В марте же 1933-го, когда запрещена и объявлена вне закона коммунистическая партия и коммунисты брошены в тюрьмы и лагеря, Сталин возобновляет торговлю с Германией.
"Теперь мы конституционно господа рейха", - пишет Геббельс. Но чтобы быть на деле "господами", им как раз и нужен статус, сводящий конституцию на нет. Покуда что указам Гитлера требовалось формальное принятие их кабинетом министров. Это препятствие к неограниченной власти оказалось достаточно быстро преодолимым: "В кабинете авторитет фюрера теперь полностью признан. Голосование проводиться больше не будет. Решает фюрер. Все идет много быстрее, чем мы отваживались надеяться… Наконец-то мы у власти…"
Рейхстаг утратил свое назначение - законодателя. Не был возвращен в свое мощное, символическое здание, выгоревшее внутри. Оно оставалось невосстановленным. Не было на то нужды у правителей. Рейхстаг стал декоративным органом, его малозначащие заседания проходили в здании Оперы Кролля.
Казалось бы, ведь был еще президент - высшая власть. Но призвавший Гитлера к руководству дряхлеющий, недееспособный 86-летний Гинденбург не был ощутимым препятствием рвущемуся к диктаторской власти Гитлеру. Он был использован нацистами, пока был жив, до его кончины оставался год с небольшим.
"НАМ ПРЕДСТОИТ ДУХОВНЫЙ ЗАХВАТНИЧЕСКИЙ ПОХОД"
Насыщенный событиями март 1933-го еще не исчерпался. В последние дни месяца - первая антисемитская массовая акция нового правительства. Указами Гитлера евреи уже были уволены с государственной службы, из университетов, ущемлены в сфере свободных профессий. Но Гитлеру не терпелось продемонстрировать открытую кампанию преследования евреев. Он поручил проведение ее Геббельсу. И тот включил жанр погрома в свою компетенцию министра просвещения, культуры и искусства - "всего, что относится к вдохновению".
По решению фюрера он призвал население к бойкоту всех предприятий, магазинов, лавчонок, врачебных кабинетов, контор адвокатов, принадлежащих евреям. В тот же день: "Я выступил вечером в "Кайзергофе" перед работниками кино и с большим успехом развил новую программу киноискусства… Вечером я по телефону сообщил фюреру об успехе призыва к бойкоту".
31 марта 1933. Многие приуныли… Они думают, что бойкот приведет к войне. - Это то, чего все время боится Геббельс, то пряча страх за усиленной наглостью, то проговариваясь.
Под маркой бойкота прокатились организованные СА и СС бесчинства. Тысячи жертв грабежей, избиений, убийств. Это первый акт расистской партийной программы нацистов в действии. "Лабораторией террора" был назван антисемитский погром. Антисемитизм опасен не только для евреев, он становится угрозой всему растлеваемому им обществу.
1 апреля 1933. Замечательный спектакль! - цинично восклицает Геббельс. - Нам еще предстоит трудная борьба против бюрократии, с ней нам придется драться ближайшие два года.
2 апреля 1933. Нам предстоит духовный захватнический поход - надо провести его в мире, как мы провели его в Германии. В конце концов мир научится нас понимать.
6 апреля 1933. Вечером в министерстве пропаганды собралась иностранная пресса вместе с дипломатическим корпусом и всем кабинетом. Выступали фюрер и я, мы впервые открыто выступили против представления о так называемой свободе печати… Теперь уже речь идет не о том, чтобы партия встроилась в государство: скорее партия должна стать государством.
Превращение республики в тоталитарное государство идет быстрым темпом. Гитлер завоевывает популярность и среди тех, кто еще сравнительно недавно относился к нему если не враждебно, то во всяком случае скептически, иронично, а теперь готов связать с ним надежды на спасение Германии, видеть в нем вождя.
О том, как происходило это преображение в душах - впрочем, чаще вполне механически, - описал на собственном опыте, находясь в плену в Советском Союзе, генерал Раттенхубер. Я уже говорила о том, что мне посчастливилось обнаружить в архиве эту ценную рукопись начальника личной охраны фюрера. Процитирую ее и на этот раз.
Напомню, что Раттенхубер в бытность свою мюнхенским полицейским осуществлял слежку за Гитлером, потом входил в команду охраны тюрьмы, куда после путча был водворен Гитлер. Но теперь, в 1933-м, его вызвал Гиммлер, знавший Раттенхубера по учебе на офицерских курсах в 1918 году и ценивший его опыт работы в полиции, и сделал его своим адъютантом, а вскоре назначил начальником личной охраны Гитлера. "В апреле 1933-го я впервые входил в отель "Кайзергоф", чтобы представиться Гитлеру". Предстояло пикантное свидание бывшего арестанта с бывшим тюремщиком. Но теперь Раттенхубер поджидал не Гитлера, каким знал его, а фюрера, и, конечно же, опасался, "что фюреру будут неприятны те воспоминания, на которые я невольно буду наталкивать его своим присутствием". Но, приветливо поздоровавшись, Гитлер сказал: "Я уверен, что вы теперь будете так же верно служить мне, как раньше служили баварскому правительству".
Гитлер знал, что делал, избрав главным телохранителем не кого-либо из своих "молодцов" - их надо держать в узде, постоянно внушать им восхищение и страх, - а этого полицейского, благонамеренного служаку, всегда преданного власти, отождествляемой им с отечеством.
Пока Раттенхубер взирал на Гитлера глазами прежней власти, он видел в нем демагога, возмутителя спокойствия, опасного политического авантюриста, от которого только и жди беды. Теперь же в "Кайзергоф" входила сама Власть, и мигом отступило все, что могло порочить или умалять ее.
"Беседа была бессодержательной - о новостях берлинской жизни, о театре… Совместный чай был знаком благосклонности и доверия ко мне фюрера. Говорят, он так располагал многих, и, не скрою, расположил и меня". Прежде не вызывавший доверия, Гитлер вызывал теперь у Раттенхубера благоговение. "Гитлер был для меня теперь тем "сверхчеловеком", каким рисовала его нацистская пропаганда… Это был "мой фюрер", и я был горд тем, что он оценил меня и приблизил к себе".
"ЧЕРЕЗ ГОД ВСЯ ГЕРМАНИЯ БУДЕТ В НАШИХ РУКАХ"
7 апреля 1933. За шесть часов заседания кабинета был принят ряд решающих законов. Закон о правах чиновников с параграфом об арийстве. В конце 1 мая было официально признано национальным праздником… Можно сказать, что сегодня в Германии история делается заново. Наша цель - абсолютное единообразие рейха. В конце этого процесса будет единый народ в едином рейхе.
"Ein Volk, ein Reich, ein Führer!" ("Один народ, одна империя, один фюрер!") Этот известный фашистский девиз я увидела в Освенциме, в последнем бараке, замыкавшем бесчисленный их ряд. Здесь камеры пыток, отсюда выход к установленной рядом стене расстрела. Так неотвратимо связан этот девиз и этот барак.
"1 мая мы организуем грандиозную демонстрацию народной воли". Смысл этой демонстрации в том, чтобы перекрасить традиционный день международной солидарности трудящихся в сугубо национальные - коричневые цвета, одолеть его интернациональный пафос. На волне этой демонстрации "2 мая будут заняты здания профсоюзов. Унификация и в этом отношении. Возможно, пару дней будет возмущение, но затем они в наших руках. Нельзя больше оглядываться… Когда профсоюзы будут в наших руках, другие партии уже не смогут долго сопротивляться… Через год вся Германия будет в наших руках" (17.4.1933).
I мая 1933. (Парад молодежи.) Буря восторга: в машине показались, сидя рядом друг с другом, рейхспрезидент и фюрер… Удивительный символ новой Германии… Харальд протягивает президенту большой букет роз. - Геббельс и тут поспевает, выдвинув вперед пасынка. - Завтра мы захватим дома профсоюзов. Сопротивления ждать неоткуда. Борьба продолжается!
Полный запрет на критику. "Я с ней покончу. Последний пережиток из демократических времен. Долой его!"
Змая 1933. Продолжаем подпаливать профсоюзников. Бонзы капитулируют. Мы господа Германии.
II мая 1933. Вчера… Поздно вечером произношу речь на площади Оперы. Перед костром сжигаемых студентами грязных и бульварных книг. Я в наилучшей форме. Гигантская толпа. Домой. Усталым в кровать. На дворе сегодня начинается великолепное лето.
Геббельс - организатор этого зловещего аутодафе, символа торжествующего в Германии фашизма, падения великой страны в варварство.
А немцы пьянели от речей этого "литературного крематора", как назвал его писатель Эрих Кестнер.
Горят по предписанию д-ра Геббельса в этом чудовищном костре книги немецкого классика Лессинга, автора "Натана Мудрого", горят книги Ремарка, Стефана Цвейга, "немецкоязычного" Гейне, любимого поэта дней молодости д-ра Геббельса донацистской поры, Томаса и Генриха Маннов, Альберта Эйнштейна, Джека Лондона, Эмиля Золя, Андре Жида, Зигмунда Фрейда… "Кто сжигает книги, когда-нибудь будет сжигать людей" - это предвидел Гейне.
"ПУТЬ К ТОТАЛИТАРНОМУ ГОСУДАРСТВУ"
10 июня 1933. Обсуждали запрет на прессу. Мы едины. Скоро будет закон о прессе. Обсуждали с Гитлером реакцию. Как только не станет Старого господина (Гинденбурга), горе интриганам. Реакция прокралась в церковь. Долгий спор с фрау Вессель. Она хочет частное право на песню Хорста Весселя. Я отклонил это. Песня принадлежит нации. Эта мать нестерпима.
20 июня 1933. Мы покидаем Женевскую конференцию. Она стала невыносимой. - Покидают, тем самым развязывая себе руки для нарушения обязательств по Версальскому договору.
28 июня 1933. Путь к тоталитарному государству. У нашей революции невероятная динамичность. Мы начинаем благоговеть перед событиями.
1 июля. Хлопоты с церковью. Попы бунтуют, "Центр" (католическая партия) будет распущен.
Позже, когда становление национал-социализма в Германии, можно сказать, завершилось, Гитлер снова и снова возвращается к своей программе, изложенной в "Майн кампф", к навязчивой идее завоевания для немцев ЬеЬешгашп (жизненного пространства) за счет захвата земель на Востоке, в первую очередь земли России.
"Фюрер предвидит конфликт на Дальнем Востоке. Япония разгромит Россию. Этот колосс рухнет. Тогда и настанет великий час. Тогда мы запасемся землей на сто лет вперед".
В Германии воцарялся безудержный, бесконтрольный нацистский режим. Восторжествовавший фашизм - это обреченность Германии на безумие войны.
"Это не просто отрезок немецкой истории, это ужасающий урок, как недооценка крайнего зла может ввести народ в заблуждение и подвести человечество к уничтожению" (Вилли Брандт).
На Нюрнбергском процессе в речи обвинителя от Франции Ф. де Ментона прозвучал анализ навлекшей массовые преступления нацистской доктрины с ее осквернением разума, ее целью "сбросить человечество в состояние варварства", в нечто "демоническое", сознательно конструируемое. Этой чудовищной доктрины с ее абсолютизацией "крови", противопоставлением "высшей" арийской расы немцев и "низших" рас. С непреложностью самой доктрины, не допускающей инакомыслия. С отрицанием самоценности личности. Обвинитель говорил о том, что утверждение примата расы, ее инстинктов, требований и интересов заставило исчезнуть все понятия об общепринятой морали, справедливости и праве, все накопленные в течение веков достояния цивилизации. "Идея братства людей была отвергнута еще более решительно, чем прочие общепризнанные духовные ценности".
Западный мир до сих пор не оправился от потрясения фашизмом. "Можно забыть деяния Гитлера, но плата за это - потеря нравственного самосознания и политического понимания мира" (историк М. Штюрмер). И в последние годы интеллектуалы вновь и вновь обращаются к исследованию этого феномена, отождествляя его в первую очередь с Гитлером. В их исканиях все еще не окаменевшее, все еще разрыхленное месиво - личной памяти и анализа, проницания и заблуждения, зыбких ответов на неисчерпанные вопросы и обретенных постулатов.
В своих работах они обращаются к теории Макса Вебера, предсказавшего (до Гитлера) явление харизматического лидера со всеми особенностями харизматического господства - этого особого вида психосоциального заболевания.
К диагнозу философа Карла Ясперса "Духовной ситуации нашего времени" (1930–1931) - времени, когда стал возможен распад государства, гражданская война, террор и уничтожение и вместе с надвигающейся гибелью Веймарской республики - крах буржуазно-либеральной системы ценностей, породившей республику, соединявшей ее с прежними эпохами немецкой истории. Повисшее над пустотой время созрело для адского мессии.
Обращаются к анализу Э. Фромма личности Гитлера в свете его некрофилии, страсти к гибели и уничтожению. К убежденности Ницше: будущее принадлежит "политикам-художникам", которые полагаются на интуицию и волю, уверенные, что им принадлежит мир.
Прислушаемся к голосам современных исследователей.
Ури Авнери, израильский публицист: В каждом обществе в любое время существуют бациллы фашизма… Носители их - на обочине. Нормально функционирующая нация может держать эту группу под контролем. Но потом что-то происходит. Экономическая катастрофа, повергающая многих в отчаяние. Национальное несчастье, поражение. Внезапно презираемая группа "обочины" становится значимой. Она мгновенно инфицирует политиков, армию и полицию. Нация сходит с ума… Бесконечные парады, исступленные речи, песнопения, униформы, знамена - всепроникающая истерия… Фашизм - в первую очередь - это политическая техника, механизм захвата и использования власти. При отказе от демократии, либерализма, гуманизма - культ силы и культ мистического коллективного "я", перед которым личность должна пасть ниц; вера во всемогущего вождя. Расовые теории Гитлера и его антисемитизм идеально отвечали его вере в собственное предназначение и настроению в стране.
Маргарет Митшерлих, немецкий психоаналитик: Масса сограждан с увлечением и дрожью восторга принимала участие в захвате фюрером власти, с ним они переживали свои собственные комплексы власти и мести. Так, они экстатически отдались "сверхчеловеку", чтобы создать расу господ. Теперь все - притеснения, убийства и преследования "чужаков" - могло происходить без всякого чувства вины, потому что появились новые законы, новые ценности, новая мораль, которым нужно следовать, чтобы самому не стать чужаком и изгоем.
С легализацией подсознательных побуждений, пишет Митшерлих, "новые ценности" превратились в преступления.
Ури Авнери: Годился любой лозунг, лишь бы он пробуждал фанатическую веру в вождя, растворение личности в "мы", пылающую ненависть к "другим", к чужакам, меньшинству, стремление к насилию, открытую паранойю, безумие, одобряющее любое преступление, совершенное ради него.
Алан Буллок, английский историк: Применение гитлеровской расовой теории простиралось гораздо дальше, чем только на преследование евреев. Сюда относится и стерилизация, истребление (эвтаназия - легкая смерть) биологически менее ценных в самом немецком населении. Порабощение славянского населения в Польше и России в захваченных областях, истребление их образованного слоя и руководящих кадров.
Андре Глуксман, представитель "Новой философии" во Франции: Проблема Гитлера не в том, что он совершил то, чего хотел, а в том, что ему позволили это сделать. Тайну следует искать не в его безумии, а в его современниках, которые наделили его безумие властью. Спрашивать, как был возможен Гитлер, значит спрашивать Европу, как она его допустила, - то есть спрашивать нас самих. В конечном счете приходишь к убеждению, которое не терпит лжи: я - возможность Гитлера, я и есть Гитлер.
Эти строки о нравственной и политической ответственности, начинающейся с себя, принадлежат человеку, которому в год падения гитлеровского рейха было 8 лет от роду. Тем благороднее они звучат.
Конечно, в Германии, в современном обществе есть и совсем другие настроения и намерения: отмести, вынести за скобки истории страны и немецкого народа период фашистского господства со всем чинимым им злом. Подобное встречается и у нас по отношению к прожитому страной семидесятилетию. Но есть у нас и другая крайность: травля собственной истории, с изъятием фактов из контекста времени, из исторического потока, из исторической судьбы, а это неизбежно ведет к иной, но опасной мифологизации. В обоих (нашем и нацистском) тоталитарных режимах наглядно проступают схожие черты и возможные заимствования. И сейчас, когда мы хотим обрести разумное миропонимание, для нас насущно увидеть общность родимых пятен тоталитаризма и тем непреклоннее отторгнуть их.
Но соблазн лишь механического сопоставления - сличения - это наша болезнь упрощенности, это плоско и бесплодно. Германский фашизм - это свой опрокинутый мир. У германского фашизма своя природа, свои истоки, свои задачи и цели. И наконец - свой абсурд.
Глава четвертая "Мы сами станем церковью"
20 июля 1933. Вечером снова скандал с Магдой, из-за ее ведомства мод, которое не знаю уж сколько причинило мне забот. Громкие сцены. Магда должна быть более сдержанной. Так не пойдет. Такое отношение вызывает у меня только досаду против нее. Рассерженным в постель.
22 июля 1933. (В гостях у Гитлера.) Он устанавливает мир между Магдой и мной. Он истинный друг. Признает, что я прав: женщины ничего не обретут в политической публичности.
24 июля 1933. Новая машина. Какая радость. Это в самом деле поэма. Чудо техники.
Запрещена социал-демократическая партия. Предварительно конфисковано все ее имущество. Арестованы партийные функционеры. Преследуются вплоть, до ликвидации и другие партии.
7 августа 1933. Против церкви. Мы сами станем церковью.
С Герингом невозможно иметь дело. Он лопается от тщеславия и жажды власти.
12 августа 1933. Радио - гнездо коррупции. Вычистить навоз!
15 августа 1933. Принц Генрих говорит глупости. И вот такие правили Европой. Я разговаривал с его адъютантом полковником Шмидтом. Вся банда не стоит пригоршни пороха.
23 августа 1933. Пришел Геринг, старый негодяй. Он хочет быть генералом. Почему бы не фельдмаршалом? Опять новая униформа. Действует на нервы.
25 августа 1933. Моя должность: получаю все, что связано с вдохновением. - Уже и вдохновение узурпируется.