Книга Сиснероса хорошо написана. Ее легко и интересно читать. В ней много юмора (как правило, обращенного своим острием на личность самого автора, что встречается в мемуарной литературе гораздо реже, чем хотелось бы), много живых подробностей быта, много специфически испанского. Чего стоят хотя бы похождения "кузена Пепе", о которых Сиснерос рассказывает так, будто незримо сопутствовал своему двоюродному брату во всех его приключениях, и которому, как быстро начинает подозревать читатель, "передал" немало из того, что случилось в молодые годы с самим автором книги.
А бой быков! Можно по-разному относиться к этому зрелищу (автор этой книги, например, не понимает увлечения им, так как считает аморальным рисковать жизнью ради одного лишь чьего-то развлечения). Но, так или иначе, факт остается фактом: коррида неотделима от Испании. Характерная подробность: про летчика Гильермо Бракамбури, славившегося своим искусством высшего пилотажа, жители Севильи говорили: "Это наш земляк... Бельмонте среди летчиков!" А Бельмонте был знаменитый в те годы тореадор, как видно, ставший в глазах испанцев понятием нарицательным - эталоном мастерства и бесстрашия. Так вот, из книги Сиснероса мы узнаем, что, оказывается, кроме корриды профессиональной в Испании была широко распространена и коррида любительская - самодеятельная, что ли. И сам Сиснерос, будучи уже известным летчиком, в чине майора, принимает участие в такой любительской корриде, в которой и убивает быка, о чем, правда, рассказывает в привычном, когда дело касается его самого, ироническом тоне.
Но бог с ней, с корридой. Мы узнаем от Сиснероса и более существенные вещи об Испании, порой решительно противоречащие нашим сложившимся представлениям об этой стране. Так, мы привыкли считать, что Испания - страна очень клерикальная, а ее жители прочно находятся под влиянием католической церкви. И вдруг оказывается, что "неприязнь испанского народа к церкви всегда была такой явной, что считалась чем-то само собой разумеющимся... С давних пор при каждом удобном случае, то есть во время мятежа или восстания, народ всегда сначала поджигал церкви и монастыри". Дважды - в Бильбао и Малаге - автор мемуаров сам оказывался свидетелем этой "непреодолимой склонности".
А главное, что мы находим в книге Игнасио де Сиснероса, - это события и люди испанской авиации, да и вообще Испании тех лет, когда в ней шел первый бой с фашизмом.
Нельзя допустить, чтобы такие события и такие люди постепенно исчезли из человеческой памяти!
Книга "Меняю курс" во многом будет способствовать тому, чтобы этого не случилось.
Пускать ли девушек на войну?
- Вообще-то я бы, конечно, не пускал девушек на войну...
Этой фразой летчик младший лейтенант Михаил Пляц начинал разговор едва ли не при каждом своем посещении женского полка легких ночных бомбардировщиков. А так как - по некоторым причинам сугубо личного характера - младший лейтенант был склонен использовать для посещения этого полка любой мало-мальски подходящий предлог, фраза запомнилась. Запомнилась штурману Руфине Гашевой - в будущем жене Пляца. Запомнилась и ее однополчанам, в том числе и Наталье Кравцовой (в то время - Меклин) - автору книг, посвященных этой необычной воинской части и ее людям . В самом деле: нужно ли было пускать девушек на войну?..
Забегая несколько вперед, скажу, что книги Натальи Кравцовой в конце концов приводят читателя к положительному ответу на этот непростой вопрос. Но приводят не легко, не "бесплатно", а трудным путем сопоставления многих логических и эмоциональных (главным образом эмоциональных) "за" и "против".
О 46-м гвардейском Таманском ближнебомбардировочном авиационном полку, вернее, о воинах этого полка уже написано больше, чем, наверное, о любой другой воинской части, отличившейся в годы Великой Отечественной войны. Писали о нем и профессиональные литераторы, и сами летчицы - ветераны полка. Я думаю, что такое явно выраженное внимание объясняется причинами более глубокими, чем просто экзотичность темы - девушки, ведущие тяжелую, опасную, традиционную мужскую боевую работу. Возможно, дело тут в своеобразном, пожалуй, единственном в своем роде сочетании "типичного" (нормальная, отлично воюющая часть) и "нетипичного" (все-таки девушки!)...
Так или иначе, написано о 46-м гвардейском Таманском немало. Казалось бы, все основные факты, связанные с боевой работой этого замечательного полка, читателям уже известны. Но почему-то, несмотря на это, книги Натальи Кравцовой, в которых фигурируют многие уже известные нам фамилии, названия географических пунктов, боевые операции, читать по-настоящему интересно.
Почему?
Наверное, потому, что если с голой фактографией достаточно ознакомиться один раз, то рассказ об одних и тех же событиях в военно-мемуарной, да и вообще в художественно-документальной литературе (разумеется, при том непременном условии, что она художественно -документальная!) мы охотно принимаем и при повторном чтении. Иногда во второй и третий раз даже с большим интересом, чем в первый. Особенно если автор, подобно тому, как это делает Н. Кравцова, продолжает идти далее, в глубь темы, освещая все, о чем рассказывает, со своей собственной, новой, порой неожиданной, очень по-человечески личной позиции. И говорит автор не только о фактах боевой жизни полка (хотя и о них говорится много и интересно), но прежде всего о психологии человека на войне. Причем психологии человека, для войны, казалось бы, мало приспособленного: девушки, вчерашней студентки, ни сном, ни духом и не помышлявшей о профессии военного летчика. Трудно представить себе положение, в котором более наглядно и зримо проявился бы тезис из популярной песни, которую мы (чаще всего не очень вдумываясь в ее содержание) бодро распевали до войны: "Если страна прикажет быть героем..."
Кстати, этот неофициальный, но оттого не менее весомый приказ девушки Таманского авиаполка выполнили исправно: двенадцати из них было присвоено звание Героя Советского Союза. В том числе пятерым - посмертно. А по существу едва ли не все летчики и штурманы полка - и удостоенные этого звания, и формально не получившие его - воевали как подлинные герои!
Сорок шестой полк был, что называется, на виду. Его знала и любила авиация. Любила и высоко ценила пехота. "...Наземные части, стоявшие на передовой, - пишет Кравцова, - часто благодарили нас за хорошую работу, за точные попадания". Не обходил наших летчиц своим вниманием и противник: "Ночные ведьмы" - так называли их гитлеровцы, утверждая, что это женщины-бандиты, выпущенные из тюрем...
* * *
Обе книги Кравцовой, о которых идет речь, - "От заката до рассвета" и "На горящем самолете", - в сущности, об одном и том же. И в то же время - о разном. В первой главный герой коллективен - весь полк. Во второй есть центральная фигура - штурман Руфина Гашева, но через ее биографию, чувства, переживания показан опять-таки весь полк. Можно сравнить эти две книги с общим и крупным планом в кино. Даже если в обоих случаях в кадре показано одно и то же, внимание зрителя распределяется по-разному. Соответственно изменяется и восприятие увиденного. Кравцова чувствует точно, что диктует "общий", а что "крупный" план, и, наверное, благодаря этому достигает удивительного эффекта: при чтении обеих книг, одной за другой подряд, не возникает ощущения авторского самоповторения.
Многое, очень многое описано у Кравцовой так, что у читателя создается прочное ощущение, будто он не прочитал об этом, а увидел своими собственными глазами. Именно так воспринимается точное, зримое описание рассвета в горах, встреченного в воздухе на борту самолета. Или несколько слов, сказанных об аэродромном прожекторе, горящем в сильном снегопаде: не яркий, уходящий далеко в небо столб, а лишь "светлый, живой кусочек луча, самое его основание. Как будто луч обрубили, оставив только крошечный корешок, который чуть-чуть шевелился".
Кравцова-писательница не утеряла способности удивляться тому, что когда-то удивило Кравцову-летчицу. Вот прибыл женский - все время ловлю себя на желании называть его девчачьим - полк на фронт. И фронт оказался не таким, каким он представлялся издали: "Мирные белые хатки. Густая трава по пояс, а в траве ромашки и клевер. Легкомысленно щебечут птицы... Разве это похоже на войну?"
Войну, со всеми ее грозными атрибутами - зенитным огнем, вражескими истребителями, пробоинами в живом теле машины, ранениями и гибелью подруг, - девушки увидели очень скоро. Но первое впечатление осталось: военный быт в авиации действительно выглядит совсем не так, как в других родах войск. Не сбили тебя во время боевого вылета - и, вернувшись на аэродром, ты живешь до следующего вылета, как в тылу.
Наталья Кравцова умеет представить своих героев. Например, с летчицей Рудневой мы встречаемся впервые в главе "Нужны ли солдату косы?". И узнаем в этот если не драматический, то, во всяком случае, не вполне безразличный для девушки момент о личности Жени Рудневой гораздо больше, чем узнали бы из самых пышных деклараций о высоких свойствах характера, присущих будущему Герою Советского Союза.
Боевые эпизоды... Мне приходилось слышать, как эти слова произносились как бы в неких иронических кавычках. А ведь каждый такой эпизод - это тяжкий труд, а часто и пролитая кровь наших товарищей. Грешно говорить о них без глубокого уважения... Но перечитали мы их, говоря откровенно, великое множество. И поняли, что злоупотребление описаниями боевых эпизодов - как, наверное, злоупотребление любыми, самыми высокими категориями - грозит инфляцией. Кравцова явно отдает себе отчет в этом.
Но зато, если уж она приводит боевой эпизод, то такой, которого не забудешь! Вроде того, когда над целью заел сброс контейнера с горючей жидкостью и, чтобы сорвать его с замков, штурман Руфина Гашева - та самая, ради которой так зачастил своими визитами в женский полк летчик Пляц, - вылезла на крыло и, держась за расчалки, доползла к передней кромке. И все это - без парашюта! Почему-то на самолетах По-2 большую (самую тяжелую) половину войны летали без парашютов. Автор книги не скрывает своего естественного недоумения по этому поводу: "В самом деле - почему до сих пор мы летали без парашютов? Непонятно".
Кстати, в дальнейшем у Гашевой нашлись подражатели. Летавшая с Кравцовой штурман Нина Реуцкая, убедившись в отказе кустарной системы сброса установленных на крыле ящиков с боеприпасами, тоже вылезла в воздухе на крыло и прямо руками спихнула, один за другим, восемь ящиков, столь жизненно необходимых нашей пехотной части, отрезанной от основных сил.
Впечатление от подобных случаев дополнительно усиливается тем, что рассказывает о них Кравцова внешне спокойно, без пафоса, с минимальным количеством восклицательных знаков.
Конечно, не о всех своих однополчанах Кравцова пишет одинаково подробно. Некоторые известные летчицы даже не упоминаются в ее книгах. Видимо, это естественно - всего, о чем и о ком хотелось бы рассказать, не вместишь. Да и сменяются люди в боевой части во время войны очень быстро. И все же Кравцовой удается дать портреты - именно портреты - многих интересных людей.
Чуть больше двух страниц отдано "Юльке" - Юле Пашковой, прожившей в полку, от дня своего появления в нем до дня гибели, всего несколько месяцев: "Ее звали Юлей. Нет, Юлькой. Потому что все в ней говорило о том, что она - Юлька". Две страницы - а облик человека остается... Или инструктор по радио Петя, который к концу очередного занятия в столь трудной - видит бог! - для него аудитории каждый раз выдавал напоследок передачу в темпе, явно непосильном для его слушательниц. Тут хитрый Петя преследовал одновременно две цели: во-первых, педагогическую - показать этим ядовитым девицам, что им еще учиться и учиться, и, во-вторых... Впрочем, вторая цель прояснилась, когда поднаторевшим в радиоприеме девушкам в конце концов удалось принять этот ураганный текст: "Занятия прошли на высоком уровне. Кончаю передачу. Все девочки работали хорошо, молодцы. За это я вас целую. С горячим приветом. Петя ".
* * *
Кравцова умеет в одной-двух коротких фразах дать, казалось бы, частную, однако говорящую об очень многом деталь. Иногда это деталь контрастная, вроде психологически трудно объяснимого, но жизненно правдивого: "...почему-то назойливо лез в голову веселый мотив из "Севильского цирюльника". Это - в воронке от снаряда, посреди минного поля на ничейной земле, после вынужденного прыжка с парашютом из горящего самолета.
А когда штурман Руфина Гашева (речь идет о ней) вновь начала летать на боевые задания и ее летчиком, вместо погибшей подруги Лели Санфировой, стала энергичная и веселая девушка Надя Попова - Руфина быстро сработалась с ней, но "в полете часто называла ее Лелей"...
Некоторые наблюдения автора представляются на первый взгляд второстепенными, но почему-то задерживают на себе внимание читателей, заставляют остановиться - и неожиданно оборачиваются не такими уж второстепенными. Так, Кравцова вдруг спрашивает себя: "Почему это человек, обыкновенный нормальный человек, меняется, стоит ему только стать дежурным?" Заметьте: всего-навсего дежурным. Видимо, величина служебного перемещения, повлекшего за собой удививший автора книги эффект, существенной роли не играет.
В нашей военной литературе - да и не только в литературе, конечно, - погибшие воины всегда вспоминаются с болью и уважением к их памяти. Поэтому специально ставить это Н. Кравцовой в особую заслугу оснований нет. Но что ей действительно удалось больше, чем многим другим авторам, работающим над той же темой, - это вспомнить погибших подруг добрым словом так, что читателю больно узнавать: вот еще один хороший - и притом не "среднестатистический", а вполне конкретный человек, оказывается, не дожил до конца войны. Так рассказано в главе "Талисман" о Гале Докутович, летавшей штурманом, несмотря на тяжелое повреждение позвоночника. Галя летала с автором книги, но в одну из боевых ночей была подсажена на один вылет в другой экипаж - вылет, оказавшийся для нее последним... Так же - тепло, уважительно, с болью и в то же время как-то очень конкретно - о летчике Леше Громове из "братского" соседнего полка (глава "Я прилечу к тебе"). Это - не статистика, пусть самая впечатляющая. Это - люди. Люди, не дожившие до победы.
Многие новоиспеченные военные с восхищением неофитов воспринимают все без исключения атрибуты воинского быта. Автор книги на сей счет довольно сдержан - о впервые полученном ею и ее подругами обмундировании и снаряжении она без особого почтения говорит: "сбоку на ремне... пустая кобура для пистолета, фляга и еще какие-то ненужные вещи, которые почему-то непременно должны входить в комплект "снаряжения".
Вообще во многих местах книги четко проявляется принципиальная позиция автора - неприязнь к внешнему. Она всячески подчеркивает, вообще говоря, бесспорную, но, видимо, все же требующую повторения истину, согласно которой главное для воина - это хорошо воевать. Знакомя нас с штурманом полка - Женей Рудневой, - Кравцова дает такой портрет: "Не отличалась Женя ни бравым видом, ни военной выправкой... Среднего роста, немного сутуловатая, с неторопливой походкой, она совершенно не была приспособлена к армейской жизни. Военная форма сидела на ней нескладно, мешковато, носки сапог загибались кверху. Да она как-то и не обращала внимания на все это". И тут же сообщает: "...в полку не было штурмана лучше Жени". Эту оценку сутуловатая, не блистающая выправкой Руднева подтверждала в каждом из своих шестисот сорока четырех (644!) боевых вылетов. Как говорится, дай нам бог побольше таких "неприспособленных к армейской жизни"!
Нет, наверное, все-таки правильно сделало командование, что пустило девушек на войну!.. Конечно же правильно! Хотя, читая Кравцову, мы видим, как нелегко давалась ей и ее подругам боевая работа: "Третью неделю у меня кружится голова. Вероятно, от переутомления. На земле это не страшно. А в воздухе..." Видимо, продолжать цитату не обязательно: читатель сам без труда поймет, чем может обернуться головокружение в полете. Или: "Очень устали, и потому обе молчим, Ира и я. За ночь мы сделали шесть боевых вылетов". Это говорится между прочим, как некая вводная деталь, с которой начинается глава "На рассвете". Но мне трудно пройти мимо этой фразы. Представляет ли себе читатель, что такое шесть боевых вылетов? Да зачем шесть! Что такое один вылет?
Это - огонь зенитных средств всех калибров, до автоматного огня включительно (По-2 работали на предельно малых высотах, порой на бреющем полете), это - ночные истребители противника, это - слепящие прожектора, а зачастую это еще и непогода: низкая облачность, туман, снег, обледенение, штормовой, бросающий легкую машину с крыла на крыло, вырывающий ручку управления из рук ветер...
Причем все это - на По-2, маленьком, тихоходном и к тому же легко воспламеняющемся и горящем, как спичка, как сухой порох. Малая скорость помогала точно выбирать и прицельно поражать цели, но она же облегчала процеливание и противнику... К сожалению, статистика потерь подтверждала это.
Кравцова и тут не выступает с декларациями. Всю напряженность психики девушек, без малого четыре года почти еженощно проходивших через все эти испытания, она выражает внешне спокойным, вроде бы чисто информативным абзацем, который я не могу не привести целиком: "Я часто вижу сны. Цветные. Наверное, оттого, что мы летаем ночью и остается масса световых впечатлений. Вспышки зенитных разрывов, яркие лучи прожекторов, пожары, цветные ракеты, пулеметные трассы, перестрелка на земле - и все на фоне темной ночи. Это врезается в память, остается надолго.
И после войны мне долго снились цветные сны. А потом все прошло. Сны стали серыми, обычными, без ярких красок..."
Да, недешево, очень недешево досталась девушкам их боевая служба.
Может быть, действительно не стоило пускать их на войну?..