Границы Хазарского каганата проходили по рекам Терек и Кубань. Хазары поддерживали постоянные связи с русскими княжествами на западе и черкесскими племенами, аланами, Грузинским царством и народами Дагестана на юге. Охрана границ в этом многонациональном государстве была поручена наемникам: черкесам (казахам), аланам (потомкам древних сарматов), асам, предкам современных осетин, от которых произошло название Азовское море - море "азов" или "асов", и русским. Донские казаки считали своими дальними предками хазарских пограничников, которые, невзирая на свое происхождение, приняли русский язык и греческую православную веру. В свою очередь, черкесы принесли в ряды православных русскоговорящих казаков свою национальную одежду, оружие и многие обычаи кавказских горцев. Когда в пределы Хазарии вторглись кипчаки-половцы, разные народы, населявшие ее земли, были вытеснены на берега Азовского моря (в Тьмутаракань) или на север. Татарское нашествие XIII в. обнаружило уцелевших потомков населения Хазарии в заброшенных лесах, находившихся по берегам левых притоков Днепра - Хопра и Медведицы, которые в своих верховьях текут неподалеку от Волги или параллельно ей. Эти люди - их донские казаки считали своими ближайшими предками - занимались охраной границ Золотой Орды.
В XIV в. казакам русского и иного происхождения поручили охранять броды и другие удобные для переправы места на реках Дон, Хопер и Донец. Их считали опытными лодочниками и нанимали для охраны генуэзских купцов в Азовском море и вдоль побережья Крыма. Казаки в ту пору составляли часть монгольских имперских военных сил.
В XV в. слово "казак" вошло в русский язык, а с ним - и идея, которую оно выражало. В правление великого князя Василия II (много раз ездил в Орду и дружил с татарами), многих татар и их людей пригласили поселиться на границах Московского княжества и охранять их от набегов диких финских племен верхней Камы - черемисов, мордвы и мещеры (это племя жило на территории Мещерской низменности, которая тянется вдоль Оки, а вовсе не Камы. - Пер.), так появилась русско-татарская область в районе Касимова на Оке, к востоку от Рязани. Южные границы Рязанской земли охранялись "рязанскими казаками".
При Иване III пограничные казацкие поселения стали в Московском государстве постоянным институтом. Помимо рязанских казаков, охранявших южные границы, появились казаки и на литовской границе, например неподалеку от города Торопец, южнее Пскова, которые тоже несли там пограничную службу. В Северской земле, завоеванной Василием III в 1517 г., поселения местных казаков появились в районе Путивля, Рыльска, Новгорода-Северского и Стародуба. Так Московия приняла и развила татарскую систему охраны границ. Соседнее Русско-Литовское государство должно было последовать ее примеру, но после смерти Витовта администрация этого княжества стала крайне слабой и плохо разбиралась в военных делах, поэтому казацких поселений там не оказалось.
В документе 1504 г. в приграничных районах Московии упоминаются не только "городовые казаки", но и "сельские" и даже "деревенские". В целом всех людей, живших вдоль Днепра, можно с полным правом называть казаками - не важно, являлись ли они потомками прежних жителей этих земель или пришельцами с запада, которые явились сюда по своей собственной воле, а не были переселены по приказу какого-нибудь "предприимчивого" землевладельца.
В конце XVI в. днепровские казаки жили в селах, владели землей, вели оседлую жизнь под руководством своих старост и составляли вооруженные отряды, охранявшие границу. Они занимались земледелием, рыболовством и торговлей, ловили и укрощали диких степных конец, охотились на бобров и других пушных зверей. В Брацлаве и Виннице было широко распространено пчеловодство. Пчелиные ульи тянулись на 30 верст от Брацлава. Кроме того, украинские казаки охраняли генуэзские торговые караваны, ходившие из Крыма в Польшу и обратно, а также армянских и еврейских купцов, шедших из Турции. Отношения с правительством поддерживались исключительно через старост, которые избирались только из русско-литовских дворян. Эти старосты жили в Каневе, Переяславе, Чигирине, Белой Церкви, Брацлаве, Виннице и Баре. Именно в должности старосты в городе Баре начал свою карьеру знаменитый князь Острожский, разбивший московитов под Оршей. Евстафий Дашкевич, который вместе с Михаилом Глинским перешел на службу к Василию III, но позже вернувшийся в Литву, был старостой в Каневе и Черкассах.
Служа старостами, Острожский и Дашкевич все свои силы посвящали борьбе с крымскими татарами. В 1524 г. Дашкевич и его казаки отбили набег крымского хана, который пытался захватить Черкассы. Вскоре после этого Дашкевич предложил Литовскому сейму создать, по примеру Москвы, регулярную организацию днепровских казаков, однако правительство ответило отказом. Дашкевич первым изменил украинскую тактику борьбы с татарами - от простой обороны он перешел к нападению. Он частенько водил казаков за Днепр и захватывал у татар стада овец и коней.
Запорожская Сечь: землевладение на Украине
Решающую роль в истории украинского казачества сыграл черкасский староста Дмитрий Вишневецкий. Его богатая событиями жизнь продолжалась недолго, но была полна ярких эпизодов. Вишневецкий решил создать базу для казаков, искавших добычи и хороших мест для рыбалки в нижнем течении Днепра, за его порогами. В 1557 г. он добился от Сигизмунда II разрешения на строительство крепости на острове Хортица. Так возникла Запорожская Сечь (по-украински "Сичь"), то есть "Расчищенное место за порогами". Самые храбрые и предприимчивые люди среди казаков мечтали бежать за пороги, где лабиринт небольших островков в русле Днепра, покрытых густой растительностью, изобиловал дичью, а уловы были просто фантастическими, но жизнь из-за близости татар оставалась очень опасной. Вскоре уже каждый казак ставил перед собой цель стать запорожцем.
Со своего укрепленного пункта за порогами Вишневецкий, развивая успех московских воевод Адашева и Ржевского, совершил несколько успешных походов против крымских татар. Он расширил зону своих действий и на соседнее княжество Молдавию и начал серию казацких атак на турецкие войска. Это продолжалось целое столетие и очень часто мешало польским королям проводить свою политику. В 1563 г. Вишневецкий попал в плен и был замучен в Стамбуле.
Набеги запорожцев раздражали не только турок, но и самих литовцев. В 1568 г., за год до Люблинской унии, Сигизмунд II, опасаясь, что действия казаков спровоцируют войну с Турцией, приказал разрушить крепость на днепровских островах и запретил казакам селиться за порогами. Однако казаки не обратили на этот указ никакого внимания; Запорожская Сечь продолжала существовать, и вскоре слава о ней распространилась по всей Украине.
За 10 лет после Люблинской унии земли на Днепре в районе Канева и Черкасс, в Подолии и на границе со степью уже не считались такими опасными, какими они были 50 лет назад, во времена Острожского и Дашкевича. Подвиги запорожских казаков Вишневецкого, походы московских воевод и набеги донских казаков, обосновавшихся в нижнем течении Дона к середине XVI в., ослабили татарскую угрозу. Театр войны между Оттоманской империей и народами Восточной Европы переместился из Дунайских стран и Карпат на все Северное Причерноморье, а инициатива в борьбе с оттоманами перешла от запуганных венгров и недовольных поляков к новым сообществам пограничных стражей на Днепре и на Дону, а также к московским царям.
Турки это хорошо понимали, и в 1568–1570 гг. великий визирь Соколлу Мехмед-паша - серб из Боснии - предпринял большой поход против Москвы. Он вынашивал далекоидущие планы: построить канал, который должен был соединить Волгу и Дон. Но под Астраханью турецкую армию разбили (1569), а большой набег крымских татар, хотя и оказался очень разрушительным для Московии, не изменил соотношения сил. Разгром турок в морской битве при Лепанто, а также война с Венецией и Испанией отвлекли на себя внимание Соколлу, и новых операций против Москвы и казаков турки не производили. Когда же, в последний год своей жизни, Соколлу снова обратил взор на черноморское побережье, он попытался лишь заменить иранское владычество над Грузией и Дагестаном на турецкое (1578).
Украина несколько лет наслаждалась относительным спокойствием, и за это время днепровские земли и Подолия достигли процветания. На этих обширных плодородных землях продолжал существовать старый порядок, о котором давно уже забыли в Литве. Система помещичьего землевладения не заходила далеко на юг от Киева; в районе Черкасс до середины XVI в. только три поместья принадлежали дворянам: остальными землями владели крестьяне.
До Люблинской унии литовское правительство ограничивалось лишь назначением старост, занимавшихся управлением, а люди жили общинами, которые они сами и организовали. Поселенцы выбирали из своей среды доверенных людей на посты судей и чиновников и собственными силами защищали самих себя и границы государства.
Но как только по Украине прошел слух, что она должна перейти под власть польской короны, переселение людей с западных земель в восточные, которое до этого было единичным, приобрело массовый характер. "Когда был обнародован указ сейма о том, что через десять лет все крестьяне будут прикреплены к земле, - писал Антонович, - началось повальное бегство. Крестьяне уходили, не выполнив условий своего контракта; за этим следовала общая миграция и погоня. Чем дальше лежали новые земли, тем лучше, поскольку там было легче спрятаться. Изо всех частей Великого княжества крестьяне бежали в степь, которая давала им огромные преимущества. Рост населения Украины в эту пору значительно превышал рост населения Северной Америки в XIX в. Здесь население за 25 лет удвоилось; так [на Украине] оно выросло за 50 лет с 50 до 500 тысяч".
Однако рост населения объясняется не только миграцией беглых крестьян. На Украине оказывались и те крестьяне, которых их "предприимчивый" помещик переселял на новые земли. В этом отношении Люблинская уния помогла резко изменить прежний порядок вещей, когда русско-литовские помещики крайне неохотно селились в опасной степной зоне, а польским помещикам было запрещено приобретать земли на территории Великого княжества Литовского. После заключения унии такой запрет отменили, и поляки стали селиться на Украине.
Уния вызвала и крупные перемены в сельском хозяйстве: необработанные земли неожиданно приобрели привлекательность для польских землевладельцев. Западной Европе требовалось все больше и больше зерна, и восточные житницы стали играть очень важную роль в экономике Европы. Быстро развивалась торговля зерном через балтийские порты. Главным центром этой торговли стал Данциг, где были основаны многочисленные экспортные конторы голландских, немецких и шотландских купцов. Они покупали зерно, поступавшее в Данциг по Висле, и отправляли его на кораблях в Европу. "Польские помещики завалили правительство прошениями о даровании им плодородных земель, которые в последние 25 лет XVI в. пользовались повышенным спросом", - отмечал Дорошенко.
В год заключения Люблинской унии в Подолии и Волыни была проведена опись земель, еще не имевших владельца. При вступлении на трон Польши последний король из династии Ягеллонов, венгр Стефан Баторий, понял, что его первоочередными проблемами должны были стать раздача земель на восточной границе Украины и создание там крупных поместий. После смерти Батория, во время выборов нового короля, Сигизмунд III Ваза щедро раздавал земли тем членам сейма, которые голосовали за него. По этому случаю два брата Вишневецкие получили обширные поместья на левом берегу Днепра, где с невероятной скоростью возникали новые поселения: Лубны, Ромны, Пирятин, Прилуки и в начале XVII в. - Полтава. К концу XVI в. к западу от Днепра насчитывалось уже несколько сотен деревень. На правом берегу, на границе со степью, комиссия сейма велела старосте города Винницы Колановскому составить отчет о малонаселенном районе Умани. Колановский сообщал в отчете, что эти земли малоплодородны, а сам тем временем присвоил себе весь Уманский район, охвативший всю южную часть более поздней Киевской губернии.
Насколько привлекательной для землевладельцев того времени являлась Украина, демонстрирует литературный документ 1590 г. в пересказе Дорошенко: "Украина - самое драгоценное владение польской короны. Ее поля прекрасны, как елисейские поля. Они тянутся по долинам либо пересекаются холмами и лесами. Пейзаж великолепен и сулит обильные урожаи. Домашней и дикой птицы и зверей здесь так много, что можно подумать, что здесь родились Диана и Церера. Ее ульи так наполнены медом, что забываешь о Сицилийской Геле и Аттическом Гимметте. Виноград тоже растет здесь, и легко можно изготовлять вино. Итальянских орехов так много, что можно подумать, что Украина когда-то располагалась на земле Италии. Невозможно перечислить все ее озера, изобилующие рыбой. О, стоит ли тратить слова, если все можно выразить одной фразой! Это - земля обетованная, о которой Господь говорил Израилю! Молочные и медовые реки текут здесь! Тот, кто хоть однажды побывал на Украине, никогда не уедет отсюда, потому что она притягивает людей, как магнит притягивает железо!"
Легко себе представить, как такое яркое описание воспламеняло воображение польских помещиков, уставших от жизни на тощих песчаных почвах, покрытых чахлыми сосновыми лесами где-нибудь западнее Вислы или на границах Восточной Пруссии. Неудивительно поэтому, что в результате миграции на восток польских помещиков и крестьян бедные и скудные земли Мазовии и Малопольши вскоре совсем опустели. Об этом раздавались даже жалобы в сейме. На Волыни в конце XVI в. численность населения превышала 600 тысяч человек, а если учесть всех тех, кто переехал жить в Подолию, на Днепр и за него, то население всей Украины (исключая Галицию) к началу XVII в. составило 1,5 миллиона человек.
Полякам предоставилась такая возможность разбогатеть, какой у них не существовало за всю их историю. Они вступили на землю обетованную в тот момент, когда их враги и соседи не имели сил им помешать, ибо в Турции начинался первый период упадка, который так прекрасно описал сэр Томас Роу; Россия была накануне Смуты, а германские страны вместе со Швецией - Тридцатилетней войны. Полякам не составило бы труда слиться с разнородным и неотесанным населением новых земель Украины. Главным препятствием для этого стало религиозное соперничество католической и православной церквей; в более набожном веке умному Казимиру IV не составило труда погасить религиозную вражду, вечно тлевшую между поляками, русскими и литовцами. Сигизмунд III Ваза, который правил Польшей в эти решающие десятилетия, не являлся таким фанатиком, каким изображали его клеветники, но он был мрачным и угрюмым человеком, и имперская политика Центральной Европы занимала его посредственный ум гораздо больше, чем проблемы вновь приобретенных земель на юго-востоке.
Проблема оказалась не национальной или религиозной, а, скорее, социальной, а социальная структура Польского королевства оставалась такой, что преодолеть те беспрецедентные трудности, с которыми столкнулось правительство этой страны на Украине, мог только самодержавный владыка, а его в Польше никогда не было.
Стефан Баторий, предшественник Сигизмунда и блестящий любимец польской шляхты, подходил для задачи усмирения дворян и налаживания хороших отношений с крестьянством еще меньше, чем набожный католический король. Юность этого венгерского магната сделала его зеркалом всех предрассудков феодального класса, который считал всех свободных крестьян просто взбунтовавшимися крепостными. Словом, учитывая неисправимые классовые инстинкты шляхты, польская нация была обречена. Обетованная земля Украины стала для Речи Посполитой настоящим кладбищем.
Порядок и законы Польши признавали только три класса: дворяне (землевладельцы), бюргеры городов и полностью зависевшие от своих помещиков крестьяне, которыми надо управлять с помощью господина, владевшего землей, где они жили. Казаки не принадлежали ни к одной из этих категорий, однако все сельское население Украины называло себя "казаками". Умный и энергичный Стефан Баторий столкнулся с проблемой управления казачеством, которую он попытался решить с присущей ему прямотой. Он объявил все земли, не принадлежавшие дворянам, государственной собственностью. Дворяне могли получить их за свою службу короне. Кроме того, эти территории могли сдаваться в пожизненную аренду, но многие из них были населены людьми, упорно продолжавшими считать себя казаками и полагавшими, что они обладают правом называть себя свободными поселенцами, польское же правительство им в этом отказывало. Власти считали их крестьянами помещиков, которым были официально дарованы эти земли, или тех, кто взял их в аренду у правительства. Однако в первые десятилетия XVII в. навязать поселенцам эти представления не удалось. С одной стороны, казаков, поселившихся независимо от правительства в различных районах Украины, было так много, что трогать их оказалось опасным; с другой - незаселенные земли имелись в изобилии, поэтому приезжавшие сюда "предприимчивые" помещики предпочитали выбирать такие районы, где можно было избежать конфликтов с казаками. Большинство украинского населения продолжало жить по старинке, "по своей собственной воле", почти не подчиняясь контролю и, на какое-то время, никем не беспокоимое. Украинцы понимали, что формально им отказали в праве жить так, как они хотели, поэтому они были готовы в любой момент восстать против попыток навязать им силой польские законы.
А тем временем Стефан Баторий успел оценить воинские качества казаков. Его предшественники уже делали попытки составить реестр тех людей, которых можно было назвать настоящими казаками, то есть тех, кто умел воевать. Были созданы казацкие отряды, а в 1578 г. сформированы первые казацкие полки. Число казаков, внесенных в реестровые списки, составляло около 6 тысяч человек, по крайней мере, это число называли казаки в XVII в. Казацкие полки в годы войны входили в состав польской армии. Однако этот эксперимент имел весьма скромные масштабы из-за хронической нехватки денег в польской казне. Кроме того, польская шляхта осталась очень недовольна тем, что в награду за военную службу "холопы" получали дворянство (эта привилегия должна была принадлежать только "свободным" полякам, считавшим военную службу делом чести).
Помимо нескольких тысяч "реестровых" казаков, которые постепенно заняли привилегированное положение и попали в милость к доверявшему им польскому правительству, остались десятки тысяч казаков, не внесенных в реестры, требовавших себе статуса свободных людей, в чем поляки им отказывали. И эти казаки, составлявшие основную массу украинских поселенцев, нашли защитницу своих прав и выразительницу своих чаяний в Запорожской Сечи, то есть в "расчищенном от леса месте за порогами Днепра".