Но особенно ярко выглядит еще один факт. В дни кризиса американский посол Френсис потребовал от Бьюкенена, как дуайена (старейшины) дипломатического корпуса в Петрограде, созвать совещание послов стран, принадлежащих к лагерю Антанты. Собрались дипломаты 11 государств и вынесли решение… поддержать Временное правительство против Корнилова [168]! Да, вот такой сногсшибательный поворот. За Керенского неожиданно заступились США. А правительства Англии и Франции, только несколько дней назад выступавшие за Корнилова, их послы, стоявшие за него горой, сразу же изменили позицию! Закрывая глаза на то, что никакого "Временного правительства" фактически нет, и поддерживают они только Керенского, которого сами же в своих донесениях характеризовали как "демагога", "оппортуниста", на которого "нельзя положиться". Очевидно, кроме явных инструкций дипломаты получили какие-то иные, тайные. Ведь старинная пословица гласит: "Посол - как осел, что нагрузили, то и везет…"
Зато мнимый мятеж Корнилова стал для Керенского удобным поводом амнистировать настоящих мятежников. Из тюрем были выпущены все лидеры большевиков, арестованные после июльского путча. Троцкого, например, освободили "под залог" - смехотворный, в 3 тыс. руб. Правда, еще взяли подписку, что освобожденные помогут против "контрреволюции". И министр-председатель широко распахнул перед Советами и большевиками двери оружейных складов - началось легальное формирование Красной гвардии. Но она, в общем-то, и не понадобилась. Железнодорожники под руководством своего меньшевистского профсоюза останавливали воинские эшелоны, отцепляя паровозы, загоняя в тупики на станциях и полустанках. Связь между частями и их командирами была оборвана. Казаки и горцы 3-го конного корпуса не могли понять, в чем же дело, - они-то ехали защищать правительство, которое вдруг объявило их мятежниками. К ним хлынули агитаторы: правительственные, меньшевистские, большевистские.
Корнилов, оставшийся в Ставке и оторванный от войск, 1 сентября был арестован. На Юго-Западном фронте арестовали Деникина и еще ряд генералов только за то, что телеграммой правительству выразили солидарность с Лавром Георгиевичем. И Керенский захлебывался "красивыми" фразами: "Корнилов должен быть расстрелян, но я первый пролью слезы и положу венок на могилу этого патриота". Заметим, после июльских событий речь о расстреле Троцкого и иже с ним даже не заходила. Ни разу Александр Федорович не высказался о необходимости их наказания.
Вот и спрашивается, на кого же он работал? Кто стоял за этой сумбурной личностью? Приведем факты. Один приведен выше - инициатива его поддержки против Корнилова исходила от США. Постоянным "гостем" в американском посольстве являлся соратник Керенского, самое влиятельное после него лицо в правительстве Терещенко. В воспоминаниях дипломатов, находившихся в 1917 г. в Петрограде, то и дело упоминается - заглянув к Френсису, застали у него Терещенко. Кстати, от первого кабинета заговорщиков, сформировавшегося после Февральской революции, до последнего, павшего в Октябрьской, во Временном правительстве удержались всего два постоянных члена: Керенский и Терещенко.
Не осталась в стороне от событий и американская миссия Красного Креста. Уже позже, в декабре 1917 г., глава миссии Уильям Б. Томпсон напишет в меморандуме, что осуществлял свою работу в Петрограде "через "Комитет по народному образованию", при помощи Брешко-Брешковской и доктора Давида Соскиса - секретаря и помощника Керенского [139]. Но кое о чем Томпсон умолчал. Согласно донесениям британских дипломатов, имели место и прямые контакты Керенского с американской миссией. Приближенным Александра Федоровича, и мало того, даже его советником, к осени 1917 г. становится заместитель Томпсона полковник Раймонд Робинс [168].
Обнаруживается в этой темной истории и "английский след". В августе 1917 г., непосредственно перед корниловскими событиями, в Россию прибывает Соммерсет Моэм. Впоследствии - великий британский писатель. А в то время - секретный агент разведки. Но агент не Бьюкенена или официального руководителя английской разведки в России Сэмюэла Гора. Нет, он был агентом сети Вильяма Вайсмана - резидента МИ-6 в США. Прибыл он с особой миссией, в рамках упоминавшегося плана Вайсмана "управления штормом". В своих воспоминаниях Моэм потом напишет: "Моей задачей являлось вступить в контакт с партиями, враждебными правительству, с тем, чтобы выработать схему того, как удержать Россию в войне и предотвратить приход к власти большевиков, поддерживаемых Центральными державами" [168]. Но на самом деле никакой его работы по предотвращению "прихода к власти большевиков" не отмечено. И в контакты он почему-то вступает не с "партиями, враждебными правительству" (ведь такими партиями как раз и были большевики с левыми эсерами), а с самим правительством. И тоже становится очень близким доверенным лицом Керенского!
И вот еще факты. Сразу же по прибытии в Россию, 31 августа, Моэм становится клиентом американского "Нэшнл Сити банка" - банка, который перед Февралем выдал загадочный щедрый кредит Терещенко. А в книге вкладчиков этого банка, оставшейся в нашей стране, сохранившейся в архивах и попавшей в распоряжение исследователей, обнаруживается и имя секретаря Керенского Давида Соскиса. И клиентом он был весьма солидным, со вкладом, "значительно превышающим 100 тыс. рублей" [154].
А сам по себе "мятеж Корнилова" имел еще один важный результат. Был создан жупел "корниловщины", которым большевики стращали народ, обывателей, Советы, социалистическую "общественность". И под предлогом защиты от "корниловщины" смогли открыто готовиться к захвату власти.
21. Какие механизмы сработали в Октябре
В сентябре Керенский сформировал четвертый кабинет Временного правительства, почти сплошь из социалистов. Последние месяцы существования псевдо-демократической власти буквально захлебнулись в бестолковой говорильне. Вслед за Московским Государственным совещанием было созвано Демократическое совещание. На нем был создан Временный Совет Российской республики, который нарекли "предпарламентом". На всех сборищах и заседаниях меньшевики, эсеры, народные социалисты, кадеты отчаянно спорили между собой, не в состоянии договориться ни по одному вопросу.
А большевики не болтали, они действовали. Да и говоруны у них нашлись получше, чем у конкурентов. Троцкий зажигал толпы, наэлектризовывал их своей энергией. Впоследствии некоторые лица, примкнувшие к большевикам (особенно женского пола), признавались, что ходили на выступления Льва Давидовича, как в театр на Шаляпина. Ну а о том, что его отпустили всего лишь под залог, что на него заведено уголовное дело и должно продолжаться следствие, вообще забылось. Впрочем, теперь его уже и арестовать было бы непросто. В сентябре Троцкого избрали председателем Петроградского Совета вместо Чхеидзе, и таким образом он тоже получил статус "неприкосновенного лица". Однако одних ораторских способностей для переворота было, конечно, мало. И пока Троцкий срывал овации на митингах, рядом скромно, но кропотливо работали практики-организаторы: Свердлов, Сталин, Дзержинский, Молотов, Антонов-Овсеенко, Иоффе.
Приближение катастрофы чувствовали многие. Союзники относились к Временному правительству все более пренебрежительно. Британские фирмы, успевшие влезть в Россию, уже с августа начали сворачивать дела, закрывать предприятия и представительства. Да и российские предприниматели осознавали, что пахнет жареным. Принялись осуществлять "аварийные" меры. Зато период с августа по октябрь стал поистине золотым временем для "Нэшнл Сити банка"! И для другого иностранного банка в России - "Лионский кредит", имевшего довольно плохую репутацию. Военный представитель во Франции генерал А. А. Игнатьев писал, что этот банк "…был замешан во многих русских делах французских промышленников в России, но почему-то именно в самых темных… за спиной этого банка и проводимого им заказа стоят какие-нибудь русские дельцы-авантюристы типа Рубинштейна или даже Рябушинского" [63].
Теперь "Лионский кредит", "Русско-английский", "Русско-французский" банки и особенно солидный и респектабельный "Нэшнл Сити банк" стали каналами, через которые иностранцы и российские толстосумы переводили свои капиталы за рубеж. Многие начинания, которые декларировались при открытии отделений "Нешнл Сити банка" в Петрограде и Москве, так и остались на уровне проектов и переговоров, но как раз летом и осенью 1917 г. внедрение в Россию окупилось с лихвой! Операции пошли с огромными суммами. Так, крупнейший русский издатель И. Д. Сытин обратился к банку с просьбой продать в Америке 2 млн. рублей и приобрести финские марки. Это, кстати, была форма начавшейся "полуэмиграции". Финляндия жила уже фактически независимо, а у многих состоятельных русских там были дачи, дома.
Что ж, Сытину не отказали. Через "Нэшнл Сити банк" пошли за рубеж миллионы и от Гинзбурга, Гукасова, компании "Волокно", других банкиров и промышленников. Несли большие вклады аристократы, великие князья. Когда устав филиала банка согласовывался с царским правительством, в нем были оговорены предельные капиталы, с которыми банку разрешается работать в России, - 25 млн. руб. для каждого из двух отделений. В августе суммы, принятые от российских вкладчиков, многократно перевалили за установленные лимиты. Но ведь министром финансов во Временном правительстве являлся Терещенко! И он просто закрыл глаза на грубое нарушение устава.
Однако данные процессы вызывали и побочные явления. Утечка финансов приняла такие размеры, что в России стало не хватать наличных денег. Хотя в данном направлении, "заинтересованные лица", очевидно, подсуетились и преднамеренно. Сплошь и рядом происходили задержки с выплатой жалованья рабочим, служащим, военным. Естественно, это вызывало возмущение, что оказывалось на руку для агитации большевиков. Временное же правительство попыталось преодолеть финансовый кризис наихудшим способом. Решило печатать "керенки", ничем не обеспеченные, которые можно было измерять не по счету, а на метры бумаги. И финансовая система России начала обваливаться. Переводя за границу капиталы, промышленники ликвидировали или замораживать предприятия, которые из-за забастовок и хозяйственного развала становились убыточными. К октябрю закрылось до тысячи больших заводов и фабрик. А это означало сотни тысяч безработных… Обездоленных, обиженных, недовольных. Они становились готовым пополнением для Красной гвардии.
Добавили нестабильности немцы. В сентябре они опять провели частную операцию, захватили Моонзундский архипелаг, вторглись в Эстонию. Разложившийся Балтфлот отказался подчиняться Временному правительству. Митинговал, выносил резолюции, и большинство кораблей проигнорировало приказ идти к Моонзунду. А сопротивление немногих героев немцы раздавили без труда - и вышли уже на дальние подступы к Петрограду.
Отношения же Керенского с западными союзниками осенью почему-то становятся такими, что вообще не вписываются ни в какие разумные рамки! Во время Моонзундского сражения российский морской штаб попросил о помощи британский флот. Бьюкенен ответил, что поддержка будет оказана, но лишь после того, как Временное правительство расправится с большевиками. И в данном случае посла можно понять - русские молят, чтобы их выручили англичане, а в это же время их собственные моряки не подчиняются приказам. Однако Керенский на ответ Бьюкенена заявил, что удар по большевикам будет нанесен только тогда, когда они сами спровоцируют столкновение (как будто в июле уже не провоцировали).
При другой встрече с министром-председателем Бьюкенен попытался разговаривать в ультимативном тоне. Потребовал включить Петроград в прифронтовую зону, ввести законы военного времени, и пояснил, что иначе для англичан бессмысленно поставлять России пушки - они достанутся немцам. Керенский распалился, назвал это шантажом. Британский посол тоже разозлился, дошел до угроз - уже без всяких дипломатических реверансов "намекнул", что его страна может сделать ставку и на других политиков. Но Александр Федорович в долгу не остался. Брякнул, что и он может послать телеграмму с выражением сочувствия ирландским сепаратистам Шин Фейн [22].
Наконец, послы Англии, Франции, Италии и США пришли к общему выводу, что нельзя ожидать катастрофы сложа руки. Договорились идти вместе к Керенскому. Визит состоялся 26 сентября. Действовали и "кнутом", и "пряником". С одной стороны, Бьюкенен пробовал льстить, убеждал министра-председателя, что стоит лишь ему раздавить большевиков, и он войдет в историю "не только как славная фигура революции, но и как спаситель своей страны". С другой стороны, послы подали совместную ноту, что, если не будет осуществлено "решительных мероприятий", союзники прекратят поставки военного имущества, продовольствия и кредитование России. Но Керенский в ответ на это разразился упреками в адрес Антанты! Принялся обвинять западные державы в том, что они в свое время поддерживали царя, а не "призывали его к ответу" [168]. Это ж был полный бред! Единственное, откуда Керенский мог получить поддержку, - от стран Запада. Они-то и привели его к власти. Как же он мог позволять себе подобные выходки? На что и на кого рассчитывал?
Однако обратим внимание: посол США Френсис в общем демарше дипломатов не участвовал. То есть сперва-то согласился, вместе с коллегами отрабатывал текст ноты. Но в последний момент идти к Керенскому отказался. Заявил, что не получил на это санкций своего правительства. В дальнейшем продолжалось то же самое, и Бьюкенен жаловался Ллойд Джорджу, что Френсис саботирует выработку "общей политики Запада в отношении кабинета Керенского". А британский военный атташе Нокс докладывал в Лондон, что чрезвычайно быстро растет влияние на Керенского со стороны Раймонда Робинса [168].
Произошел еще один из ряда вон выходящий случай. 1 октября Керенский направляет в Англию к Ллойд Джорджу своего личного посланца, которым становится… Сомерсет Моэм! Вот какое доверие сумел завоевать всего лишь за месяц агент Вайсмана (а значит, и американского серого кардинала Хауса). Через него министр-председатель передает британскому премьеру конфиденциальную просьбу отозвать Бьюкенена! Передает и еще более важную информацию, что Россия больше воевать не может и поэтому предлагает заключить мир "без аннексий и контрибуций". Миссии Моэма придается такое значение, что Керенский выделяет в его распоряжение русский эсминец! Побыстрее, дорожа каждым часом, доставить англичанина на другой берег Балтики. И наши моряки постарались. Уж наверное, им внушили, насколько важную задачу выполняют они для России. Рискуя подорваться на минах, рискуя напороться на немецкие корабли и подлодки, они провели эсминец к скандинавским берегам и благополучно доставили Моэма в Осло. Но только их мастерство и самоотверженность оказались напрасными. У Моэма было и другое начальство. Которое, судя по всему, приказало ему не вмешиваться в это дело. И он надолго остановился в Норвегии. А в Англию прибыл лишь 18 ноября, когда послание Керенского утратило всякий смысл.
Подготовка большевиков к захвату власти проходила уверенно и без помех. У них в общем-то и сил было еще мало. Но осенью, в отличие от июля, они действовали по четкому плану. Свердлов одной лишь расстановкой "нужных" кадров в ключевые точки сперва добился контроля над партийными организациями, потом над основными Советами - только над основными, все Советы большевики подмять под себя еще не могли. И переворот был спланирован грамотно. Тоже - занять ключевые точки в столице, и этого будет достаточно. Могли бы провернуть операцию и раньше, но ждали намеченного на 25 октября (7 ноября) II съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, чтобы разыграть тот же сценарий, который предполагался в июне. Передать власть Съезду, а он "узаконит" переворот, от его лица будет создано новое правительство.
В октябре в Петроград вернулся Ленин. ЦК принял курс на вооруженное восстание и сформировал Военно-Революционный комитет. Существование этого органа ничуть не скрывалось, просто объясняли, что он создан для защиты от "корниловцев", якобы готовящих путч. А для руководства ВРК был образован Военно-революционный центр во главе с Троцким. Хотя Ленин не преминул сразу же щелкнуть Льва Давидовича по носу, показать, "кто в доме хозяин". Троцкий планировал восстание на 26 октября - но Владимир Ильич, не особо выбирая выражения, назвал это "полным идиотизмом" или "полной изменой". Указал, что 26-го съезд сорганизуется. То есть может повториться июньская история. Вдруг возьмет, да и проголосует против. "Мы должны действовать 25 октября - в день открытия съезда, так, чтобы сказать ему - вот власть…" Поставить перед фактом.
О том, что готовится выступление, знали все кому не лень. Еще 18 октября Каменев и Зиновьев опубликовали в газете "Новая жизнь" заявление, что они, дескать, не согласны с курсом ЦК на вооруженное восстание. Тем самым огласив этот курс. Но и Троцкий открыто заявлял на заседании Петроградского Совета: "Нам говорят, что мы готовимся захватить власть. В этом вопросе мы не делаем тайны. Власть должна быть взята не путем заговора, а путем дружной демонстрации сил" [132]. С 19 октября газета "Рабочий путь" начала печатать "Письмо к товарищам" Ленина, где он прямо призывал к восстанию. Любое правительство успело бы подготовиться к отпору…
Но правительство Керенского не просто бездействовало. Оно, будто нарочно, еще и всячески усугубляло свое положение. Точно так же, как перед Февральской революцией на пост командующего Северного фронта, самого близкого к столице, был назначен заговорщик Рузский, так и теперь начальником штаба этого фронта оказался М. Д. Бонч-Бруевич. Брат видного большевика, соратника Ленина. А в октябре правительство издало приказ об отправке на фронт Петроградского гарнизона. Но 200 тыс. солдат, которые весь 1917 г. безбедно околачивались в тылу, лезть в окопы, под пули и в осеннюю грязь совершенно не желали. На митингах и заседаниях полковых комитетов приказ признали "контрреволюционным", и гарнизон заявил, что "выходит из подчинения Временному правительству".
Британский атташе Нокс доносил своему правительству, что очередные чрезвычайно опасные идеи внушает Керенскому заместитель руководителя миссии Американского Красного Креста Раймонд Робинс. Суть идей - "выбить почву из-под ног Ленина, перехватить лозунг "Мир, земля, хлеб". В частности, разделить землю между крестьянами. Нокс от таких советов Робинса был в ужасе, писал в Форин-офис: "Если сегодня будут перераспределять земельные владения в России, завтра то же самое начнется в Англии" [168]. Однако Керенский безоговорочно слушался американского "друга". В октябре правительство приняло закон, которым "временно", до решения Учредительного собрания, вся земля отдавалась крестьянам. Это привело к новой волне анархии в деревне и дезертирства из армии - землю делить.
Но к числу козырей, на которых играл Ленин, относилась не только земля, а еще и мир. И в данном отношении Временное правительство также принялось "выбивать почву". Приняло закон о мире, коим предусматривалось начать "энергичную мирную политику". В ноябре в Париже должна была состояться очередная межсоюзническая конференция Антанты. 12 (25) октября было решено, что Россию на ней будут представлять Терещенко и Скобелев. Был выработан и пакет предложений, который внесет делегация.