Особенно яркими поэтическими новшествами был отмечен сборник "Громокипящий кубок", изданный московским издательством "Гриф" в 1913 г., предисловие к которому написал Ф. Сологуб. Сборник в течение двух лет выдержал десять изданий и получил многочисленные отзывы и рецензии.
В отличие от кубофутуристов, искавших союз с художниками-живописцами, Северянин стремится к синтезу поэзии и музыки. Своих современников поразил поэзоконцертами, на которых он не читал, а пел свои стихи, иногда держа в руках белую лилию. На его стихи писали музыку С. Рахманинов и А. Вертинский. Первый поэзоконцерт состоялся в Тенишевском училище в 1913 г. Затем концерты проходили в Санкт-Петербурге, Москве, Ярославле. Он участвовал вместе с кубофутуристами В. Маяковским и Д. Бурлюком в шумном турне футуристов по России. Маяковский нарисовал углем шарж на Северянина и любил декламировать и пародировать его стихи. В поэме "Колокола соборов чувств" Северянин передает впечатления от этих событий.
Стихотворения Северянина, насыщенные яркими живописными деталями и нюансами "музыки души", мимолетными настроениями и желаниями, передавали ощущение новизны жизни, впечатления от "синема", "ландо" и других технический новшеств начала XX в. Рассчитанные на невзыскательный вкус "уважаемой публики", они легко запоминались, некоторые строки цитировались, словосочетания становились крылатыми выражениями ("ананасы в шампанском", "мороженое из сирени"). Поэма-миньонет "Это было у моря…" стала "визитной карточкой" поэта, по ней узнавали северянинский тон, манеру и стиль его "грезофарсов":
Это было у моря, где ажурная пена.
Где встречается редко городской экипаж…
Королева играла – в башне замка – Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат,
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней проспала госпожа…
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.
Поэт прибегал к приему пародии, лирической иронии, шаржу таким образом, что не всегда удавалось провести четкую линию между иронией поэта и его серьезными художественными задачами. Использованные им неологизмы, иногда изысканные, например, из "Мисс Лиль" – онездешниться, из стихотворения "Алтайский гимн" – осветозарь, из стихотворения "На летуне" – улыбность, подчеркивали творческую свободу автора. Поэт прибегал как к классическим жанрам лирики – элегии, сонету, рондо, балладе, так и создавал собственные жанровые обозначения: поэза, эгополонез, самогимн, триоли, октавы-фантазии, сексты, симфониэты.
Лейтмотивами творчества становятся любовь, природа и "Я" поэта, многочисленные самопризнания и самохарактеристики. Многие стихотворения раскрывали психологию творчества, эстетические пристрастия автора, использовавшего в ироничном ключе ассоциативные и интертекстуальные связи с образами мировой культуры.
Я заклеймен, как некогда Бодлэр;
То – я скорблю, то – мне от смеха душно.
Читаю отзыв, точно ем "эклер":
Так обо мне рецензия… воздушна.
О, критика – проспавший Шантеклер! -
"Ку-ка-ре-ку!", ведь солнце не послушно.
Обыгрывая непонимание критиками его творчества, дразня и эпатируя высокоумие, не улавливающее специфику поэтической игры, Северянин прибегает к совпадению названия пирожного "эклер" и французского слова "eclair" – "молния": "В моих очах eclair, а не "эклер"! / Я отомщу собою, как – Бодлэр!". Один из "проклятых" французских поэтов, Ш. Бодлер, вначале яростно обруганный критикой, а затем ставший всемирно знаменитым, создавший в сборнике "Цветы зла" эстетические образцы декадентской поэзии, а в жизни – новые образцы поведения буржуа, не считающегося с добропорядочностью, становится для Северянина символом современного поэта.
В "Прологе эгофутуризма" осмысливаются собственные творческие новации в области эстетики и этики. По самохарактеристике, поэт создает принципиально новый стих, "Препон не знающий с рожденья, / С пренебреженьем к берегам, / Дает он гордым наслажденье / И шлет презрение рабам". Автор указывает на изысканную простоту, строфическую строгость, композиционную завершенность, свободу и свежесть своей поэзии:
Я облеку, как ночи, – в ризы
Свои загадки и грехи,
В тиары строф мои капризы,
Мои волшебные сюрпризы,
Мои ажурные стихи.
В "Прологе" утверждаются права интуиции, непосредственности в искусстве, безграничная вера в свои возможности, слиянность с природными стихиями, которые "подавлены" в человеке цивилизацией ("Я с первобытным неразлучен, / Будь это жизнь ль, смерть ли будь"); осмысливается "текучий" протеизм "эго" ("Влекусь рекой, цвету сиренью, / Пылаю солнцем, льюсь луной"); пафосно отрицается рациональность ("Не мне расчет лабораторий! / Нет для меня учителей!"). Поэт ратует за возвращение к первобытным необузданным силам натуры, которые таятся в человеке, выражает недоверие к культуре как единственной хранительнице истины и мудрости ("И нет дикарству панихиды, / Но и культуре гимна нет"). Духовная свобода, считал поэт, неразрывна с первобытной природной стихией, которая родственна со стихией творчества. Эти пункты поэтической программы "Пролога эгофутуризма" Северянина разделяли в той или иной степени все представители русского футуризма. Себя же поэт причислял к "литературным Мессиям" . В самоманифестациях "Пролога" звучат характерные для футуризма ноты отрицания "старого мира", готовность на самопожертвование во имя будущего:
Я одинок в своей задаче
И оттого, что одинок,
Я дряблый мир готовлю к сдаче,
Плетя на гроб себе венок.
Северянину выпала невиданная честь: в московском Политехническом музее публика избирает его "королем поэтов" (27 февраля 1918 г.), оставляя Маяковского вторым. Поэт писал: "Мильоны женских поцелуев – / Ничто пред почестью богам: / И целовал мне руки Клюев, / И падал Фофанов к ногам!".
Художественный мир Северянина, считает Л. Аннинский, определяется гаммой черного и серебристого, "черное почти не видно, серебро поблескивает в смесях и сплавах. <…> Чарующий морок этой поэзии овевает и окутывает тебя прежде, чем ты начинаешь понимать, что именно спрятано в этом перламутровом мареве, но поэт, активно подключенный к интеллектуальным клеммам эпохи, предлагает нам определение: "Моя вселенская душа"" .
Отныне плащ мой фиолетов, Бэрета бархат в серебре: Я избран королем поэтов На зависть нудной мошкаре…
Приемы иронической отчужденности сочетаются у Северянина с повышенной языковой неологией, утрированной и стилизованной словесной игрой, инверсией, новациями в области рифмы и музыкальной инструментовки, широким использованием фонетических возможностей русского языка. Поэт создает новые жанровые обозначения, трансформирует классические жанры лирики, поэтизирует "низкие" и обыденные явления, вводит диалог, смешивает высокую и низкую лексику. В 1914 г. был издан второй стихотворный сборник Северянина "Златолира", который выдержал семь изданий. В 1915–1919 гг. вышли сборники: "Ананасы в шампанском", "Victoria Regia", "Поэзоантракт", "Тост безответный", "За струнной изгородью лир", в которые входили и ранее опубликованные стихотворения. Исследователь В. Кошелев усматривает в этом принципиальную позицию автора: "Ранние стихи представали не как шедевры словесного искусства, а как необходимые вехи творческого пути, без которых не понять истории становления поэта. Они демонстрировали не столько уровень поэтического мастерства автора, сколько его путь по направлению к этому мастерству" .
С середины 1918 г., поэт, уехав в Эстонию, стал невольным эмигрантом, разделил участь многих русских беженцев. Местом жительства был выбран уединенный эстонский рыбачий поселок Тойла, где поэт бывал ранее. Будучи в эмиграции, Северянин некоторое время продолжал выступать с концертами. Его оригинальные сценарии "поэзоконцертов" имели успех в различных городах мира: в Хельсинки, Данциге, Берлине, Париже, а в 1930–1931 гг. – в Югославии и Болгарии. При этом автор испытывал чувство внутреннего творческого кризиса и интенсивно вел поиск новых творческих горизонтов. До 1925 г. Северянин еще издал несколько сборников в Берлине, затем в Дерпте (Тарту), а в начале 1930-х гг. – в Белграде и Бухаресте. Наиболее известными в эмиграции стали его сборники "Gremeviolettes" (Юрьев, 1919), "Менестрель" (Берлин, 1921), "Падучая стремнина. Роман в стихах" (Берлин, 1922), "Соловей" (Берлин, 1923). В поэзию вошли новые темы эстонской природы и мифологии, зазвучали ностальгические ноты, раздумья о судьбе родины. На чужбине талант Северянина стал строже, возросли взыскательность художника и поэтическое мастерство. Он занимался также переводами эстонских поэтов. К поэтической удаче относятся сто сонетов, составивших "Медальоны", или "вариации о поэтах, писателях, композиторах" (первая публикация – Белград, 1934), которые раскрывают духовный путь Северянина, его приверженность к русской классике – А. Пушкину, Л. Толстому, Ф. Достоевскому и творчеству писателей-современников – И. Бунина, А. Куприна, М. Зощенко, лучшим достижениям Серебряного века. Для создания портрета-медальона поэт использует емкие образы-символы, отражающие неповторимость и трагичность творческой личности. Говоря о судьбе А. Блока, Северянин пишет:
Он тщетно на земле любви искал:
Ее здесь нет. Когда же свой оскал
Явила Смерть, он понял: – Незнакомка…У рая слышен легкий хруст шагов:
Подходит Блок. С ним – от его стихов
Лучащаяся – странничья котомка…
В сонете "Есенин" поэт называет автора "Москвы кабацкой" "Благочестивым русским хулиганом", о Н. Гумилеве он отзывается как о конкистадоре, воине, путешественнике, который "в жизнь одну десятки жизней / Умел вместить…". В сонете-медальоне "Игорь Северянин" формулируются основные черты собственного творчества:
Он тем хорош, что он совсем не то,
Что думает о нем толпа пустая,
Стихов принципиально не читая,
Раз нет в них ананасов и авто,Фокстрот, кинематограф и лото -
Вот, вот куда людская мчится стая!
А между тем душа его простая,
Как день весны. Но это знает кто?Благославляя мир, проклятье войнам
Он шлет в стихе, признания достойном,
Слегка скорбя, подчас слегка шутяНад вечно первенствующей планетой…
Он – в каждой песне, им от сердца спетой, -
Иронизирующее дитя.
В условиях эмиграции происходит "взросление" поэта, он приходит к экзистенциальному проникновению в суть бытия, исповедальности и автобиографичности, классической школе стиха. В "Рассказе моего знакомого" Северянин говорит об "ужасе физического и морального страдания" на чужбине, "одиночестве и постигшей его нищете" . "Священный ужас" перед судьбой звучит в его открытом письме к К. Вежинскому, польскому поэту, которое было написано в канун подготовки к пушкинскому юбилею 1937 г. В письме Северянин говорит о себе как о совершенно забытом поэте, в надежде на хоть какую-нибудь помощь. Пушкинский контекст оттеняет горечь размышлений автора о судьбе поэта в современном мире.
Как и многие футуристы, Северянин обращался к драматургии. Пьеса "Плимутрок" является одноактной комедией-сатирой, в которой высмеиваются претенциозность, дурновкусие, лицемерие, пошлость и мещанство. Контекст комедии – атмосфера Серебряного века. Одна из линий комедии связана с поэзией, в частности с творчеством Бальмонта. Написанная в стихах, комедия подчеркивает творческую свободу автора. Его манера свободного изъяснения сложных проблем в виртуозно выстроенных поэтических диалогах отражает высокий уровень поэтического мастерства автора. Конфликт строится на непонимании, каламбурах, рождающихся в лоне самой жизни. Герои предстают как саморазоблачающиеся марионетки, смешные в своей претенциозности куклы-маски, претендующие на высокую духовность. Политическая линия прочерчена вполне отчетливо. Советская Россия, которая хочет предстать "раем", оказывается местом, где крадут фальшивые бриллианты и едят "месиво" под названием "окрошка".
Северянин воплотил многие идеи авангарда: он вывел на авансцену экстатическую импульсивность, создал язык поэтической экспрессии, многие неологизмы. В противовес омертвевшим нормам и запретам культуры Северянин манифестирует культ естественности и раскрепощение подсознательного и бессознательного. "Эго" поэта экстатически переживает поток бытия с его "натуральными" ценностями. В поэзии Северянина ложь цивилизационных предрассудков и идеалов разоблачается через иронию, которая необходима, чтобы не впасть в цинизм и имморализм, создается "иной миф", свободный от "старых" мифов власти, общества, культуры и истории. Даже творческие неудачи Северянина продуктивны в том смысле, что выявляют кошмар нигилизма и брутальность "эго", бесперспективность его эгоцентричных устремлений. Б. Пастернак писал, что Северянин – "лирик, изливавшийся непосредственно строфически, готовыми, как у Лермонтова, формами, и при всей неряшливой пошлости поражавший именно этим редким устройством своего открытого, разомкнутого дара" .
На могильном камне поэта, похороненном на Русском кладбище в Таллине, выбиты его строки:
Но дни идут – уже стихают грозы…
Вернуться в дом Россия ищет троп…
Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!
Сочинения
Северянин И. Стихотворения. Л., 1979.
Северянин И. Тост безответный. М., 2000.
Северянин И. Из творческого наследия: Стихи // Звезда. 1987. № 5. С. 174–177.
Литература
Аннинский Л. Серебро и чернь. М., 1997. С. 69–85.
Кошелев В.А. Игорь Северянин // Русская литература. 1990. № 1. С. 68–98.
Критика о творчестве Игоря Северянина. М., 1916.
Круус Р. Новые данные о жизни и творчестве И. Северянина // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. 1986. Вып. 683.
О Игоре Северянине: Тез. докл. науч. конфер., посвящен. 100-летию со дня рождения И. Северянина. Череповец, 1976.
Группы "Мезонин поэзии" и "Центрифуга"
Определенную роль в литературном процессе первой четверти XX в. сыграли "Мезонин поэзии" и группа "Центрифуга". "Мезонин поэзии" образовали московские эгофутуристы: В. Шершеневич, Л. Зак (Хрисанф), К. Большаков, Б. Лавренев, С. Третьяков, Р. Ивнев. Группа существовала лишьвтечение 1913 г., в издательстве "Мезонин поэзии" вышло всего три альманаха: "Вернисаж", "Пир во время чумы" и "Крематорий здравомыслия". Вдохновителем и художественным оформителем этих выпусков был поэт и художник Л. Зак, написавший программные статьи "Увертюра" и "Перчатка кубофутуристам". Основным автором "Мезонина" был В. Шершеневич. Участники группы подчеркивали свое родство с петербургскими эгофутуристами, печатались в их изданиях, предоставляли страницы своих альманахов И. Северянину. К. Большаков, кроме поэтической деятельности, занимался прозой (роман "Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова" ).
"Мезонин поэзии" не имел ярко выраженной теоретической платформы, мезопозиция была эклектичной, "серединной". Но в критических выступлениях представителями "Мезонина поэзии" велась борьба против "Гилей", а затем "Центрифуги". Они стремились к четкому обозначению границ между футуризмом в его кубофутуристической редакции и эгофутуризмом. Критики считали "Мезонин поэзии" "деловым течением", умеренным крылом футуризма. С этим объединением связаны первые публикации С. Третьякова и Б. Лавренева, будущего драматурга, в стихах которого начиная с 1913 г. звучат морские мотивы. С началом войны Лавренев был призван в армию и к футуризму не возвращался. Значительное место в альманахе "Мезонина поэзии" занимал Рюрик Ивнев, талантливый поэт, который старался сочетать уроки символистов с необходимостью разрушения канонов. В одних стихах преимущество получал Ивнев-символист, в других он же, но эгофутурист:
На станциях выхожу из вагона
И лорнирую неизвестную местность,
И со мною всегдашняя бонна -
Будущая моя известность.
В ответ на эти строки, как вспоминал В. Пяст, в кафе "Бродячая собака" Маяковский произнес экспромтом:
А с лица и остатки грима
быстро смоют потоки ливней,
а известность промчится мимо,
оттого, что я только Ивнев.
Отличительной особенностью "Мезонина поэзии" было участие в его изданиях поэтесс. Среди кубофутуристов выступала Елена Гуро и ее сестра Екатерина Низен, в издательстве "Лирика" печатались Вера Станевич, в сборнике "Руконог" публиковалась Е. Кузьмина-Караваева. Безусловным уважением была окружена Елена Гуро.