И действительно, Крымская война, вошедшая в историю с таким названием по месту самых кровавых военных столкновений между союзными войсками турок, французов, англичан, позднее итальянцев, австрийцев с одной стороны и русских с другой, развернется не в При дунайских княжествах, куда Николай I введет войска во имя спасения единоплеменных славян и защиты неприкосновенности прав и преимуществ "Нашей Православной Церкви", как заявлялось в Манифесте 14 июня 1853 г., а в Крыму, куда уже через месяц прибудет флот Англии и Франции. Своих целей они не скрывали. Крым и Кавказ надо было во что бы то ни стало у России отобрать и передать Турции. Таков тайный смысл, казалось бы, научной работы заграничных коммерсантов на юге России того времени. Своих граждан к войне с Россией в Западной Европе готовили заблаговременно.
Интерес иностранцев в Причерноморье к скифскому золоту продемонстрировал в целом их потребительское отношение к историческому наследию России. Особенно наглядно это проявилось при создании Русского археологического общества.
Считается, будто главная роль в создании нумизматического общества принадлежала немецкому барону Бернгарду Кёне. Не обошлось здесь без личной заинтересованности и интриг. Кёне очень хотел стать членом Императорской Академии наук. В Берлине он прославился своими нумизматическими приобретениями и способностью входить в доверие к нужным людям. По приезде в Россию в 1844 г. Кёне сумел расположить к себе Алексея Уварова. В качестве первой ступени к заветной мечте Кёне пожелал получить кафедру в Петербургском университете. Его кандидатура академиков явно не вдохновляла, и на это место был рекомендован другой немец, специалист по Античности Л.Э. Стефани, работавший на тот момент в Дерпте. Он согласился. Прибыл в столицу. Но Стефани не утвердил министр народного просвещения С.С. Уваров. Стали ходить слухи, что произошло это не без участия молодого Уварова. В результате на заветную кафедру не попал ни тот ни другой. Зато Кёне удалось добиться места помощника начальника 1-го отделения в Эрмитаже и получить доступ к нумизматическим коллекциям. Впоследствии именно с Кёне будут связывать появление огромного количества поддельных монет в Эрмитаже. Для многих не прошло незамеченным его общение с темными перекупщиками из-за границы.
То, что идея открытия Археологического общества принадлежала Кёне, можно признать лишь условно. В 1844 г. возникло Русское географическое общество - организация общественная, с задачами, преследующими, прежде всего, национальные интересы в исследовании рубежей и недр страны, с определенной долей государственного финансирования, но самостоятельная в определении частных инициатив, частных инвестиций и пожертвований. Традиционно, статусность подобным обществам придавала близость к особам императорской фамилии. Географическое общество возглавлял великий князь Константин Николаевич - сын Николая I. Руководство Археолого-Нумизматическим обществом было поручено зятю Николая I герцогу Максимилиану Лейхтенбергскому (женатому на старшей дочери царя, Марии Николаевне).
Противостояние между группой иностранных любителей русских древностей и русских чиновников обнаружилось во время обсуждения целей Общества и определения того, ради чего оно создавалось. В письме на имя министра внутренних дел Л.А. Перовского герцог Максимилиан Лейхтенбергский 10 марта 1846 г. создание Общества обосновывает необходимостью "изучения древностей и ознакомления иностранцев с богатыми нумизматическими памятниками древних времен коими обладает Россия". Те же строки читаются и в коллективном письме на имя Перовского, где говорится, что подобное Общество полезно "не только для распространения в отечестве вкуса к науке и изяществу, но и для ознакомления иностранцев, ныне в особенности обращающих на нас внимание по сему предмету…". В числе подписавшихся встречается и фамилия Алексея Уварова. Однако "иностранный уклон" в пропаганде целей археологического общества, пусть даже с добавлением нумизматического, иностранцев, привлеченных в качестве наемных администраторов при различных ведомствах и научных учреждениях, в кругу идеологов русского просвещения и православия понимания не нашел. На имя российского императора Николая I поступает другая депеша, в которой цели Археолого-Нумизматического общества трактуются более обобщенно: в области изучения классической археологии, древностей и нумизматики стран западных и восточных. Предметом изучения археологии должны были стать "изящные произведения древности".
Тем не менее иностранная "партия" во главе с Кёне начала работать так, как первоначально задумывалось, а именно не в интересах России. Проявилось это с первых же заседаний Общества, когда обнаружились противоречия иностранной группы и русской в языковом вопросе. Кёне выступал категорически против ведения заседаний на русском языке. На французском и немецком языках велись подобные же заседания в Географическом обществе. Объяснялось это в первую очередь тем, что многие из иностранцев русский язык вообще не знали и не считали нужным изучать, хотя состояли на службе в России долгое время, получали немалые вознаграждения за свои услуги. Они откровенно проявляли высокомерие по отношению к русской культуре, что вызывало немалое раздражение у тех, для кого национальные интересы России и патриотические убеждения стояли не на последнем месте. Одним из них оказался граф А.С. Уваров.
В октябре 1849 г. на собрании Общества Уваров выступает с предложением об организации денежных премий, медалей за оригинальные сочинения по археологии древностей. Сам предлагает тему "О металлическом производстве в России до конца XVII века в отношениях к искусствам, художествам и ремеслам" и свои личные деньги. Обязательным условием Уваров ставил создание ученого труда на русском языке. Выполнить этот заказ обещал И.Е. Забелин. Опыт оказался настолько удачным, что в Общество в течение двух лет обратилось с подобными предложениями еще девять заявителей. Из них трое были из купеческого сословия, что само по себе показательно. Прикладной характер исследований поднимал авторитет Общества в глазах ученого мира. Сам Уваров еще дважды выступал с инициативами по новым темам. Все его проекты выполнялись на русском языке.
Однако влияние иностранной "партии" в Археолого-Нумизматическом обществе все же сказалось, особенно в методике археологических исследований.
В начале 1847 г. на одном из заседаний Общества встал вопрос о необходимости выезда на юг России, дабы "восполнить сведения о сохранившихся там памятниках древности". На это предложение откликнулся молодой граф Алексей Уваров. В сопровождающие к нему напросился П. Сабатье.
О целях его путешествия к скифским курганам и его впечатлениях в книге о Керчи уже говорилось выше. Уварову же доверили столь ответственное задание не только потому, что он вызвался поехать за свой счет, но и потому, что имел прямой доступ к высшим сферам. Напомним, его отец в тот период был министром народного просвещения, а в министерстве проявляли крайнюю заинтересованность в объективной информации о состоянии керченских курганов. Задачу перед младшим Уваровым ставили конкретную: следовало выяснить, все ли курганы уже хищнически разрыты и разграблены или все-таки целесообразно возобновить археологические раскопки? Ведь курганы разрывались повсеместно. При этом было известно, что похожих курганов, пусть более позднего времени, очень много и в центральной части России. По сложившимся представлениям они делились на три разряда: норманнские, мерянские и боевые. Больше всего, по идее, должно было быть курганов норманнских, так как "норманны, проходившие чрез древнюю Русь по направлению водяных сообщений, воздвигали свои курганы на берегах рек". Отсюда возникал логический вывод: норманнские ценности, подобно скифским, могут быть зарыты и в этих курганах. Но трудно было определить, какие из них мерянские, а какие норманнские или боевые. Хотя уже появилось много желающих, особенно среди помещиков, проводить такие раскопки за свой счет. По селениям и ярмаркам стали разъезжать скупщики древностей. Так назревало решение о санкционированных масштабных раскопках курганов в зоне предполагаемого нахождения норманнов.
Глава 3
Правительственные раскопки XIX столетия: по правилам или не по правилам?
В 1851 г. во Владимирской губернии начались массовые археологические раскопки. За четыре летних сезона, по сведениям одного из наблюдателей К.Н. Тихонравова, от Суздальского уезда по направлению к Плещееву озеру было срыто более 13 тысяч курганов. Руководителем тех раскопок на начальной стадии являлся А.С. Уваров. В связи с этим в исторической науке возникло много спекуляций вокруг его имени. Уварова объявляли главным виновником утерянных для науки курганов, обвиняли в торопливости, некомпетентности и прочих грехах. Отчасти повод к таким выводам дал сам Уваров. К I Археологическому съезду он подготовил материал на тему: "Меряне и их быт по курганным раскопкам", где пересказывал свою беседу с министром внутренних дел Л.А. Перовским. Между ними обсуждалась необходимость проведения археологических исследований в центральной и северной части России. Перовский тогда предложил начать раскопки с Новгорода. По мнению же Уварова, исследования там уже проводились, но нужных результатов не дали. Кроме того, по замыслу Уварова копать следовало не сами городища, а курганы в окрестностях тех древних городов, которые, как записано в летописи, Рюрик раздавал своим варягам и с них же собирал дань. То есть там, где "наследили" варяги. Особенно много курганов располагалось по направлению Новгород-Суздаль. Значит, и исследовать нужно в первую очередь какой-то из районов этого региона. Предпочтительнее всего местности Суздаля и Переславля-Залесского.
Каких-либо специальных указов, разрешающих проведение раскопок, Уварову не давалось. Но понятно, что решение о тех раскопках принималось не одним молодым 26-летним Уваровым, а на самом высшем уровне. Позднее в Археологическом обществе будут прямо говорить о том, что Общество средства на эти цели не выделяло и что вообще это - правительственное мероприятие.
На самом же деле массовые раскопки курганов уже давно велись. Во многих губернских, да и в уездных городах с 1840-х гг. становится престижным иметь свои краеведческие музеи. При них создаются так называемые штатные Комиссии с правом ведения археологических исследований в своих местностях, скупки у населения предметов старины, публикации отчетов. С музеями начинают делиться своими экспонатами частные коллекционеры. Собирательство, перепродажа предметов древности для простых граждан становится модным и выгодным увлечением. Конечно же, находились люди, понимавшие всю пагубность ситуации с беспорядочными раскопками для научного осмысления прошлого. Предпринимались попытки создания каких-то органов, которые бы контролировали незаконные раскопки древних могил. Наконец, обсуждались вопросы по написанию единых правил отчетности, учета и хранения для тех же членов местных комиссий, которые самостоятельно проводили подобные исследования. Однако повлиять на ситуацию оказалось крайне сложно.
На ученом совете III Археологического съезда, состоявшегося в Киеве в 1874 г., была избрана уже специальная Комиссия "для выработки правил научной раскопки древних могил и описания и хранения могильных древностей". В преамбуле документа подробно говорится о мотивах, побудивших к созданию Комиссии. В 1840-х гг. было раскопано много курганов в юго-западных губерниях исправниками, становыми приставами, волостными писарями, помещиками: "Раскопки поручались без какой бы то ни было инструкции каждому, кто изъявлял желание производить их и доставлять найденное в то или другое учреждение…" И далее курганы раскапываются "…во многих местностях, где были тысячи курганов, остаются только сотни и десятки, а есть и такие местности, где от бывших курганных могильников не сохранилось никаких признаков". По свидетельствам местных жителей, раскопки велись по распоряжению начальства.
Такая "практика археологических раскопок… не дает возможности пользоваться могильными древностями с историческими целями". В основу инструкции должно положить "следующие правила: 1) могила, при раскопке которой дневник не был составлен по правилам инструкции, признается потерянною для науки; 2) все находки из данной могилы должны быть означены ее номером и хранимы отдельно по могилам…". А кроме того, следует признать величайшим злом современной русской археологии практику покупки правительственными и общественными музеями предметов у промышленников могильных древностей, не имеющих раскопочных дневников. Музеи переполнены древними бытовыми изделиями, неизвестно кем, когда и при каких условиях выкопанными. Древности сортируются под влиянием художественного вкуса, а не по требованиям историко-археологической науки. Бытовые изделия могил разных местностей, времен и народов смешиваются и разбиваются произвольно, группируются не по могилам, а по составу, формам и значению предметов.
Такое беспорядочное собирание и безответственное хранение древностей приводит к неверным историческим выводам. Например, о якобы своеобразном обычае погребения с присыпками костей покойников возле курганов. После повторного же исследования выяснилось, что останки присыпались расхитителями гробниц. Случалось это после того, как они выносили из гробниц все содержимое на дневной свет. А что представляет собой коллекция К.И. Ольшевского по Суоргомскому катакомбному могильнику, составленная по покупкам у промышленников? В ней содержатся бытовые изделия пяти исторических эпох, тогда как в действительности все изделия этого могильника определяются многочисленными монетами, датированными одной эпохой.
Предложения Комиссии сводились к следующему: создалась "потребность немедленно приступить к систематическому поуездному исследованию по правилам инструкции курганов и городищ, сохранившихся в центральных губерниях России".
Фактически Комиссия в составе Антоновича, Ивановского и Самоквасова предлагала радикальное решение: признать все предыдущие раскопки курганоманией, отказаться от выводов, какие строились на основе несистематизированного отбора древностей, и начать новые раскопки по единым правилам инструкции. Провозглашалось, что эти правила призваны служить нравственным законом для всех лиц, раскапывающих древние земляные насыпи. Проект инструкции обсуждался на собрании съезда 21 августа. И что интересно: был принят единогласно. Оставался вопрос: насколько серьезно отнеслись участники Археологического съезда к принятому ими решению?
С одной стороны "неправильность" проведения раскопочных работ осознавалась всеми. Идея совершенствования методики полевых исследований, а также систематического и осторожного производства работ при открытии древностей обсуждалась еще в 30-х гг. В 1859 г. создается Императорская Археологическая комиссия, в задачи которой входит сбор сведений о памятниках древности и пресечение незаконных раскопок. Однако следует заметить, что эта комиссия возникла в момент наибольшего спада активности Археологического общества. Формально никакие археологические раскопки в те годы не производились. Заседания Общества проходили по одному разу в год. Поэтому перспективы прекращения незаконных раскопок казались вполне уместными. С другой стороны, сохранялось убеждение, что ценности, подобные скифским, все-таки еще не найдены и они обязательно есть. Все эти годы и вплоть до III Археологического съезда не прекращались дискуссии о сущности самой археологии как науки. Что именно является предметом ее изучения? Как она соотносится с другими науками? Где готовить специалистов-археологов?
Главенствующей в этом вопросе была точка зрения Погодина и Уварова: археология изучает памятники вещественные, духовные и прочие, какого бы рода они ни были. Но археология не является самостоятельной наукой, а только вспомогательной исторической дисциплиной. Основными являются источники письменные - летописи.
А между тем массовые раскопки курганов выходят на новый уровень. Тот же член Комиссии по выработке правил научных археологических исследований Л.К. Ивановский разворачивает свою деятельность в Санкт-Петербургской губернии. Копал там Ивановский уже с 1871 г. Его упорство в изыскании норманнских древностей будет продолжаться без малого десять летних сезонов. Под его личным руководством сроют около 7 тысяч курганных холмов. Хотя задача, стоявшая перед доктором медицины Ивановским в начале раскопок, ставилась конкретно и давно была выполнена. Надо было всего-то лишь найти черепа для сличения их с черепами из других местностей. Перспективными исследованиями считались изыскания Н.Е. Бранденбурга. Все-таки он копал в самом сердце летописного пребывания варягов на Русской земле - на Ладоге, Волхове. Вел раскопки Старо-Ладожской крепости. Сколько он срыл курганов - неизвестно. С большим размахом раскопки ведутся в те годы в Поволжье, на Кавказе, на Южном Урале, в Причерноморье.
Свою негативную роль в курганомании сыграла отмена крепостного права в 1861 г. и последовавшая за этим земельная реформа, о которой уже говорилось выше. Если до реформы помещики и так были вольны делать на своей земле все, что угодно, и копать, где им заблагорассудится, то теперь от них потребовался учет всех земельных угодий. По замыслу правительства временнообязанные крестьяне должны были переходить в разряд собственников. Помещику вменялось передавать крестьянской общине часть своих земель для дальнейшего подушевого распределения. Душевой надел нарезался в разных частях помещичьей усадьбы и состоял из пахотной земли, пастбищ, пустошей. Таким образом, возникала необходимость вводить в оборот ранее не использованные земли, и в том числе поля с заросшими холмами, скрывавшими древние насыпи. Археологические раскопки по сбору древностей в таком случае использовались, скорее всего, как повод. Для наблюдения за ними привлекались те же исправники, писари, землемеры и прочие. Дневников раскопок они, увы, не вели.
Между прочим, именно из откровений Уварова в "Мерянах…" можно прочувствовать в полной мере обстановку кладоискательского бума вокруг раскопок древностей в ту пору. Уваров на основании записей П.С. Савельева рассказывает о каких-то раскопках Н.А. Ушакова в Весьегонском и Вышневолоцком уездах 1843 г., о раскопках того же Ушакова в Устюжском уезде Новгородской губернии в 1844 г., где тот исследовал 50 курганов и эти раскопки были более удачными. Что значит более удачными, узнаем ниже. В этом же ключе он пишет о раскопках некоего А. Нечаева в 1866 г. в Коломенском уезде под Москвой: "14 курганов оказались пустыми. О вещах в курганах Нечаев ничего не говорит". О своих собственных раскопках Уваров рассказывает аналогично: "У села Ра-дованье срыто 14 курганов. Ничего не найдено". И далее в том же ключе: "Разрытие курганов у Хабарова городка ничего не объяснило. Село Вески: на древнем кладбище: разрыт 121 курган. Найдена одна монета Оттона середины X века".
Наконец, высказывая свое отношение к "черным" копателям, Уваров, по сути, раскрывает смысл всех мероприятий по поиску древностей. Перечисляя около десятка селений, где курганы были уже кем-то повреждены, он заключает: "Многие из этих раскопок не доставили никаких научных сведений и пропали для нас бесследно, потому что раскопки, предпринимаемые людьми неопытными и не с научной целью, были ведены наудачу, а при отсутствии по металлу вещей немедленно прекращались - как лишний расход, не покрываемый прибылью".