Акмеизм
Дискуссии о символизме в "Обществе ревнителей художественного слова" в 1910 г. сделали очевидным наметившийся кризис русского символизма, заключавшийся в различном понимании дальнейших путей искусства. Сторонники "реалистического символизма" – Вяч. Иванов, А. Блок, А. Белый исповедовали "жизнетворчество" и "теургию", В. Брюсов настаивал на автономности искусства и поэтической ясности. Реакцией на кризис символизма стало возникновение акмеизма как постсимволистского течения. В. Жирмунский назвал этот процесс "преодолением символизма". Акмеисты не окончательно противопоставляли себя символизму, их сближала общая цель: "жажда культуры", сочетающей в себе национальные традиции и европеизм; разъединяло различие в выборе путей для достижения этой цели. Уже начиная с 1909 г. идейным главой художников, отрицающих в искусстве любые абстракции и приоритет символистского мировидения, становится Н. Гумилев.
В период обострения противоречий внутри символизма единомышленники объединились в литературное содружество "Цех поэтов", создание которого произошло в октябре 1911 г. Название и устав "Цеха поэтов" были ориентированы на средневековые традиции ремесленных гильдий. "Синдиками" в "Цехе" стали Н. Гумилев, С. Городецкий, на правах учеников в него вошли А. Ахматова, Г. Иванов, Г. Адамович, Н. Оцуп, О. Мандельштам, М. Лозинский, В. Нарбут, М. Зенкевич.
Вл. Пяст так описывает становление акмеизма: "Собрания Цеха по очереди происходили на квартирах Городецкого, жены Кузьмина-Караваева и Лозинского в Петербурге и у Гумилева в Царском Селе" . Новое литературное объединение получает имя акмеизм (греч. акте – высшая степень чего-либо, цветущая сила, острие). С. Городецким было предложено другое название – "адамизм" (от имени первого человека Адама), указывающее на возвращение к первозданному, не замутненному сплошной символизацией ощущению жизни. Акмеизм возвращался к средневековому номинализму, на что указывает О. Мандельштам в статье "Утро акмеизма". Идеи акмеизма уже вызревали в статьях И. Анненского "О современном лиризме" и Л. Бакста "Пути классицизма в искусстве".
В октябре 1912 г. акмеисты организовали специальный журнал "Гиперборей", редактором которого стал М. Лозинский, получивший известность как переводчик "Божественной комедии" Данте. Н. Гумилева приглашают заведовать отделом критики в "Аполлоне", и журнал превращается в орган, проводящий идеи акмеизма. В первом номере "Аполлона" за 1913 г. появляются программные статьи Н. Гумилева "Наследие символизма и акмеизм", С. Городецкого "Некоторые течения в современной русской поэзии" и М. Кузмина "О прекрасной ясности". Статья Мандельштама "Утро акмеизма" вышла только в 1919 г. в малоизвестном воронежском журнале "Сирена".
Эстетическая программа акмеизма заключалась в установке на "вещность" образа и интертекстуальность поэтического текста, включение "чужих" художественных образов в собственную ткань стихотворения, в отталкивании от символистской философии творчества. Целью становились не только новые эффекты эстетического воздействия, но и обращение к реальности, возврат к земным ценностям, проблемам стихотворного мастерства, ясности, или "кларизму", поэтического текста. Акмеисты категорически отказались от символистского способа художественного познания и настаивали на религиозно-этическом смысле творчества. Эти черты являются доминантными в поэтике Н. Гумилева, А. Ахматовой и О. Мандельштама на протяжении их всего творчества. Стремясь освободить поэзию от символистских порывов к "идеальному", излишней многозначности и текучести образов, усложненной сверхметафоричности, акмеисты сосредоточивали свой интерес на материальном и зримом "вещном" мире, на точном значении слова. Вместо устремленности к беспредельному и трансцендентному акмеисты предлагали углубленность в культурный мир образов и значений; символистский принцип соответствий и аналогий заменялся принципом культурных ассоциаций. Мандельштам назвал акмеизм "тоской по мировой культуре", акцентируя внимание на нравственной стороне искусства.
Е. Кузьмина-Караваева, хорошо знавшая собиравшихся в ее квартире акмеистов, позже пристрастно писала, что акмеизм выделился из общей линии эстетизма: "Акме – вершина, острие. Все поэты, примыкавшие к этому течению, могут быть разделены сообразно с этим двойным значением слова "акме". Одни из них, подобно Гумилеву или Мандельштаму, приняли слово "акме" как слово, обозначающее вершину – вершину творчества, стремление к творческому совершенству, к включению в свой сотворенный мир всего мира, видимого с творческой вершины. Для них акмеизм был крайним утверждением эстетизма. Другие поэты – главным образом Анна Ахматова и потом все ее бесчисленные подражатели – приняли ближе второе значение "акме" – острие. <… > Любовно культивируя отображение всего мира <… > они все же считали психологически неизбежным для себя среди этого мира милых вещей, на самом острие своего произведения, в минуту его творческого разрешения отобразить то жало, которое все время чувствовали в своей душе, которое повышало любовное отношение к миру" .
Смысловые "токи" акмеизма как цветущей силы, или адамизма, характерны для поэзии М. Зенкевича, В. Нарбута и С. Городецкого (чья принадлежность к акмеизму весьма условна). С. Городецкий в статье "Некоторые течения в современной русской поэзии" (1913) отмечал экзотику поэзии Н. Гумилева, понятую в духе поэтики нового течения. "Как бы вновь сотворенные, в поэзию хлынули звери; слоны, жирафы, львы, попугаи с Антильских островов наполняли ранние стихи Н. Гумилева. Тогда нельзя было еще думать, что это уже идет Адам" . Сборник М. Зенкевича "Дикая порфира" наиболее соответствовал "адамизму". Стихотворения Зенкевича стремились к воплощению древнего ощущения слитности человека и земли через воссоздание доисторической жизни планеты.
Название объединения поэтов – "цех" подчеркивало, что творчество вовсе не является теургией, оно "веселое ремесло". Было декларировано об ином, нежели у символистов, отношении к слову и творчеству. Не отрицая того, что все искусство пронизано символами и не может отказаться от символа как художественного средства, акмеисты реформируют художественную систему символизма и делают установку на возвращение слову (образу) его "первоначальной ясности". М. Кузмин даже создал термин "кларизм" (от испан. claro – ясный), который подчеркивал эстетику ясного, "прозрачного" для постижения, поэтического письма.
Сплошная символизация мира привела к парадоксальной ситуации: каждый предмет начинал быть символом иного, каждое слово приобретало роль "знака" другого "знака", так что обычный мир представал "лесом соответствий", без четких указателей. О. Мандельштам обратил внимание на существенный недостаток русского символизма – "водянку" больших тем: символы, оторванные через множественные ряды "соответствий" от прямого значения слова, наделенные неким сверхсмыслом, "заболевают", "распухают", как больной от водянки. Необходимо "утяжелить" образ, придать ему предметную тяжесть. Мандельштамом было найдено слово "вещность", которое, как и "кларизм" Кузмина, подчеркивало антисимволистскую направленность акмеистического творчества. Гумилев раскритиковал теургические цели символистов, указав, что непознаваемое нельзя познать "по определению", у поэзии есть иные, более свойственные ей цели, нежели цель познания и преображения космической жизни.
Акмеисты поменяли и область художественных пристрастий, вкусов и культурных образцов. Вместо признанных и высоко чтимых в среде русских символистов французских символистов – Ш. Бодлера, П. Верлена и А. Рембо – акмеизм ориентировался на французского "парнасца" Т. Готье, "стилизм" А. Ренье, А. Франса и особенно Г. Флобера. В области мировой литературы акмеистическая эстетика тяготеет к французской традиции, с ее "светлой иронии и конкретностью". Н. Гумилев отдает предпочтение Т. Готье, подчеркивая "безупречность формы" его творчества, Ф. Вийону, отмечая его жизнеприятие, Ф. Рабле, акцентируя его "мудрую физиологичность", а также У. Шекспиру, ценя его опыт проникновения во "внутренний мир человека". Из русской литературы Н. Гумилев ценит поэзию В. Брюсова за стройность композиции и яркую изобразительность, А. Блока, проявившего мужественность художника перед лицом жизни, и М. Кузмина за очарование жизненных мелочей, живописно воссозданных в лирике. Среди других видов искусства акмеизм предпочитал живопись и графику, архитектуру в противовес музыке у символистов.
Философия творчества акмеизма была ориентирована не на неоплатонизм, предвечные абсолютные идеи, а на неокантианство, оставлявшее право "вещи в себе" сохранять недоступную для человеческого разума сущность. Философские основы акмеизма формировались под влиянием идей феноменологической школы Э. Гуссерля, подчеркивавшего ценность реального человека в реальном мире. Популяризатором идей Гуссерля стал выходящий с 1910 г. в Санкт-Петербурге международный ежегодник "Логос".
Среди художников и критиков программа акмеизма вызвала разнополярные мнения. А. Блок, которого акмеисты позвали на первое заседание "Цеха поэтов", отрицательно отнесся к акмеизму и написал статью о нем с характерным названием "Без божества, без вдохновенья" (1921). В. Шкловский отрицал самобытность акмеистов, а В. Жирмунский, напротив, увидел в новом литературном течении позитивное начало, способствующее развитию поэтического искусства и открытию новых перспектив. Однако и противники, и сторонники отмечали два важнейших недостатка программы: общее жизнеприятие и эстетизм в конечном счете должны были обернуться примирением со "страшным миром"; отрицание запредельности, тайны бытия, отказ от трансцендентности грозили лишить произведения акмеистов философской значимости и глубины.
А. Блок был обеспокоен тем, что русская литература, разбиваясь на различные "течения", теряет свою универсальность: "Поток, разбиваясь на ручейки, может потерять силу и не донести драгоценной ноши, бросив ее на разграбление хищников, которых у нас всегда было и есть довольно" . Русская литература, подчеркивал Блок, в своей основе является культурой синтеза, и поэтому всякая "специализация" наносит ей вред. В России, верно указывал Блок, "неразлучимы живопись, музыка, проза, поэзия, неотлучимы от них и друг от друга – философия, религия, общественность, даже – политика. Вместе они и образуют единый, мощный поток, который несет на себе драгоценную ношу национальной культуры". Блок увидел в "формализме" нового направления наступающий ужас рациональной эпохи, где не будет места "божеству" и "вдохновению". "Акмеисты, несомненно даровитые, – писал он, – топят самих себя в холодном болоте бездушных теорий и всяческого формализма; они спят непробудным сном без сновидений; они не имеют и не желают иметь тени представлений о русской жизни и о жизни мира вообще; в своей поэзии (а следовательно, и в себе самих) они замалчивают самое главное, единственно ценное: душу" . А. Блок выделил А. Ахматову как поэта, сохранившего духовность. Эту статью А. Блок написал в апреле 1921 г., 7 августа этого же года он умер. Н. Гумилева расстреляли 24 августа того же года "за недоносительство" и тем самым "контрреволюционную деятельность". Эпоха Серебряного века, насыщенная художественно-философскими спорами, эстетическими поисками и духовными взлетами, сменялась эпохой террора и геноцида.
О. Мандельштам подчеркивал: "Акмеизм не только литературное, но и общественное явление в русской истории. С ним вместе в русской поэзии возродилась нравственная сила" .
Судьбы акмеистов были различны. В 1930-е гг. именно О. Мандельштам создал единственное для того времени антисталинское стихотворение "Мы живем под собою не чуя страны…", верность нравственным правилам жизни сохранила А. Ахматова, написав "Реквием" – поэтическое свидетельство трагичной эпохи. С. Городецкий благополучно творил в советскую эпоху. М. Зенкевич после "адамистского" сборника "Дикая порфира" ищет возможности контактов с новой жизнью. Блестящий стилист М. Кузмин (как поэт – явление пограничное между символизмом и акмеизмом) умирает всеми забытый, в нищете. Слова О. Мандельштама: "Акмеизм хотел быть совестью поэзии" – оказались пророческими.
Позднее определение акмеизма как "тоски по мировой культуре", данное О. Мандельштамом в 1930-е гг., продиктовано не столько асимволизацией поэтического знака, сколько общей установкой на использование его возможностей накапливать энергию уже закрепленных в культуре художественных значений (смыслов), прежде всего духовно-нравственных. Н. Гумилев, А. Ахматова и О. Мандельштам считали одним из принципов акмеистической поэтики "цитату", которая, будучи частью чужого текста, указывала на весь текст с его разветвленной системой смыслов или на множество текстов – источников цитат, по принципу ассоциативно-культурной памяти. По сути, акмеисты придали иное векторное направление поэтике символизма – "от реального к реальнейшему", поэтике соответствий. Для акмеистов "реальнейшее" становится не сферой мистического, умопостигаемого, интуитивно предчувствуемого, а сферой мировой культуры, внутри которой выделяется область текстовых соотношений, смысловых ассоциаций, знаковых соответствий, что делает акмеистов предвестниками постмодернизма. Литературное течение акмеизма, отразившее новые эстетические тенденции в искусстве начала 1910-х гг., охватило не только словесность, но и живопись (К. Коровин, Ф. Малявин, Б. Кустодиев), и музыку (А. Лядов, И. Стравинский).
К началу Первой мировой войны интерес к акмеизму угасает, а с уходом Н. Гумилева на фронт распадается "Цех поэтов". Были сделаны две попытки возродить былое содружество: в 1917 г. в "Цех II" вошли Г. Иванов и Г. Адамович, к созданному в 1931 г. "Цеху III", разделявшему ту же акмеистическую программу, присоединились И. Одоевцева, Вс. Рождественский, но на историю русской литературы эти позднейшие образования существенного влияния не оказали.
Основные принципы акмеизма по-разному проявились в творчестве вошедших в "Цех поэтов". Идея жизнеприятия преобразилась в волевое начало и "героику" поэзии Н. Гумилева, стойкость жизненной позиции А. Ахматовой. Первобытно-здоровый взгляд на мир, или "адамизм", характерен для сборников М. Зенкевича "Дикая порфира" и В. Нарбута "Аллилуйя", африканской тематики Н. Гумилева. Поиски формального совершенства, интерес к проблемам поэтики выражался в обсуждении стихотворений акмеистов на заседаниях "Цеха поэтов", в статьях Н. Гумилева "Анатомия стихотворения", "Письмах о русской поэзии", статьях О. Мандельштама "О природе слова", "Заметки о поэзии". Стремление видеть и воссоздавать мир в его предметно-вещной конкретности, четкости и пластичности отражен в сборнике О. Мандельштама "Камень", ощущается в "переживании предметности" у А. Ахматовой. Всех акмеистов объединяет внимание к конкретному смыслу слова в его многочисленных культурных контекстах, слову как материалу "для строительства" и "философии зодчества", архитектоники искусства. Поэзия Н. Гумилева, О. Мандельштама и А. Ахматовой, сохраняя общность философско-эстетических установок, была ярким выражением индивидуального, неповторимого голоса каждого. Их судьбы стали символами трагических судеб русской поэзии XX в., их творчество, впитавшее предшествующий культурный опыт и открывшее новые перспективы, восстановило непреложность нравственного императива.
Акмеизм явился заметным течением Серебряного века. В русском зарубежье традиции акмеизма ценились очень высоко. Поэты "Парижской ноты" продолжали развивать акмеистические установки, считая их выражением петербургской линии в русской поэзии. Традиции акмеизма продолжили в своем творчестве, уже в условиях русского зарубежья, Г. Адамович, Н. Оцуп, Вл. Ходасевич, В. Набоков.