- К тебе. Ты никогда не возвращался в Скопле и на реку. - Он молчал, и Феодора размышляла, как убедить его. - Люди будут радоваться и устроят праздник по поводу приезда их цезаря.
- Я позаботился о них. Город теперь носит имя Юстиниана Прима, первый город с моим именем, потому что там я родился. Я приказал соорудить стену с четырьмя башнями из карийского известняка.
Сколько там уже было Юстинианов? Восемь, десять? Феодора молча подумала, что их имена не останутся навечно. Нет, город снова станет Скопле. Но теперь император не согласится оставить дворец.
Он подозрительно глядел на неё, осознавая, что столкнулся с её волей.
- Люди будут чтить имя цезаря, - умиротворяюще пробормотала она.
На фоне пылающего заката стала видна знакомая пирамидальная крыша пурпурного дворца. Феодору никогда не приносили сюда, чтобы она дала жизнь ребёнку, сын её дочери женится на дочери Белизария, и у этих двоих будет надежда, богатство и титулы, после того как закончатся голод и войны. Тут к Феодоре пришло негодование против человека рядом с ней, который не хотел взглянуть в лицо фактам. Неужели он жил, только чтобы строить памятники в свою честь?
- Юстиниан, вчера я говорила с Яковом, епископом Эдессы...
- Яковом Барадеусом, оборванцем?
- Оборванцем, - Феодора намеренно бросала вызов супругу, потому что этот странствующий епископ был её веры и охранялся ею, - он проскользнул мимо твоих стражников, Юстиниан, они не нашли его и не арестовали. Теперь он отправился к иудейскому царю Абу Нуве, живущему в шатрах на арабском берегу, называемом ими священным. Христианские священники Эдессы идут к язычникам, - Феодора взглянула на усталую, сутулую фигуру Юстиниана, - я ненавижу стены этого дворца и хочу покинуть их. Позволь мне отправиться в путь со священниками. Юстиниан, я правда хочу уйти.
Правитель отвернулся и тяжело оперся на её плечо, она даже ощутила, как он шумно втянул воздух. Он запинался и указал пальцем на два огонька ламп у дворцовой двери, сказав что-то о безопасности в окружающей темноте. Юстиниан не хотел, чтобы Феодора уезжала.
- Как угодно цезарю. - Повернувшись на тропе, она повела его к дворцу.
Затем произошло нечто странное. Юстиниан заторопился, он задыхался, его ноги в жёстких полусапогах скользили по гальке, рука, опирающаяся на плечо Феодоры, подталкивала её вперёд, когда они проходили мимо тёмного фасада пурпурного дворца. Она поняла, что он страшился пустой темноты, где не были слышны песни рыбаков. Он обливался потом, пытаясь убежать от кого-то невидимого, и почти повис на жене.
- Юстиниан, - тихо произнесла она. Феодора чувствовала всю безнадёжность того, что собиралась сделать. Она хотела, чтобы Гирон стал настоящим министерством иностранных дел и высшей судебной инстанцией, в то время как её супруг служил бы воплощением верховной власти в Священном дворце, который она ненавидела. Если же Юстиниан её боялся, она бы навлекла на себя беду, попытавшись осуществить свою цель. Гирон не мог одолеть Священного дворца. И она должна отказаться от своего плана, чтобы поддерживать Юстиниана в его слепых устремлениях.
- Юстиниан, - Феодора пыталась отвлечь его от тяжких мыслей, - ты не сказал мне, что ты строишь в Юстиниане Секунде.
Ему было приятно поговорить на эту тему:
- У реки будет большая церковь, посвящённая Божьей Матери.
Когда он заговорил, страх оставил его; голова поднялась при мысли о белых известняковых стенах церкви, которые украсит зелёный каристийский мрамор; рука Юстиниана легко обхватила руку Феодоры, когда они подошли к освещённым воротам, где два стражника опустили, как по команде, свои посеребрённые пики. В свете пылающих факелов императорская чета прошла внутрь.
Силентиарии и стражи в коридорах заметили перемену в Юстиниане, говорившем как бы с самим собой. На улицах звездочёты и прорицатели давали объяснение такого поведения императора. Его сопровождает невидимый ими злобный демон. Очевидно, с ним и беседует Юстиниан.
Когда эти слухи дошли до Феодоры, она стала гулять с супругом по вечерам в окружении множества людей. Таким образом, она покинула Гирон ради дворца.
Германий был первым, кто донёс с границ первое предупреждение.
Новости произвели большое впечатление на Юстиниана, потому что он верил всему, что говорил его красивый кузен. Не являясь по натуре солдатом, Германий, племянник Юстина, владел богатством своей матери, одной из рода патрициев Анциниев из Западного Рима, и достойно принимал все тяготы службы на границе. В Африке он поддерживал порядок, в Антиохе ему не удалось противостоять Хосрову, но его уважали германцы и гунны-федераты с севера, не скрывавшие от него своих мыслей, потому что он щедро платил золотом.
- Над степями собирается ураган, кузен, - заявил Германий, - ты знаешь, как птицы взлетают на высокие деревья, когда начинает дуть ветер. Германские племена продвигаются к полуострову Эвксина. До самой горы Олимпа в Греции славяне срубают деревья и строят свои хижины. Но все они чувствуют приближение ветра. И это правда.
Светловолосый командующий, подобно своему дяде, имел привычку говорить правду в лицо. Он питал отвращение к скачкам и дворцовым интригам и любил нелёгкое ремесло сталкивания варварских вождей друг с другом, платил им, чтобы они не совершали набегов, или оттеснял их прочь, если из союзников они превращались в грабителей. Поскольку у Германия было много сыновей, Феодора не доверяла ему, видя в нём претендента на трон. Поэтому она старалась держать римского патриция подальше от столицы.
Но он заметил в своих соседях-варварах что-то новое. По его выражению, они окапывались. После эпидемии чумы Германий притащился в новоотстроенный город булгар недалеко от старого дома Юстиниана в Скопле. Их население отказалось повиноваться приказам местного префекта. "Они говорят, ты нанял их возить известняк для строительства". Юстиниан кивнул и заметил, что законы запрещают варварам объединяться под властью своего лидера.
- Законы - это хорошо, цезарь, но, чтобы поймать вора-карманника в лесу, потребуется взвод. Нужен полк, чтобы призвать к порядку этих булгар.
- Как им удалось миновать сторожевые посты?
- На некоторых постах нет даже собаки.
- А крепости?
Кастеллы, или крепости, - выдумка Юстиниана. Разбросанные по всей границе, они стояли на вершинах холмов и были достаточно большими, чтобы вместить жителей деревни с их скотом. Задумка состояла в том, что деревенские жители могли сами скрываться от захватчиков и ждать освобождения.
Глядя на своего кузена, Германий улыбнулся:
- Варвары идут прямо туда. Вместе со стадами. Очень удобно.
Германий имел один недостаток, свойственный и его дяде. Для него и его сыновей удержание линии фронта со всеми армиями превратилось в игру. Они довольно преданно играли в неё, сами ничем не рискуя. Почётный титул консула передавался от отца к сыну. Лучше бы Юстиниан дал им какую-нибудь провинцию. Но Феодора, которой удалось уничтожить префекта преторианцев Иоанна и преуменьшить значение Белизария, никогда бы не позволила Германию стать главой провинции.
Юстиниан резко воскликнул:
- Почётный титул консула будет отменен. Больше не будет консулов.
- Что? - сначала изумился, а потом рассмеялся Германий. - Ну, это скорее была тяжёлая обязанность, а не почётная должность. Я скажу сыну, что он последний римский консул. Но он принимает титулы всерьёз, кузен.
Как и Белизарий, Германий был рад служить совсем без чинов. Такие люди, как он, жили в военных лагерях, с горсткой солдат они осмеливались вклиниваться в ряды мятежников или диких варваров. В Африке Германий назначил главаря мятежников своим телохранителем, чтобы усыпить его подозрения, пока его не схватили и не посадили на кол. Юстиниан не знал такой смелости.
- Я ценю твои достижения, Германий, - быстро сказал Юстиниан. - Никто из ныне живущих не сделал для империи больше, чем ты. Нет титула почётнее, чем имя Германия.
Его слова произвели желаемый эффект. Беззаботный богатый патриций обрадовался:
- Я передам своим сыновьям похвалу императора Августа.
- Передай. Они тоже разделят славу Германия.
Простодушный командующий покраснел от удовольствия и инстинктивно огляделся по сторонам, чтобы посмотреть, не услышали ли слуги, как его хвалили. Но Юстиниан предусмотрительно удалил всех свидетелей. Притворившись благодушным, он заговорил о том, что сам хотел выяснить, - о противостоянии новой опасности на берегах Дуная, не слишком хорошо осознаваемой Германием. Это незаконное формирование мигрантов должно быть разогнано, иначе новые деревни могут объединиться в королевства, которые будет сложно подчинить.
- Ты можешь заплатить жителям деревни, как союзникам. Пусть это будет дар, - предложил Юстиниан. - А потом запиши в свои ряды их лучших воинов.
Германий покачал головой:
- Чума сделала своё дело. Они окопались, установили свои алтари и языческие часовни. Я говорил тебе, кузен, они подчиняются своим племенным королям и ханам.
Вспомнив, как Германий подавил мятеж в Африке, император сказал:
- Тогда возьми на службу их королей и ханов. Племена последуют за своими вождями.
- А я не смогу спать ночью. Нелегко быть пастырем стаи волков. Мы никогда прежде не брали на службу варваров целыми кланами и селениями. Ты возьмёшь на себя этот риск?
- Да, - согласился Юстиниан, - пока Германий будет командовать войсками.
Но как только правитель принял это решение, у него стало тяжело на душе. Ночью он обратился за помощью к своим безмолвным советникам, древним книгам. В отсутствие Германия его воображение рисовало молчаливых непостижимых варваров, крадущихся мимо его солдат, отказывающихся от его даров, направляющихся к его городу - Августин где-то упоминал о таких маленьких королевствах и об империи.
Юстиниан взволнованно перелистывал страницы "Божьего града", пока не нашёл нужное место: "...разве хорошо добрым людям радоваться увеличению империи? Если бы дела людей шли хорошо, без войн, все королевства оставались бы маленькими. Многие из них возрадовались бы и согласились стать соседями в большом городе".
Но в империи Юстиниана не могло быть народов, которые бы, как дома, составляли его город. Могла быть только одна империя, защищающая всех и правящая всеми.
Путешественники говорили, что идёт формирование народов на потерянном острове Британия. Англы и саксы подчинялись только своим королям, а оставшиеся римляне носили ошейники рабов. Ни один командующий Юстиниана не дошёл до того дальнего острова и не вернулся живым. Прокопий говорил, что туда рыбаки доставляют призраков.
"Люди, которые ловят рыбу сетями или торгуют на море, говорят, что им тоже приходится переправлять на остров души умерших. Как только сгущаются сумерки, они возвращаются в свои хижины, чтобы выспаться и дождаться своего часа. Поздней ночью в их дверь стучат, и они слышат неясные голоса, призывающие их на службу. Они поднимаются с постелей и идут на берег. Там их уже ждут чужие ялики. Они садятся в них и берут весла, чувствуя, что лодки перегружены пассажирами. Уключины тонут в воде и омываются волнами. Однако никого не видно. Когда они подходят к берегам Британии, лодки неожиданно становятся лёгкими. Люди говорят, что слышат с острова голоса, называющие каждого пассажира по имени. Если пассажир - женщина, то голос называет имя супруга, бывшего у неё при жизни".
Конечно, это только легенда, которую передают на побережье франков, называвшемся раньше Галлией. Однако и в ней есть доля правды. Остров Британия неподвластен человеческому разуму, его знают лишь рыбаки да купцы, отваживающиеся плыть туда с таким страхом, словно в преисподнюю. Та же самая судьба может ожидать Юстиниану Приму или даже Равенну. А может, сам Константинополь.
Император отдавал приказания сократить до минимума все правительственные расходы. Он потребовал завершить войну в Италии, подавив воинственных готов и отправив армии защищать границы.
Затем, словно над ним смеялась сама судьба, с востока летом 544 года пришли страшные вести.
Хосров снова повёл полчища персов по Евфрату, а против него уже не могла выступить армия Белизария. Направляясь на запад, он достиг укреплений Эдессы, города, знавшего апостолов Христа. Там за выкуп он потребовал всё переносимое городское богатство, а жители решили защищаться. Юстиниан надеялся только на какое-нибудь чудо, которое остановит воинственных Сасанидов. Он не мог послать армию на помощь городу.
Сообщения говорили о бешеных атаках персов, одну из них удалось отразить благодаря неизвестному фермеру, поднявшему со стен города тревогу. Некий Пётр, крещёный перс, принял на себя командование всеми отчаявшимися защитниками города, даже детьми. Хосров воздвиг непреодолимый курган из древесных стволов, досок, камней и земли. Персидские инженеры продвигали его ближе к городу. Он вскоре должен был подняться над стеной, и Эдессу бы постигла судьба Антиоха. Жители Эдессы не могли построить свою стену выше и не имели возможности выступить против полчищ персов. Вместо этого неизвестный строитель показал жителям, как опустить вниз бревно и поддеть им искусственный вал персов. Все понимали, что это почти ни к чему не приведёт, поскольку на их бревно упадёт лишь несколько брёвен и камней. Но у строителя было другое мнение.
Когда бревно добралось до персидского вала, оно превратило его в квадратную насыпь, подперев крышу досками. Затем жители Эдессы заполнили образовавшийся просвет кедровым деревом, мешками с асфальтом и кусами серы и залили всё скипидаром. Смесь подожгли, пламя разгорелось очень сильно, подпирающие бревна обвалились, разрушив часть персидского сооружения и пропустив внутрь воздух. В результате деревянные подпорки кургана тоже загорелись.
Когда изумлённые персы увидели дым, поднимающийся из дыр разрушенного кургана, жители Эдессы обманули их, начав выбрасывать за стены горящие горшки и факелы, чтобы персы подумали, что дым исходит от них. Сам Хосров изучил разрушенный курган и понял, что произошло. По его команде тысячи людей принялись носить воду с реки, чтобы потушить своё горевшее сооружение.
"Затем рассудок Царя царей помутился, - сообщил гонец, принёсший весть об освобождении города, - поскольку вода не могла потушить пламя. Поднялся удушливый дым, отпугивая живых. Огромный курган превратился в обугленную кучу, над которой поднимались ядовитые пары. Царь царей был в гневе. В течение нескольких дней он приказал своим солнцепоклонникам атаковать стены, но их защищало горящее масло, которое крестьяне, женщины и дети лили на головы осаждавших. После этого огромная армия убралась восвояси".
Феодоре казалось, что Эдессу спасли не столько военные силы, сколько дух крещёного перса, наблюдательность крестьянина и мастерство городского строителя. Но Юстиниан был убеждён, что его великий план удался. Разве не он укрепил Эдессу и разве не Эдесса, в свою очередь, защитила его? Поспешно, окрылённый победой и при помощи опустошения, вызванного чумой на востоке, он заключил очередное пятилетнее перемирие с Хосровом. Все происшествия на дальних границах Юстиниан теперь относил на свой счёт, на счёт помощи или вреда его неизменной Идее.
Ему было приятно, что Феодора больше не перечила. Она приняла его планы как нечто непоколебимое. "Я всего лишь женщина и не понимаю этих противоречивых идей, - объясняла она, - но я не предам учение моих духовных отцов, пока жива. Я уже немолода, Юстиниан. Позволь мне поступить так, как Юфимия, и помоги моей церкви". Правитель с радостью согласился. Он часто говорил о ней как своей императрице, ниспосланной Богом. Но он и не предполагал, насколько далеко зашла Феодора, помогая своим священникам на востоке.
Мрачное упроство Юстиниана в возрождении старой империи начало пугать народ. По мнению патрициев и простых людей, император уже не был обычным человеком. Он стал силой, игнорирующей чуму, голод и поражение, не обращающей на них внимания во имя иллюзорной победы.
"Некоторые из тех, кто был с императором поздно ночью, - тайно писал Прокопий, - казалось, видели, как его место занимает какой- то призрак, его лицо теряло всякие очертания, без глаз, а затем становилось обычным лицом императора".
Словно спутник Юстиниана, зловещий демон, овладел им. То, что он предпринимал, могло быть происками демона. После Эдессы Юстиниан получил помощь из другого источника. Из-за моря снова вернулись его корабли, чтобы восстановить разрушенное чумой и войной. По крайней мере, так он думал.
На самом деле отважные купцы принесли облегчение Константинополю, возобновив торговлю на море, как только чума ослабила свою хватку в портах. Из визиготской Испании и Галлии, куда не могла проникнуть римская армия, привозили железо, серебро и рабов. Еврейские и греческие торговцы основывали свои сообщества за границей, в Кадисе или Марселе (Массилия). Из внутренних областей Африки сирийские купцы доставляли корицу и слоновую кость, чтобы обменять на дерево и соль с Адриатического побережья. Варварские короли предпочитали иметь дело с этими независимыми торговцами, не связанными римской монополией, и до самого северного порта Танис в устье Дона (Танаиса) нагружали в свои суда меха, шерсть и серебро в обмен на горсти эфиопских изумрудов, так любимых гуннскими вождями.
Расположенный между морями и сухопутным маршрутом из Европы в Азию Константинополь служил складом. Когда он пришёл в себя после эпидемии чумы, корабли снова стали причаливать к Золотому Рогу. Посещая кладчиков мозаики в церкви Святой Ирины, Юстиниан видел их проплывающие мимо паруса.
Затем нежданная надежда пришла с дальнего края земли. Обнаружили секрет производства шелка. Долгое время логофеты пытались открыть путь туда, где восходит солнце, к Стране шелка. Её не было на картах, даже на карте мира монаха Козьмы, который воображал, что там находится райская гора. Дорога туда вела через северные земли. Она шла степями гуннов и аваров, от Дона к Волге (Ра), а затем исчезала в неизведанных просторах земли гипербореев. Оттуда иногда привозили меха, но из Страны шелка ничего не доставляли.
Теперь главные караванные пути на Восток были блокированы персами, выступающими в роли посредников и продающими азиатские товары римлянам по высоким ценам. Продвижение Хосрова на Кавказ усугубляло ещё больше опасности северной дороги через степи.
Юстиниан упорно пытался открыть южный путь морем в обход персидских владений. Отважные торговцы из Александрии, эфиопы и арабы, отправлялись по каналу к Красному морю. Оттуда они двигались к Стране фимиама, где путешествовали миссионеры Феодоры к царству Абу Нувы, и закупали мирру и ладан. С этого арабского берега, прозванного благословенным, купцы при помощи попутного ветра причалили к Индии. Там они закупили жизненно важную медь, хлопок и перец, а также жемчуг и черепашьи панцири на Цейлоне. Но морской путь в Страну шелка был слишком опасен. Персы, контролирующие запасы тонких восточных тканей, дамасской стали, ковров и великолепных занавесей, контролировали также запасы шелка.
Изготовление шелка держалось в строгом секрете. Бесценную ткань производили не из волокон растения или шерсти какого-либо известного животного. В производстве участвовали невидимые ткачи.