В этот момент командир спасательного судна "Замалек" (1567 тонн водоизмещения) капитан Моррис двинулся на выручку поврежденному транспорту; его корабль оглашал пространство протяжным звуковым сигналом "Иду на помощь!". Приказа об оставлении судна не потребовалось. Еще до того, как у правого борта транспорта взорвалась торпеда, матросы стали готовить шлюпки левого борта к спуску. При взрыве две из четырех шлюпок получили повреждения, но оставшиеся две сразу же после взрыва были спущены на воду. Не прошло и нескольких минут, как набившиеся в шлюпки матросы стали грести прочь от судна, несмотря на то что никакой непосредственной угрозы затопления или опрокидывания транспорта, по мнению свидетелей, не существовало.
Через двадцать пять минут спасательное судно подобрало сорок семь человек команды, включая его мастера капитана С.Е. Нэша. Команда транспорта представляла собой удивительно пестрое собрание индивидуумов. Боцману, к примеру, было восемьдесят лет от роду, а самому младшему из команды - артиллеристу - только что исполнилось семнадцать. Интересно, что все моряки оживленно обсуждали происшедшее, время от времени разражаясь хохотом. Капитан Моррис повидал на своем веку немало людей, потерпевших кораблекрушение, но столь жизнерадостных ему еще видеть не приходилось. Большинство матросов были негры; некоторые из них захватили с собой коричневые и черные портфели; можно было подумать, будто они собрались в город по делам. Кроме того, большинство американцев были одеты в "воскресные костюмы" и носили белые воротнички и галстуки. Моряки ничуть не промокли - так гладко прошла операция по их спасению. Когда Моррис увидел, что его люди помогают американцам выгружать багаж, он в раздражении крикнул, чтобы они о вещах спасенных не заботились.
Теперь транспорт и спасательное судно находились в восьми милях позади конвоя. Рядом с ними качались на волнах корвет и два тральщика. Танкер "Алдерсдейл" просигналил, что готов взять подбитый американский транспорт на буксир. Коммандер Бруми велел тральщику "Бритомарт" исследовать судно и доложить о его состоянии. В 5.20 утра, после того, как Моррис принял на борт всех оставшихся в живых американцев, "Бритомарт" просигналил на "Кеппел":
"Мастер "Криса Ньюпорта" сообщил, что двигательный отсек и кочегарка затоплены. Рули и система управления вышли из строя. Если переборки выдержат, будет держаться на плаву".
У Бруми не было времени, чтобы откачивать из затопленных отсеков "Ньюпорта" воду и брать его на буксир. Поэтому он отдал "Бритомарту" команду занять свое место в тылу конвоя, а корвету "Дианелла" - вызвать субмарину с тем, чтобы та потопила оставленный экипажем транспорт. Союзная подводная лодка П-614 выпустила по транспорту сначала одну торпеду, затем вторую, но американский транспорт не демонстрировал никакого желания идти ко дну; корвет "Дианелла" даже сбросил под дно транспорта две глубинные бомбы, но эта мера также оказалась неэффективной. К этому времени даже "Замалек" исчез на горизонте; корвет и субмарина оставили попытки потопить "Кристофер Ньюпорт" и устремились вслед за конвоем. Новенький транспорт типа Либерти был оставлен на поверхности моря.
Командир спасательного судна Моррис попросил своего старшего офицера пригласить на мостик мастера американского судна. Кроме того, он приказал своему стюарду приготовить пудинги с почками, чтобы, когда начнется очередная воздушная атака, членам команды было что положить на зуб. Через некоторое время на мостик поднялся мастер Нэш. Капитан-валлиец с подозрением посмотрел на торчавший из-за пояса американского мастера большой револьвер и, когда начавший повествовать о постигших его бедах американец замолчал, чтобы перевести дух, заявил, что не может позволить американцам, находящимся на борту его корабля, носить оружие. Не отдадут ли господа американцы свои пистолеты на хранение его старшему офицеру мистеру Макдональду? - осведомился он.
Эта просьба-приказ настолько озадачила Нэша, что он с минуту ничего не мог сказать и только молча разевал рот. Наконец он снова обрел дар речи. "Но как же нам быть, малыш? - спросил он у Морриса, который был короче его на добрых 18 дюймов. - Ведь это же негры! Когда они начинают орать или поднимают панику, офицерам только и остается, что стрелять, - иначе их к порядку не призовешь". На это Морис ему сказал, что у него на корабле стрельбы не будет - ни при каких условиях. А в том случае, если американцам не нравятся порядки на его судне, то они могут отправляться туда, где они находились раньше и откуда он, Моррис, их забрал, - то есть на свои спасательные шлюпки. Некоторое время американский мастер колебался, но потом отдал свой револьвер старшему офицеру "Замалека". Начальник военной охраны транспорта сделал то же самое. Надо сказать, что на всем пути до Архангельска - а был день, когда "Замалек" подвергался непрерывным атакам с воздуха на протяжении четырех часов, - ни один из негров ни разу не запаниковал.
В 5.45 утра возвращавшийся к конвою "Бритомарт" передал на "Кеппел" следующее сообщение: "На "Крисе Ньюпорте" убиты один офицер и два матроса. "Замалек" принял на борт 47 человек из его команды". Что же касается самого корабля, то офицер его военно-морской охраны сообщил впоследствии американским властям, что "транспорт был потоплен артиллерийским огнем британского эскортного судна".
Потеря транспорта имела, так сказать, и побочный эффект. Многочисленные шумы в виде взрывов торпед и глубинных бомб, передававшиеся под водой на большое расстояние, привлекли внимание немецких подводников. В 5.03 утра гидроакустик с подлодки U-255 уловил эти звуки, о чем капитан-лейтенант Рехе сразу же доложил Шмундту. Это был первый звуковой контакт Рехе с караваном после полуночи. Этот контакт, а также полученное по радио сообщение о попадании авиационной торпеды в американский транспорт внушили адмиралу Шмундту уверенность в том, что его субмарины в скором времени настигнут конвой. В 7.00 утра U-457 (капитан-лейтенант Бранденбург) обнаружила одинокий транспорт, над которым кружил самолет-разведчик. Бранденбург сообщил координаты транспорта на другие подводные лодки, а сам подошел к нему поближе. На корабле не было видно ни одной живой души, и складывалось такое впечатление, что команда его оставила. Это был тот самый "Кристофер Ньюпорт", который не смогли потопить ни немецкие, ни союзные торпеды. В 8.23 утра Бранденбург, установив национальную принадлежность судна, его порт назначения и груз, выпустил по нему торпеду, которая, наконец, отправила его на дно.
За это время конвой получил только одну радиограмму из Лондона - в 8.54 утра, где говорилось, что подводные лодки обменивались кодированными радиограммами относительно положения каравана "на протяжении всей ночи". Это не совсем соответствовало действительности, так как к 11.30 немцы были вынуждены признать, что ни ВВС, ни субмарины не вошли в соприкосновение с конвоем.
Настал День независимости Соединенных Штатов. В Лондоне погода была ясная и солнечная, но в этих широтах было туманно, холодно и безветренно. Температура не поднималась выше трех градусов по Цельсию. Тем не менее, конвой продолжал забирать на север. На американских торговых кораблях в честь праздника должно было состояться торжественное поднятие флага; в этой связи наглаженные, в чистых белых рубашках энсины с самого утра носились по кораблям как угорелые, готовя команды к построению. С мостика английского крейсера "Норфолк" просигналили на американский крейсер "Вишита":
"Поздравляем с праздником. Соединенные Штаты - единственное в мире государство, которое точно знает день своего рождения".
Капитан Х.У. Хилл с "Вишиты" ответил:
"Благодарю вас. Полагаю, что Англия в этой связи должна отмечать День матери".
Контр-адмирал Гамильтон отправил с борта своего флагманского крейсера "Лондон" более официальное поздравление на американские крейсера и эсминцы своей эскадры.
"По случаю Вашего великого праздника мне следовало бы предоставить вашим людям свободный день. Однако у войны свои законы, и враг все еще нам угрожает. Поэтому я скажу только, что для нас большая честь находиться с вами в составе одной эскадры. Желаю сегодня всем нам удачной охоты".
Это было приветствие вполне в духе Королевского Военно-морского флота. Не следует забывать, что и англичане, и американцы считали, что в этот день им придется столкнуться в открытом бою с надводными кораблями германского флота. Капитан Хилл с крейсера "Вишита" ответил в той же приподнятой манере:
"Для нас также большая честь находиться в этот день с вами, ибо мы защищаем идеалы, которые 4 июля были провозглашены базовыми ценностями нашего государства". Празднование Дня независимости, напомнил Хилл Гамильтону, всегда сопровождается салютами и фейерверками. "Надеюсь, - просемафорили с "Вишиты", - сегодняшний день нас в этом смысле не разочарует…"
Глава 4. РАСЧЕТЫ И ПРОСЧЕТЫ
Суббота 4 июля - воскресенье 5 июля
Мои сердечные поздравления.
Лепестки добытого вами цветка
поражают своей красотой.
Адмирал Паунд командиру эсминца,
который доставил ему книгу секретных
военно-морских кодов с захваченной
немецкой подводной лодки в мае 1941 года
1
Для германского морского командования делом первостепенной важности было выяснить дальнейшие намерения союзников, чтобы знать, когда выводить в море свой линейный флот. Адмирал Карлс обратился в штаб 5-й воздушной армии с тем, чтобы авиаторы увеличили количество разведывательных полетов над морем и исследовали подозрительные квадраты - те, где, по словам вылетавших ранее на разведку летчиков, были обнаружены крупные надводные корабли союзников. Карлс рассчитывал получить от летчиков новую информацию по интересовавшему его вопросу во время дополнительных вылетов в 5.00 и в 9.00 утра 4 июля. В середине утра 4 июля, однако, выяснилось, что воздушная разведка не смогла найти конвой; равным образом флот не получил никаких известий относительно замеченных ранее крупных военных кораблей противника - фактически, эскадры контр-адмирала Гамильтона. По этой причине германский линейный флот продолжал отстаиваться в Альтен-фьорде.
Конвой был обнаружен авиационной разведкой только около половины восьмого утра. По словам пилотов, он двигался на восток "пятью колоннами по семи кораблей в каждой" и обладал сильным эскортом из эсминцев и корветов.
Немцы удивлялись тому, что в составе эскорта находился какой-то "странный биплан". Это был "Валрус" с эскадры Гамильтона, который шел на буксире за одним из тральщиков конвоя. Адмирал Шмунд считал, что, пока немецкие линейные силы стоят на якоре, его субмарины должны использовать эту ситуацию к своему преимуществу. В 11.20 утра он обратился из Нарвика по радио ко всем подлодкам из своей "Стаи ледяных дьяволов":
"В оперативной зоне нет ни одного нашего надводного корабля. Местонахождение тяжелых кораблей неприятельского флота в настоящее время неизвестно. Помните, это ваша цель номер один. Но пока они не появились в вашем квадрате, продолжайте следовать за конвоем".
Нет сомнений, что крейсера из эскадры Гамильтона находились вблизи опасной зоны. Между тем в основе передвижений эскадры Гамильтона лежали инструкции Адмиралтейства недельной давности, требовавшие от крейсеров нахождения в скрытной по отношению к конвою позиции, а по достижении 25° восточной долготы отвернуть и следовать в западном направлении. До 25-го меридиана крейсерам оставалось идти совсем немного. Через двадцать минут после того, как Шмундт обозначил тяжелые корабли как цель номер один, Гамильтон решил, что наступила пора снова продемонстрировать свою эскадру немцам. Он изменил курс и пошел на сближение с конвоем. Не прошло и часа, как в небе над крейсерами снова завис немецкий самолет-разведчик.
Гамильтон, исходя из несколько подправленного с благословения Адмиралтейства курса конвоя, рассчитывал настичь караван минут через тридцать, однако, как выяснилось, Бруми пошел южнее, чем от него ожидалось, - другими словами, находился ближе миль на тридцать к побережью и к расположенным на нем немецким аэродромам. В этой связи Гамильтону понадобилось не менее полутора часов, чтобы разыскать караван. К тому времени, когда Гамильтон увидел на горизонте его мачты, караван находился уже на 24° восточной долготы. Гамильтон построил свои крейсера и эсминцы во главе конвоя и пошел противолодочным зигзагом на удалении 20 миль от транспортов. "Видеть крейсера, которые шли впереди нас, - записал офицер корвета в своем дневнике, - было для нас немалым моральным подспорьем".
Тяжелые корабли адмирала Товея в это время шли в восточном направлении значительно севернее конвоя, стараясь выдерживать безопасное расстояние от норвежских береговых аэродромов. На эскадре каждую минуту ожидали известия о выходе в море немецких линейных сил.
В Лондоне исчерпывающих разведданных о передвижениях противника не имели; тем не менее Адмиралтейство склонялось к мысли, что немецкие надводные силы атакуют корабли конвоя восточнее острова Медвежий. Конвой прошел этот остров где-то около полуночи, между тем в Адмиралтействе о линейных немецких кораблях знали только то, что "Тирпиц" и "Адмирал Хиппер" ушли из Тронхейма. По мнению высших чинов Адмиралтейства, это означало, что указанные корабли могли атаковать конвой PQ-17 или в полночь 4 июля, или несколькими часами позже, если бы немцы решили дождаться подхода из Нарвика более медлительных "Шеера" и "Лютцова". Однако провести разведку Нарвика англичане не имели возможности, так как туман препятствовал полетам авиации.
В 11.16 утра 4 июля американские морские чины в Лондоне передали в Вашингтон следующую информацию: "Британская воздушная разведка установила, что в Тронхейме тяжелых немецких кораблей нет. Адмиралтейство считает, что линейный немецкий флот движется к северу". Интересно, что Адмиралтейство получило информацию о возможной атаке на конвой не от авиации, а из другого "надежного источника", именовавшегося "А-2", который утверждал, что "немцы, вероятно, атакуют PQ-17 между 15 и 30° восточной долготы". Таким образом, ни у кого, практически, не было сомнений, что немецкие корабли нападут на караван самое позднее в ночь с 4 на 5 июля. Но свежих разведданных, которые могли бы подтвердить или опровергнуть сделанные морскими чинами выводы, в Адмиралтейство по-прежнему не поступало.
В такой обстановке Первый морской лорд сэр Дадли Паунд созвал штабное совещание, которое продолжалось весь день вплоть до глубокого вечера. Ближе к полудню 4 июля он позвонил адмиралу Кингу в отдел торговых перевозок при Адмиралтействе и вызвал к себе в офис капитана Г.Р.Г. Аллена, который отвечал за обеспечение конвоев серии PQ. Когда капитан Аллен вошел в комнату, он увидел там группу высших морских чинов, среди которых были контр-адмирал Ролингс, контр-адмирал Брайд и вице-адмирал Мур. Паунд сразу же озадачил Аллена весьма странным, на взгляд последнего, вопросом: "Скажите, капитан, снабжены ли корабли конвоя шифровальными блокнотами?" Это были простейшие комплекты для кодирования и расшифровки сообщений, которыми обменивались между собой торговые корабли.
Аллен ответил, что, насколько он знает, большинство транспортов такие блокноты на борту имеет. "Стало быть, - продолжал Паунд, - даже если кораблям придется рассредоточиться, мы по-прежнему сможем поддерживать с ними контакт?" Аллен подтвердил, что общение с транспортами будет возможно даже в случае рассредоточения. Этот обмен мнениями ясно указывает на то, что адмирал Паунд, который с самого начала был против отправки конвоя PQ-17, продолжал оставаться сторонником идеи рассредоточения конвоя в случае атаки на него надводных германских кораблей. При всем том, до тех пор, пока не поступили свежие сведения относительно местонахождении противника, было неясно, на какой тактике собирается настаивать Первый морской лорд.
В 12.30 Адмиралтейство отправило закодированную радиограмму Гамильтону, в которой говорилось, что ему разрешается - если, конечно, командующий флотом не прикажет обратного - проследовать вместе с конвоем восточнее 25-го меридиана. Все-таки Гамильтону в конце концов предоставили возможность двигаться на восток, а не поворачивать на запад при достижении 25° восточной долготы. Впрочем, если бы этот приказ не отвечал условиям безопасности кораблей крейсерской эскадры, Гамильтона никто не мог принудить его выполнять. Как бы то ни было, когда Гамильтон получил это сообщение, он испытал немалое облегчение, потому что уже готовился поворачивать на запад.
Позже в частной беседе он заметил, что идея покинуть конвой в тех широтах, где транспорты особенно нуждались в его защите, ему нисколько не улыбалась. Посетив совещания офицеров конвоя в Хвал-фьорде и в Сейдис-фьорде, он чувствовал едва ли не родственную связь с этими людьми и понимал, что отказаться от заботы об их безопасности не имеет права. По мнению Гамильтона, ситуация с проводкой конвоя складывалась таким образом, что его крейсера были просто обязаны проследовать далее 25-го меридиана. Гамильтон собирался идти на восток по крайней мере до 2 часов дня 5 июля, что для двух американских крейсеров, входивших в состав его эскадры, означало двигаться на пределе дальности. "Было очевидно, что мой долг - особенно в свете полученных позже от разведки сведений - состоял в том, чтобы оставаться с конвоем как можно дольше", - говорил он два дня спустя.
Гамильтон послал эсминец "Сомали" на дозаправку к следовавшему в составе конвоя танкеру. Кроме того, капитан эсминца должен был от имени контр-адмирала сделать коммандеру Бруми замечание за то, что тот шел на тридцать миль южнее, нежели это было оговорено прежде. Гамильтон продолжал настаивать на том, чтобы Бруми держался на 400-мильной дистанции от аэродрома Банак. Между тем видимость на море все улучшалась. Туман стал рассеиваться; теперь над морской гладью лишь кое-где белели его островки. Коммандер Бруми последовал данным ему Гамильтоном инструкциям и вскоре (в 4.45 вечера) изменил курс с восточного на северо-восточный. Это вызвало хаос в походном ордере конвоя, и прошло не менее часа, прежде чем порядок в строю кораблей был восстановлен.