Победоносный поход на Полоцк упрочил престиж и влияние правительства Грозного, которое тотчас после завершения похода стало готовить новые репрессии против недовольных бояр.
* * *
С началом русско-литовской войны власти все чаще подвергали преследованиям членов боярской оппозиции и дворянской фронды. В дни осады Тарваста в 1561 г. литовский гетман Радзивил обратился к тарвастским воеводам кн. Т. А. Кропоткину, кн. М. Путятину и Г. Трусову с предложением изменить "окрутному и несправедливому государю" Ивану и перейти на королевскую службу, "з неволи до вольности". Царь подозревал, что его воеводы сдали Тарваст вследствие увещеваний гетмана, и по возвращении их из литовского плена велел расследовать их прошлое и родственные связи. В царском архиве хранилось "дело Тарваское про тарваское взятье, как приходил под Тарвас троетцкой воевода и сыск детей боярских родства, которые были в Тарвасе во взятье". После розыска опальные воеводы были засажены в тюрьму, их вотчины и поместья конфискованы. Князь Кропоткин и его друзья сидели в тюрьме около года. Во время похода на Полоцк царь "пожаловал" их и велел освободить, "вымать" из тюрьмы.
Количество "изменных" дел, подобных тарвастскому, заметно возросло в годы русско-литовской войны. В начале полоцкого похода на сторону литовцев перешел знатный дворянин Б. Н. Хлызнев-Колычев, предупредивший врагов о грозившей им опасности. В дни похода, при остановке в Невеле (19-20 января 1563 г.) царь собственноручно казнил князя И. Шаховского-Ярославского. Сразу после окончания Полоцкого похода в Литву отъехал служилый (удельный) князь Кудадек (Александр) Черкасский. После 21 февраля 1563 г. к литовцам перебежал дворянский голова князь Г. К. Черкасский.
Среди многочисленных измен и заговоров наибольшую тревогу правительства вызвало дело о заговоре стародубских воевод. В начале марта 1563 г. к царю в Великие Луки была привезена вестовая отписка от смоленского воеводы М. Я. Морозова, бывшего члена Избранной рады. Отписка М. Я. Морозова, сохранившаяся в книгах Разрядного приказа, лишена тенденциозности, неизбежной при летописной обработке. "Прислал к ним, - писали смоленские воеводы, - казачей атаман Олексей Тухачевский литвина Курняка Созонова, а взяли его за пяти верст от Мстиславля, и Курьянко сказал: король в Польше, а Зиновьевич (литовский воевода.- Р. С.) пошел к Стародубу в чистой понедельник (21 февраля 1563 г. - Р. С.) и с ним литовские люди изо Мстиславля, из Могилева, из Пропойска, из Кричева, из Радомля, из Чечерска, из Гоим, а пошел по ссылке стародубского наместника - хотят город сдати".
По Разрядам, в Стародубе служили наместник князь В. С. Фуников-Белозерский и воевода "для осадного времени" И. Ф. Шишкин. Родня Адашева Шишкин был единственным из Ольговых, дослужившимся до воеводских чинов. По словам Курбского, "сродник Алексеев" был "муж воистинну праведный и зело разумный, в роде (Ольговых.- Р. С.) благороден и богат".
Царь придал отписке Морозову самое серьезное значение и "наспех" на подводах послал в Стародуб воеводу Д. Г. Плещеева, родню Басманова. Заподозренные в измене стародубские воеводы Шишкин и Фуников были арестованы и под конвоем отправлены в Москву. Началось расследование, которое привело к аресту почти всех родственников бывшего главы правительства А. Адашева. Под стражу были взяты окольничий Д. Ф. Адашев, его тесть П. Туров, воевода А. П. Сатин, шурин А. Ф. Адашева и т. д.
Суд над стародубскими изменниками наэлектризовал политическую атмосферу до крайних пределов и вызвал первую крупную вспышку террора.
В дни, когда был раскрыт стародубский "заговор", боярин князь Курбский получил назначение- на воеводство в Юрьев, что означало для него почетную ссылку. Прежде чем отправиться в Юрьев, Курбский заехал за семьей в Москву. Там он виделся со своим приятелем П. И. Туровым, вскоре арестованным по делу о стародубской измене. Туров рассказал боярину о своих мрачных предчувствиях и "исповедал" ему "видение божественное дивное..., проповедающее (ему. - Р. С.) смерть мученическую...". Через месяц "видение" сбылось: тесть Адашева сложил голову на плахе. Туров погиб примерно в одно время с И. Ф. Шишкиным. Тогда же казни подверглись брат А. Ф. Адашева - окольничий Д. Ф. Адашев с сыном Тархом и Алексей, Федор и Андрей Сатины с семьями.
Розыск о стародубском заговоре положил начало длительной цепи репрессий против уцелевших членов кружка А. Ф. Адашева и приверженцев Сильвестра.
Многие сторонники павшего правительства понимали роковое значение "стародубского дела" и старались помешать готовившейся расправе с адашевскими родственниками. К числу лиц, пытавшихся заступиться за "изменников", принадлежал, по-видимому, боярин князь А. М. Курбский. Сразу после Полоцкого похода он попал в опалу и был сослан на воеводство в Юрьев. По пути к месту назначения Курбский заезжал в Псково-Печорский монастырь, где долго беседовал со старцем Васьяном и игуменом Корнилием. Весною 1563 г. опальный юрьевский воевода обратился к Васьяну с посланием. Он испрашивал у старца помощи и заступничества. "И многожды много вам челом бью, - писал он,- помолитеся о мне окаянном, понеже паки напасти и беды от Вавилона на нас кипети многи начинают". Упоминание о Вавилоне имело аллегорическое значение. В повести о Вавилонском царстве, получившей распространение на Руси в конце XV-XVI вв., обосновывалась идея преемственности царской власти в Византии от повелителя Вавилона. Под напастями и бедами "от Вавилона" Курбский подразумевал гонения со стороны царя.
* * *
Среди различных боярских группировок, поддерживавших правительство Сильвестра, одной из самых влиятельных была группировка князей Старицких. Сильвестр был доверенным лицом и советником первого из удельных князей. С распадом правительственной коалиции Сильвестра Старицкие лишились прежнего влияния в правительственных сферах. Приход к власти Захарьиных оживил давнее соперничество между Старицкими и их заклятыми врагами Захарьиными. Вполне понятно, что Старицкие не только примкнули к удельно-княжеской оппозиции, но и возглавили ее. Со своей стороны, Захарьины лишь ждали удобного повода, чтобы избавиться от опасной родни. После Полоцкого похода такой повод, наконец, представился. Едва правительство завершило расследование о заговоре Стародубских воевод, как был получен донос на Старицких. Доносчик Савлук Иванов служил дьяком у Старицких и за какие-то провинности был посажен ими в тюрьму. Будучи в тюрьме, Савлук ухитрился переслать царю "память", в которой сообщал, будто Старицкие чинят государю "многие неправды" и держат его, дьяка, "скована в тюрьме", боясь разоблачения. Иван велел немедленно же освободить Савлука из удельной тюрьмы. Доставленный в Александровскую слободу, дьяк сказал на Старицких какие-то "неисправления и неправды". "По его слову, - сообщает летопись, - многие о том сыски были и те их неисправления сыскана". Розыск по делу Старицких начался в июне 1563 г. и закончился только к началу августа. Официальная лет-опись отмечает продолжительность следствия, но обходит полным молчанием вопрос о причинах осуждения первого из удельных князей. В чем состояли "неправды" и "неисправления" Старицких, можно лишь догадываться.
Правительство Захарьиных специальным распоряжением воспретило князю Бельскому всякие сношения с думой Старицкого удела. По-видимому, Старицких подозревали в причастности к заговору Бельского - Вишневецкого и в тайных сношениях с Литвой. Некоторые события, происшедшие во время Полоцкого похода, как будто подтвердили эти подозрения. В дни похода на сторону врага перешел знатный дворянин Б. Н. Хлызнев-Колычев. Изменник "побеже ис полков воеводских з дороги в Полтеск и сказа полочаном царев и великого князя ход к Полотцску с великим воиньством и многим нарядом". Перебежчик выдал врагу важные сведения о планах русского командования, которые немедленно же были переданы полоцкими воеводами литовскому правительству.