Эгофутуризм
Кубофутуризму, который вырос на "глыбе слова мы" из творческого содружества единомышленников – авторов коллективных изданий, противостоял эгофутуризм, который был индивидуальным изобретением поэта И. Северянина, провозгласившего собственный стихотворный манифест – "Пролог Эгофутуризм" (1911). "В отличие от школы Маринетти, – пояснил он, – я прибавил к этому слову (футуризм) приставку "эго" и в скобках: "вселенский"… Лозунгами моего эгофутуризма были: 1. Душа – единственная истина. 2. Самоутвержденье личности. 3. Поиски нового без отверганья старого. 4. Осмысленные неологизмы. 5. Смелые образы, эпитеты, ассонансы и диссонансы. 6. Борьба со "стереотипами" и "заставками". 7. Разнообразие метров" . Вокруг Северянина объединились еще не имевшие литературного опыта начинающие поэты.
В 1911 г. Северянин стал инициатором создания литературного кружка "Эго", куда вошли К. Олимпов, И. Игнатьев, П. Широков, В/Гнедов, А. Грааль-Арельский и Д. Крючков. Печатным органом новой группы явилась газета "Петербургский глашатай" (вышедшая всего четыре раза с марта по ноябрь 1912 г.). Под одноименным названием И. Игнатьев организовал издательство, в котором в 1912 г. был выпущен альманах "Оранжевая урна", посвященный памяти К. Фофанова, ценимого эгофутуристами.
В ноябре 1911 г. Северянин написал стихотворный "Пролог. Эгофутуризм" и включил его в свой сборник "Громокипящий кубок", став изобретателем нового течения. В январе 1912 г. в Петербурге им были опубликованы в виде листовки "Скрижали Академии эгопоэзии". Принципиальным отличием эгофутуризма от группы "Гилея" было в том, что кубофутуристы ратовали за групповую дисциплину, "общий фронт" преобразования искусства, а эгофутурист И. Северянин настаивал на обособлении "единицы", акцентировал права творца-индивидуалиста, абсолютизировал цели творчества как предельного самовыражения своего "эго".
Началом Академии Эгофутуризма был созданный и разосланный по редакциям манифест, на который пришли отклики, в основном отрицательно-ругательные. Северянин удивлялся: "А, в сущности, и браниться-то было не за что, так как ничего чудовищного в нашем манифесте не было. Просто мы пытались в нем доказать <…> что в мире есть только одна бесспорная истина – душа человеческая, как составная часть Божества" .
В сентябре 1912 г. Северянин опубликовал листовку "Интуитивная школа "Вселенский эгофутуризм" (Грядущее осознание жизни и искусства)", в которой утверждал (орфография оригинала сохранена. – С.К.): "Признание Эгобога (Объединение двух контрастов). Обрет вселенской души (Все-оправдание). Восстановление Эгоизма, как своей индивидуальной сущности. Беспредельность искусствовых и духовных изысканий. Каждый искусствовик или мыслитель, солидарный в доктринах с основателем, есть Эгофутурист. Эгофутурист не имеет ничего общего с футуризмом Итало-французским: 1) Иностранные футуристы осмертили местоимение "я", 2) Они не знают всеоправдания" .
Северянин категорически не принимал программу Ф. Маринетти. Отличие от итальянского футуризма состояло не только в прибавлении приставки "эго", но и в идейной сущности новой программы. Маринетти и его последователи манифестировали полный разрыв с традиционной культурой, утверждали эстетику урбанистической цивилизации с ее динамикой, безличностью, имморализмом, стремились передать фиксируемый сознанием "человека толпы" хаотический пульс технизированной "интенсивной жизни", мгновенной смены событий и переживаний. Но их поиски новых средств речевой выразительности (аффектированный, "свободный" синтаксис, звукоподражания и т. п.) были по существу "реформой" в области идеологии, а не в области поэтического языка и художественного познания мира и человека в нем.
Северянину оказался принципиально чужд культ силы и насилия, апология войны как "гигиены мира". Эта позиция была для поэта столь принципиальной, что будучи в Белграде в 1930 г., он со всей определенностью сказал: "Футуризм, основанный мною в России, резко отличался от футуризма Маринетти в Италии. Прежде всего объясню вам идейные различия между русским и итальянским футуризмом. Итальянский футуризм отрицал всякую традицию <…> Между тем я в своем футуристическом манифесте оградил себя от итальянского влияния, специально подчеркнув свою идеологическую ориентацию на прошлое, свое принятие традиций. Став на такую позицию, я смог приступить к созданию эгофутуризма и школы эгсшоэзии. Моей главной целью было утверждение своего "Я" и будущего. А главной доктриной была Душа – Истина" . Негативное отношение к итальянскому футуризму Северянина подтверждается и рядом свидетельств современников этой эпохи. В воспоминаниях "Петербургские зимы" Г. Иванов, рассказывая о вечере Ф. Маринетти в Москве в 1914 г., подчеркнул неучастие в нем Северянина .
Произошедший раскол внутри эгофутуризма отразился в изданном Северяниным "Эпилоге Эгофутуризма". Он, считая себя единственным последовательным представителем этого течения, равно как и его единственным автором, в открытом письме, напечатанном в "Биржевых ведомостях" (1912 г., 21 ноября), дал знать о том, что трое из четверых эгофутуристов выбыли и что он желает "быть впредь поэтом безо всяких этикеток и ярлычков". Текст объявления Северянина утверждал приоритет будущего: "…мое творчество доказательно. Теперь, когда для меня миновала надобность в доктрине: "Я – в будущем", и находя миссию своего Эгофутуризма выполненной, я желаю быть одиноким, считаю себя только поэтом, и этому я солнечно рад. Моя интуитивная школа "Вселенский Эго-Футуризм" – путь к самоутверждению. В этом смысле, она – бессмертна" .
Философия индивидуализма, граничащая с эгоцентризмом, характерная для Северянина раннего периода творчества, в какой-то мере отражала культ гения, восходящий к учению Ф. Ницше, чьи идеи захватили воображение многих представителей Серебряного века, а "эго" корреспондировало учению 3. Фрейда об "эго" как основе личности. Встав во главе литературной группы, Северянин не увлекся теоретизированием и полемикой. Возможно, его привлекало признание со стороны заслуженно известных поэтов-символистов.
В январе 1913 г. была создана Интуитивная ассоциация эгофутуризма, ее программную "Грамату" подписали И. Игнатьев, П. Широков, В. Гнедов, Д. Крючков. Северянин почему-то не вошел в "ареопаг", хотя формально эту ассоциацию можно было расценить как объединение "эгистов". В "Грамате" провозглашалось, что главным в жизнетворчестве является "эгоизм – индивидуализация, осознание, преклонение и восхваление "Я"". Понимание "эго" было доведено до тривиальности эгоизма, без "вселенской" суги "Я" творческой личности, что, возможно, объясняет отсутствие согласия между И. Игнатьевым и первым эгофутуристом Северяниным. Единоличное выступление Северянина под "флагом Вселенского эгофутуризма" было оспорено соратниками по кружку. Игнатьев в статье "Эгофутуризм", напечатанной в брошюре "Засахаре кры. ЭдицияУ" издательства "Петербургский глашатай" (1913), писал: "Эгофутуризм как эгофутуризм возникает лишь на "могиле" Северянина-эгофутуриста. От северянинского эгофутуризма остались лишь буквы вывески – в них зажила новая энергия, иной силы и окраски. Вместо вялого северянинского всеоправдания ("Я равнодушен; порой прощаю, порой жалею") затрепетал новый лозунг: "Борьба!"".
Девятнадцатилетний И. Игнатьев образовал "Интуитивную ассоциацию" и стремился от общей постсимволистской ориентации эгофутуризма Северянина перейти к более глубокому философскому и эстетическому обоснованию нового направления как интуитивного творчества индивида. "Интуиция, – утверждал он, – недостающее звено, утешающее нас сегодня, в конечности спаяет круг иного мира, иного предела, – от коего человек ушел и к коему вновь возвращается. Это, по-видимому, бесконечный путь естества. Вечный круг, вечный бег – вот самоцель эгофутуриста" . Игнатьев выступал как теоретик, критик, поэт и издатель. Он напечатал ряд альманахов и книг эгофутуристов. Эти издания были небольшими по объему с минимумом иллюстраций, в мягкой обложке и внешне уступали сборникам кубофутуристов. В них почти не было прозы, рецензий и критики. Но при этом в альманахах отразилась своеобразная экспериментаторская работа. Игнатьев утверждал, что каждая буква имеет не только звук, цвет, вкус, но вес и пространственность. Не останавливаясь на словотворчестве, он широко вводил в стихи математические знаки, нотную запись, проектировал визуальную поэзию. Свои устремления к адекватному отражению уникального внутреннего мира человека поэт выразил афористически: "И тогда я увижу всю звучь и услышу весь спектр…".
Другим экспериментатором-эгофутуристом был Василиск Гнедов. Он писал стихи и ритмическую прозу (поэзы и ритмеи) на основе старославянских корней, используя алогизмы и необычные синтаксические связи. Значительное место среди эгофутуристов занимал Константин Олимпов, сын умершего в 1911 г. поэта К. Фофанова. Его стихи разнообразны по инструментовке, эмоциональны и вполне соответствуют названию его второго сборника "Жонглеры-нервы" (1913). Критики отмечали очевидную зависимость творчества Олимпова от Фофанова и в еще большей степени – Северянина. Источником многих анекдотов была непомерная самовлюбленность, отличавшая Олимпова даже в кругу эгофутуристов: псевдоним поэта подчеркивал его самооценку, так же как названия поэтических книг: "Третье Рождество Великого Мирового Поэта", "Проэмний Родителя Мироздания".
С эгофутуристами был некоторое время связан 20-летний "драгунский поэт со стихами, с бессмысленной смертью в груди" – Всеволод Князев. Завсегдатай кафе "Бродячая собака", друг М. Кузмина, безответно влюбленный в танцовщицу О. Глебову-Судейкину, он не дождался выхода своего первого сборника стихов: "Любовь прошла, и стали ясны и близки смертные черты…". 29 марта 1913 г. В. Князев застрелился. К нему обращено первое посвящение "Поэмы без героя" А. Ахматовой, он стал одним из прообразов Пьеро.
Главным эгофутуристом после Северянина для большинства оказался В. Гнедов, автор нашумевшей "Поэмы конца", состоявшей из молчаливого жеста. В. Пяст вспоминал об исполнении этого произведения в артистическом кабаре "Бродячая собака": "Слов она не имела и вся состояла только из одного жеста руки, поднимаемой перед волосами, и резко опускаемой вниз, а затем вправо вбок. Этот жест, нечто вроде крюка, и был всею поэмой" . Автор поэмы оказывался в прямом смысле слова творцом и замыкал в себе весь спектр ее возможных интерпретаций от вульгарно-низового до возвышенно-философского. Говоря в связи с этим о месте Гнедова в авангардном движении XX в., необходимо отметить, что если Хлебников дал первый импульс для смелых экспериментов в области словотворчества, Крученых стал родоначальником заумной поэзии, то Гнедов возвел жест на уровень литературного произведения, предвосхитив, таким образом, современные перфомансы и боди-арт. Так очевидный тупик эгопоэзии обернулся обновлением и парадоксальным расширением сферы искусства.
Один из эгофутуристов, второстепенный поэт А. Грааль-Арельский в статье "Эгопоэия в поэзии" так выразил суть этого течения: "Во Вселенной нет нравственного и безнравственного, есть Красота – мировая гармония и противоположная ей сила диссонанс. Поэзия в своих исканиях должна руководиться только этими двумя силами. Цель Эгопоэзии – восславление эгоизма как единственной правдивой и жизненной интуиции" .
Противостояние кубофутуристов и эгофутуристов неоднократно отмечали В. Брюсов, К. Чуковский, Н. Гумилев. Словотворческие эксперименты Хлебникова вдохновлялись мечтой о вселенском языке, понятном всем народам, эгофутуристы считали, что коммуникативная функция языка будет преодолена "Пока мы коллективны, общежители, – писал Игнатьев, – слово нам необходимо, когда же каждая особь преобразится в объединиченное "эго", – Я, – слова отбросятся сами собой" . Установка и на "самовитое слово", и на неологизмы, активное словотворчество, разложение формы на отдельные элементы, акцентированное внимание к ритму и "концевым созвучиям" – рифме типично для футуризма во всех его ответвлениях. Языковое экспериментирование, осознанное как необходимая часть искусства будущего, было характерно и для А. Крученых, и для Вел. Хлебникова, и для И. Северянина, хотя характер и способы достижения "языковых сдвигов" у этих поэтов были различны. Изобретенный Северяниным эгофутуризм продолжал будоражить умы. В. Каменский использовал "эго" в названии своего сборника "Эго – моя биография великого футуриста" (1918), а влияние открытий эгофутуристов в области поэтики заметно в его сборнике "Звучаль веснеянки" (1918).
Общими результатами эгофутуристов были новации в области поэтики: обновление ритма и рифмы, словотворчество и формотворчество, сдвиг семантики, синтез различных видов коммуникаций (жест, речь, мимика, звук), введение "маски", иронии, пародии и самопародии, углубление психологизма и саморазоблачения, использование "игры" с акустикой и дистанцией между поэтом и читателем (слушателем).
Литература
Иванов Г. Собрание сочинений: В 3 т. Т. 3. М., 1994.
Исаков СТ. И. Северянин в 1918–1921 гг.: Жизнь и творчество. Общественно-политические воззрения. Литературная позиция // Историко-литературный процесс: Методол. аспекты. Рига, 1989. С. 82–84.
История русской литературы: XX век. Серебряный век / Под. ред. Жоржа Нива и др. М., 1995.
КрусановА. Дороги и тропы русского литературного авангарда: эгофутуризм (1911–1922) // Русский разъезд. 1993. № 1. С. 109–148.
Марков В. История русского футуризма. СПб., 2000.
Русская литература XX века. Дооктябрьский период: Хрестоматия. Л., 1991.
Русский футуризм. Теория. Практика. Критика. Воспоминания. М, 2000.
Смирнов И.П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. Л., 1977.
Стернин Г.Ю. Художественная жизнь России 1900-1910-х годов. М, 1988.
Игорь Северянин
Игорь Северянин (настоящие имя и фамилия Игорь Васильевич Лотарев; 1887, Санкт-Петербург – 1941, Таллин), поэт, основатель и лидер эгофутуризма. Творческий облик Северянина крайне пестр и противоречив. Писать стихи начал в девять лет и чувствовал себя "поэтом, поэтом рожденным" . С 1904 по 1912 г. выходили небольшие сборники произведений Северянина тиражом в 100–200 экземпляров, брошюры "Гибель Рюрика", "Победа Новика" (1904). Исторические стилизации не обратили на себя внимания ни читателей, ни критики. В последовавших затем многочисленных публикациях чувствовалось заметное влияние К. Фофанова, Ф. Сологуба, М. Лохвицкой.
В начале творческого пути Северянин самостоятельно искал "тенденцию", которая была бы "обречена на успех". Петербургскому литературному миру Северянина в 1912 г. представил Ф. Сологуб . В литературной судьбе поэта принимал участие и мэтр символизма В. Брюсов. Он посвятил поэту акростих ("И ты стремишься ввысь, где солнце вечно"), благожелательно откликнулся на его первые сборники и гордился тем, что "один из первых приветствовал стихи Игоря Северянина", считал его поэтом "с дарованием, бесспорно выдающимся", ценил его попытки "обновить поэтический язык" .
Футуристические идеи подтолкнули Северянина к созданию собственного варианта футуризма – эгофутуризма, в основе которого лежит самоутверждение "Я" автора, "эго". Публичные выступления принесли настоящий успех, который был закреплен сборником "Громокипящий кубок". Ирония и амбиции соединились в эпатаже и психологически реалистическом автопортрете:
Я, гений Игорь Северянин,
Своей победой упоен:
Я повсеместно оэкранен!
Я повсеместно утвержден!
Эгофутуризм, провозглашенный Северяниным в 1911 г., первоначально назывался "вселенским". Г. Шенгели назвал Северянина "поэтом вселенчества". Планетарный размах – общепринятый код того времени, особенно характерный для футуризма, однако эгофутуризм Северянина не носил радикального характера отрицания традиции, свойственного авангарду. Автор ценил свою автономность в искусстве и не влился в московскую группу кубофутуристов. Онзаявлял: "Они сделали своим девизом то, что я порицал. Подобно итальянским футуристам, они порицали все то, что связывало русский дух с прошлым" , не принял их категоричности в требовании "уничтоженья всего старого искусства". Не была принята и теория "заумного языка" А. Крученых в связи с четко установленным в эгофутуристической программе принципом: "Поиски нового без отверганья старого".
Стиль раннего Северянина обозначен нарочитым стремлением к оригинальности, претенциозности, вычурности, о чем свидетельствуют названия сборников: "Зарницы мысли" (1908), "Колье принцессы" (1910), "Электрические стихи" (1911), "Ручьи в лилиях. Поэзы" (1911). Поэт ориентируется и на "галантерейность", и на высокие классические образцы; в жизни ищется или сугубо "поэтическое", "высокое", неординарное, не имеющее прямых аналогов в повседневности, или ее реалии поэтически преображаются.
Реакция современников на творчество этого автора была максимально острой, пристрастной, будь то отталкивание или одобрение. "Двусмысленная слава" Северянина началась с "воя и дикого улюлюканья" прессы после резко негативного отзыва Л. Толстого, прочитавшего "Хабанеру II" . Можно представить реакцию писателя-классика на строки:
Вонзите штопор в упругость пробки, -
И взоры женщин не будут робки!