В 21.35 к месту трагедии подошел паром "Арахура", следовавший из Пиктона через пролив Кука. Танкер "Тарихико" принял на борт 356 пассажиров и членов экипажа, остальные спасенные находились на пароме "Арахура". Кроме танкера и парома, в спасении пассажиров и экипажа принимали участие небольшие рыболовецкие суда, поспешившие на помощь.
В 22.40 краса и гордость Балтийского морского пароходства круизный лайнер "Михаил Лермонтов" лег на дно залива Порт-Гор со значительным креном на правый борт, невдалеке от берега, не дотянув полмили до места. В далекой Англии, в Лондоне, печально зазвонил колокол Ллойда.
Отправкой пассажиров домой занялась дирекция компании СТС. Экипаж "Михаила Лермонтова" был отправлен в Веллингтон, затем в Сингапур, откуда самолетом Аэрофлота через Ханой, Калькутту, Карачи, Ташкент – в аэропорт Пулково. Старшие офицеры и вахтенные моряки остались в Новой Зеландии для участия в предварительном расследовании дела о крушении лайнера. Хотя все казалось предельно ясным: вина лоцмана, указавшего неверный курс, и старшего штурмана, передоверившего управление судном лоцману, была очевидной. Неясными были только мотивы, побудившие старшего лоцмана Дона Джемисона направить теплоход на камни известного рифа.
Но это далеко не единственная загадка в истории гибели первоклассного лайнера. Почему не были предприняты попытки его поднять? Почему Балтийское морское пароходство, потеряв современный, неавно прошедший дорогостоящую реконструкцию лайнер, не настояло на проведении судебного расследования по горячим следам? Иск совету директоров Марлборской акватории и ее начальнику старшему лоцману Дону Джемисону был выставлен только осенью 1989 года – после того как 151 пассажир из числа переживших крушение подал иск на само пароходство и на фирму СТС. По этому иску власти Новой Зеландии выплатили пароходству сумму, эквивалентную 50 миллионам американских долларов.
После гибели теплохода ходило много различных слухов о скрытых причинах катастрофы. Но давайте обратимся к мнению Героя Социалистического Труда, кандидата технических наук Арама Михайловича Оганова – основного капитана теплохода "Михаил Лермонтов".
– Мы очень мешали иностранным компаниям. Будучи капитаном, я неоднократно получал письменные и устные угрозы, неоднократно с судном происходили инциденты. Однажды в порту Сан-Франциско я получил известие о том, что "Михаил Лермонтов" заминирован. История получилась шумная. Думаю, западным компаниям необходимо было посеять панику и недоверие среди потенциальных пассажиров лайнера. В другой раз нас вынудили уйти с одной из международных линий, угрожая взорвать теплоход. Мы стали работать на Австралию – и снова пересеклись с конкурентами. В тот рейс я был в отпуске. Буквально за два часа до трагедии связывался по радио со сменным капитаном. Лоцмана, который вывел судно на риф и потом даже не скрывал своей вины, наказали лишением лицензии. Позднее выяснилось, что этих лицензий у него несколько. Теплоход затонул на глубине сорока трех метров, рядом с берегом. Из-под воды видна мачта. Такая гибель случайной не бывает…
Можно долго спорить и высказывать различные предположения о причинах гибели флагмана балтийского пассажирского флота, а затем и самой Baltic Shipping Company. Однако вспомним логику древних римлян и спросим: а кому это было выгодно? Ответ прост. Тем, с кем наш флот конкурировал на рынке морских грузовых и пассажирских перевозок.
Пожар на "Приамурье"
В мае 1988 года в японском порту Осака ночью загорелся туристский корабль "Приамурье", в котором по путевкам тогдашнего "Спутника" путешествовали по Японии около трехсот туристов из СССР. 11 человек погибли.
– Наша воронежская группа вернулась домой в полном составе. Некоторые, правда, без вещей, с вывихнутой ногой или надышавшись ядовитым дымом… Потом, если помните, наших туристов еще обвиняли в том, что они "танцевали на гробах" на обратном пути, таскали аппаратуру тоннами и т. п., – вспоминал свидетель Е. Гашо.
Японская ночь так же тиха и прекрасна, как и украинская. Майская ночь тем более. Ну а если за бортом, за окном, за перилами огни Токио, Осаки… Музыка мерцающих огней покачивается в такт волнам и вечерним мыслям. Позади впечатления от токийского "Диснейленда" и славного города Отару на Хоккайдо, впереди – древняя столица Японии Хиросима. Ровно половина путешествия. 18 мая. Полночь… Наша 348-я каюта – под рестораном, в самом низу: в пути волны достают до иллюминатора. Пока спустишься вниз – голова закружится. Веселая компания – Миша из Нововоронежа, Василий из Таловой, Петро и Николай из Кантемировки, Женя и Валера из Воронежа.
Ночью, в половине второго загорелась соседняя каюта. И все одиннадцать погибших – из нашего нижнего отсека. Не успели проснуться, все произошло слишком быстро. Гораздо быстрее, чем на "Титанике"…
На корме группа "энтузиастов" пыхтела над сценарием завтрашнего выступления: за время поездки каждая группа давала небольшую программу – о себе, о своем городе и т. п.
Вы не поверите, но именно в тот момент, когда прозвучали последние слова сценария, по трансляции сказали что-то невнятное типа "задымление… пассажирам покинуть каюты… экипажу приступить…".
"Учебная тревога", – подумали мы. Как-то все очень спокойно было. Ни шума, ни паники, ни огня, ни дыма…
Но это наверху… Валера спустился к себе на нижнюю палубу уже за полночь, почти в час. Спать отчего-то не хотелось. Переизбыток впечатлений. Да и душно. Вспомнил, как вчера ребята ругались с матросами из команды "Приамурья", когда те наглухо задраили иллюминатор. В порту-то можно было бы и открыть…
В те дни, когда корабль на причале, спать совершенно невозможно. Хотя, может быть, это только кажется. Валера закрыл глаза, вспомнил Токио. Жаль, что ночью нельзя гулять по городу, вдыхать запахи и дымок восточной кухни, любоваться огнями Гиндзы…
Когда возвращались с автомобильного завода "Nissan", была видна Фудзияма. Японец-гид сказал еще тогда, что это бывает довольно редко, чтобы гора была так отчетливо видна. Туристы еще подумали: а где же дым над вулканом – знаменитым символом Страны восходящего солнца?..
Запах дыма усиливался. Валера поднял голову – нет, это уже не сон. За стеной в соседней каюте послышался шум, возня. И вдруг он понял, что случилось. Сорвал одеяло, спрыгнул с верхней полки вниз с криком: "Ребята, пожар!"
Мужчины поднялись быстро и без паники. Майка, штаны – и в дверь. Учебная, не учебная тревога, кто знает. Дышать было уже трудно. Дым в темноте – мобилизует, это уж точно. Вырвались в коридор. Из соседней каюты – открытое пламя… "…Подожгли", – мелькнула мысль. По коридору – и вверх по лестнице, на этаж выше, к ресторану. Потом еще этаж – и палуба…
Валера бежал последним. В какой-то момент ощутил, что дым уже полностью занял легкие, закашлялся, упал на пол.
Но это было уже наверху. Пластмасса горит быстро. Запах при этом!
…У самого пола, сантиметров на двадцать – двадцать пять, был воздух. Это и спасло его. Втянув глоток, пополз к выходу. Глаза резало, грудь выворачивало от ядовитого запаха… И все за какие-то минуты… На берег сошли спокойно, по сходням на корме. Девчонки – впереди, потом ребята. То есть поначалу все было и спокойно, и непонятно. Потом, когда народ начал прыгать с борта на бетон причала и ломать ноги, появилась тревога.
Когда повалил дым и подъехали пожарные, люди стали собираться по группам. Начали разбивать иллюминаторы с этого борта, чтобы вытащить попавших в западню. Самый нижний ярус был на полтора метра ниже уровня причала, поэтому корабль надо было чуть отодвинуть.
Сто человек уперлись руками в железную махину – и он чуть отошел в сторону…
Юра протискивался сквозь иллюминатор, багровея на глазах – осколки стекла оставили кровоточащие полосы. Одежду ему какую-то дали уже свои, на берегу. Вообще паники особой и не было. Может, еще и оттого, что не было открытого пламени. Ну дым валил, отблески мелькали, но сам пожар бушевал глубоко внутри, рядом с 348 каютой… Минут через сорок поняли, что нескольких человек нет – из красноярской группы, из Мордовии, из Подмосковья… Но надеялись еще до утра. Валеру выворачивало от кашля, где-то через час его забрали в госпиталь. Николай здорово хромал – подвернул ногу, когда прыгал на причал. Василий закутался в какой-то "бухарский" халат.
Продрогли стоять на воздухе. Светало, и побрели в школу неподалеку через строй репортеров.
– Зато через три часа в школу уже принесли газеты с нашими фотографиями, – вспоминает Е. Гашо. – А кадры хроники, где мы Николая вели, показали по нашему ЦТ.
Утром у школы стояли столики с телефонами. Можно было подойти, назвать город, написать номер, и тут же соединяли.
Булочки, сок, бутерброды, салфетки. Уже не помню, кажется, к обеду подошли автобусы. Развезли по гостиницам. В душ – и спать. Проснулись уже к вечеру. Смесь полузабытья и галлюцинаций: неужели это было со мной?..
Питание, кажется, началось с ужина. После привычной российской кухни на "Приамурье" – устрицы, салатики из двух листочков, кофе и вода со льдом. В номере – кимоно, зеленый чай в термосе, спутниковый телефон.
Японцы среагировали быстро. Нет, не пожарные, которые тушили пожар часов десять, а простые люди. Прочитав в газетах про эту трагедию, тут же начали собирать помощь. Одежда, обувь, какие-то сувениры, зонтики… По 50 долларов – всем туристам.
А дальше начинается самое веселое. Как вы думаете, кто больше всех хватал (так и хочется сказать – "хапал…") гуманитарную помощь отзывчивых японских граждан? Именно те, кто особо ничего и не лишился. Собственно, самое интересное – потом. "Спутник" валил на команду, команда оправдывалась, что подожгли сами туристы. У кого-то сгорело все, у кого-то вещи и покупки пострадали от воды и пены пожарных. А у кого-то все осталось. Именно эти товарищи и преуспели в приобретении халявы.
Через три дня, когда за нами пришел комфортабельный "Константин Черненко", японские фирмы привезли электронику – для возмещения потерь. Всем не хватило, и вот тогда уже японцы решили помочь – дали такси, на которых желающие поехали в Кобе за техникой.
Потом начали составлять списки – у кого что сгорело. Собрали, прочитали – прослезились. И дубленка туда попала (в мае?..), и видеокамер тьма, и драгоценности. Списки вернули, попросили: "Просмотрите, может, что-то вы оставили дома?" И соседи стали друг другу подписывать эти бумажки: "Помнишь, штаны у меня были белые?.." – "Помню…"
…Много еще чего было в то время. Прогулки по фешенебельным магазинам города в сланцах. Но главное – это прощание с погибшими в одном из храмов Осаки. Тяжелое впечатление. Цинковые гробы, непривычная для нас обстановка в храме… Да и вообще тяжело – ведь еще дня три назад мы с ними разговаривали…
Тогда, впрочем, было не до вопросов – отчего загорелось, кто тушил, кто спасал?.. Валили все на команду, хотя она действовала достаточно профессионально, пытаясь до последнего момента спасти людей. Правда, если бы не задраенные в наших каютах иллюминаторы, может, спасли бы еще людей из кают, что располагались со стороны моря.
Но главный вопрос в другом: неужели те, по чьей вине загорелся корабль, не могли, убегая, хотя бы разбудить всех соседей рядом?! Можно сколько угодно говорить, что корабль старый (27 лет), что материалы переборок и стен – горючий пластик, но правда в том, что возгорание произошло по вине пассажиров. То ли от "бычка", то ли от кипятильника…
…Владивосток встретил холодными ветрами и следователями, которые опрашивали всех часа четыре. Все это время корабль не подпускали к причалу. Вышли на берег уже к вечеру, в рубашках, подаренных заботливыми японцами. На улице – градусов пять или шесть тепла…. Гостиница была с тараканами и без горячей воды. Значит, все в порядке, мы действительно дома…
Час, когда содрогнулась земля
7 декабря 1988 года в 11.41 по московскому времени в Армении произошло землетрясение, уничтожившее город Спитак, разрушившее Ленинакан, Степанаван, Кировакан. Превратились в руины 58 сел на северо-западе республики, частично было разрушено почти 400 сел. Погибли десятки тысяч людей, полмиллиона остались без крова. Потери национального богатства составили 8,8 миллиарда советских рублей. За последние 80 лет это наиболее мощное землетрясение на Кавказе.
"Это было очень похоже на войну, которую нам довелось видеть только в кино, – разбомбленные дома, засыпанные обломками зданий улицы и беженцы, бредущие в пугающую неизвестность. И хочется посмотреть наверх – не летит ли "юнкерс" с новым грузом бомб, и ищешь где-то на уцелевших стенах черную надпись: "Бомбоубежище", – писали журналисты "Известий".
Веером висящие панели на единственной, чудом сохранившейся стене девятиэтажки. Они, казалось, до сих пор раскачиваются, будто белье на ветру, приоткрывая взору обломки книжного шкафа, розовый абажур, висящий в простенке "ни на чем", но почему-то целый телевизор. А за стеной – просто груда мусора высотой этажа в три. Другой дом, уцелевший примерно на одну треть – внутренняя часть, с полностью разрушенными соседними секциями, да и оставшаяся – сплошной обломок чьих-то жизней: порушенные внутренние перегородки, пробитые и проломленные потолки, зажатые между панелями ватные полуобгоревшие одеяла.
Справа – остов школы… Да-да, именно остов, зияющий выбитыми окнами и поваленными стенами между классами, выглядывающими из трещин и щелей партами и столами…
Всего четырех-пяти минут не подождала Земля звонка на перемену и содрогнулась. Почему ей так не терпелось? Он должен был прозвенеть в 11часов 45 минут, и наверняка почти все ребятишки с шумом и гамом ринулись бы на улицу – побегать, поиграть, подурачиться. Так тепло было в тот день в Армении, так солнечно, что никто не захотел бы оставаться в классах. Но каменным оказалось сердце у Земли, и она ударила по самому дорогому, что есть у людей…
Потом будет подсчитано, что в момент землетрясения из 20 000 жителей Спитака под ставшими вдруг предательски непрочными крышами в школах и детских садах, в больницах и на предприятиях находилось не менее 16 000 человек. Рухнуло все. В руины превратилась гордость города и, пожалуй, всей республики – Спитакское производственное швейное объединение, чья продукция шла на экспорт. И здесь под обломками остались очень и очень многие.
Таких бедствий мир за свою историю видел не много.
Назывались разные цифры предполагаемых жертв – от 120 000 до 175 000. На пятый день в соответствующие организации был направлен заказ на изготовление 50 000 гробов, еще 30 000 должны были сколотить на предприятиях самой Армении.
Уже на третий день стадион в центре Спитака был не только вертодромом и – увы! – моргом, но и госпиталем. На краю игрового поля развернулись операционно-реанимационнные палатки для тех, кто не выдержал бы даже получасового полета до Еревана. Первыми здесь разместились грузинские врачи. Они прилетели на своих вертолетах, доставили свои машины "скорой помощи", привезли инструменты, лекарства… За первые двое с лишним суток приняли около 600 раненых.
Представитель ЦК Компартии Армении, прибывший в Спитак в первые же часы трагедии, заявил: "За три дня извлекли из-под руин более 1700 живых, а свыше 2000 человек, вынутых из развалин, уже не вернуть. В рабочей силе недостатка нет: постоянно прибывают добровольцы со всех концов республики и страны. Но еще не хватает техники, особенно мощных подъемных кранов…"
А вот что рассказали о спасении целого класса малышей в Степанаване. В середине урока дети вдруг стали жаловаться на сильные головные боли, духоту… Учитель открыл все окна – не помогло. Тогда на свой страх и риск он решил закончить урок пораньше – пусть дети отдохнут, побегают. Ведь малыши еще не привыкли к строгому школьному режиму – первый класс.
И только дети вышли на улицу, как раздался страшный гул, треск, школа начала рушиться…
Степень разрушения была 9 баллов по шкале Меркалли.
Трагедия на плато Уртабоз
В Гиссарской долине Таджикистана непрерывной цепью тянутся кишлаки и разбросаны адыры – холмы, сложенные лессовыми суглинками. Построить здесь многоэтажные дома – и была бы решена проблема жилищного строительства. Тем более местность живописная – глаз не оторвать!
Но в январе 1989 года здесь произошла природная катастрофа, которая унесла сотни человеческих жизней. Сначала территория более 2100 квадратных километров была охвачена землетрясением силой около 6-ти баллов. Однако не это было страшно для людей и построек. Подземные толчки вызвали гигантские оползни, один из которых (шириной около 1 километра) сорвался с холма и накрыл южную часть кишлака Шарора. Другой, в виде жидкой глинистой лавы, сошел с противоположного склона и добрался до кишлаков Окули-Боло и Окули-Поен. Спасательные работы были осложнены тем, что на поверхности земли отмечался обильный выброс грунтовых вод.
Геолог Н. Новгородцев, который одним из первых прибыл на место катастрофы, признавался потом, что сначала его очень удивляли газетные сообщения. Судя по ним, трудно было понять, почему с холма, едва достигающего стометровой высоты, сошел настолько мощный оползень, что им было завалено "огромное, до горизонта, хлопковое поле".
Плато Уртабоз, где разыгралось это стихийное бедствие, представляет собой плоскую овальную возвышенность, площадью более тридцати квадратных километров. На плато около тридцати лет назад нефтяники пробурили восемь глубоких, до двух тысяч метров, скважин, однако в дальнейшем их разрабатывать не стали.
Местные специалисты утверждали, что причина катастрофы кроется в непродуманном вмешательстве человека в ход "природных процессов на безводных землях плато Уртабоз. Кстати, это название и переводится как "Безводная пустыня в середине". Но зато у подножия плато бьет множество источников, некоторые из них даже называют "кайнарами" ("горячими"). Однако Н. Новгородцев утверждает, что он не нашел никаких свидетельств гидротермальной деятельности в этом районе. Так что вполне вероятно, что оползни были вызваны какой-то другой причиной, хотя совершенно исключить данную версию нельзя: температура воды в "кайнарах" была на три градуса выше обычной.
В кишлаке Окули-Поен грязевый поток залил дома до самых чердаков. На поверхности местами остались торчать только горбатые суглинки, на которых вскоре выросли кусты и деревья, зазеленел дерн. Люди старались раскопать свои дома и достать необходимые вещи. По словам бывшего воина-афганца М. Басидова, в ту ночь ему не спалось, и вообще было как-то тревожно. "Примерно без двадцати минут пять начала легко трястись земля – как баллон на воде. Минут пять прошло, к двери подошла собака моего братишки, который в эту ночь спал в моей комнате. Как я теперь понимаю, она хотела его предупредить, спасти: сначала лаяла, потом страшно рычала. Я встал, и тут раздался удар. Я думал, что-то взорвалось: здесь трясет часто, но в этот раз было что-то не то. Люди думали, что упал метеорит. После удара все осветилось. Я пулей выскочил на улицу. Было еще светло, потом быстро потемнело. Я побежал к старшему брату спасать детей. Вскоре стал нарастать гул. Брат хотел выпустить скот, но сарая уже не было. После взрыва прошло семь-восемь минут…