Шелепин предложил ликвидировать в КГБ тюремный отдел и сократить число тюрем, которые принадлежали госбезопасности.
Владимир Семичастный:
- Как раз в бытность Шелепина и мою было самое низкое количество заключенных по политическим мотивам. Внутренняя тюрьма на Лубянке пустовала.
Хрущев заявил тогда, что "в Советском Союзе нет сейчас заключенных в тюрьмах по политическим мотивам". Никита Сергеевич, мягко говоря, лукавил. Когда Шелепин был председателем, в тюрьмах КГБ сидело тысяча триста восемьдесят восемь арестованных. В 1961 году за антисоветскую агитацию осудили двести семь человек, в шестьдесят втором - триста двадцать три человека. Профессиональные чекисты считали, что Шелепин мало сажал. Ведь в те годы, вспоминал бывший первый заместитель председателя КГБ Филипп Денисович Бобков, в стране несколько раз вспыхивали массовые беспорядки - во Владимирской области, в городах Муром и Александров, где люди были возмущены местными властями, в Грузии, в городе Зугдиди.
Разумное желание Никиты Сергеевича освободить людей от давящего контроля со стороны госбезопасности компрометировалось наивной верой в то, что общественность заменит органы госбезопасности и правопорядка. На совещании работников промышленности и строительства Российской Федерации Хрущев призвал всех трудящихся сражаться с антиобщественными элементами, а не ждать, пока до них доберется милиция:
- Долг каждого гражданина, образно говоря, чувствовать себя милиционером, то есть человеком, который стоит на страже обеспечения общественного порядка (в зале раздались аплодисменты)… Все должны помогать органам партийного и государственного контроля и охраны общественного порядка, быть их агентами, так сказать.
В правдинском отчете о выступлении Никиты Сергеевича помечено: "Оживление в зале. Аплодисменты".
Председатель КГБ Шелепин, учтя пожелание первого секретаря, докладывал в ЦК:
"С разрешения ЦК КПСС органами госбезопасности в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске, Тбилиси, Сталинграде и Туле летом 1960 года были скомплектованы группы нештатных сотрудников, которые на общественных началах участвуют в наблюдении за иностранцами.
За истекшее время нештатные сотрудники, подобранные с помощью партийных организаций из числа коммунистов и комсомольцев - рабочих, служащих, студентов, а также неработающих пенсионеров органов госбезопасности и внутренних дел, - во многих случаях положительно себя зарекомендовали в наблюдении за иностранцами.
Особенно полезным было использование нештатных сотрудников в наблюдении за иностранцами в часто посещаемых ими местах, где они имеют условия для проведения встреч с интересующими их лицами. Например, в Москве во время функционирования японской промышленной выставки нештатными сотрудниками выявлено более тридцати человек, имевших подозрительные контакты с японцами.
Успешно проводилось наблюдение за иностранцами в музеях, читальных залах библиотек, плавательных бассейнах и других местах.
Опыт первых месяцев работы нештатных сотрудников подтвердил целесообразность этой активной формы привлечения общественности к работе органов госбезопасности.
Учитывая это, полагаем целесообразным, чтобы нештатные сотрудники привлекались к работе не только в летнее время, но также и в другие периоды года".
Это была доведенная до абсурда хрущевская идея. Наружное наблюдение - сложнейшее дело, которое под силу только профессионалам. Дилетант не способен ни выявить разведчика, ни засечь его контакты. Привлечение общественности лишь разжигало шпиономанию и подкрепляло уверенность иностранцев в том, что в Советском Союзе следят за каждым, кто приехал из-за границы. Что, в общем, было недалеко от истины…
Впрочем, иногда Хрущев забывал собственные идеи о том, что осужденных надо брать на поруки, что сажать надо меньше, и становился неоправданно жесток. В шестьдесят первом году на заседании президиума ЦК возник вопрос об уголовной преступности. Поводом стало знаменитое в те годы дело Рокотова, которое возмутило Хрущева.
Ян Тимофеевич Рокотов по кличке "Косой" начал скупать валюту у иностранцев во время Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве летом пятьдесят седьмого года.
Официальный курс рубля был сильно занижен. Рокотов давал за доллар в два раза больше. Иностранцы были довольны. А среди советских граждан уже появилось порядочно желающих приобрести валюту: начались поездки за границу, где можно было купить то, чего в нашей стране просто не существовало. Кроме того, гости из арабских государств привозили на продажу золото. Рокотов покупал его и с большой выгодой для себя перепродавал выходцам из южных республик, где любили драгоценные металлы и могли дать за них хорошую цену.
В шестидесятом году КГБ было поручено заниматься валютными преступлениями. На следующий год Ян Рокотов и еще несколько человек, занимавшиеся валютными делами, были арестованы. Каждого из арестованных допросил лично Шелепин.
17 июня 1961 года Хрущев, рассуждая о программе партии, плавно перешел к преступности:
- Борьба с преступностью ведется совершенно неудовлетворительно. Я считаю, что неправильно понята наша политика, реорганизация органов милиции и чекистских органов, и все перевели на мораль.
Он нашел глазами генерального прокурора:
- Я вчера читал в газете заметку "Из зала суда". Я возмущен, как это можно: дали пятнадцать лет, через пять лет он будет на свободе. Товарищ прокурор, вы будете свою политику проводить или будете слушать ЦК?
Речь шла о процессе по делу группы Рокотова.
- Мы вносили по вопросу валютчиков специальный проект, - поспешил защититься прокурор Руденко, - но установили максимум пятнадцать лет, без смертной казни. Мы смертную казнь ввели за хищения в особо крупных размерах.
Ссылка на закон не убедила Никиту Сергеевича, который пришел в необыкновенное возбуждение.
- Да пошли вы к чертовой матери, простите за грубость - взорвался Хрущев. - Народу стыдно в глаза смотреть, народ возмущается. Грабители грабят, а вы законы им пишете. Что такое? Ишь, какие либералы стали, чтобы их буржуазия хвалила, что они никого не расстреливают, а эти грабят рабочих и крестьян… Хотите, я общественным обвинителем выступлю с требованием расстрела? Я не боюсь, а вы боитесь. Я думал, расстреляют этих мерзавцев, читаю - пятнадцать лет. Так вы же поощряете других. Читали вы записку Ленина?
Хрущев имел в виду письмо Ленина наркому юстиции Дмитрию Ивановичу Курскому, написанное в двадцать втором году по поводу дополнений к проекту уголовного кодекса РСФСР. Ленин настаивал на "расширении применения расстрела".
- Читал, - солидно кивнул Руденко.
- Вот читать вы умеете, а выводы делать не умеете. Надо сейчас, товарищи, подумать, может быть, увеличить штат и усилить органы Шелепина. Агентов, уголовный розыск - это надо увеличить.
Никита Сергеевич вспомнил еще одно дело, где, по его мнению, следовало вынести расстрельный приговор:
- По Ростову. Надо расследовать. Выгнать этих либералов. Ну, кто это надоумил?
- Президиум Верховного Совета, - подсказал кто-то.
- Наказать по партийной линии и записать, - распорядился Хрущев. - На партсобрании сказать, за что они получили строгий выговор, за то, что они отменили смертный приговор человеку, который убил трех человек и который издевается: за что меня помиловали, я же не просил помилования, и, если меня освободят, я опять убью. Это же псих. Ну а либералы не хотят пальцы в крови иметь. Пальцы не хотят в крови иметь, а горло режут рабочим. Я помню, в Ленинграде лет семь назад студентку убили, так все профессора требовали расстрела. Так что вы не думайте, что люди любят либералов. Нет. Законодательство надо пересмотреть.
Руденко мы вот накажем, - продолжал Хрущев, - если вы не осуществляете надзор, тогда вы просто либералом стали. Верховный суд, товарищ Горкин, мы вас накажем за это дело и новых людей назначим. Нельзя так. Государство мы должны защищать, мы должны создать условия честным людям, чтобы они спокойно жили и работали и не брали верх хулиганы. А вы боитесь, что у нас варварские законы. Я за варварские законы: когда не будет убийств, тогда и не будет варварских законов, а сейчас надо.
Генеральный прокурор не хотел быть наказанным незаслуженно. Руденко резонно напомнил Хрущеву:
- Как бы меня ни ругали, но, если закон не установил смертной казни, мы не можем ее применить. Вопрос о валютчиках обсуждался на президиуме ЦК, решали, применять смертную казнь или не применять. За всю историю советской власти никогда не было таких случаев, поэтому решили не вводить.
Кто-то в зале попенял Руденко за недостаточную настойчивость. Но Хрущев недовольно констатировал:
- Давайте не валить на него. То, что прокурору, давайте прокурору, что нам - так нам. Значит либералы - мы. Я не знал этого. Я считаю, президиум побоялся проявить мужество, слиберальничал. Это не годится, это не повышает, а понижает наш авторитет. Разве это жестокость? Человек разложился, ничем не занимался, с малых лет начал спекулировать. Ему только одно место - в гробу. Вы его оставили жить. Пятнадцать лет его надо кормить, иметь отдельную камеру, держать солдат для охраны.
Хрущев завершил обсуждение:
- Секретариату поручить подготовить решение и провести совещание с секретарями ЦК национальных республик и другими партийными работниками, с тем чтобы усилить и воспитательную работу и поднять судейскую, чтобы улучшить работу органов угрозыска. Пусть Шелепин подумает. Может быть, на агентуру увеличить штат…
- Угрозыск относится к министерству внутренних дел, - уточнил председатель КГБ Шелепин.
Мысль привлечь чекистов к борьбе с уголовной преступности возникала часто. Один из присутствующих на заседании сказал:
- Мы имеем такие крупные хищения, что министерство внутренних дел с ними не справляется. Там есть сращивание работников ОБХСС с преступниками. Я бы считал, что это нужно передать в органы КГБ, хотя бы года на два, это устрашило бы преступников.
Хрущев отозвался снисходительно:
- Если бы мне это сказал какой-нибудь лейборист, я считал бы это заслуживающим внимания. Но когда это говорит заведующий отделом, я не могу с ним согласиться, потому что и тот, и другой орган - наш. Тогда надо перешерстить к чертовой матери МВД, милицию, выгнать жуликов, послать свежих людей, с тем чтобы независимо от того, кто руководит, чтобы они обслуживали наше государство, а не уголовный мир. Если так, надо выгнать их. По-существу, он прав, но вывод он делает неправильный - давай передавать. Может быть, и правильно, но не по этим мотивам передавать…
Но идея передать расследование дел о крупных хищениях в КГБ не реализовалась. К величайшему удовольствию чекистов.
По требованию Хрущева в уголовный кодекс ввели статью, предусматривающую смертную казнь за валютные преступления. 6 июля появился соответствующий указ президиума Верховного Совета СССР.
Причем закону - невиданное дело! - придали обратную силу. Руденко внес в Верховный суд РСФСР протест по делу Рокотова и компании, сочтя приговор слишком мягким. Верховный суд согласился с генеральным прокурором и приговорил Рокотова и его подельника Владислава Файбышенко к смертной казни с конфискацией всех изъятых ценностей и имущества.
Это был сигнал всей правоохранительной системе. Ни Шелепин, ни Руденко не хотели слышать от Хрущева обвинения в либерализме. Меньше чем за год по хозяйственным и экономическим делам было вынесено полторы сотни расстрельных приговоров. Заодно чекисты выяснили, что сотрудники милиции покрывали валютчиков, получая от них щедрое вознаграждение. Некоторые из арестованных оказывались милицейскими осведомителями. Но сладить с преступниками в милицейской форме чекистам оказалось не под силу. Ни тогда, при Шелепине, ни позже.
Протоколом N 200 заседания президиума ЦК КПСС от 9 января 1959 года было утверждено положение о КГБ и его органах. Этот секретный документ оставался в силе до самой перестройки:
"Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР и его органы на местах являются политическими органами, осуществляющими мероприятия Центрального Комитета партии и Правительства по защите социалистического государства от посягательств со стороны внешних и внутренних врагов, а также по охране государственных границ СССР.
Они призваны бдительно следить за тайными происками врагов Советской страны, разоблачать их замыслы, пресекать преступную деятельность империалистических разведок против Советского государства…
Комитет государственной безопасности работает под непосредственным руководством и контролем Центрального Комитета КПСС. Руководящие работники органов государственной безопасности, входящие в номенклатуру ЦК КПСС, утверждаются в должности Центральным Комитетом КПСС.
Работники, входящие в номенклатуру местных партийных органов, утверждаются в должности соответственно ЦК компартий союзных республик, крайкомами и обкомами КПСС.
Перемещение работника с одной должности на другую, состоящего в номенклатуре ЦК КПСС или местных партийных органов, может быть произведено только после решения ЦК КПСС или местных партийных органов".
Шелепин с санкции Хрущева сменил руководство комитета, подобрал себе новых заместителей, начальников основных управлений.
В июле пятьдесят девятого заместитель председателя КГБ генерал-полковник Сергей Саввич Бельченко, служивший в НКВД с довоенных лет, был отправлен на пенсию.
Другой заместитель председателя генерал-майор Петр Иванович Григорьев, бывший заведующий сектором административных органов ЦК, отправился в Восточный Берлин заместителем уполномоченного КГБ по координации и связи с министерствами госбезопасности и внутренних дел ГДР.
В августе еще один заместитель председателя генерал-майор Серафим Николаевич Лялин был назначен - с понижением - начальником нового оперативно-технического управления.
А первый заместитель председателя КГБ генерал Лунев, который едва не стал хозяином Лубянки, вынужден был принять назначение председателем республиканского комитета госбезопасности Казахстана. Но его готовность остаться в КГБ на любой должности не помогла. Через полгода его все равно отправили на пенсию.
Новыми замами стали генерал-майор Александр Иванович Перепелицын, переведенный из Белоруссии (он занимался кадрами), и давний знакомый Шелепина по комсомолу - Вадим Тикунов. Кстати говоря, ему, как и Шелепину, звания в КГБ не присваивали. Они оба оставались штатскими людьми.
Вадим Степанович Тикунов был на три года моложе Шелепина. Он родился в Ульяновске, а вырос в Казахстане, где трудился его отец, окончил алма-атинский юридический институт и сразу был избран секретарем Актюбинского обкома комсомола. Десять лет он провел на комсомольской работе, так что Шелепин его хорошо знал. С должности первого секретаря Владимирского обкома комсомола Тикунова в пятьдесят первом году перевели в горком партии.
В год, когда Шелепин стал первым секретарем ЦК ВЛКСМ, Вадима Тикунова взяли в аппарат ЦК партии. Четыре года в отделе административных органов он заведовал сектором органов госбезопасности. В ноябре пятьдесят восьмого получил повышение - стал заместителем заведующего отделом. А меньше чем через год Шелепин взял его к себе в КГБ.
Шелепин сменил начальника секретариата КГБ, поставив на эту должность своего помощника Владимира Михайловича Белякова, образовал группу при председателе КГБ по изучению и обобщению опыта работы органов госбезопасности и данных о противнике.
Александр Николаевич отправил на пенсию начальника 3-го управления (военная контрразведка) генерал-лейтенанта Дмитрия Сергеевича Леонова, который служил в армии с двадцать второго года и во время войны был членом военных советов Калининского, 1-го Прибалтийского и 2-го Дальневосточного фронтов. Отсутствие у Леонова высшего образования и специальных знаний, вспоминал его бывший подчиненный Борис Гераскин, ставило контрразведчиков в трудное положение.
Когда генерала Леонова отправили на пенсию, он заплакал. Его заместитель генерал-майор Анатолий Михайлович Гуськов растроганно сказал:
- Дмитрий Сергеевич, сегодня такой необычный и памятный день. Давайте вечером соберемся в ресторане и вас тепло проводим.
Бывший начальник военной контрразведки задумался, его лицо приобрело обычный суровый, отрешенный вид. Он ответил:
- Что еще придумали! Толкаете меня на организацию коллективной пьянки. Нет, увольте…
Как встретили Шелепина в КГБ?
Генерал армии Филипп Денисович Бобков, бывший первый заместитель председателя КГБ, считает, что серьезной ошибкой Шелепина было то, что он не скрывал недоверия к кадровым сотрудникам госбезопасности, убирал опытных чекистов, заменял их молодыми ребятами из комсомола.
Бобков не уточняет, что убирал Шелепин прежде всего тех, у кого руки были в крови. Так что обновление кадров означало, что вместо тех, кто участвовал в сталинских репрессиях, пришли новые люди. Другое дело, что многие новички слишком быстро осваивались на Лубянке и наследовали худшие традиции этого ведомства.
Что касается набора комсомольцев, то это была скорее хрущевская линия - отправлять в комитет молодежь. Тогда шутили, что КГБ при Совете министров переименован в КГБ при ЦК ВЛКСМ.
Начальником управления комитета госбезопасности по Ленинграду и Ленинградской области стал Василий Тимофеевич Шумилов, бывший первый секретарь Ленинградского обкома комсомола. Когда Брежнев уберет из политики и Шелепина, и Семичастного, Шумилова переведут в ГДР руководителем представительства КГБ.
Александр Никифорович Аксенов, выходец из Белоруссии, при Шелепине стал секретарем ЦК ВЛКСМ по работе среди сельской молодежи. В пятьдесят девятом году по предложению Шелепина Аксенова вернули в Минск и назначили первым заместителем председателя республиканского КГБ. Через год сделали министром внутренних дел Белоруссии. А через пять лет перевели на партийную работу. Со временем Александр Аксенов стал главой республиканского правительства. Он один из немногих шелепинских соратников, кто избежал опалы. Вероятно, потому, что проработал с ним достаточно недолго.
Секретаря ЦК комсомола Белоруссии Владимира Петровича Демидова в шестидесятом году тоже перевели на работу в КГБ. Ему был тридцать один год, как он сам понимал, пора было уходить на "взрослую" работу. Его пригласили к заведующему отделом административных органов компартии Белоруссии Глебу Александровичу Криулину, который сам только-только перешел на партийную работу с должности первого секретаря республиканского комсомола.
В кабинете сидел и председатель КГБ Белоруссии Василий Иванович Петров. По словам одного из его подчиненных, генерала Эдуарда Болеславовича Нордмана, Петров - "кадровый особист, стиль - солдафонский".
Владимир Демидов против перехода в комитет госбезопасности возражать не стал, после короткой стажировки в Москве получил назначение во второе управление (контрразведка). Он руководил областным управлением госбезопасности в Могилеве, потом стал первым заместителем председателя КГБ Киргизии. Должность была генеральской, но высокое звание Демидов так и не получил. Журналистам уже в наше время объяснял это так: