Наш путь не наверх, к курантам, а в дверь, что выходит на площадку – стрельницу Спасской башни. Она, как все другие башни, сотни лет служила неприступной твердыней, ощетинившейся зубцами, прикрытая деревянным навесом. Суровые башни – стрельницы, как их называли, – предназначались в ХV веке для защиты Кремля. Спустя двести лет, в XVII веке, когда Москва далеко раздвинула границы и ей не угрожали, как прежде, набеги, башни надстроили и украсили. Тогда-то над Спасской башней появились колокольня, шатер, часы, башенки и выточенные из белого камня изваяния зверей.
Они сидят друг перед другом, присев на задние лапы, как в цирке, и держат в лапах шары. В шарах – отверстия: служили они флагштоками.
Что за звери? Те, что покрыты гривами, с тонкими хвостами, без сомнения, заморские львы. А те, что сидят напротив львов с тупоносым рылом, по всей видимости, медведи, какие ходили некогда в московских лесах…
Над белокаменными башенками золотятся флажки, разворачиваемые ветром, как флюгеры. Над ними свисают золотые стрелки. Римские цифры заполнили черный круг циферблата часов. О них Юрий Олеша сказал: "Правда, какое чудо башенные часы: кажется, кто-то плывет в лодке, взмахивая золотыми веслами".
Теперь – путь снова ввысь, огибая стены ствола Спасской башни, где расположился механизм мне знакомых башенных часов. По дороге видим тросы и гири, путешествующие вверх и вниз в колодце башни. В проемах колокольни висят разной величины колокола. Самый большой колокол зависает в центре, над головой. Тянутся между звонами тонкие тросы, приводимые в движение механизмом боя.
Интересно взирать с башни на Кремль и на Москву. Протягиваешь руку, и кажется, вот-вот возьмешь в руки яркий букет – купола Василия Блаженного. Город лишается высоты, отдавая ее Спасской башне и сжимаясь плотным кольцом вокруг нее.
Жду, когда оживут колокола, а пока ходим с Воробьевым вокруг Москвы. На башне как на полюсе, где совершаешь кругосветное путешествие на одном месте, стоит только повернуться.
Прямо перед глазами Меншикова башня – улеглась вся розовой веткой на белом стволе высотного дома на Котельнической набережной. Шаг – и перед глазами Москва-река, за ней Шухова башня, стальной двадцатый век. Еще поворот: Кремль весь на ладони, протянутой к тебе с золотыми гроздьями куполов, гирляндами красных зубцов и полушарием дворца, над которым реет флаг, просвечиваемый на солнце. Вместе с этим шагом делают ход куранты, заполняя звоном башню. Это голос Кремля. Спасская башня звучит, как бронзовая труба, усиливая звуки, несущиеся с ее высоты над Москвой и миром. Так, под музыку колоколов спускаемся, чтобы выйти на стену и начать путь по стенам и башням Кремля.
Лестницы Спасской башни ведут в разные стороны – вверх и вниз. Каждая дорога открывает виды один краше другого. На том пути, что проложен по широкой стене в сторону реки, первой встречается самая маленькая и самая непохожая на все другие – Царская башня.
Она точно взлетела над стеной. Эту особенность отмечает в помянутой книге Сергей Бартенев: "Единственная из всех кремлевских башен по своей форме и назначению. В сущности, это не башня, а каменный двухъярусный шатер, поставленный прямо на стену".
Зачем это нужно?
Строители Кремля задали много загадок потомкам… На первом ярусе, проходя по стене, видим повисшие над головой крест-накрест деревянные, толстые, как бревна, перекладины. На них висели колокола. Крутая лестница ведет на второй ярус, и, поднявшись по ней, попадаю на крытую площадку, откуда открывается вид на Москву и Красную площадь.
Есть предание, что именно сюда поднимался Иван Грозный, чтобы смотреть на площадь, когда исполнялись его приговоры.
Быть может, и поднимался Иван Грозный, но только на другую башню. Этот маленький каменный шатер построен после него, в XVII веке. На башенку вряд ли поднимались цари как на смотровую площадку, потому что слишком тесно здесь: стою один и опасаюсь, как бы не упасть в проем лестницы. А двум-трем зрителям тут совсем неудобно. Конечно, прав Сергей Бартенев, который утверждает: "Прямое назначение башни было, несомненно, иное". Она построена там, где до нее имелась деревянная вышка с набатным колоколом. Висел он и на этой – Царской башне. Звался – Спасский набат. По всей видимости, бил в набат часовой, который дежурил здесь на стене. Отсюда как на ладони видны близкие Зарядье, Китай-город, Замоскворечье. И что важно: не требовалось дозорным, чтобы поднять тревогу, взбираться по высоким лестницам, тратить время на подъем – колокол находился под рукой…
Следующая, соседняя, башня приземистая – Набатная. Ее название дает однозначный ответ о роли башни в ансамбле Кремля. В ней замечается некоторое сходство со Спасской башней, те же пропорции. Но она не столь высока, похожа на дозорную вышку.
Где ее набат? В колокольном проеме пусто. Висел тут колокол весом 150 пудов, отлитый знаменитым мастером Иваном Моториным. Этим колоколом в Кремль созвали разбушевавшийся народ в день кровавого Чумного бунта. И за это Екатерина II приказала лишить колокол языка. Долго он висел безмолвный. Теперь его показывают как экспонат музея в Оружейной палате.
Только расстался с одной башней, как на пути встает другая – Константино-Еленинская. Присмотревшись к ней, замечаешь следы заложенных проездных ворот. До середины XVIII века через них проходили и проезжали в Кремль. Через эти ворота, они звались Тимофеевскими, уходили полки на поле Куликово.
– Следы устройства подъемного моста, рычагов мы нашли, зарисовали их и теперь представляем все так, что могли бы их при надобности восстановить, – замечает Алексей Васильевич Воробьев. – Средневековые укрепления давно снесены. Башня служит много лет как хозяйственное хранилище. В ней, между прочим, шесть этажей.
Отсюда, от Константино-Еленинской башни, получившей название по имени стоявшей здесь прежде церкви, недалеко до угла, где стена, повинуясь течению Москва-реки, круто поворачивает и идет вдоль берега. (Церковь разрушили в тридцатые годы ХХ века "воинcтвующие безбожники").
Мы движемся по широкой ровной каменной дороге, а стена все время незаметно меняет высоту, подчиняясь рельефу крутого Боровицкого холма. На нем, как на пьедестале, воздвигнут Московский Кремль.
"Местоположение Московского Кремля на горе, омываемой двумя реками, было выгоднее, чем положение Миланского замка, лежащего на равнине, вдохновило его строителей, и они вложили в свое дело всю мудрость военных зодчих эпохи Возрождения, возросшей на упитанной кровью почве железного Рима. Правила, данные гениальным римским архитектором и инженером Витрувием, в целости применены были в кремлевских строениях", – пишет Бартенев в книге о Кремле.
Итальянцы, возводя Московский Кремль, использовали опыт строителей Миланского замка. Зубцы, напоминающие формой букву "М", видел я над стенами замка Сфорца в Милане. Но наш Кремль намного больше и несравненно живописнее, потому что москвичи надстроили стрельницы шатрами, колокольнями, отчего башни сделались выше, стройнее, я бы сказал, сказочнее и перестали походить на грозные бастионы, какими первоначально были.
Все в Кремле предусматривалось для защиты от врагов, все делалось так, как предписывал Витрувий. План – многоугольный, чтобы видеть с разных сторон неприятеля, расстояние между стрельницами не превышает дальности выстрела метательного орудия. Башни прерывают ход по стене. А сами они либо круглые, либо многоугольные, чтобы труднее было их разрушить стенобитными машинами. Бывшие некогда рвы, заполненные водой, двойные и тройные стены на подступах к Кремлю, подъемные мосты, опускные решетки перед воротами, тайники – все это теперь можно только вообразить. Зубец на стене, так поражающий каждого, кто его видит впервые, служил не для украшения, а для обороны: стоя за зубцами, можно было стрелять, укрывшись за толщью кирпича.
Так вот, вспоминая о делах давно минувших дней и недавней работе реставраторов, мы с Воробьевым доходим до угла, самого ответственного места крепости. На нашем пути выросла башня, которую называют Беклемишевской или Москворецкой. Стоит она вблизи Москва-реки, отсюда ее последнее имя.
Бартенев пишет о ней так: "Самая изящная по пропорциям. Своей красотой в общем впечатлении Кремля, в симфонии его архитектурных форм Беклемишева башня дает чарующее созвучие".
Такой гармоничной она стала не сразу. О чем стало известно реставраторам.
– Мое открытие, – с гордостью говорит Алексей Васильевич. Подходя к углу, он оживляется, стремится объяснить непосвященному суть открытия, для чего привычно и бесстрашно становится на край стены. Глядя, куда он показывает рукой, вижу довольно отчетливые следы старой кладки на теле башни. По ним Воробьев доказал, что Беклемишеву башню первоначально возвели метров на 10 ниже!
А когда к ней подошла, спустившись с холма, восточная стена, то оказалось, что башня "не держит угол". Вот тогда-то надстроили ее. Машикули – проемы для стрельбы сверху вниз – появились намного выше первоначальных проемов, заложенных кирпичом. Воробьев обмерил их: размеры одинаковы, ширина такая же, как у тех, что нависают на несколько метров выше.
В начале ХХ века Бартенев, восхищаясь красотой башни, поразился тем, что за сотни лет она не подверглась капитальному ремонту, не знала "порух".
– Да, – подтверждает его слова Воробьев, – непостижимо: почему нижняя часть, кладка XV века, великолепно сохранилась, а более поздняя часть, кладка XVII века, верхняя часть – выветрилась. В ней появились "съедины", выбоины в кулак.
Старый раствор и кирпичи XV века отдали реставраторы для анализа в лабораторию. Что он покажет?
И последнее. Почему башня называлась Беклемишевой? Возле нее стоял двор боярина Василия Беклемишева. За "его высокоумие" срубил ему буйную голову его тезка – князь Василий Иванович…
Башня поднялась под обрывом, стоит на сильном ветру. Она несколько наклонилась, хотя падающей ее не назовешь. "Простоять же может, – как утверждал Бартенев, – неопределенное число лет".
Южная стена Кремля тянется вдоль Москва-реки, образуя вместе с ней неприступный рубеж. Вода служила преградой врагу. Вот почему зубцы Кремля с речной стороны опускаются довольно низко к земле. Но башен на прибрежном участке много, они стоят близко друг от друга: ведь отсюда Кремлю грозила самая большая опасность, когда нападали прокравшиеся к городу татары. В стратегическом отношении южная стена – наиглавнейшая, поэтому ее подняли первой.
Вслед за Москворецкой нас поджидает Петровская башня. В отличие от всех у нее восьмигранный верх, венчающий четырехэтажную постройку. "В общем Петровская башня, – отмечает Бартенев, – носит характер какой-то старозаветности". Она башня-воин, башня-сторож. Была у нее еще одна роль. На втором ярусе прежде находилась церковь в честь митрополита Петра, относившаяся к стоявшему рядом подворью Угрешского монастыря. (И эту церковь разрушили все те же вандалы, таким способом боровшиеся с "религиозным дурманом".)
Когда Кремль в 1612 году захватили интервенты, наступавшее на него русское ополчение пушечной пальбой разрушило башню. В описи середины XVIII века есть такая запись: "…Первая глухая башня, в которой церковь Петра митрополита. В ней своды крепки и кровля на ней есть". Значит, к тому времени ее восстановили. Через двести лет, в 1812 году, Петровская башня взлетела в воздух во время взрыва Кремля при отступлении французов. И вновь ее возродили.
У москворецкой стены и ее башен история самая драматическая. Уничтожалась огнем и взрывами не только Петровская башня…
Пройдем к следующей – Второй Безымянной. Тут другая картина. "Соразмеренность ее частей и архитектурной обработки придают ей вид приветливости, спокойствия", – пишет историк. Прежде представала она проезжей, о воротах есть упоминание в описи 1701 года, где говорится, что у башни "проезжие ворота, но заделаны тесом, из башни опущена железная решетка". В нижнем этаже находилась кузница, очевидно, у въезда в Кремль подковывали лошадей.
Шатер над Второй Безымянной башней покрыт черепицей. Это довольно старая кровля, но во время реставрации удалось ее сохранить.
А на соседней Первой Безымянной башне над шатром видна более светлая зеленая черепица подмосковного комбината, выполнившего кремлевский заказ. У нее в отличие от соседки вид угрюмый, нелюдимый, тут не заботились об украшениях: башня рядовая, как солдат. Впрочем, и она внушительная, в ее палатах хранился порох.
Когда в 1547 году загорелась одна из церквей на Арбате, случившаяся тогда буря быстро разнесла огонь по деревянному городу и перебросила пламя через стены Кремля. Перед этим врагом стены оказывались бессильны – произошел небывалой силы пожар. "И бысть буря велика и потече огонь", – гласит старая хроника. Кремль пылал костром, гибли здания и люди. Митрополита Макария, безуспешно пытавшегося молитвой смирить огонь и отбивавшего поклоны в Успенском соборе, с трудом удалось вывести оттуда потайным ходом к Москва-реке…
Первая Безымянная башня, служившая складом пороха, в те страшные часы взорвалась, осыпав берега битым кирпичом.
Спустя двести лет башню, задумав в Кремле соорудить при Екатерине II Большой дворец, снесли до основания. И опять отстроили.
В 1812 году ей в третий раз не повезло от взрыва французов.
Возвели башню заново, но сместили на тридцать с лишним метров ближе к Тайницкой башне. Она по времени появления на свет – башня № 1. С нее в 1485 году Аристотель Фиораванти начал работу на Боровицком холме. Тайницкая башня выдвигается зодчим от зубчатой стены вперед, ближе к воде.
За долгую историю у Тайницкой башни поменялось много названий. Ее звали Водяными, Чешковыми, Шешковыми, Чушковыми воротами. В XV веке вблизи башни стоял двор Чешка, боярина Даниила Галицкого, отсюда три последних названия, а Водяными и Тайницкими звали потому, что прятался здесь колодец-тайник.
Через Тайницкую башню прежде входили в Кремль. Заложенная кирпичом арка видна у подножия ворот, которые словно сидят над водой, охраняя источник. Историку Бартеневу они напоминали старую мельницу у глубокого омута. Сход к воде в этом месте менее крутой. Полагают, что во времена Юрия Долгорукого, когда заложили первый деревянный Кремль, тут находились проездные ворота с башней. Находилась на этом месте башня и когда возник белокаменный Кремль Дмитрия Донского.
Тайницкая башня имела когда-то часы и колокол. Часовщик жил прямо на ней, соорудив наверху две деревянные избы. Как рассказывает опись 1647 года: "А на башне чулан деревянный, а в чулане часы. На той же башне две избы поставлены деревянные. А сказал часовой мастер, что он поставил те избы на свои деньги и поставил, не бив челом, без указу". То есть соорудил избы, не получив официального разрешения.
Жилось часовщику туго, кровля изб обвалилась. "Везде идет теча", – констатирует опись. Часовщик по имени Митька Потапов оставил след в истории, подав челобитную царю Алексею Михайловичу, моля его о денежном жалованье и выдаче сукна. "Чтобы мне холопу твоему, – писал бедолага, – вконец не погибнуть и голодною смертью не умереть и твоей царской службы не отбыть".
По всей видимости, в середине XVII века обветшавшую башню снесли и возвели вновь: есть упоминание за 1687 год, что "делана она вновь".
В XVIII веке Тайницкую башню снова разобрали. Это произошло, когда снесли большую часть южной стены Кремля и башни, предполагая на их месте соорудить величественный сход к реке, который шел бы от Большого дворца. Когда начатое Екатериной II строительство приостановилось, снесенные башни и стену выложили вновь.
В испытании, выпавшем Кремлю в 1812 году, Тайницкая башня уцелела. Стоит она с тех пор, поднявшись пятью ярусами с шатром на 38,4 метра. Да и все башни на москворецкой стороне, хотя и кажутся малышами, имеют примерно по тридцать метров, как 10-этажный жилой дом.
Далее на южной стене хранила покой Кремля Благовещенская башня. И здесь существовал проезд, "портомойные ворота". Через них жители Кремля выходили к реке мыть белье. Название башни происходит от стоявшей рядом церкви Благовещения, и сама башня одно время служила ее приделом и колокольней. Висело на ней семь колоколов. Все это появилось в более позднее время, когда Кремль утратил роль городской крепости. (Церковь Благовещения еще одна утрата Кремля в годы правления Сталина.)
При Иване Грозном в башне размещалась тюрьма, где, по преданию, произошло чудо: одному из узников явилась Богоматерь с благой вестью, надоумив подать челобитную царю. После этого стали приходить сюда богомольцы, появилась церковь Благовещения.
Последней у реки в углу Кремля стоит Водовзводная башня, вошедшая в историю строительством первого в Москве водопровода. Как всякая угловая башня, она значительно выше, наряднее, больше остальных глухих и проездных. Достаточно сказать, что высота ее до звезды 57,7 метра, то есть почти в два раза выше, чем у соседок.
"Водовзводная башня представляет собой цельное, вполне законченное произведение, ее пропорции прекрасны, архитектурная обработка богата и вместе с тем умеренна", – характеризует эту кремлевскую вершину не раз упоминавшийся мной Сергей Бартенев, заметивший также, что по своему виду, архитектурной отделке она более всех "итальянская", похожа на башни Сиены и Флоренции.
Стоит Водовзводная башня у подножия Боровицкого холма, у берега, где впадает в Москва-реку огибающая Кремль Неглинка, ныне спрятанная под землю.
Можно, стоя здесь, хорошо представить первоначальный характер местности, о которой Петр I сказал, что ее "натура зело укрепила". Две реки и холм делали крепость неприступной. В этом месте отрыли колодец, построили над ним башню. А название ее вот откуда. В 1663 году появилась в башне "водо-взводная" машина. Башня служила водонапорной станцией. Механизмы качали воду из колодца вверх, туда, где находился выложенный свинцом водоем. Отсюда по свинцовым трубам самотеком вода поступала в царский дворец на вершине холма. Стоила "водо-взводная" заморская машина несколько бочонков золота. Служил первый кремлевский водопровод до пожара 1737 года…
Спустя тридцать пять лет архитектор Василий Баженов доносил, что кремлевская Водовзводная башня грозит "падением, ибо из замка оной выпало несколько кирпичей". Но он несколько сгустил краски, потому что другая комиссия, обследовавшая башню через двадцать лет, сообщала: "…Опасности никакой не предвидится, а только за нужное почитаем стену снизу поправить".
При всем при том башня, по всей видимости, сильно обветшала. Поэтому, хотя она и не падала вопреки прогнозам, ее разобрали и в 1807 году выложили заново. Через пять лет от нее осталась груда кирпичей. Как птица Феникс, башня восстала из пепла. Так восстал из пепла весь Кремль, опаленный огнем войны 1812 года.
Обращаясь к Кремлю, пережившему величайшие невзгоды в Отечественной войне, Михаил Лермонтов восклицал:
Ты жив!.. Ты жив, и каждый камень твой -
Заветное преданье поколений.
Бывало, я у башни угловой
Сижу в тени, и солнца луч осенний
Играет с мохом в трещине сырой…
Так выглядела эта угловая башня в начале XIX века, когда Москва-река не имела каменной облицовки и прохожие могли посидеть на ее зеленом берегу, а прачки полоскать белье. В очерке о Москве поэт раз упоминает "башню угловую", нет сомнения, что речь идет именно о Водовзводной:
"На западе, за длинной башней, где живут и могут жить одни ласточки (ибо она, будучи построена после французов, не имеет внутри ни потолков, ни лестниц, и стены ее расперты крестообразно поставленными брусьями), возвышаются арки Каменного моста…"