Глава 14
Исламский джихад и крестовые походы XII века
Создание духовно-рыцарских орденов и их стремительное развитие в значительной мере изменили всю стратегическую расстановку сил в Святой Земле. Вся первая четверть XII века – это, по существу, борьба новых христианских государств, причем лишь изредка выступающих единым фронтом, против отдельных мусульманских эмиров, которые с не меньшей яростью воевали и между собой. Рождение наднациональных корпоративных союзов, не признающих государственных границ и получающих постоянную материальную и людскую подпитку из Европы, дало новый толчок развитию крестоносной идеи. Ведь помимо чисто военного усиления христианских сил на Востоке, не меньшую роль играла и мощная пропагандистская кампания, проводимая иоаннитами и тамплиерами в Европе. Трактат Бернара Клервоского "Хвала новому воинству", по сути, подвел философскую базу под принцип христианской священной войны. Во главу угла теперь становится не культ святых мест, идущий из Темных веков, но идея борьбы за христианскую веру вообще, против мусульман и язычников. Завоевание Святой Земли, с этой точки зрения, – очень важный, но всего лишь первый шаг: за ним должны следовать новые, вплоть до полного торжества христианства.
Но, как известно, всякое действие рождает противодействие. Исламский мир, для которого нашествие крестоносцев было словно гром среди ясного неба, начал довольно быстро приходить в себя. Изменившаяся историческая ситуация вдохнула новую жизнь в идеологию исламского джихада – борьбы за веру.
Автором первичной концепции джихада был сам пророк Мухаммед – собственно, иначе и быть не могло, ведь для любого мусульманина вся сущность бытия содержится в Коране. Алимы – учителя веры – лишь объясняют верующим, как понимать ту или иную суру. Так и идея джихада в целом основана на словах пророка Мухаммеда: "Сражайтесь с теми, кто не верует в Аллаха и в последний день, не запрещает того, что запретили Аллах и его посланник, и не подчиняется религии истины – из тех, которым ниспослано Писание, пока они не дадут откупа своей рукой". При этом надо сказать, что идея джихада, как ее высказывает Мухаммед, сложна и многослойна. Основой его является борьба за веру внутри себя; внешняя война – вторична. Да и само острие этого "внешнего" джихада у Мухаммеда направлено против язычников-многобожников, а не "людей Писания" – христиан и иудеев. Ислам, например, категорически запрещает насильственное обращение в свою веру "людей Писания" – ведь они идут по верному пути, но лишь впали в заблуждение. Платят они джизью – тот самый "откуп своей рукой" – и пусть заблуждаются дальше – все равно, рано или поздно, придут к правильной вере.
До начала крестовых походов такое понимание джихада было, в целом, господствующим. Стремление распространить ислам "до краев мира" – одна из основ мусульманского вероучения ("джихад" и переводится как "стремление"), но войны с христианами – это не борьба с врагами, а лишь желание наставить "заблудших" на путь истинный. Мусульмане часто воевали с христианами – так, знаменитый Гарун-ар-Рашид считал своим долгом раз в два года идти походом на Византию – но эти войны не отличались ни особой яростью, ни каким-то необыкновенным упорством. Первый крестовый поход серьезно изменил ситуацию, а концепция "священной войны", озвученная св. Бернаром и принятая на вооружение рыцарями-монахами, потребовала адекватного ответа от мусульман.
Первой ласточкой подготавливающегося ответного удара по крестоносцам стал написанный в 1105 году трактат суннитского ученого из Дамаска аль-Сулами "Китаб аль-Джихад" ("Книга джихада"). Аль-Сулами не путал, в отличие от своих современников, франков с византийцами, и видел в крестоносной экспедиции христианский джихад. Триумф франков он объяснял моральным и политическим разложением ислама и халифата. Он требовал от мусульман очищения и сплочения перед лицом сильного и беспощадного врага, но тут же заверял в неизбежности конечной победы ислама.
Идеологическое обоснование новой версии джихада было продолжено последователями аль-Сулами. Сильная группа алимов из числа сторонников "джихада до победного конца" осела в Дамаске, постепенно усиливая свое влияние за счет беженцев из захваченных областей. Теоретики джихада действовали и в других суннитских областях – Халебе и Мосуле. Именно из Халеба вышло наиболее полное, энциклопедическое описание учения и правил джихада – "Бахр эль-Фаваид" ("Море драгоценных добродетелей"). В этом трактате самым подробным образом рассмотрены все вопросы, связанные со священной войной – ее виды, основные принципы, права и обязанности участников, правила раздела добычи. Скрупулезность порой доходит почти до абсурда – например, животные, участвующие в джихаде, также участвуют в разделе добычи, причем "подарок слону должен быть большим, чем подарок верблюду или ослу". Не забывает автор трактата и о себе подобных, – упаси Аллах, забудут при дележе, а ведь "ученый, который находится в мечети, молится, держит в руке перо и знает предписания ислама, тоже воин, и его перо острее меча".
Но как бы ни изощрялись ученые алимы в подробнейших разработках правил джихада, они понимали, что идеи, не подкрепленные реальной силой, остаются лишь благими пожеланиями. Нужен был военный вождь, способный поднять знамя священной войны. Маудуд и Ильгази не справились с великой задачей и не оправдали надежд теоретиков джихада. Но вторая четверть XII века, наконец, дала лидера, который смог сплотить значительную часть сил исламского мира в борьбе против крестоносной угрозы. Им стал атабек (т. е. наставник эмира) Мосула Имад ад-Дин Зенги, который в течение года завоевал всю Северную Месопотамию, а в 1128 году, стремительно вторгшись в Сирию, овладел Халебом, находящимся у самых границ Антиохийского княжества.
Зенги действительно выделялся на фоне своих неудачливых предшественников, и не столько полководческими талантами, сколько ясным пониманием своих политических целей. Его главной задачей было объединение всех мелких мусульманских эмиратов Сирии и Северной Месопотамии (а в стратегической перспективе – и присоединение Египта), с тем, чтобы уже объединенными усилиями обрушиться на крестоносные государства. Задача весьма обширная, и, фактически, решена она была только при его преемниках, но и сам Зенги добился немалого на этом поприще.
Понимая, что мусульманские распри серьезно ослабляют единый антикрестоносный фронт, Зенги многое сделал для идеологической обработки мусульман в нужном ему духе. Он организовывал и поддерживал мадрасы (медресе) и ханаки, в которых проповедовались идеи возрождения и очищения ислама, объединения исламских сил перед лицом крестоносной опасности. Фанатики джихада из числа алимов и суфиев активно агитировали за Зенги как избранного самим Аллахом вождя священной войны.
Нельзя, впрочем, сказать, что Имад ад-Дин Зенги полностью оправдал ожидания своих сторонников. Большую часть времени он тратил на борьбу против своих соперников-мусульман, дважды ходил походом на непокорный ему Дамаск, умный правитель которого, Муин ад-Дин Анар, в конце концов в 1139 году решился вступить в союз с крестоносцами.
Дамаск так и не покорился Зенги. Однако исламский вождь сумел произвести и несколько серьезных ударов по крестоносцам. В 1137 году он нанес им тяжелое поражение при Барине и едва не взял в плен иерусалимского короля Фулька Анжуйского. А в 1144 году, используя благоприятную политическую ситуацию (незадолго до этого скончались Фульк Анжуйский и византийский император Иоанн Комнин, сын Алексея), Зенги двинулся на восточный форпост христиан – Эдессу, и после недолгой осады взял эту важнейшую крепость штурмом. В результате христианское владычество за Евфратом рухнуло, и в опасности оказалась уже столица христианской Сирии – Антиохия.
Известие о падении Эдессы вызвало настоящую панику в странах Латинского Востока. Со дня на день ожидали наступления Зенги на Антиохию или Иерусалим. Казалось, наступил последний час крестоносных государств – такой грозной виделась мощь армий Имад ад-Дина. Но, к счастью для франков, как раз в это время вспыхнуло восстание в Мосуле, Зенги двинулся на его подавление, а оттуда уже не вернулся, так как в 1146 году он был убит своим собственным рабом. Но до этого положение представлялось критическим, и крестоносцы обратились с мольбой о помощи к папе римскому и европейским государям.
* * *
Просьба левантийских христиан сначала вызвала в Европе неоднозначную реакцию. Папство в это время переживало не лучшую эпоху в своей истории, ведя отчаянную борьбу за святой город с Арнольдом Брешианским – еретиком-реформатором. В 1145 году эта "битва за Рим" как раз достигла своего апогея. Папа Луций II был убит в сражении при попытке штурма Капитолия, его преемник Евгений III бежал к италийским норманнам, а Арнольд Брешианский суровой рукой наводил в Риме свои порядки. В общем, апостольскому престолу было не до Палестины. По этой же причине не откликнулись на восточный призыв и свирепые италийские норманны Рожера Гвискара – наследники славы великого Боэмунда. Так же прохладно отреагировали вначале и немцы – для них поход в Святую Землю казался помощью извечным соперникам – французам, которые составляли, напомним, 4/5 всех крестоносных ополчений Леванта.
Но и в самой Франции единства не было. Молодой и энергичный король Людовик VII рвался в поход: ему очень хотелось загладить тяжелый грех – в 1143 году по его приказу сожгли церковь в Витри (шла распря с графом Шампанским), и в огне погибло около тысячи христиан. Короля в его рвении поддерживали и молодые соратники, но мудрый и осторожный аббат Сугерий – этот Ришелье XII века – отговорил Людовика от скоропалительного решения. Наконец, постановили обратиться к главному духовному авторитету Европы – Бернару Клервоскому.
Святой Бернар оправдал надежды "Христова воинства". Было ли это желанием помочь старым друзьям-тамплиерам, или клервосцем руководило искреннее религиозное чувство – сказать трудно. В конце концов, может быть, тут была и гордыня, стремление испытать настоящую степень своего влияния. Во всяком случае, на съезде в Везеле в 1146 году, получив формальный карт-бланш от римского первосвященника (который, кстати, был его учеником), Бернар произнес яркую проповедь в пользу крестового похода. Проповедь имела огромный успех: крест принимали сотнями, так что в результате приготовленных заранее матерчатых крестов не хватило, и Бернару пришлось вырезать их из собственной одежды.
Весну и лето 1146 года клервоский монах провел в непрерывных проповедях во Франции. Путешествие его было триумфальным, и, как он сам писал папе Евгению III, "когда я проповедовал и говорил, число их (принявших крест) умножалось. Замки и города стоят пустыми, семь женщин едва могут найти одного мужчину".
Этот грандиозный успех и последовавшее за ним приглашение архиепископа майнцского посетить германские земли подтолкнули Бернара к мысли привлечь к походу и германского императора Конрада III, а с ним и до этого индифферентный к крестовой идее немецкий народ. Речь Бернара в Шпейере перед императором и немецкой знатью стала подлинным шедевром ораторского искусства. Конрад III, ранее и не помышлявший ни о каком походе, в слезах просил у Бернара крест, а за императором потянулись и многочисленные дворяне. Сам клервоский затворник изумлялся этому достижению и называл духовную победу над Конрадом чудом из чудес. Но и этим не удовольствовался неистовый францисканец. Он и сам проповедовал перед народом в западной части Германии, и рассылал десятки посланий по всем германским землям.
Триумф был не меньшим, чем во Франции: казалось, вернулись времена Клермонского призыва. Крестовая лихорадка охватила сотни тысяч людей; под знамена Людовика и Конрада собирались гигантские армии, в ходу было предсказание, что воины Христа завоюют Багдад и Вавилон, а затем поставят на колени и весь Восток.
Второй крестовый поход закончился сокрушительным провалом. Причин тому немало, но главной все же была потрясающая некомпетентность вождей похода – Конрада III и Людовика VII. Пожалуй, не было такой ошибки, которой бы они не допустили. Впрочем, ошибка – это мягкое слово, более точным было бы другое определение: "преступление". Так, Конрад, презрев тяжелые уроки Арьергардного похода, двинулся в Малую Азию, не дожидаясь своего главного союзника. Сокрушительное поражение немецкого воинства под Дорилеей (на той самой земле, где ровно полвека назад покрыли себя славой воины первого крестового похода) и последующее паническое отступление с брошенными обозами унесли девять десятых императорского войска. Людовик VII, напуганный таким развитием событий, повел свою армию по другому маршруту, гораздо более трудному и опасному, что едва не кончилось катастрофой. Наконец, дойдя до Антальи, французский король, недолго думая, садится на корабли со своими рыцарями и оставляет на произвол судьбы всю свою пехоту и примкнувшую к ней вооруженную крестьянскую массу. И более ста тысяч французов навеки остается лежать в земле Малой Азии.
Но и после того, как король и император привели-таки остатки своих некогда колоссальных армий в Святую Землю, череда нелепых действий была продолжена. Казалось бы, цель похода ясна: освобождение Эдессы и затем атака на наследников Зенги – Зефе ад-Дина в Мосуле и Hyp ад-Дина, засевшего в цитадели Халеба. Несмотря на потери, сил для такого похода было вполне достаточно – вместе с войсками левантийских государств крестоносная армия насчитывала более пятидесяти тысяч человек. Но вместо этого европейские властители решили напасть на Дамаск – главного союзника (!) Иерусалимского королевства. Чего здесь было больше – алчности (Дамаск – очень богатый город) или полного непонимания ситуации – сложно сказать. Но последствия этого решения окончательно определили неудачную судьбу похода. Долгая осада плюс нежелание "старых" крестоносцев воевать с собственными союзниками привели к естественному результату. После того, как было получено сообщение, что на выручку Дамаску спешат сыновья Зенги, а правитель города Анар пригрозил бывшим союзникам, что вынужден будет сдать город этим своим единоверцам, осада была снята.
Неудача под Дамаском окончательно отвратила обоих европейских монархов и их сподвижников от идеи продолжения похода. Сначала Конрад III, а за ним, после некоторого раздумья, и Людовик VII, покинули неласковую для них сирийскую землю. Второй крестовый поход провалился. Его единственной удачей стало событие, произошедшее на другом конце мира, у берегов Атлантического океана. Успехом этим было завоевание Лиссабона (ныне – столица Португалии), которое совершили голландские и английские рыцари (естественно, совместно с португальцами). В свое время эта группа крестоносцев решила отправиться в Святую Землю кружным путем, на кораблях через Атлантику, а затем и через все Средиземное море. Во время стоянки в Порто они согласились помочь португальскому королю Алфонсу взять эту важнейшую крепость. После четырехмесячной осады Лиссабон пал 21 октября 1147 года.
Эта малая победа, тем более одержанная не в Святой Земле, не могла, конечно, подсластить пилюлю глобальной неудачи похода. Все крестоносное движение пережило тяжелый удар. Со всей очевидностью была показана неэффективность старой крестоносной стратегии. Гигантские армии, обремененные не менее огромными обозами и сотнями тысяч фанатично настроенных, но плохо вооруженных крестьян, оказались неспособны преодолеть обширные пространства, отделяющие Европу от Палестины. Второй поход, вообще, стал последним крупным крестовым деянием, в котором приняли участие большие массы крестьянства. С этого времени новые крестоносные экспедиции становятся в полной мере военными предприятиями, с более продуманной системой снабжения, транспортировки и вооружений. И, в то же время, с этого момента крестоносное движение начинает терять что-то очень важное – то, что составляло дух великого Первого похода. Духовный подвиг, конечно, не сразу, а постепенно, превращается в сугубо практическую задачу военной и политической стратегии. Еще будет последний паладин-крестоносец Ричард Львиное Сердце, но само движение уже никогда не достигнет прежних высот самоотречения и самозабвения. Героический период заканчивался, наступала пора будней.
А теперь самое время вновь вернуться в Восточное Средиземноморье и посмотреть, к каким последствиям привела неудача крестового похода здесь, в Святой Земле. И сразу надо сказать, что, как это ни парадоксально, сильного ухудшения в положении латинских государств Востока не наступило. "Старая гвардия" и без серьезной поддержки извне оказалась вполне способна выполнять основную задачу – оборону границ и крепостей. Конечно, стратегическая инициатива была утрачена, наступление на исламский мир стало невозможным. И, в то же время, неожиданным следствием Второго похода, даже несмотря на его неудачу, стала приостановка мусульманского натиска на христианский Левант. Hyp ад-Дин, талантливый сын и преемник Зенги, хорошо понял, что любая крупная победа или удачное наступление приведет только к тому, что из Европы нахлынет новая армия фанатиков, в которой могут оказаться и более талантливые полководцы, нежели Конрад III и Людовик VII. Поэтому Hyp ад-Дин принял единственно верное решение: не дразнить зверя в его логове, а заняться объединением исламских земель. Цели было две – Дамаск и Египет.
Первая задача была решена уже в 1154 году. К этому времени скончался талантливый правитель города Анар и власть захватила партия сторонников джихада. Hyp ад-Дин фактически был их вождем и поэтому вскоре получил Дамаск как на блюдечке, почти без борьбы. Со второй дело обстояло сложнее. Египетские Фатимиды были шиитами исмаилитского толка, то есть еще большими врагами правоверных суннитов, чем католики. Победа Hyp ад-Дина для них означала смерть, и не только в политическом смысле; поэтому Фатимиды готовы были идти на любые уступки христианам, лишь бы спасти свою шкуру. Иерусалимский король Амальрих, толковый политик, сменивший недалекого Балдуина III, сполна воспользовался новой ситуацией и фактически сделал Египет своим протекторатом.