В то же время переход к "прямым" военным действиям предусматривался союзниками только "после создания соответствующих[политических] условий". Политические же цели их, в первую очередь Великобритании, в борьбе с европейскими агрессорами заключались в восстановлении имперских позиций Лондона в бассейне Средиземноморья и обеспечении их контроля над Суэцким каналом и ближневосточными нефтяными ресурсами. В этих целях и были развернуты сначала британо-американские военные операции на Севере Африки, а в июле 1943 г. – Итальянская кампания союзников, обеспечившая свержение режима Б. Муссолини, но не исключившая территорию Северной Италии, которую тут же оккупировали немецкие войска, с арены вооруженной борьбы вплоть до 25 апреля 1945 г.
Проведя Итальянскую кампанию, союзнические войска, конечно же, внесли свой вклад в достижение общей победы над фашизмом. И значение этого вклада никто не оспаривает. Однако периферийное место и масштабы этих военных действий не позволяли сыграть должной роли в сокрушении главных сил фашистской Германии и не заставили ее снять необходимые для отпора британо-американцам силы с советско-германского фронта (тем самым они не повлияли существенно на ход борьбы Вооруженных Сил СССР, а Советский Союз, напротив, стал реально помогать союзникам уже с событий в Северной Африке, позволяя им свободно выбирать направления развертывания военных действий).
Характерными чертами ведения операций союзниками при этом являлись длительность и тщательность подготовки, обеспечение значительного превосходства в людских и материальных ресурсах, достижение стратегического превосходства в воздухе и на море, надежное огневое поражение обороны противника при ведущей роли ВВС, чрезмерный методизм и низкие темпы наступления…
Нерациональное, крайне медленное использование на второстепенных направлениях во имя достижения политических целей значительного количества вооруженных сил не только не способствовало достижению главной цели антигитлеровской коалиции – решительному разгрому Германии, но и существенно затруднило открытие второго фронта и проведение Нормандской и последующих операций союзников в Западной Европе. Например, на время первой, самой сложной фазы операции по высадке войск и сил союзников на Севере Франции в Италии находилось превышавшее их численность количество военнослужащих – 1 млн 339 тыс. человек с соответствующим вооружением в составе 27 дивизий против около 441 тыс. человек в составе 20 не самых оснащенных и боеспособных дивизий Германии [9, с. 21; 10, с. 442].
За более чем 1,5 года Итальянской кампании союзниками не было уничтожено ни одной дивизии немцев, в то время как только в зимне-весенней кампании 1944 г. Советские Вооруженные Силы разгромили 175 дивизий противника, при этом Вермахт лишился более 1 млн солдат и офицеров, 20 тыс. орудий и минометов, 4,2 тыс. танков и штурмовых орудий и около 5 тыс. самолетов. В летне-осенней кампании Красная Армия разгромила 314 дивизий и 47 бригад противника, из них 96 дивизий и 24 бригады были уничтожены или пленены, а людские потери составили 1,6 млн человек [1, с. 361; 11, с. 637; 12, с. 714]. На Западном фронте общие потери противника составили за весь 1944 г. 634 тыс. человек [13, с. 40]. "Мы впустую растрачиваем ресурсы… и что еще хуже… теряем время", – признавал генерал Д. Эйзенхауэр, предлагая как можно скорее перейти к десантной операции в Западной Европе, которую он впоследствии и возглавил в качестве главнокомандующего войсками союзников [14, с. 41].
Перед ведущими государствами антигитлеровской коалиции в 1944 г. вставали серьезные вопросы, касавшиеся эффективности их военного взаимодействия и требовавшие скорейшего разрешения. Они были общими для СССР, США и Великобритании, однако каждая из трех великих держав подходила к ним по-своему. Попытка найти общие подходы и была предпринята лидерами "Большой тройки" на Тегеранской конференции в конце ноября-начале декабря 1943 г. Тянуть было больше нельзя. Президент США Ф. Рузвельт, сторонник быстрейшего открытия второго фронта, незадолго до Тегеранской конференции заметил: "…Если дела в России пойдут и дальше так, то, возможно, будущей весной второй фронт и не понадобится" [15, с. 141]. Однако переломить высадки противников в Северной Франции, в первую очередь У. Черчилля, ему долго не удавалось.
Первый вопрос, витавший в атмосфере встреч лидеров "Большой тройки" в Тегеране, заключался в том, насколько союзники могут доверять друг другу, поскольку без определенного минимума доверия их взаимодействие было крайне затруднительным. Для СССР принципиальное значение имел фактор второго фронта: действительно ли политика США и Великобритании достойна доверия, учитывая то, что ключевой вопрос – открытие военных действий в Северной Франции – ими, несмотря на многочисленные заверения, не решался [16, с. 138]. Так, еще в июне 1942 г. между СССР и США было подписано Соглашение о принципах взаимной помощи в ведении войны. В опубликованных совместных официальных коммюнике (советско-американском и советско-английском) указывалось, что "достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в 1942 г." [17, с. 265].
Затягивание союзниками открытия второго фронта в СССР воспринималось крайне негативно, так как в этом очевидно просматривалось их стремление к "максимальному истощению и изнашиванию сил Советского Союза для уменьшения его роли при разрешении послевоенных проблем" [18, с. 670]. В написанном в резких тонах ответном послании И. В. Сталина от 24 июня 1943 г. У. Черчиллю, в котором с цитатами перечислялись все предыдущие обещания премьера на счет второго фронта, с сарказмом говорилось: "…Это Ваше ответственное решение об отмене предыдущих Ваших решений насчет вторжения в Западную Европу принято Вами и Президентом без участия Советского Правительства… хотя Вы не можете не знать, что в войне с Германией роль Советского Союза и его заинтересованность в вопросах второго фронта достаточно велики.
Нечего и говорить, что Советское Правительство не может примириться с подобным игнорированием коренных интересов Советского Союза в войне против общего врага. Вы пишете мне, что Вы полностью понимаете мое разочарование. Должен Вам заявить, что дело идет здесь не просто о разочаровании Советского Правительства, а о сохранении его доверия к союзникам, подвергаемого тяжелым испытаниям. Нельзя забывать того, что речь идет о сохранении миллионов жизней в оккупированных районах Западной Европы и России и о сокращении колоссальных жертв советских армий, в сравнении с которыми жертвы англо-американских войск составляют небольшую величину" [16, с. 138]. Советскому руководству было тем не менее ясно, что и в 1943 г. в войне с Германией придется рассчитывать лишь на собственные силы.
Что касается встречи на высшем уровне, то Ф. Рузвельт и У. Черчилль и ранее пытались пригласить И. В. Сталина на встречу втроем, скорее для того, чтобы смягчить его представления о коалиционной стратегии союзников [19, с. 37–38]. Однако обстановка на фронте не позволяла Верховному Главнокомандующему покинуть страну. Только теперь, после коренного перелома в ходе войны, советский лидер почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы принять это приглашение. За ним уже стояли крупные военные победы, возросшая мощь и авторитет Советского государства, позволявшие рассчитывать на успешное отстаивание интересов СССР. Ему же принадлежало и предложение о Тегеране как месте созыва конференции.
Поэтому для советской делегации и спустя 1,5 года главным вопросом на Тегеранской конференции было подтверждение обещания открытия союзниками второго фронта. Хотя американские и британские представители в период предшествовавшей встрече в Тегеране Московской конференции союзных государств на уровне руководителей их дипломатических и военных (британские и американский военные представители, генерал-лейтенант Г. Исмей и генерал-майор Дж. Дин) ведомств подтвердили решение об открытии второго фронта "весной 1944 г." [20, с. 92–106], это, ввиду того что все обещанные до этого сроки его открытия были сорваны, еще не гарантировало точного соблюдения и этого нового срока. Даже когда 30 ноября Ф. Рузвельт сообщил в Тегеране "маршалу Сталину приятную для него новость" о том, что "Оверлорд" намечен на май 1944 г. и будет проведен "при поддержке десанта в Южной Франции", в окончательность этого решения верилось с трудом. И. В. Сталин, выразив, конечно, свое удовлетворение данным решением, для укрепления решимости союзников даже заверил Ф. Рузвельта и У. Черчилля, что "к моменту начала десантных операций во Франции русские подготовят сильный удар по немцам" [21, с. 141].
В определенной степени "подталкиванию" союзников к этому решению было призвано способствовать и заявление уже в первый день работы конференции в Тегеране главы советского правительства о том, что вступление СССР в войну с Японией, о котором неоднократно просили союзники, "может иметь место, когда мы (т. е. все вместе. – В. 3.) заставим Германию капитулировать". Это заявление У. Черчилль при личной встрече с И. В. Сталиным 30 ноября назвал "историческим" – такая реакция премьер-министра в немалой степени была связана с тем, что британское руководство не ожидало, что Москва сама поднимет в Тегеране вопрос о войне с Японией [21, с. 95; 137; 22]. Для президента США и его окружения отношение к вопросу о втором фронте определялось оценкой СССР как могущественного военного союзника для разгрома не только Германии, но впоследствии и Японии [23, с. 270 – 290; 24; 25; 26]. Генерал Дж. Дин, глава американской военной миссии в Москве в 1943–1945 гг., писал, что "почти с начала нападения Японии на США и фактически почти до окончательной катастрофы Японии президент и начальники штабов придавали величайшую важность советскому участию в Тихоокеанской войне" [27, с. 110]. Поэтому, предпринимая этот шаг, советская делегация учитывала его большую политическую значимость. Тем самым СССР продемонстрировал союзникам свое стремление к военному сотрудничеству не только в Европе, но и в Азии. Вместе с тем упоминание о том, что вступление СССР в войну против Японии может иметь место лишь после капитуляции Германии, подчеркивало связь развития дальневосточных событий с быстрейшим открытием второго фронта в Европе. При этом И. В. Сталин развеял опасения союзников о последствиях для послевоенного переустройства в Азии, заявив на заседании 30 ноября о своем согласии с тем, "чтобы была создана независимая Корея и чтобы Формоза и Маньчжурия были возвращены Китаю" [21, с. 143].
Решения Тегеранской конференции имели огромное значение. Договоренность об одновременном проведении "Оверлорда" на западе Европы и советских наступательных действий на востоке, да еще и подкрепленная заверением СССР о готовности оказать помощь союзникам в войне против Японии после завершения разгрома Германии, говорила о том, что отношения в рамках "Большой тройки" наполнились "новым содержанием – согласованием планов их военных операций" [28, с. 187]. По сути, речь шла о новом этапе коалиционной войны с более тесной, чем прежде, координацией военных действий трех государств до конца мировой войны.
Тем не менее масштабы планировавшихся и фактически проводимых союзниками операций в Европе в 1944 г. ни в какое сравнение не входят с развернутым грандиозным наступлением Вооруженных Сил СССР по всему советско-германскому фронту (знаменитые 1 °Cталинских ударов). Сердцевиной этого мощного натиска на гитлеровскую военную машину являлось наступление Красной Армии в Беларуси (Белорусская стратегическая наступательная операция "Багратион"), которое осуществлялось по заранее достигнутой договоренности с союзниками [19, с. 146–147].
В результате к сентябрю 1944 г. Вооруженные Силы СССР освободили часть Румынии и Польши и подошли вплотную к границе Германии, до чего союзникам было еще далеко.
И все же нельзя не отметить с удовлетворением, что в результате решения о приоритете операции "Оверлорд" – этой без преувеличения наиболее грандиозной стратегической десантной операции союзников в годы мировой войны – открывался путь к скорейшей победе над Германией, к реальной возможности "сломать ей хребет", по выражению Главнокомандующего ВМС США адмирала Э. Кинга [29, с. 562].
В конце мая 1944 г. союзники накопили в Англии для высадки в Нормандии порядка 80 дивизий. Только в составе первой волны они насчитывали 156 тыс. человек, поддерживаемых армадой в более 10,8 тыс. боевых самолетов. Всего же до начала августа планировалось перевезти более 2,8 млн человек войск и служб обеспечения [30, с. 459; 31, с. 341; 32, с. 21; 33, с. 30; 1, с. 358–359].
Численность немецких войск в Нормандии составляла от 415 до 490 тыс. человек. Помимо этого, на остальной территории Франции находились 900 тыс. военнослужащих Вермахта, 2200 танков и 2300 самолетов [34, с. 192]. На побережье Северной Франции, Бельгии и Голландии немцы имели 36 дивизий оккупационных войск, а всего здесь дислоцировалось 58 дивизий Вермахта [1, с. 358–359; 35, с. 172]. Немцами была выстроена оборонительная линия – так называемый Атлантический вал. К началу высадки союзников на Западном побережье были возведены более 12 тыс. укреплений, а в районе французского Средиземноморья – 943 оборонительных сооружения [30, с. 467;
1, с. 358–359]. Для воспрепятствования массовой высадке десанта и для изменения главного направления удара союзников в выгодных для немцев направлениях были установлены около 0,5 млн береговых препятствий и заложены 6,5 млн мин [30, с. 467].
Однако немцам, располагавшим малоопытными и плохо оснащенными войсками, так и не удалось создать непреодолимую оборону. Американские военные историки в 1945 г. отмечали: "Система укреплений была совершенно недостаточна", а из средств обороны подавляющее число составляли пулеметы и легкие орудия [36, с. 24–27], поэтому высадка прошла вполне успешно.
Успеху союзников с самого начала способствовали также действия сил движения Сопротивления во Франции, чьи удары синхронизировались с высадкой десанта. Верховный главнокомандующий союзными экспедиционными силами Д. Эйзенхауэр не без основания рассчитывал на серьезное участие в операции "Оверлорд" французского движения Сопротивления. Перед вторжением участники Сопротивления информировали союзное командование о передвижениях частей оккупантов и всячески препятствовали их перемещениям в Нормандии. Союзное командование также ввело в действие несколько планов дезорганизации ко "дню Д" тыла немцев во Франции: план "Грюн" еще перед вторжением предусматривал разрушить 570 железнодорожных узлов и станций на 30 главных направлениях, план "Шильдкротен" – нарушение линий связи, подрыв мостов и виадуков [37, с. 127; 1, с. 362]. Важную роль сыграла и дезинформация, запущенная британо-американским командованием, о месте высадки (Па-де-Кале) и ее командующем (Дж. Паттон) [38, с. 375–376, 390; 39, с. 4–8; 40, с. 45]. Как бы то ни было, успешная высадка союзных войск и их неожиданно для противника скорое продвижение в глубь французской территории явились важнейшими слагаемыми успеха Нормандской операции. Но самым опасным для немецких войск было то, что А. Гитлер не мог снять для усиления позиций на севере Франции никаких подкреплений, кроме небоеготовых территориальных оккупационных войск с других французских и соседних территорий.
Высадка союзных войск началась 6 июня 1944 г. на 5 основных участках: "Омаха", "Юта", "Джуно", "Суорд", "Голд". Для проведения операции в общей сложности использовались 6939 кораблей и судов, в том числе 4126 (3261 британский и 865 американских) десантных кораблей и 1092 (890 британских и 150 американских) военных кораблей всех видов и классов, 1360 транспортных самолетов и около 3000 планеров. Наземной высадке предшествовал воздушный десант в составе 101-й и 82-й воздушно-десантных дивизий США и 6-й – Великобритании [30, с. 540; 13, с. 23].
К концу 6 июня, несмотря на проблемы, возникшие на участке "Омаха", союзникам удалось закрепиться на всех пяти участках высадки морского десанта и доставить на побережье более 155 тыс. солдат и 16 тыс. единиц боевых машин и автотранспорта, в том числе 900 танков и бронетранспортеров, и 600 тыс. орудий. Вопреки ожиданиям, потери союзников оказались относительно незначительны: 6 тыс. американцев, 3 тыс. англичан и канадцев. К исходу 12 июня союзники создали на французском берегу плацдарм протяженностью 80 км по фронту и в 13–18 км в глубину. В течение последующих шести недель десант вел тяжелую борьбу за расширение плацдарма, обеспечение транспортировки и сосредоточение крупных группировок войск для создания решительного превосходства в силах и средствах на восточном и южном направлениях. Только к концу июня плацдарм союзников достиг 100 км по фронту и от 20 до 40 км в глубину. Там были оборудованы 23 аэродрома; численность британо-американских войск составляла 875 тыс. человек [37, с. 144–146].
В ходе подготовки и проведения операции "Оверлорд" и особенно после переноса военных действий Вооруженных Сил СССР на территорию Германии координация взаимодействия шла по линии Генерального штаба Красной Армии, центральных и главных управлений Наркомата обороны с представителями американской и британской военных миссий. Проводился обмен оперативной и другой информацией, согласовывались вопросы по боевому применению и взаимодействию ВМФ, ВВС, артиллерии, инженерных войск и других видов и родов войск как в стратегическом, так в оперативном и тактическом плане. Координировались планы стратегической дезинформации противника и планы пропаганды в связи с операциями по сквозным бомбардировкам. Проводился обмен информацией о состоянии и положении войск с приложением, как правило, оперативных карт, схем и расчетов. Генеральный штаб Красной Армии регулярно информировал союзников об обстановке на фронтах и в зависимости от продвижения войск уточнял рубежи и объекты огневого поражения противника.
Для англо-американской авиации, действовавшей с аэродромов Италии и Англии, было выделено несколько аэродромов на Украине (в районе Полтавы и Миргорода), с использованием которых проводились сквозные челночные операции по бомбардировке военных объектов на территории Германии [41, л. 59].