Видимо, необходимые суммы на "наем" и содержание войска удалось собрать. Но перед воеводой стояла еще одна трудная задача - добиться, чтобы в Калязин пришли шведы Якова Делагарди. Не только (и не столько!) военные соображения требовали этого. Большинство наемников ушло из России, у Делагарди оставалось примерно две тысячи сто солдат, сколько-нибудь заметной силы они теперь не представляли (напоминаю, что в Калязине уже собралось восемнадцать тысяч русских ратников). Но были соображения политические: Скопин-Шуйский не хотел оставлять шведов без контроля в своем тылу, опасаясь, что они закрепятся в Новгородской земле. К этому времени в какой-то степени прояснился и вопрос о Кореле. Яков Делагарди напрямую связался с Василием Шуйским, послав в Москву ротмистров Якова Кекарбеля, Интрика Душанфеса и Анца Францбека, и 22 августа 1609 года царь особой грамотой подтвердил свое согласие передать шведам Корелу. Последнее препятствие было устранено, тем более что Скопин-Шуйский сумел собрать средства для выплаты жалованья наемникам. 27 августа 1609 года шведский посол Карл Олефсон подписал с Михаилом Скопиным-Шуйским "договорные записи", по которым Яков Делагарди должен быть "за один" со Скопиным, "над ворами промышлять" и "самовольством ничего не чинить". В счет жалованья наемникам послу было передано одиннадцать тысяч рублей, остальную же сумму Скопин-Шуйский обязался выплатить, когда Яков Делагарди придет с войском в Калязин. Это произошло 26 сентября 1609 года. По свидетельству Видекинда, Скопин-Шуйский встретил его "со всевозможным почетом и приветствиями", 30 сентября шведам было выдано дополнительное жалованье мехами. "Стояние" в Калязине подходило к концу.
В этот период молодой "государев боярин и воевода князь Михаил Васильевич" предстает перед нами сразу в нескольких лицах: правитель огромного края, наставник войска, обучавший его "немецкому строю", удачливый финансист, сумевший в сложных условиях получить деньги для продолжения войны, и, наконец, умелый дипломат, добившийся согласия шведов на совместные военные действия при полном подчинении русскому командованию. В результате были созданы предпосылки для наступления на Москву.
Но не следует думать, что на время "стояния" Михаила Скопина-Шуйского в Калязине военные действия прекратились, наоборот, противники готовились к решающим сражениям.
Гетман Сапега в конце августа ушел из Рябова монастыря, но по дороге к Троице укреплял гарнизоны Городов, оставшиеся под властью самозванца, заготавливал продовольствие для осад. Так, в Переяславле он оставил роту гусар пана Терликовского и сборный конный отряд из трехсот пятидесяти тушинцев - "детей боярских", стрельцов и казаков. В Ростов был отправлен пан Лисовский с двумя тысячами донских казаков и тремястами "черкасов" (запорожских казаков). Пан Лисовский должен был удерживать Ростов, мешать Скопину-Шуйскому связываться с Ярославлем и Владимиром, где застрял с волжскими полками воевода Федор Шереметев. Сильным польским отрядом была занята Александровская слобода. Пан Будила писал, что "Сапега, чтобы не иметь стеснения в лагере под Троицей, держал несколько рот в Александровской слободе". Коломну по-прежнему блокировал отряд пана Млоцкого, Иосифо-Волоколамский монастырь - отряд пана Руцкого, в осаде оставались Москва, Смоленск, Троице-Сергиев монастырь.
Все передвижения интервентов по русской земле сопровождались грабежами и насилиями. Царь Василий Шуйский, упрекая Якова Делагарди в бездействии, писал в своей грамоте: "А воры польские и литовские люди, уведав то, что вы замешкались в Твери, наше государство воюют и пустошат и разоряют злее прежнего и кровь крестьянскую проливают и полон многий без престани из нашего государства отсылают к себе в Польшу и в Литву".
Не бездействовали и русские "ратные люди". 1 сентября воины воевод Семена Головина и Григория Валуева вместе с наемниками Христиера Зомме пошли на Переяславль. 10 сентября, после ночного боя, захваченные врасплох интервенты и тушинцы оставили город. В результате была перерезана дорога из Ростова к Александровской слободе, и пан Лисовский, оказавшись в полуокружении, был вынужден уйти в Суздаль. Таким образом, был ликвидирован важный опорный пункт интервентов в непосредственной близости от Калязинского лагеря и создан плацдарм для дальнейшего наступления на запад, так как ближайшей целью Михаила Скопина-Шуйского оставалась Александровская слобода, непосредственно прикрывавшая дорогу на Троице-Сергиев монастырь, под которым стояли главные силы гетмана Сапеги.
6 октября в Переяславль вошел Михаил Скопин-Шуйский. По сведениям гетмана Сапеги, с ним было пятнадцать тысяч русских воинов и семь рот шведов.
Видимо, именно к этому времени относится любопытный эпизод войны, о котором повествует Мартин Бер. Укрепившись в Ростове, "Александр Лисовский хитростию воинскою хотел покорить мятежный Ярославль, шел день и ночь, и уже достигал своей цели; раскинув лагерь в 3 милях от Ярославля, он хотел выдать себя за героя Скопина, чтобы овладеть городом нечаянно; но Скопин, Делагарди успели занять его. Лисовский спешил отступить в ночное время, но уже поздно: дорога к Троицкому монастырю была занята немцами, которые, как объявил пленный боярин, поджидали только другого отряда, чтобы через несколько часов напасть на врага. Лисовский не надеялся на своих казаков, отступил к Суздалю, где укрепился острогом и держался целую зиму, иногда делал вылазки…" Мартин Бер допустил здесь явную ошибку: в это время в Ярославле Скопина-Шуйского и Делагарди не было, все же остальное вполне правдоподобно: и отчаянная попытка хитростью ворваться в Ярославль, и угроза со стороны Переяславля, и "занятая немцами" дорога к Троице-Сергиеву монастырю, и поспешное отступление пана Лисовского в Суздаль.
9 октября воеводы Семен Головин и Григорий Валуев и шведский полковник Иоганн Мир почти без боя заняли Александровскую слободу. Оставленные гетманом Сапегой польские роты понесли большие потери и бежали. От них гетман и узнал 10 октября о падении своей последней крепости на пути к Троице-Сергиеву монастырю.
Следом за передовым отрядом в Александровскую слободу вошел Михаил Васильевич Скопин-Шуйский с главными силами. Война вступала в новый период: под непосредственной угрозой оказались и лагерь Сапеги "под Троицей", и само Тушино.
Разрядная книга так излагала последовательность событий: "Как Яков Пунтосов (Делагарди) с немецкими людьми пришли, и князь Михайло Васильевич послал под Переяславль-Залесский Семена Васильевича Головина, и тогда Переяславль взяли.
Того же года князь Михайло Васильевич послал в Александрову слободу острог ставить Григорья Валуева, а как острог поставили, и пришел в слободу со всеми людьми и запасы к Москве пропустили.
И того же года пришли к боярину ко князю Михаилу Васильевичу в сход боярин Федор Иванович Шереметев с понизовыми людьми".
С приходом войска Шереметева под командованием Скопина-Шуйского объединились все освободительные силы, рать стала поистине общерусской. Заново была проведена "роспись" полкам и назначены воеводы.
Разрядная книга продолжает: "И как поход, и быть в росписи на три полка: в большом полку бояре князь Михайло Васильевич Шуйский да князь Борис Михайлович Лыков, в передовом полку боярин князь Иван Семенович Куракин да Семен Васильевич Головин, в сторожевом полку боярин Федор Иванович Шереметев да князь Яков Петрович Борятинский…"
Но до самого похода было еще далеко. Предстояло раньше отбить отчаянную попытку гетманов Сапеги и Ружинского восстановить положение, вернуть стратегически важную Александровскую слободу.
Михаил Скопин-Шуйский простоял в Александровской слободе около трех месяцев.
8
Вернемся к записи разрядной книги, в которой четко обозначена задача воеводы Григория Валуева, посланного с передовым отрядом в. Александровскую слободу - "острог ставить". Только после того, "как острог поставили", двинулся вперед с главными силами войска Михаил Васильевич Скопин-Шуйский и наемники Якова Делагарди.
Налицо уже известная нам по прошлым военным операциям тактика: передовые отряды русского войска выбивают интервентов из стратегически важных пунктов, возводят остроги и другие полевые укрепления (рогатки, надолбы, засеки), и только после этого укрепления занимают главные силы русского войска. В упорных оборонительных сражениях они истощают атакующих интервентов, а затем наносят им встречные удары и вынуждают отступить, окончательно закрепляя за собой освобожденную территорию. И так - шаг за шагом, уверенно и надежно идут к конечной цели похода, к Москве.
Конрад Буссов, автор "Московской хроники", именно так и представляет действия Скопина-Шуйского в октябре 1609 года: "Скопин и Понтус (Делагарди) пошли со всем войском в Александровскую слободу, сделали там новое укрепление из досок или деревянные шанцы, укрылись в них и стояли там осенним лагерем до тех пор, пока не подмерзло и не установился санный путь. Поляки хотя и навещали их, но всякий раз их заставляли убраться восвояси".
Здесь Буссов допускает две существенные неточности. Во-первых, русские войска не просто "укрылись" за укреплениями, а вели активные военные действия, расширяя освобожденную территорию. Во-вторых, поляки не просто "навещали" русский лагерь, но вели ожесточенные бои, в которых терпели поражения.
Действительно, уже через два дня после прибытия Скопина-Шуйского в Александровскую слободу, 11 октября 1609 года, русский отряд ходил под Дмитров и сжег посады.
12 октября русская конница неожиданно появилась всего в двадцати верстах от Троице-Сергиева монастыря, и в осадном войске гетмана Сапеги была объявлена тревога.
16 октября, прорвав кольцо блокады, в монастырь проник отряд русской конницы, насчитывавший триста человек.
23 октября около села Хребтова, что в двадцати верстах от Троице-Сергиева монастыря, встала лагерем большая русская рать, насчитывавшая несколько тысяч всадников. Для прикрытия своего осадного войска с этой стороны гетман Сапега вынужден был поставить сильные заслоны.
Непрерывная активность под Троице-Сергиевым монастырем имела важное тактическое значение. Она вынуждала гетмана, готовившегося к походу на Александровскую слободу, оставить у монастыря значительные силы. Михаил Скопин-Шуйский заранее создавал благоприятные условия для сражений под Александровской слободой, "все силы" интервенты двинуть на него не могли.
Успешные действия воеводы в корне изменили политическую обстановку в самой Москве. Летописец сообщал, что раньше в столице были волнения, "приходили миром к царю Василию и шумели, и начали мыслить опять к тушинскому вору", но после "вестей" об успешном продвижении Скопина-Шуйского была "на Москве радость велия и все люди на Москве укрепишася".
Но впереди ждали тяжелые бои, от исхода которых зависела вся зимняя кампания - гетман Сапега двинулся к Александровской слободе. К нему присоединились гетман Ружинский из Тушина с двумя тысячами гусаров и конница пана Стравинского из Суздаля. Общая численность конного войска интервентов достигала десяти тысяч человек; численность пехотинцев, сопровождавших обозы, неизвестна.
27 октября 1609 года интервенты появились под Александровской слободой.
28 октября передовые конные сотни под селом Коринским столкнулись с многочисленной конницей гетмана Сапеги и после короткой неравной схватки были опрокинуты. "Литовские же люди русских столкнуша и топташа до самых надолб", - повествует летописец. Но это был первый и последний успех воинства гетмана Сапеги под Александровской слободой. Далее сражение проходило по сценарию, разработанному Скопиным-Шуйским.
Перед надолбами польско-литовская конница вынуждена была остановиться и сразу попала под убийственный огонь русских "огненных стрельцов". Вслед отходившим под огнем отрядам интервентов кидались конные дворяне и "дети боярские", вырубали припоздавших и вновь укрывались за надолбами. Весь день под слободой продолжались ожесточенные схватки. Интервенты несли потери. Гетман Сапега так и не сумел, организовать общего штурма русских укреплений, и к вечеру отступил. "Был бой велик, - повествует русский летописец. - И литовских людей побили и от слободы отогнали, они же отошли опять под Троицу". (Можно уточнить, что под Троице-Сергиев монастырь возвратился со своими полками только гетман Сапега, полки же гетмана Ружинского ушли обратно в Тушино.)
О событиях под Александровской слободой подробно рассказывает неизвестный автор "Повести о победах Московского государства". Хотелось бы обратить внимание на два важных момента, отмеченных в повести. Во-первых, по словам автора, Михаил Скопин-Шуйский непосредственно руководил боем, расставляя полки в боевой порядок, оперативно вмешиваясь в ход боя, лично возглавляя полки в атаках, и, во-вторых, автор особо отмечает то психологическое воздействие, которое оказала на воинство интервентов неудача: "И пришли под Александрову слободу польские и литовские воины, из всех польских и литовских полков собравшись в большое войско, и был бой жестокий и сеча злая у государевых людей с поляками и бились долго.
Князь же Михаил Васильевич все полки свои умно и быстро расставил, везде за полками сам наблюдал, и сам огромную свою силу и мудрую храбрость показал, впереди полков выступая.
Люди же государевы стойко сражались и многие польские и литовские полки разбили. И поляки и литовцы ужаснулись и устрашились, затрепетали и пали, побитые государевыми людьми, и побежали, и словно дым исчезли.
И с того времени охватил все польские и литовские полки страх и ужас…"
Победа Михаила Скопина-Шуйского сразу изменила обстановку в Москве. Автор повести продолжает: "Тогда же боярин князь Михаил Васильевич быстро посылает с радостной вестью к царю всея России Василию Ивановичу в город Москву Афанасия Логиновича Варишкина, а с ним избранных, и достойных, и верных дворян, из многих городов лучших людей, и иноземцев и русских пехотных людей с большим обозом припасов, чтобы быстро прошли они в Москву, для поддержки царствующего града и осажденных, и без затруднений в город Москву вошли и государю царю обо всем поведали. И была в царствующем городе Москве радость великая".
Неизмеримо вырос авторитет молодого полководца. Как известно из дневника польского короля Сигизмунда III, именно тогда русские ратники начали открыто называть Скопина-Шуйского царем. Из Рязани Прокопий Ляпунов, один из предводителей местного ополчения, прислал грамоту, в которой, по свидетельству летописца, Михаила Скопина-Шуйского "здороваша на царство, а царя ж Василья укорными словесы писаша".
Тут высвечивается еще одна грань личности Михаила Скопина-Шуйского. Восторженные похвалы и всеобщее признание не вскружили ему голову, он демонстративно разорвал грамоту, фактически предлагавшую ему престол. Не время было заводить внутреннюю смуту, оставалась не достигнутой главная цель - освобождение русских земель от интервентов. Видимо, этой же цели - объединению всех патриотических сил для войны с интервентами - должно было послужить и решение Скопина-Шуйского отпустить посланцев Прокопия Ляпунова и не сообщать о его дерзости Василию Шуйскому. Решение, хочется подчеркнуть, очень опасное для самого воеводы, потому что оно могло посеять подозрения у властолюбивого и коварного "боярского царя".
Тем временем Михаил Скопин-Шуйский продолжал свою войну, и каждая неделя приносила новые успехи.
Едва отгремели бои под Александровской слободой, как по разным направлениям пошли отряды дворянской конницы, лыжников, пеших людей. Они выбивали тушинцев из городов и деревень, строили острожки, закрепляя освобожденные земли, собирали в полки новых ратников.
В начале ноября русские отряды закрепились в селах Константиново, Заболотье, Низиново, Сарапово, Ботово и больше уже не отдали их интервентам, хотя те пытались взять их. Под Константиново и Заболотье, например, приходил со своим полком - известный пан Микулинский, под Низиново - паны Вребский и Вилямовский. Пришли, натолкнулись на плотный ружейный огонь из острожков, лихие вылазки конных "детей боярских" и ушли восвояси.
А следом за передовыми отрядами в отвоеванные села спешили "большие полки". Село Ботово занял полк Семена Головина, насчитывающий несколько тысяч ратников. Это село находилось совсем недалеко от Троице-Сергиева монастыря и поэтому лагерь Сапеги жил теперь в постоянной тревоге. Чуть ли не каждый день гетман посылал в разведку конные разъезды, множество воинов из осадных полков вынуждены были мерзнуть в сторожевых заставах - немилосердная русская зима уже начиналась.
И не выдержал гетман Сапега, отправил 15 ноября против опасного форпоста русской рати три полка конницы под командованием панов Рожинского, Микулинского и Стравинского. Отправил, заранее зная, что они вынуждены будут сражаться в крайне невыгодных для себя условиях - штурмовать укрывшуюся в остроге И вооруженную "огненным боем" стойкую в обороне русскую пехоту. Михаил Скопин-Шуйский вынуждал интервентов воевать так, как ему было нужно, и в этом еще раз проявлялось дарование полководца!
Полки Рожинского, Микулинского и Стравинского были отбиты воеводой Семеном Головиным без особого труда.
20 ноября к Ботову подошел полк пана Загорского, и тоже неудачно. Отборная польская конница оказалась бессильной перед русскими "пешими людьми", засевшими в острожках. Эти походы ничего не принесли гетману Сапеге, кроме новых людских потерь.
Между тем численность русского войска в Александровской слободе продолжала увеличиваться. По свидетельству Видекинда, в начале ноября сюда пришли полторы тысячи ратников из Ярославля "с хорошим вооружением: пешие имели длинные копья, а конные пики, как у поляков". Это замечание шведского историка очень важно. В русский лагерь прибывали не мужики-ополченцы, а "стройная рать". Из Москвы прибыл полк во главе с князьями Куракиным и Лыковым, в нем было три тысячи ратников и несколько пушек. Таким образом, войско Михаила Скопина-Шуйского увеличилось до тридцати тысяч человек, в нем совершенно затерялся двухтысячный отряд Якова Делагарди.
Казалось, можно начинать решительный поход на Москву. Другой, более нетерпеливый и неосторожный воевода, так бы и поступил, но Михаил Скопин-Шуйский действовал наверняка. В тылу русского лагеря интервенты еще удерживали важные опорные пункты: Суздаль, Юрьев-Польский, Ипатьевский монастырь под Костромой, вновь захваченный Ростов, Старицу, Ржев, Белую. Гетман Сапега продолжал стоять под Троице-Сергиевым монастырем, закрывая путь к столице. Более того, он вообще изменил тактику. Отчаявшись выбить воеводу из Александровской слободы, гетман активизировал военные действия в тылу и на флангах, посылая конные рати, чтобы расширить оккупированные территории. Скопину-Шуйскому предстояло срочно принять меры, которые бы противодействовали этой тактике. И такие меры были приняты - разнообразные и решительные.
Воевода Давид Жеребцов, который ранее сумел пробиться в Троице-Сергиев монастырь с большим отрядом отборных ратников, получил приказ постоянно беспокоить интервентов, устраивать вылазки, чтобы гетман был вынужден держать здесь значительные силы. Рати князей Хованского и Борятинского направились к Ростову и Кашину. Воевода Корнила Чеглоков совершил смелый кавалерийский рейд на север, в район Бежецкого Верха. В сражении у Задубровской слободы он "побил многих воровских людей, которые ходили от вора из Тушина, 30 рот, а побив, пришел в Кашин здорово, да привел с собою казаков добрых, да панов шестнадцать человек". Победа была громкой, но имела частный характер. Для возвращения северо-западных городов требовались значительные силы.