтожении вооруженных сил противника как на средстве добиться победы, было бы глупо упустить возможность ухудшить его финансовое положение, от которого во многом зависит мощь вооруженных сил. Так, оккупация морских коммуникаций противника и конфискационные операции, которые она подразумевает, являются в каком-то смысле основными операциями, а не вторичными, как на земле.
Таковы абстрактные выводы, к которым мы пришли в попытке проанализировать идею господства на море. Мы определили ее как контроль над общими коммуникациями. Их конкретное значение проявится, когда мы будем рассматривать разные формы, которые могут принимать военно-морские операции, – поиск флота противника, блокада, нападение и защита торговли, обеспечение безопасности совместных операций и др. А пока стоит рассмотреть различные виды господства на море, вытекающие из идеи коммуникаций.
Если цель господства на море – контроль коммуникаций, очевидно, что возможно существование разных степеней этого контроля. Вполне вероятна возможность контролировать все общие коммуникации – благодаря большому первоначальному превосходству или решающей победе. Если мы недостаточно сильны для этого, можно установить контроль над отдельными коммуникациями, иначе говоря, наш контроль может быть общим или местным. И хотя сказанное вроде бы очевидно, это следует подчеркнуть, поскольку в последнее время распространилось изречение "морю все едино". Как и другие максимы такого рода, оно несет правду, но также влечет за собой немало ошибок. Истина заключается в том, что, как правило, местный контроль может быть полезен только временно, ведь пока у противника есть достаточно укомплектованный флот, где бы то ни было, теоретически в его власти ликвидировать наш контроль над любым конкретным морским районом.
Это, конечно, немногим более, чем риторическое выражение, используемое, чтобы подчеркнуть высокую мобильность флота в сравнении с армией и отсутствие физических препятствий, ограничивающих эту мобильность. То, что эта жизненно важная черта войны на море "увековечена" в афоризме, – это хорошо, но, когда она, как это нередко происходит, вырастает в карикатурную доктрину, утверждающую, что вы не можете отправить батальон за море, пока полностью не уничтожите флот противника, ее следует выставить на посмешище. С таким же успехом можно утверждать, что в войне нельзя рисковать.
Именно дурное влияние подобной доктрины стало причиной неуверенной стратегии американцев в войне с Испанией. У них был необходимый военно-морской флот для того, чтобы обеспечить в Мексиканском заливе временное местное господство на море, которое позволило бы им немедленно отправить все имевшиеся в их распоряжении войска на Кубу для поддержки повстанцев в соответствии со своим военным планом. Они также были достаточно сильны, чтобы обеспечить постоянную связь с экспедиционным корпусом. И все же, поскольку у испанцев где-то в море находился флот, американцы долго медлили и почти проиграли. У японцев подобных иллюзий не было. Не нанося никаких военно-морских ударов и имея вражеский флот практически в пределах театра военных действий, они начали переброску войск, удовлетворившись тем, что, хотя они, вероятно, не смогут обеспечить постоянный контроль над участком, по которому осуществлялась переброска, они не позволят и противнику установить эффективный контроль. Британская история изобилует такими примерами. В подобных операциях результаты, которые мог принести успешный удар за морем, раньше, еще до установления постоянного господства, были достаточно хороши, чтобы оправдать риск, который англичане, так же как и японцы, умели минимизировать, разумно используя свое географическое положение и определенную систему защиты – о ней речь пойдет далее.
Для формирования плана войны или кампании следует учитывать, что могут существовать разные степени господства на море, каждая из которых имеет свои возможности и ограничения. Господство может быть общим или местным, постоянным или временным. Общее господство может быть постоянным или временным, но местное господство, за исключением чрезвычайно благоприятных географических условий, вряд ли может рассматриваться как более чем временное, поскольку в обычных обстоятельствах оно всегда нарушается событиями других театров, во всяком случае, пока у противника есть эффективные военно-морские силы.
И наконец, следует отметить, что даже постоянное общее господство на практике никогда не может быть абсолютным. Никакая степень военно-морского превосходства не может обеспечить полную защиту наших коммуникаций от спорадических нападений отдельных кораблей или даже рейдерских эскадр, если у них храбрый командир, а люди готовы пойти на риск. Даже после того, как решающая победа Хока у Киберона завершила разгром военно-морских сил противника, британский транспорт был захвачен между Корком и Портсмутом, а индус – в виду Лизарда. Веллингтон во время своего пребывания на Пиренейском полуострове не уставал жаловаться на постоянную опасность для коммуникаций. Говоря об общем и постоянном контроле, мы вовсе не имеем в виду, что противник ничего не может делать. Мы только утверждаем, что он не может вмешиваться в нашу морскую торговлю и заморские операции настолько интенсивно, чтобы повлиять на исход войны. Кроме того, он может вести собственную торговлю и операции, только рискуя устранить их с поля практической стратегии. Иными словами, противник больше не может эффективно атаковать наши морские пути и линии связи и защищать свои собственные.
Чтобы завершить разговор об оценке ситуации, для которой разрабатываются операции, необходимо заметить, что, когда господство на море спорно, общие условия могут создать устойчивое или неустойчивое равновесие. Может статься, что ни одна из сторон не сможет обеспечить существенный перевес сил. Некоторый перевес может оказаться на нашей стороне или на стороне противника. Это преимущество будет зависеть не от действительного соотношения сил, физических или моральных, а от взаимосвязи военно-морских позиций и сравнительного удобства их расположения по отношению к цели войны или кампании. Под военно-морской позицией мы понимаем, прежде всего, военно-морские базы и, кроме того, терминальные пункты крупных коммуникаций или торговых путей, а также фокусные районы, где они начинают сходиться, такие как Финистерре, Гибралтар, Суэц, мыс Доброй Надежды, Сингапур и многие другие.
От степени и распределения этого превосходства будет в общем зависеть степень, в которой наши планы будут подчиняться идее обороны или наступления. Иначе говоря, превосходящая сторона будет иметь преимущество поиска решения, причем максимально быстрого, чтобы завершить состояние спора. И наоборот: слабейшая сторона, как правило, будет стремиться уклониться от решения или затянуть время, рассчитывая путем малых операций, прибытия подкрепления или благодаря удачному стечению обстоятельств изменить соотношение сил в свою пользу. Такой линии часто придерживалась Франция в войнах с Англией. Иногда это было обосновано, но зачастую лишь серьезно деморализовало французский флот. На основании собственного опыта французы сделали поспешный вывод, что оборона на море есть зло. Такой вывод противоречит фундаментальным принципам войны. Не стоит исключать использование выжидательной позиции только потому, что она не может привести к решающему успеху, ведет к деморализации и утрате воли к победе. Причиной неправильного понимания является чрезмерный акцент на недостатки обороны, который делали многие авторы, желая убедить свои народы в необходимости подготовки в мирное время военно-морских сил, достаточных для перехода в наступление на начальном этапе войны.
Определив фундаментальные принципы, лежащие в основе идеи господства на море, мы можем рассмотреть методы построения флота для выполнения им поставленных задач.
Глава 2
ТЕОРИЯ СРЕДСТВ – СТРОЕНИЕ ФЛОТА
Во все эпохи ведения войны на море военные корабли демонстрировали тенденцию дифференцирования в соответствии со своими главными функциями. Такие группировки, или классы, и есть то, что мы понимаем под составом флота. Тройная дифференциация на линейные корабли, крейсера и флотилии (мелких судов) так долго доминировала в военно-морском мышлении, что мы стали считать ее нормальной и даже основной. Возможно, это и так, но такая классификация ни в коем случае не была постоянной. Другие идеи состава флота не только существовали, но и выдержали испытание войнами, и игнорировать такие факты было бы неразумно, поскольку в таком случае мы не сможем прийти к надежной, обоснованной доктрине.
Истина заключается в том, что классы судов, составляющих флот, являются или должны являться материальным выражением стратегических и тактических идей, которые преобладают в данное время, и следовательно, они менялись не только с внедрением идей, но и с внедрением актуальных материалов. Если принять более широкую точку зрения, они изменялись вместе с теорией войны, которая более или менее осознанно доминировала на флоте. Конечно, немногие исторические периоды могут характеризоваться тем, что дали миру формулировку военной теории или ясно осознали ее влияние, но тем не менее такие теории всегда существовали и даже в самых смутных и непостижимых формах оказывали влияние на состав флота разных стран.
Вернувшись назад, к началу современной эпохи, мы замечаем, что первая половина XVI века, когда морские просторы бороздили галеры, флот делился на три группы, и эта классификация имела внешнюю аналогию с той, которую мы считали нормальной. В те времена существовали галеасы и тяжелые галеры, соответствующие нашим линейным кораблям, легкие галеры, соответствующие нашим крейсерам, и флотилию представляли маленькие фрегаты, бригантины и другие небольшие корабли, на которых не было рабов – гребцы были из состава команды. Вооруженные парусные суда того времени считались вспомогательными и образовывали отдельную категорию, такую как брандеры и бомбардирские суда в эпоху парусного флота и минные заградители сейчас. Но параллель не следует искажать. Разница функций между двумя классами галер не была так отчетливо обозначена, как между более легкими кораблями и галерами. Иными словами, научная дифференциация линейных кораблей и крейсеров еще не была так четко определена, как ей было суждено позднее, и галеры меньших размеров обычно занимали их место в строю.