– Я сотрудник Главного разведывательного управления, – сухо отчеканил Павел, возвращаясь на свое место за столом. – И нахожусь здесь по поручению Председателя Совета Министров товарища Маленкова. Сядьте как положено.
Вот теперь Берия вздрогнул. И еще как! Принял прежнюю позу, выждал секунд пять и спросил с плохо получившимся равнодушием:
– Вас прислал Георгий? Что ему нужно?
– Его интересует ваша вредительская деятельность на государственном посту. Что вы уже сделали и что собирались сделать.
– Вредительская? – удивленно спросил Берия. – Это его формулировка?
– Это моя формулировка, – тут же сориентировался Павел. – Если ваша деятельность не была вредительской, зачем Председателю Совета Министров ею интересоваться?
Коротков внимательно наблюдал за собеседником и все же упустил момент, когда Берия преобразился. Он сидел все в той же позе, так же смотрел прямо перед собой, и лицо было таким же отекшим, но что-то изменилось – словно бы внутри этого мешковатого человека развернулась тугая пружина.
– Короче, – резко оборвал он. – Чего хочет от меня Маленков?
– Он хочет получить планы экономической реформы, которую вы разрабатывали в последнее время, – против воли захваченный его напором, в том же темпе и в том же тоне ответил Павел.
Внезапно Берия рассмеялся. По-видимому, он не того ждал.
– Реформы? Неужто они намерены ее реализовать? Передайте Георгию, у возглавляемой им команды на это мозгов не хватит. Они думают, реформа – это автомат по продаже газировки? Бросил гривенник, получил стакан воды и пей? Постарайтесь понять и объяснить Маленкову, гражданин следователь, что реформу надо проводить. За ней необходимо наблюдать ежедневно, отслеживать все процессы и вовремя принимать меры. В нашем замечательном правительстве человека, способного провести такую работу, сейчас не наблюдается. И даже если он когда-нибудь появится, к тому времени все эти планы будут устаревшими. Поэтому передайте Георгию, что о реформе он может забыть.
А вот тут Никита Сергеевич глядел точно в корень. Как раз об этом он и предупреждал.
– Вы пытаетесь объяснить правительству, что вам следует сохранить жизнь? Об этом уже подумали. Я уполномочен передать, у вас есть шанс. Если вы сумеете доказать свою необходимость для государства…
– Ваши хозяева повысили цену? – хмыкнул Берия. – Я уже сказал: нет!
Кровь бросилась майору в лицо.
– Послушайте, гражданин Берия! Вы мне тут в шпионов не играйте! Я не собачка, и хозяев у меня нет! Не знаю, кто и что хочет у вас купить, а меня прислал товарищ Маленков – говорить с вами об экономической реформе. И будьте уверены, никто ваши гениальные планы кулаками из вас выбивать не станет. Не больно-то они и нужны…
Берия внезапно поднял голову и очень внимательно посмотрел на него.
– Это тоже Маленков сказал? Или это ваше мнение, гражданин следователь?
– О чем вы? – не понял Павел.
– Не поняли, так и неважно. Передайте Георгию: в то, что мне сохранят жизнь, я не верю. Говорить о государственной работе согласен, но пусть он выберет более простые темы. Те, которые сейчас действительно актуальны, а не эту мифическую реформу. А сейчас попрошу меня отпустить. Я плохо себя чувствую. И не притворяйтесь многоопытным следаком, у вас не получается. Просто делайте, что вам поручено.
Павел, чувствуя, как краска заливает лицо, подошел к двери, поднял руку, чтобы постучать. Не оборачиваясь, спросил:
– Прислать к вам врача?
– Нет, – отрезал Берия. – Лечиться в моем положении вредно. Я бы предпочел умереть раньше, чем Руденко и его компания возьмутся за меня всерьез.
– Вы о чем? – не сразу понял Павел. – А, все о том же… Почему вы полагаете, будто к вам станут применять несанкционированные методы?
– Вы большой ребенок, – голос за спиной мгновенно изменился. Теперь он был бесконечно усталым. – Полагаю? Я просто это знаю…
В Кремль на доклад к Хрущеву он шел пешком – надо было собраться с мыслями. Павел вышел из бункера оглушенный и сбитый с толку, с головной болью. Он пытался проанализировать допрос, но ничего не выходило, все его построения расползались на глазах. "Постарайся к нему проникнуться, – так сказал Никита Сергеевич. – Найди в нем человеческое". Как раз человеческого-то в Берии было с избытком, но от этого не легче, ибо Павел не представлял себе, как за это человеческое "зацепиться". Попробуй-ка сделай это, когда подследственный видит следователя насквозь, и если не играет с ним, как кошка с мышью, то лишь оттого, что не находит нужным.
Хрущев поднялся из-за стола ему навстречу, радостно и нетерпеливо.
– Ну как?
Павел, так и не разобравшийся, к каким результатам привел его допрос, лишь покачал головой. Хрущев хлопнул его по плечу.
– Да, вижу, ошарашил он тебя. Это он умеет. Трудновато пришлось?
Майор опустил голову.
– Размотал он меня за минуту. С первых же слов начал про доброго и злого следователя – мол, приберегите это для шпаны… Я так и не понял, кто из нас кого допрашивал. Слабоват я против него, Никита Сергеевич, врать не буду.
– Это ничего, ничего… – Хрущев радостно потирал руки. – В твоей слабости вся твоя сила и есть. Ты знаешь, как сделай? Ты представь себе, будто Берия невинно арестованный, как… про графа Монте-Кристо слышал? Вот как этот самый граф. Дай ему убедить себя, сам поверь – мол, сидит он без вины, злые недруги его туда засадили, да… Клюнет Берия, не может он не клюнуть! Ты не огорчайся, все идет правильно. Ты мне лучше скажи: что угадал этот мерзавец и чего он не угадал?
Павел поднял глаза к потолку, припоминая.
– Боюсь, он заподозрил, что я Маленкова и в глаза не видел. Все время переспрашивал, его ли я слова передаю, или говорю от себя. Сказал, пусть, мол, выберет более простые темы, а не эту мифическую реформу. А мне и крыть нечем. Никита Сергеевич, если эту легенду продолжать, нужно получать инструкции непосредственно от товарища Маленкова.
– Ах, Георгий, сукин сын! – стукнул кулаком по столу Хрущев. – А ведь это он мне про реформу-то говорил. Мол, без Берии ее никак не провести… Ну, нечего делать, придется устроить тебе с ним встречу. Но только будет это не скоро. Завтра мы открываем Пленум ЦК, и пока он не кончится, Георгию Максимилиановичу будет не до того. Ну, а потом я вас сведу, получишь у него инструкции и станешь работать. Знаешь что, Павлушка? Велю-ка я выписать тебе гостевой билет, и сходи-ка ты на пленум. И самому полезно, и с Берией будет о чем поговорить, да и не только с Берией. То, чем ты занят и с кем работаешь – это государственная тайна. А вот то, что будет на пленуме – информация несекретная. Билет тебе дадут через академию. Если станут спрашивать, скажешь, дескать, был в обкоме, случайно меня встретил – я ведь там бываю, – и я тебя туда направил. Политинформации по пленуму проведешь в академии, дома можешь рассказать – а то знаю я вас, молодых, свербит у вас перед женой покрасоваться. Этим и покрасуешься… Ну, а что он еще говорил?
– Думал, бить его буду. Советы давал, подбадривал – почему не начинаешь, мол, впервые замужем или как? Когда я жизнь ему пообещал, сказал: цена повысилась, но он все равно не согласен. Не знаю, о чем это…
– То другие дела, – сказал Хрущев. – Передам Руденко. Ничего… Сейчас твое задание главное, а вот когда ты с ним отработаешь, возьмемся за него как следует. Тогда и посмотрим, какое "нет" он нам споет…
– Ну так вот… – закончил Павел. – Умный он и тертый, а все же кое-чего не угадал. Самую малость: то, что я пришел от вас и какое у меня настоящее задание.
Он взглянул на своего бывшего генерала и лукаво улыбнулся. Хрущев погрозил пальцем:
– Ну, шутник! Уж эти мне твои шуточки…
– Так ведь у вас учился, Никита Сергеевич!
Первый секретарь кивком головы указал на дверь кабинета.
– Пойдем выпьем чайку. И докладай мне все, как было, подробно и по порядку…
Павел рассказал Хрущеву все, кроме одного: как вздрогнул Берия, услышав имя Маленкова. Непрост был утренний разговор, ох, как непрост! Не зря Хрущев заговорил о врагах народа, пробравшихся на высокие партийные посты, и о преступных приказах. И есть у майора Короткова одно подозрение по поводу того, кто может быть таким врагом. Сейчас еще рано об этом говорить, но впредь он будет смотреть в четыре глаза и слушать в четыре уха, запоминать каждое слово и Берии, и Маленкова. Он проведет свое расследование и положит на стол Никите Сергеевичу уже не беспочвенные подозрения, а настоящие улики. Восемнадцатилетним пацаном на фронте ему случалось брать немецких офицеров, а теперь он, курсант академии, майор-разведчик, изобличит первого человека в стране, матерого и опасного врага.
Выйдя из Кремля, Павел улыбнулся, расправил плечи – так, словно бы он приходил сюда не по вызову, а по праву, – и пошел в сторону дома. Узнав, что у него болит голова, Хрущев велел идти домой, отсыпаться…
Бункер штаба МВО. 24 часа
Руденко и сегодня не оставил его в покое. Вызвал вечером и мурыжил глупыми вопросами часа четыре. Хорошо хоть обошлось без наручников. Впрочем, и Лаврентий вел себя тихо, ему хватило утреннего допроса, с так ярко вспыхнувшей надеждой и мгновенным разочарованием, когда он понял, что мальчишка и в глаза Маленкова не видел. Если бы видел, никогда не ляпнул бы: "не больно нужны ваши советы". Но какой-то след Георгия в этом деле все же есть…
Денек выдался тяжелый и вымотал его вчистую, но заснуть Берия не мог. Нервы разыгрались не на шутку. Кто же это такой хитрый, кто подослал парня с его "реформой"? Через кого действовал Маленков? Надо мальчишку повыспрашивать, он молодой и резвый, проговорится…
Устав лежать на боку, Берия повернулся на спину, натянул на лицо одеяло, чтобы прикрыть глаза от слепящего света лампочки под потолком. Мальчишка… А ведь парню-то к тридцати. Разве Лаврентию столько было, когда он разматывал на допросах лидеров боевых отрядов? Когда они с Багировым ставили на ноги Азербайджанскую ЧК, Мир-Джафару исполнилось двадцать пять лет, а Берии – двадцать два, и к тому времени он был уже опытным разведчиком. Хотя и этот парень в двадцать лет не у мамки под юбкой сидел, фронтовик – по глазам видно. Но все же не то время – Берия в его годы отвечал за всех чекистов Закавказья. Правда, это его совершенно не радовало…
Глава 5
Пленум
3 июля 1953 г. Москва. 2 часа 30 минут
Павел обещал сразу после заседания обо всем доложить замполиту, поэтому отправился не домой, а в академию. Хотя, по правде сказать, больше всего ему сейчас хотелось сесть у себя в комнате и молча напиться, настолько гнетущее впечатление произвело на него это собрание. Странно, ведь разоблачили и арестовали такого врага, радоваться вроде бы надо… Впрочем, радовались в этом зале, да, радовались – но как-то суетливо и неубедительно, переигрывая, как в провинциальном театре. Он чувствовал это спинным мозгом – все последние десять лет он только и делал, что учился отделять видимое от сущего…
Замполит ждал его в своем кабинете, домой не уходил. Сразу же, с порога, жадно спросил:
– Ну что?
Павел лишь рукой махнул.
– Рассказывай!
– Сейчас, только с мыслями соберусь…
Он снова вспомнил зал, членов ЦК, возбужденных и притихших одновременно, глаза, молча и жадно устремленные на трибуну, где стоял председатель Совета Министров. Павел, знавший больше, чем все эти люди, вместе взятые, смотрел на них из своего уголка с легким торжеством, но потом и его потащило за собой это всеобщее ощущение невероятных перемен, сладкое и страшное одновременно, словно бы стоишь высоко-высоко над обрывом… А ведь их этому учили, это же эффект толпы – а от толпы надо психологически дистанцироваться. Ну вот и дистанцируйся, товарищ Коротков, применяй на практике то, чему тебя два года обучали. Ты профессионал, работай: вспоминай и смотри, смотри холодными глазами чужака…
…Маленков, не поднимая головы, ровным голосом читает по бумажке свой доклад. Сначала холодно, как-то мертвенно-спокойно, потом он оживился, вошел в роль, время от времени взглядывает в зал, добавляет что-то от себя, какие-то реплики, оценки – явно общее настроение захватило и его. О чем он говорил? Сначала общие слова о смерти Сталина, о единстве партии и народа. Потом перешел к Берии. Память у Павла абсолютная, и голос председателя Совмина так и звучал в ушах.
"Берия стал ловко и умело пользоваться своим положением министра внутренних дел и развил активную деятельность в том преступном направлении, чтобы поставить МВД над партией и правительством…"
– Ну-ну! – напрягся замполит. – А конкретно-то что? Говори!
– Он прочитал письмо начальника МВД Львовской области Строкача, – Павел поморщился, – бывшего министра внутренних дел Украины.
– Ты что кривляешься, словно лимон ешь? – спросил замполит.
– Да я ведь на Украине служил. Бардак этот Строкач такой развел в МВД… В общем, правильно его погнали!
– Дело не в бардаке, – прервал его замполит. – Рассказывай.
Чем дальше говорил Павел, тем больше хмурился замполит. И когда он закончил рассказ, подумал и велел:
– Ты это… Ты на пленуме сиди, слушай, а политинформации пока не читай, не надо. Преступления Берия явно не те, о которых там говорили. Или еще не дошли до настоящей его вражеской работы, или он натворил что-то такое, о чем во всеуслышание сказать нельзя. Наши курсанты в этом живо разберутся, пойдут всякие слухи… Помолчи, не надо, немного подождем.
…И теперь майор кружил по ночным московским улицам, снова вспоминая то, что было на пленуме, и тоже хмурился – чем дальше, тем больше. Он прекрасно понимал – Строкач попросту сводит личные счеты и попутно дурит голову Маленкову и Центральному Комитету. Надо будет непременно рассказать об этом Никите Сергеевичу, чтобы знал, с кем дело имеет. Товарищ Маленков не обязан разбираться в специфике этой работы, но ведь Павел-то ее понимает!
"В апреле с. г. министр внутренних дел Украины Мешик дал мне как начальнику областного Управления МВД по Львовской области указание собрать и донести в МВД УССР сведения о национальном составе руководящих кадров партийных органов, начиная от парторганизаций колхозов, предприятий и до обкома включительно. Одновременно Мешик предложил сообщать о недостатках работы партийных органов в колхозах, на предприятиях, в учебных заведениях, среди интеллигенции и среди молодежи. Считая такие указания неправильными, так как органы МВД не должны и не имеют права проверять работу партийных органов, думая, что Мешик по ошибке или по неопытности дал такое указание, я пытался убедить его, что собирать такие сведения о работе партийных органов через органы МВД недопустимо… Я не поверил Мешику, что это задание исходит от т. Берия, так как считаю, что т. Берия как член Президиума ЦК КПСС в любое время может такие данные получить в ЦК КПСС или в ЦК Украины…
Руководствуясь своим партийным долгом, я доложил секретарю обкома партии т. Сердюку о полученном мною от т. Мешика таком явно неправильном указании…"
Павел так разозлился, что даже остановился, тихо матерясь. Вот ведь провокатор! Можно подумать, он не понимает, что органы МВД обязаны контролировать работу партийных комитетов, как и любых других органов, – именно ради того, чтобы вовремя распознавать врагов. Таких, как сволочь Черновол, второй секретарь Драгомичского райкома, предательство которого обошлось им в восемнадцать жизней. Можно подумать, про Черновола он не знает! Знает, еще как – его выявили не чекисты, а контрразведчики, уже в самом конце сорок пятого, и скандал был до неба. Контрразведчики потом рассказывали, каким матом крыл Строкача на совещании примчавшийся из Москвы начальник СМЕРШа – двенадцать из восемнадцати погибших были из его ведомства, а за своих "главный волкодав" страны стоял насмерть, – а тот оправдывался, мол, партийцы… Что он говорил тогда и как повернул теперь!
"Характерно отметить, что и заместитель министра внутренних дел УССР т. Мильштейн ведет такие же разговоры. Например, в марте с. г. он мне и товарищу Ивашутину, бывшему заместителю министра внутренних дел УССР, говорил, что теперь все будет по-новому, партийные органы не будут вмешиваться так, как это было раньше, в работу чекистских органов. Начальники УМВД областей должны и будут независимы от секретаря обкома партии".
Их районный начальник УНКВД тоже оправдывался тем, что Черновол попросту приходил и требовал сведений о ходе работы. А если его пытались не допустить, метал громы и молнии на партактивах, обвиняя чекистов во всех грехах. Военные контрразведчики, мало зависевшие от района, сразу послали ретивого партсекретаря далеко и прямо, гэбисты тоже как-то отбились, а наркомвнудельцы оказались беззащитны перед напором райкома, через них и шла утечка. Да и не только в этом дело! Если бы партийцы занимались одним политическим руководством! Но ведь они лезут везде, вплоть до оперативной работы, даже сидят на допросах, а молчать их не заставишь, не обязаны. Да и плюют они на все просьбы, особенно как нажрутся!
Павел со злости стукнул кулаком по стене дома, попал по какой-то железяке – боль отрезвила, он выругался и немного успокоился. Никите Сергеевичу надо будет обязательно рассказать о Строкаче и объяснить все эти тонкости. Он ведь думает, все партийцы такие же, как он сам. Если бы так!