29 августа 1933. Теперь Геринг наконец генерал. Собственно, сколько же титулов у него? Возможно, потому, что он любит униформы. От этого рвет каждого.
31 августа 1933. Вчера… Нюрнберг. Весь город - море флагов. Всюду безумное воодушевление. Только что прибывает фюрер… Появляется шеф. Парад. Все руководство партии в сборе. Торжественное приветствие…
1 сентября 1933. Я опять переписал свою речь. Смягчил еврейский вопрос. Из внешнеполитических соображений.
2 сентября 1933. Вчера: торжественное открытие съезда.
Под "бешеное одобрение" Гитлер в своем воззвании провозгласил борьбу против сепаратизма и местного самоуправления, угрожая землям, прежде всего Пруссии. "Не сохранять, а ликвидировать" - был его лозунг.
В кратчайшие сроки осуществлен план государственного переворота, утверждается единовластие Гитлера. Отняты демократические гражданские свободы, запрещена вся ненацистская печать, запрещены или обречены на самороспуск все партии, остается только НСДАП - "единственная партия в Германии", как записано в декрете. Сохранение какой-либо иной политической партии или создание новой каралось наказанием тюремным заключением или каторжными работами. Разгромлены профсоюзы, арестованы их руководители; силами С А и СС захвачены здания партий и профсоюзов, присвоено их имущество. И вот еще один важнейший пункт политики централизации и установления диктатуры Гитлера: ослабление или скорее сведение на нет ландтагов (парламентов земель), то, что и провозгласил он на нюрнбергском съезде. Назначенный Гитлером партийный гауляйтер становился одновременно "Reichsstatthalter" - "имперским наместником", подотчетным непосредственно фюреру.
Так что если еще совсем недавно, в апреле, Геббельс писал, что партия должна не встроиться в государство, а стать государством, то уже в июле Гитлер заявил: "Партия - стала государством".
Перенимали ли напрямую нацисты опыт большевизма или в природе тоталитарных режимов задана эта резкая схожесть? Или то и другое?
"НОЧЬ ДЛИННЫХ НОЖЕЙ"
1934. Этот год представлен в дневнике редкими и короткими записями со скудным содержанием. Между датами большие разрывы.
Новогодний прием у президента. Присутствует дипломатический корпус. Геббельс "носится", по его словам, от дипломата к дипломату, приветствуя каждого. "Австриец заикается парой фраз о мире и проч. Я совершенно холоден. Наверху торжественный прием. Старый господин полон бодрости… Достоинство и стиль приема…"
Дома: "Магда появляется в Neglige. Сверх того разражается ужасный скандал. Она страшно и непереносимо оскорбляет меня. С этим покончено. Я не участвую больше ни в чем, не иду к Гитлеру, пока она не уступает и не осознает свою неправоту".
В этих семейных сценах Магда Геббельс непохожа на ту покорную, исключительно предупредительную к мужу, непрерывно восхищенную им жену, какой ее рисует в мемуарах верный сотрудник министра пропаганды фон Овен и вторящие ему биографы Геббельса. Она совсем не всегда ищущая сторона в отношениях с Геббельсом. Она строптиво отстаивает себя и исключительно тщеславна. Это следует понять, потому что в последнем страшном акте она играет роль исполнительницы убийства детей.
Записи будничны, пониженный тон, чувствуется спад, и что-то накапливается тревожащее Геббельса, недоговоренное. "Всюду страх реформ в империи". "В коричневом доме Гесс заседает с имперскими руководителями. Короткие вопросы, особо об опасности попов". И как всегда присутствуют в записях близость к Гитлеру и страсть к приобретению новых автомобилей: "В кафе с Гитлером. Он трогательно мил со мной. Присмотрел новый кузов. Чудо работа. Первый класс!" Беспокоят также и внутрипартийные пересуды: военный министр Бломберг рассказывает ему о честолюбивых помыслах фон Папена: "Тот очень хотел бы на место Гинденбурга, когда Старый господин умрет". Не подлежит обсуждению. Тут надо навести порядок". Или: "Был у Гитлера, поделился с ним беспокойством о Гитлерюгенд. По-моему, они слишком распущенно воспитывают молодежь".
Этот блеклый, если судить по записям, год имеет за пределами дневника свой апогей - "Ночь длинных ножей". Название в духе пошлой нацистской романтизации. (Так, удерживаемый немецкими войсками вблизи Москвы ржевский выступ - 1941–1943 - назывался в приказах "Меч, занесенный на Москву". А ставка Гитлера этого периода именовалась "Волчье логово").
"Ночь длинных ножей" - это ночь кровавой резни, расправы над сотнями фюреров С А и рядовыми штурмовиками, обеспечившими Гитлеру приход к власти.
Банды штурмовиков, господствующие на улицах, нападали на прохожих, избивали. Они еще годились для терроризирования населения, приведения его к полному послушанию новой диктаторской власти. Никакой управы над собой (кроме как со стороны шефа СА - Рема) не знали - судьи были деморализованы и насмерть запуганы, даже убийство оставалось для штурмовиков уголовно ненаказуемым. Законодательство атрофировалось, подменялось формулой: фюрер - это и есть закон.
Хаос в политике, в стране нужен был нацистам в период борьбы за власть. Теперь же Гитлеру требовалось установить порядок. Обуздать СА, чья предназначенность - прокладывать террористическими методами путь к власти национал-социалистам - исчерпывалась. Надо было покончить с противопоставлением СА своих двухмиллионных отрядов боевиков малочисленному рейхсверу, третированию ими прусских генералов. И главное - пресечь призывы Рема ко "второй революции", которая выполнит партийную программу - национализирует промышленность и крупный капитал. Но для Гитлера эти программы социализации были лишь пропагандистскими, и проводить их в жизнь он не намеревался. Он опирался на промышленников и банкиров. Стране нужен был опытный, способный предприниматель, говорил Гитлер, даже если он еще не стал национал-социалистом, а не тот национал-социалист, который пожелает занять его место, ничего не смысля в коммерции. Гитлер пообещал, что пресечет разговоры о "второй революции", предотвратит тем самым хаос, нарушение порядка. Это говорилось на другой день после 30 июня. А до того обстановка становилась напряженной.
Идея "второй революции" была популярной. Геббельс разделял эту идею Рема. Он записал 18 апреля: "Повсюду в народе говорят о второй революции, которая должна бы наступить.
Это означает не что иное, как то, что первая революция еще не закончилась. Вскоре мы должны будем схватиться с реакцией. Революция должна быть неостановима".
Между тем подготовка к расправе с СА и план действий держались в сугубой тайне. От дневника также. К этому дню Геббельс идет с нарастающим страхом, распознаваемым и при недоговоренности в дневнике. Тем более что он в двусмысленном положении, как это нередко бывает с ним.
29 июня 1934. Пятница. В среду: положение все время становится серьезнее, - глухо пишет он. - Фюрер должен действовать. Иначе реакция накроет нас с головой… - Что же теперь он имеет в виду под словом "реакция"? - Ужасные события в Испании. Канун большевизма? - И среди того или иного, о чем записывает, прорывается: - Повсюду тревога по поводу реакции… Ханке (сотрудник Геббельса) приносит новейшее послание попов. Остро против государства. Но теперь будем действовать. Магда очень мила. Четверг: работа в Берлине. Но все больше депрессия. Реакция повсюду трудится… Фюрер в Эссене. Свадьба Тербовена (гауляйтер Эссена). Катание на лодке с Магдой и детьми… - Целая программа дня, маскирующая надвигающиеся события.
Зная беспринципность Геббельса еще с тех пор, как тот перебежал от Штрассера к нему, Гитлер пренебрег тем, что его шеф пропаганды в своих выступлениях высказывался на стороне Рема, за "вторую революцию", и велел ему прибыть и включиться в операцию по расправе с СА. Уже не в первый раз Геббельс предавал тех, чьи взгляды он разделял. "Сегодня утром звонок фюрера - тотчас лететь в Годесберг. Итак, начинается. С Богом. Все лучше, чем это ужасное ожидание. Я готов", - последние слова в преддверии кровавой ночи.
На этом - в дневнике обрыв. Исчезновение записей Геббельса о ночи резни и неделе кровавого шабаша не поддается пока что разгадке для исследователей. Неясно, как провел эту ночь и дни д-р Геббельс, соучастник тайно задуманного Гитлером, скрытно подготовленного, внезапно обрушенного беспощадного террора. Вновь записи в дневнике появляются только через две недели. Что же касается Гитлера, то известно, что, прибегнув со всем коварством к провокационной маскировке (нечто подобное, уже позже и в ином масштабе, но сходное по почерку, он станет предпринимать перед глобальными нападениями его армий на мирные страны), он не так давно написал очень дружеское письмо Рему, а теперь для отвода глаз покинул Мюнхен. Оказался сначала в Эссене, затем метнулся в Годесберг, куда и был вызван, им Геббельс, и ночью, как только началось, ринулся назад в Мюнхен и сам участвовал в нападении на не ведающих ни о чем, спавших его сподвижников, таких, как Рем, стоявший у самого корня возникновения НСДАП. Убит был Рем и сотни фюреров СА и штурмовиков. Схвачен и убит Грегор Штрассер, соперник Гитлера по партии. Убит предшественник Гитлера на посту канцлера Шлейхер, ему отомщено за то, что своим предложением Штрассеру стать вице-канцлером он пытался расколоть нацистскую партию. Уничтожены и те бывшие члены баварского правительства, кто в 1923-м помешал Гитлеру осуществить путч. И другие неугодные лица.
Нелепо за тирана обосновывать мотивы его преступных, кровавых действий. Но кое-что уяснить можно. В новых условиях Гитлеру впервые понадобилась стабильность, он провозгласил, что революция закончена. Невероятно разросшиеся ко времени захвата власти военизированные отряды штурмовиков (свыше 2 млн.), вскормленные поощряемым насилием, привыкшие считать себя элитой, не склонны были уступать свои позиции. Под началом воинственного, радикально настроенного в отношении дальнейшего неостановимого хода революции Рема штурмовые отряды, подчинявшиеся ему, представляли собой угрозу для магнатов капитала, промышленности, вызывали тревогу рейхсвера и политиков, близких Гинденбургу. Расправа шла под знаком предотвращения путча. Хотя признаков путча, измены, намерений убрать Гитлера обнаружено не было. Это был кровавый террор, порождавший всеобщий страх, растление. Террор с намерением покончить с любым брожением, оппозиционными настроениями по отношению к политике Гитлера - и в руководстве государством, и в самой партии, и в любых неискорененных слоях или группах населения республиканской закваски, со всем, что кодируется в дневнике Геббельса словом "реакция".
События "Ночи длинных ножей" не просочились и в дальнейшем в дневник. Прежде часто упоминаемое имя Рема - исчезает. Только через год Геббельс обмолвился, характеризуя чьи-то намерения: это ведь - "Путь Рема против Л. (рейхсвера). Короткое восклицание. Оно о борьбе Рема с рейхсвером за слияние штурмовых отрядов с армией - фактически за военную власть, за военное руководство, потому что С А поглотили бы малочисленный рейхсвер. Для генералов это было неприемлемо.
Убрав с дороги Рема, Гитлер действовал в пользу рейхсвера и в расчете на поддержку влиятельного генералитета, когда вскоре предстоит ему бороться за пост президента - старый Гинденбург был плох здоровьем.
Но вот весной 1945-го Гитлер и Геббельс яростно клеймят "предателями", "изменниками" генералов, отступающих со своими войсками под ударами Красной армии.
И, вместе прохаживаясь в искореженном бомбами саду рейхсканцелярии, среди "груды обломков", они с Гитлером предаются сожалению, что был упущен момент, когда разом можно было расправиться с ненавистными генералами, направив удар против них, а не против Рема, не будь тот "гомосексуалистом и анархистом", - добавляет Геббельс, - "а будь Рем беспорочной и первоклассной личностью", то, вероятно, 30 июня могли быть "расстреляны несколько сот генералов вместо нескольких сотен фюреров СА" (27.3.1945).
Но тогда, в 1934-м, Геббельс, после завершения расправы, победоносен.
13 июля 1934. Берлинские корреспонденты хотят выступить против меня с протестом. Пусть попробуют - я уморю их голодом.
18 июля 1934. Еще раз обсудил с фюрером вопрос об СА, он видит теперь вполне ясно.
Разгромленные СА лишились престижа и прежнего своего назначения, их функции стали второстепенными, вроде несения охраны концлагерей. Теперь на сцену выходят СС, возглавляемые Гиммлером. До этого времени они осуществляли охрану Гитлера, входили в состав СА и были подчинены Рему. Теперь СС стали не только самостоятельными, но быстро наращивали мощные террористические функции. В этом же 1934 году была создана тайная государственная полиция - гестапо. 30 июня положило начало нацистскому террору при молчаливом одобрении и Гинденбурга, и генералов.
Вскоре, тем же летом 1934-го, скончался Гинденбург. Гитлер не только фактически, но теперь уже и де-юре становился единоличным властителем Германии и главнокомандующим. Отныне все - и военнослужащие, и любого ранга чиновники на государственной службе - приносили присягу не на верность отечеству, народу, государству, а лично Гитлеру, на верность ему и повиновение: "Я клянусь, что я буду преданным и буду повиноваться фюреру германской империи и германского народа Адольфу Гитлеру и буду выполнять свои обязанности добросовестно и самоотверженно".
1935,1936
Обычно каждую новую тетрадь дневника Геббельс предваряет каким-либо девизом: "Имей мужество жить в опасности!", "Лишь выше звезд царит мир!" и прочее. Тетрадь 1935 года начата под девизом: "Никогда не уставать!", что выдает подавляемую усталость. Не ту, о которой чуть ли не каждый день он упоминает к ночи, устремляясь в постель. Та - можно сказать, "рабочая усталость" от затраты сил за день. Наутро он снова - заведенный волчок, и крутится, выкладывается со всей своей незаурядной энергией сверх мочи. А тут накатила другого рода усталость. Девиз тетради 1936 года - "Покой - родитель всех великих мыслей". А девиз следующей за ней в том же году тетради и вовсе переводит Геббельса в другой режим: "Отдых - подготовка к новым трудам".
Пары выпущены. Нет нового запала. Агрессивность - мотор его энергии - не призвана к действию в той мере, как это было, когда рвались к власти. И пропагандистский накал ослабевает. Нет наступательной цели. Без врага его речи бессильны, замечает Эльке Фрёлих. На долю министра пропаганды оставались только гонимые попы и евреи.
Дома он элегически предается прослушиванию пластинок с записями своих речей и восхищается ими. "Особенно моей большой речью во Дворце спорта против Папена в октябре 32-го. Я ею совершенно восхищен. Вот как мы говорили когда-то. Здорово!" "Юноша читает мою статью на смерть Хорста Весселя. Какая статья! Поэма!" "Мою речь фюрер считает классической. Я очень счастлив".
Его сотрудник фон Овен вспоминает, как дома за обеденным столом Геббельс перечитывал вслух и не по одному разу опубликованную статью, и, так же как в министерстве подчиненные, жена и все присутствующие должны были выражать безмерное восхищение.
Как хроникер Геббельс исправно фиксирует внешнеполитическую ситуацию, и в условиях фактически начавшейся ползучей Второй мировой войны - нападением Муссолини на Абиссинию и событиями в Испании - фрагменты его записей представляют определенный интерес.
27 января 1935. У англичан трудности во внутренней политике. Нам это выгодно. Фюрер надеется склонить их к договору: нам преимущество на земле, им на море, в воздухе поровну.
17 апреля 1935. Наше единственное спасение в силе.
19 апреля 1935. Мир против нас. Мы от этого не поседеем.
25 июля 1935. Муссолини, кажется, собирается начать в Абиссинии.
18 августа 1935. Сообщение из Парижа: попытка разоружения кончилась ничем. Теперь война с Абиссинией неизбежна. Фюрер счастлив. Рассказал мне о своих внешнеполитических планах: вечный союз с Англией. Хорошие отношения с Польшей. Зато расширение на Востоке. Балтика принадлежит нам… (пропуск в тексте). Конфликт Италия - Абиссиния - Англия, затем Япония - Россия уже у порога. Тогда придет наш великий исторический час. Мы должны быть готовы. Грандиозная перспектива. Мы все глубоко захвачены.
23 августа 1935. Читал книгу Торглера… Отвратительное большевистское болото… Торглер уже на свободе.
Торглер вместе с Димитровым проходил по процессу по обвинению в поджоге рейхстага. Оправдан верховным судом.
5 октября 1935. Италия без объявления начала войну. Бомбежка и наступление. Ужасное напряжение последних недель разрешилось. Пушки гремят. Муссолини не позавидуешь. Но он мужчина… Наши связи с Японией. У нас так много общего. И япошки так же умны, как и учены.
19 октября 1935. У Муссолини отчаянное положение… Все это началось на три года раньше, чем нам надо. Фюрер ясно видит ситуацию. Точно знает, чего он хочет. Вооружать и готовиться. Европа вновь в движении. Если мы будем умны, останемся в выигрыше. Только без сантиментов, - вторит он Гитлеру, подавляя страх. - Придет ли война в Европу? Если да, для нас это слишком рано года на 3–4. Будущее народов не в нейтралитете, а в интервенции. - Это вариации из высказываний Гитлера. - Мы должны ждать и, если ничего не изменится, действовать.
9 декабря 1935. Слушал речь Муссолини. Твердая и беспощадная. Никаких компромиссов. Если так, он идет к катастрофе. Но кто знает!
23 декабря 1935. Иден назначен преемником Хора, министра иностранных дел Англии. Для нас неудачно. Иден антифашист и антинемец. Плохая замена. Он, однако, сделал головокружительную карьеру.
29 декабря 1935, Воспоминания Пилсудского. Жизнь бойца! Что за время, в котором живут такие люди! Я прямо горд, что я современник этого великого человека.
1 января 1936. У итальянцев дела очень плохи. Муссолини совершенно утратил разум.
В Абиссинии начался период дождей, и отступающим итальянцам не удается зацепиться, укрепить позиции. Теперь Геббельс поносит своего недавнего кумира - "у него совсем нет эластичности" - и противопоставляет Муссолини фюрера: "фюрер лучше умеет выбрать подходящий момент".
И неожиданно фюрер посчитал, что наступил подходящий момент нарушить положение Версальского договора.